 |
||||||||||||||||||
|
|
|
|
 
В выпуске «Знаков» о проекте «Улицы памяти» я лишь краешком коснулся истории появления на свет в декабре 1998 года тольяттинского общественно-политического еженедельника «Презент Центр». Первый номер вышел 5 декабря, сразу после убийства Галины Старовойтовой. Помните то время, те «дни сомнений и тягостных раздумий»? Поводов для сомнений было немало… «Если честно – мы были против, чтобы он родился, – справедливо писала моя коллега Вика Лобода («Презент Центр» в центре внимания // Презент. – 2000. – 16 февраля). – Осенью 1998-го мы спорили до хрипоты, убеждая друг друга, что времена совсем не те. Перед глазами было столько грустных примеров. Одни издания, не успев народиться, называли себя независимыми и свободными, а сами, заразившись тягой к легкой славе, незаметно скатились до уличной бульварщины. Другие умерли с голодухи, безрезультатно попрыгав от крутых воротил бизнеса к не менее крупным политикам. Третьи привыкли порхать по жизни – легко, красиво, непринужденно, особо не задумываясь над судьбами человечества и моральными ценностями. Мы не хотели такого детища. И потому были против: лучше никак, чем так... Но жизнь шла вперед, ломая наши страхи и заставляя думать о будущем – "Презент Центр" на свет появился. И очень достойно». Помню, спорили – не до хрипоты, но всё же, – чье интервью должно открыть новое независимое издание. Мы считали, что это действительно крайне важно. Я предложил позвать в качестве «ЛОМа» (лидера общественного мнения) известного тольяттинского политика и предпринимателя, кандидата философских наук, первого председателя первого городского совета народных депутатов в начале 1990-х Игоря Антонова. Лучшей кандидатуры найти было трудно. У Игоря Германовича своя медийная история. Достаточно вспомнить, что во многом благодаря ему (а в конце восьмидесятых он работал в Тольяттинском горкоме КПСС) была зарегистрирована первая по-настоящему свободная «перестроечная» тольяттинская газета – «Молодежный акцент», в которой с 1989 по 1991-й год я «оттачивал перо» (я не раз упоминал эту историю в рамках проекта «ЗНАКИ ДАВНОСТИ», в частности, здесь ). Сам он не раз говорил: «Я горжусь тем, что придумал название – «Молодёжный акцент». Раз уж коснулся этой темы, добавлю, как мне кажется, одну очень важную деталь. К первому юбилею со дня рождения не забытой многими горожанами газеты я сделал публикацию «У каждого мгновенья свой «Акцент». В этой публикации, вышедшей 1 июля 1999 года в тольяттинской «Площади Свободы», отцы-основатели «Молодежного акцента» – редактор Владимир Иващенко и Игорь Антонов (к тому времени президент страховой компании «Астро-Волга») высказали под диктофон всё, что думают спустя десять лет о своем детище [1]. Вот лишь небольшой кусочек этого разговора: В. Иващенко: «Была (в «Молодежном акценте») и политика. Например, мы сделали спецвыпуск под названием «Исповедь на заданную тему», где полностью перепечатали брошюру Ельцина. Сначала выпустили 10 или 15 тысяч и поставили огромную по тем временам цену – рубль. Всё раскупили за пару дней. Со «свистом» ушел и дополнительный 40-тысячный тираж. И «Жить не по лжи» Солженицына мы сразу перепечатали из журнала «Век XX и мир». И конечно, тоже был эффект, потому что сама фраза: «вторжение в Чехословакию» звучала дико. Я совсем недавно узнал, что чехи к лозунгу «С Советским Союзом – на вечные времена» добавляли «но ни минутой больше». И. Антонов: А после Афганистана говорили: если тебе приснится танк, значит, утром придёт друг. В. Иващенко: Материал про Афганистан мы опубликовали прямо во втором номере. Впервые дали портреты всех погибших «афганцев» из Тольятти. Это тоже был прорыв, потому что официально и гробы «не приходили», и войны не было, а был «ограниченный контингент». И написали пофамильно, кто принимал решение о вводе войск: Устинов, Брежнев, Андропов... И. Антонов: Я тоже контактировал с «афганцами». Был даже создан тольяттинский комитет по освобождению военнопленных в Афганистане, мы… ездили на съезд матерей в Москву. Жуткое зрелище – эти наши генералы, которые нашли в себе мужество прийти на съезд матерей. И сказать им было совершенно нечего. Тяжелое впечатление – не в том ключе, кто прав, кто виноват, просто чисто по эмоциональному накалу, нервному надрыву…» * * * Согласившись дать интервью для первого номера «Презент Центра», Игорь Антонов предупредил, что из традиционных для людей, «сходивших во власть», жанров («исповедь на заданную тему», «записки постороннего», «несвоевременные мысли») для нашего разговора выбирает позицию ненавязчивого включённого наблюдения без претензий на роль оракула. Но, перечитав публикацию почти четвертьвековой давности, я поймал себя на мысли: именно тогда была та самая развилка, о которой говорят многие эксперты. Ненавязчивые наблюдения провинциального философа представляются мне сегодня чуть ли не пророческими. Кажется, все худшее, во что так не хотелось верить, сегодня стало явью. И налицо чудовищная кульминация – так называемая спецоперация со всеми вытекающими последствиями… * Игорь Антонов: "В России никогда ничего не кончается" Презент Центр. – 1998. – № 1. – 5 декабря. – с. 2 - …Не секрет, что сейчас, особенно после убийства Галины Старовойтовой, многие, кто искренне верил в демократические идеалы, – на перепутье… - Ощущение такое, что в целом страна на перепутье. Гибель Старовойтовой для меня – прежде всего человеческая трагедия и трагедия целого поколения. И только потом трагедия демократии. Война в Чечне; криминальный беспредел, захлестнувший страну снизу доверху; коррупция, которой пронизаны все органы власти... Кто ответит, стоили ли реформы таких жертв? Вообще, были ли они на самом деле – или всё свелось к банальному воровству, что, к сожалению, традиционно для России?.. Как Гоголь написал: «Нет ответа». - Молчит Русь... То есть вы тоже считаете убийство Старовойтовой знаковым – из тех, что могут резко поменять курс? - Могут, но гарантий никаких. Да, это рубежный, тяжелейший удар, удар колокола, если хотите, – но очень велики опасения, что и этого не хватит... Давайте рассуждать: что произошло с поколением людей, которые фактически начали реформирование вместе с Горбачёвым, благодаря ему. Кто-то банально нажился; кто-то, эмигрировав, опошлил неплохое слово «демократ»; кто-то находится в перманентном состоянии внутренней эмиграции, а кто-то просто перепуган. Если одной фразой оценить восприятие происходящего нормальными людьми, это – сожаление, страх, растерянность. Ну, и вместе с тем первые ростки какой-то внутренней готовности к отпору, некой «спортивной» злости. У реформ, согласитесь, есть не только минусы. Что действительно получилось за эти годы – так это гласность. Факт. И я поднимаю обе руки за, поскольку, если вы помните, и сам пытался в силу своих взглядов и должностных позиций способствовать развитию прессы в Тольятти. Есть еще один очевидный результат реформ – создание каких-то основ того, что называется горделивым словом «средний класс». Пусть несчастный, затраханный и государством, и бандитами, и порой той же прессой, и особенно местными властями – но он есть... Но минусы, конечно, перевешивают. Горе, страдания, боль, страх. Иной раз думаешь: стоило ли резать по живому? Стоило ли огород-то городить? Как человеку, который внёс в это дело свою скромную лепту, мне очень тревожно. Потому что момент сейчас, видимо, переломный: или мы свернём на окончательно бандитское, криминальное, силовое государство, где будет очень трудно разделить, кого больше бояться, бандитов или само государство, – или всё-таки будет предложен некий новый вектор движения (курсив мой. – С.М.). Предложен не кем-то сверху, а нормальными гражданами, способными мыслить и действовать, рискуя многим в интересах будущего – интересами семьи, своей собственной свободы и так далее. И если это случится – может быть, нам удастся всё-таки повернуть на этот вектор... Демократам надо, что называется, почистить свои ряды, избавиться от тех, кто просто потерял лицо, пробравшись к кормушке, или наделал столько ошибок, что за ними никто не пойдёт или пойдут не вполне нормальные в нравственном плане люди. И главное, нужна новая демократическая идея. Чтобы выйти из кризиса, надо консолидировать нормально мыслящих, просто порядочных людей. Но вот механизм этого объединения мне пока неясен. Боюсь, что это задача гипотетически-фантастическая. - И утопическая. - Но попытаться объединить людей, которые действительно хотят, чтобы Россия была новой, глубоко порядочной и антикриминальной, – надо. Несмотря ни на что, я остаюсь историческим оптимистом. Не потому, что марксизм-ленинизм изучал, а потому, что, видимо, гены так устроены. Я убежден, что в России никогда ничего не кончается, в России всегда всё только начинается. Просто сейчас надо рассчитаться с собственной совестью тем, у кого она нечиста. Признать свои ошибки... - Вы говорите о покаянии? - Нет, это не та тема. Покаяние как нравственная категория – конечно же, вещь хорошая. Но известно, что за кающимся человеком никто никогда не пойдет. Сочувствовать будут, но лидером он уже не станет. Коммунисты ведь не каются, и за ними идут массы – потому что нынешняя ситуация работает на них. И даже не на них, а на крайние силы, которые перешагнут через коммунистов: им-то уже пора заметить, кого они приведут за собой. - Имеются в виду нацисты? - Не только они, но и просто откровенно криминальные структуры, которые не имеют вообще никакой идеологии – просто исключительно бандитские устремления невиданных для истории современности масштабов. Поэтому демократам публично каяться-то не надо – надо просто разобраться со своей совестью. - Давайте разберёмся, кто же опорочил идею? Ельцин, например, демократ?
Примечание: 1. К другой круглой дате со дня рождения «Молодежного акцента», к 30-летию издания, на своей странице в Фейсбуке я разместил пост, – и получил комментарий-отклик Игоря Антонова. «Это был глоток свободы, проба своего голоса и своих взглядов, причём – очень важно! – ребята сразу же исключили для себя удобный "местечковый подход" – и это было важно для всего нашего города, который изначально рос в более открытой атмосфере – благодаря феномену АВТОВАЗа... Газета стала способом самопознания, самооценки, молодёжь становилась субъектом реальной жизни, и в основе этого процесса лежала активная гражданская позиция таких внятных людей, как Владимир Иващенко, Сергей Мельник, Игорь Богданов, Андрей Уланов, Николай Александров и ещё целая группа разных, но смелых людей, пусть недоверчиво-критичных, колючих, открытых новому и очень быстро взрослеющих. Не случайно, наверное, что опыт поддержки в создании газет пригодился тогда, когда это "не поощрялось, – так создавались и "Хроника", и газета театра "Колесо", а многие из первых энтузиастов "Молодёжного акцента" стали основной трезвой, мобильной и ответственной фракцией, на которую всегда можно было опереться в конструктивных решениях в работе первого демократически избранного Городского Совета народных депутатов г. Тольятти». * * * «Сожаление, страх, растерянность» – прав Игорь Антонов: именно с этими чувствами мы жили тогда. И, конечно, разочарование. «Ельцин никогда не был демократом, и вы это понимаете», – многим нас нужно было в этом признаться. Не случайна и моя публикация на первой полосе следующего номера еженедельника. * Стреноженная страна Презент Центр. – 1998. – № 2. – 12 декабря. – с. 1 Ровно 5 лет назад была принята ельцинская Конституция. Всенародно, референдумом. Тем самым уставшая от безвластия и потрясений страна большинством голосов продлила кредит доверия тому, кто громогласно объявил себя ее гарантом. Гарантом декларативного, половинчатого, не подкрепленного ресурсами документа, призванного являться основным законом нашей жизни. Сейчас, пять лет спустя, не надо быть большим аналитиком, чтобы понять: «гаранту» не хватило чего-то главного. Нет, не здоровья, как Андрею Сахарову, так и не успевшему при жизни обнародовать свой проект Конституции. Ельцину не хватило политической воли и твердости демократического стержня. А многие и вовсе сомневаются: да был ли он у него вообще? Сегодня глупо спрашивать, кто что делал 12 декабря 1993 года, когда принималась Конституция России, еще не похоронившей мечту о свободе (разве не так?). Но на днях пожилая женщина в троллейбусе так откликнулась на свежую новость: «Ельцин вышел, тряхнул своей стариной – и снова в больницу». И с такой это безнадегой в голосе, словно привиделся ей всадник без головы... Мы знаем, почему умер Сахаров. Надорвался. Мы можем догадываться о том, кто и зачем убил Старовойтову. Много на себя брала. Но никто, даже самый яйцеголовый из нас, не сможет предположить хотя бы с минимальной степенью достоверности, что ждет нас дальше. И уж тем более – кто теперь сможет гарантировать, что страна, наконец, закончит ждать наступления новой жизни и начнет просто жить. Увы, дважды голову на рельсы не кладут... Дорогие товарищи Гоголь и Салтыков-Щедрин, с прискорбием извещаем. Русь, может быть, и хотела бы быть тройкой, но сегодня больше смахивает на конягу. Ту самую, которая долго, честно и терпеливо тянула свою лямку – а теперь стреножена и отпущена на подножный корм. Страна без глазу. Может быть, поэтому она так демонстративно припадает на левую ногу?.. Нет, меня действительно не интересует, кто что делал ровно пять лет назад. Грустно, что за три года до этого, 14 декабря 1989-го от нас тихо ушел истинный гарант того, что Россия может сохранить достоинство и позволить себе двинуться в демократию. Именно этим Сахаров раздражал многих, кто пытается теперь понукать страной. Вспоминают, как нынешний премьер, а тогда председатель Совета Союза Евгений Примаков просил депутатов, возлагавших цветы на опустевшее место Андрея Дмитриевича, «не устраивать спектакля». Они поставили другую пьесу. * * * Совсем скоро из уст первого президента, как-то стремительно, буквально на наших глазах заметно сдавшего позиции, – прозвучало последнее распоряжение (говорят, «Я устал, я ухожу» он не говорил, но было и так ясно). Тогда еще не было понятно, что вот оно – сбывается пророчество провинциального философа-«наблюдателя»: тихо, без объявления намерений, к власти пришли «откровенно криминальные структуры, которые не имеют вообще никакой идеологии – просто исключительно бандитские устремления невиданных для истории современности масштабов». Многие не хотят замечать этого по сей день. Но были люди, у которых ни дня, ни минуты не было заблуждений насчет ельцинского «преемника». Мне, например, для этого достаточно было посмотреть биографию человека, выросшего под портретом Дзержинского, и приложить к ней слова одного из идеологов чекизма М. Лациса, которого я процитировал в свое время в публикации о периодике ЧК в журнале «Столица» (Первоисточник // Столица. – 1991. – № 20. – с. 43-46.; см. также здесь) : «Первым долгом вы должны его спросить, к какому классу он принадлежит, какое у него происхождение, какое образование и какова его профессия…» [2]. Конечно, каждый может ошибаться, тем более, что я встречал среди представителей этого «класса» и порядочных людей. И потом, не зря говорят: надежда умирает последней. Теплилась она и у меня. Недолго, до истории с «Курском»… В августе 2000-го, когда стало известно о гибели экипажа подводной лодки, я, под впечатлением трагических новостей, написал эмоциональный отклик – и, по праву главного редактора опубликовал его в «Презент Центре». Помню, меня пытались отговорить, но я настоял на публикации. * Похороны надежды Презент Центр. – 2000. – 26 августа. – с. 3. До понедельника зябко теплилась надежда. В понедельник она умерла. Скончалась. Легла на дно рядом с невинно убиенной субмариной, во чреве которой так и не достучались до отдыхающего президента 118 моряков... С ноября прошлого года на двери моего, простите, сортира висит обрывок красочного календаря, выпущенный в поддержку тогда еще рвущегося на пост верховного главнокомандующего Путина и его генштаба «Единство». Изначально надпись на этом чуде «медвежьей» полиграфии являла миру оригинальную версию прочтения аббревиатуры «МЧС». Имиджмейкеры будущего главкома дешифровали ее, как «Мужество. Честь. Сила». Добротный был плакат. Но еще задолго до президентских выборов я взял ножницы и отрезал «Мужество». Поскольку для того, чтобы «мочить в сортире» из-за Кремлевской стены, мужества много не надо. А на днях, после сообщения о гибели экипажа «Курска», взял маркер и закрасил «Честь». Потому что, как справедливо заметили ребята из «Коммерсанта», последняя просто-напросто утонула. В студеном ватерклозете Баренцева моря. В итоге на календаре осталась лишь одна деталь некогда пышного туалета – «Сила». Не предполагающая, как известно, избытка ума. А значит, не дающая ровным счетом никакой гарантии, что жертвы, которые оплакивает полмира, послужат хоть каким-то уроком для нашей извечно «самодостаточной» страны... Любой младенец знает: капитан покидает судно последним. Командир «Курска», капитан первого ранга Геннадий Лячин, вольно или невольно, но выполнил свой долг. Хорошо бы, если б этот морской закон распространялся и на сухопутных главкомов, вскормленных под портретами Дзержинского. Им бы взять за правило последним покидать поле битвы. Любое, будь то передовая в Чечне или Баренцево море. Путин же ни там, ни там, как известно, даже не появлялся. Не появились на месте последней трагедии и его сытые, косноязычные генералы. Единственное, что они «с честью» сумели сделать за последние две недели – по привычке утопить всех нас, а заодно и норвежских спасателей, в море лжи, которое цинично называют «военной тайной». Во всем мире в таких случаях подают в отставку. Этого требует офицерская честь. Впрочем, отныне штуковина эта покоится на морском дне, на глубине 108 метров. И на обрывке моего календаря – на отметке 21 августа 2000 года.
Примечание: 2. Цитата без сокращений: «Мы железной метлой выметем всю нечисть из Советской России. Не ищите в деле обвинительных улик о том, восстал ли он (обвиняемый. – С.М.) против Совета оружием или словом. Первым долгом вы должны его спросить, к какому классу он принадлежит, какое у него происхождение, какое образование и какова его профессия. Вот эти вопросы должны разрешить судьбу обвиняемого. В этом смысл и суть Красного Террора». (Еженедельник ВЧК, 1918 год) * * * А потом был Крым. И в марте 2014 года я написал : «Войны – особенно, если помните труды Ленина, войны «несправедливые» (если вообще можно применить этот термин к войне, оставим его на совести вождя), захватнические – плохо кончаются. И прежде всего для тех, кто их затеял, под любым соусом. Уж наследникам-то ленинской-то гвардии, которые вместе с единороссами, эсерами и жириновцами останутся в истории как поджигатели – ну хорошо, подливатели масла и подбрасыватели пороха в огонь новой войны, это должно быть понятно. Впрочем, о чем я – они ведь не меньше всех остальных страдают тотальной непрочитанностью классиков. Да что классики – только что отмечалось 25-летие вывода наших войск из Афганистана, а чеченские раны саднят по сей день! «Кому война, кому – мать родна» – не мной придумано. И никакие разговоры о том, что «Крым сам просится», не разубедят меня в том, что маховик войны, который стремительно раскручивается, неуправляем. И что называть уже объявленное по сути решение официально, «законно» ввести войска на территорию Украины «ошибкой», как это делают некоторые политкорректные «голуби» (у «ястребов» другая риторика и терминология) – явная ложь. Подзабытые было слова «интервенция» и «оккупация» к ситуации с присутствием наших войск в Крыму подходят куда больше. А я бы добавил еще одно определение к тому, как ведёт себя официальная Россия по отношению к Украине. Мы явно не «голуби». Мы даже не «ястребы». Боюсь, мы стервятники, которые воспользовались чужой трагедией, чтобы, под прикрытием «благих» лозунгов решить свои проблемы. Точнее – удовлетворить амбиции одного единственного человека…» …Тогда же стало ясно, что «Курск» был пробным камушком в будущее России . Моя следующая публикация в экспертной рубрике, которую я сделал в марте того же, еще относительно вегетарианского 2014-го, заканчивается так: «Мы опять против всех. В то время как кругом глобальное потепление – мы вновь погрузились в Ледовитый океан лжи и страха. Перебирая конечностями, патриотично идём на дно. И скоро никого уже, как когда-то, не шокирует диалог: – Что случилось с Россией? – Она… утонула». * * * Сегодня, перебирая публикации конца 1998-2001 годов, я думаю: что бы сказали, если бы дожили до 24 февраля 2022 года, участники Великой Отечественной войны, герои моих очерков. Родственники погибших и пропавших без вести персонажей «Улиц памяти»; автор культовой песни «Сережка с Малой Бронной» Андрей Эшпай и выдающийся эстонский дирижер Роман Матсов, замечательный композитор Олег Хромушин , великий актер Владимир Этуш … Не представляю, что бы сказал самый любимый (и мной, и всей нашей дружной командой «Презент Центра») герой моих публикаций той поры – украинец Иван Тимофеевич Марусий. Фронтовой разведчик, командир разведроты, вернувшийся с «германской» войны с четырьмя боевыми наградами на груди, в том числе двумя медалями высшей пробы – «За отвагу». Глыба-человечище, который считал своим долгом помогать страждущим. * Иван, помнящий родство Презент Центр. – 1999. – 13 марта. – с. 11 К дому Ивана Марусия карета скорой помощи дорогу забыла уже лет двадцать как. А было время – денно и нощно не отходили от него люди в белых халатах: страшный был астматик. Десять мучительных лет без права передышки. Сколько уколов, сколько мешков гормонов на него извели – не счесть. Баллоны с кислородом до сих пор хранит дома, как реликвию. Дошло до того, что стал было уже со всеми прощаться. Но однажды случилось нечто вроде чуда: больной, на котором ставили крест даже московские светила, вдруг сам себя вылечил, о чем и сообщил недавно в письме в нашу газету. Написал, что, настрадавшись, теперь сам готов помочь всем страждущим. И для многих его письмо оказалось сущим глотком озона: звонков было – море... А 30 января Ивану Тимофеевичу исполнилось 80 лет. Это вам не поле перейти, рассудили мы, и решили сделать замечательному нашему земляку свой скромный, зато персональный подарок – подписку на «Презент Центр». Чем богаты... Ты же выжил, солдат... Уроженец Хмельницкой области, Иван Тимофеевич попал в наши края тридцать лет назад. Друг позвал: дескать, довольно скитаться, давай сюда, тут тебе работы хватит. И приехал он, к тому времени уже вдовец, с двумя сыновьями в славный новостройками город Тольятти. С единственной целью: достойно выучить хлопцев, в люди вывести. До этого была в его биографии война. Призвали Ивана в 1939-м. Попал в гаубичный полк, с которым и прошёл до самой Пруссии. Всю войну, «от корки до корки» – во фронтовой разведке, корректировщиком огня. Это значит – на самой передовой. Шёл на линию фронта, а то и прямо в тыл врага, засекал его огневые точки, где бы они ни таились – и направлял огонь нашей батареи, расчищавшей дорогу пехоте. Ювелирная работа. Ошибки исключены, поскольку – лимит: давалось лишь два снаряда на точку. Да и не прощала война ошибок. Так и воевал, всю дорогу под прицелом снайперов, под шквалом огня и чужих, и своих. Всё время одной ногой там, на волосок от смерти. Полк, в котором служил Иван Тимофеевич, был в резерве Главного командования. Куда только ни кидали их: воевали и под Ленинградом, и в Крыму, на Украине, на Кавказе, в Закавказье. И под Сталинградом сражались, и под Севастополем, и гнилое море – Сиваш – брали. Где в полный рост, где по-пластунски. А где и полузарывшись в землю, во спасение и от слепого свинца, и от убойной стужи. Где без оружия (карабинов на всех не хватало), где без лопаты («на фронте бросишь автомат, бросишь всё – а лопату никогда»). Всё бывало. - Приказ идти под Сапун-гору. Место ровное, как стол, насквозь простреливается: каску выставишь – снайпер бьет. А командир полка а нас был знаменитый царский полковник Рыков. Ему уже под семьдесят было, Жукова и других маршалов ещё учил военному делу. Под Ленинградом его ранили, потом прислали к нам в полк. Мы, разведчики, были в его непосредственном подчинении. Так он нас всё «сыночками» называл. Душа-человек. Помню, мы его всегда прикрывали: как начнут немцы пускать противопехотные мины-«лягушки», – те что по сто-двести штук из контейнера высыпаются, а потом подскакивают и разрываются на высоте человеческого роста, – мы на него навалимся человек десять. Собой жертвовали, только чтоб его не убило... Воевал разведчик Марусий и на легендарной Малой земле. Вспоминая тот плацдарм, винит начальство, которое не обеспечило подкрепление: люди гибли почём зря, наравне со штрафниками. Да и что там было делить – все кипели в одном аду. «Плавился металл, рушился бетон» – кажется, так в брежневской трилогии. И это ещё слабо сказано. – Были бои и пострашнее той Малой земли, – говорит Иван Тимофеевич. И Курскую дугу вспоминает. И бои за Орджоникидзе, Грозный и Баку, когда вышел знаменитый сталинский приказ «Ни шагу назад!». Так в той мясорубке перемололо и пехоту, и подпирающих её краснопогонников… Не за страх воевали, не за страх рубашечка зелененькая белой от соли становилась. - Там, на войне, страху не было. Там вообще никто не думал, что выживет... Особенно такие, как он, смертники по определению. Но Бог миловал. Только вот под самый конец, уже в Пруссии, бомба попала в бруствер их окопа. Едва откопали семерых бойцов... Короче, с фронта Иван Марусий вернулся контуженный, «хребет поломанный». После контузии оглох и говорить не мог. А во фронтовых госпиталях только резать умели: «отрезать ногу, руку, голову», смеётся старый солдат. Не помогли ему. Тут и мирная жизнь настала, а калека кому нужен? Познакомился было с женщиной с полевой почты, обещала дождаться и стать женой – но покуда кочевал по госпиталям, вышла замуж: «попался хороший парень, в органах работал». Иван не поверил сначала, приехал удостовериться – благо, жили молодожены недалеко. Тут-то и повезло ему. Но не в любви. Нашёл бабку-костоправку, которая в десять сеансов и позвоночник починила, и слух вернула, и речь. Теперь-то уж точно, кажись, покончил он счеты с войной. И снова бой Не то что бой, но послевоенная жизнь – сами знаете какая. Задержался бывший фронтовик на Карпатах. Женился, устроился на работу в леспромхоз – лес для Молдавии заготавливать, стал деньги зарабатывать и учиться заочно. А потом, когда Украина отказала молдаванам в лесе, пришлось ему заниматься ликвидацией хозяйства и вербовкой людей на заготовки в Котлас. И его сватали, да не поехал: гиблое место, голодно и зэки кругом – куда одному с малыми детьми (жена к тому времени умерла от рака)? Взял вторую жену, пацанов своих – и в Тольятти: «Я ж ещё молодой был, романтики хотел». Сперва, по накатанной, сунулся было в лесхоз, да разве детей в лесу выучишь. А хлопцы уж подросли. Пошел Иван Тимофеевич на кран: ВАЗ строил чуть ли не с первого котлована. На совесть работал, в передовиках ходил. А чтобы дни между сменами не пропадали да с деньгами получше было – завёл пасеку: до 35 ульев держал в иные годы. Научился ведь с пчелами управляться: «Захочешь – всё будет, наша хохляндия такая»... С детьми вот только не по его вышло. Старшего хотел было здесь в политех отдать, но тот в Киев подался, устроился в академию и тут же семьёй обзавелся. Как ни бился солдат, как ни уговаривал, так и не смог перетянуть их сюда: «это ж молодёжь, не заставишь»... Вот тут-то и скрутила его проклятая астма. От нервов, говорит, от переживаний. Да в такой оборот взяла, что и не продохнуть. Тут и гормоны пошли – кололи столько, что живого места не было. И "дыхаловки", и компрессоры, и чего только не было испробовано. Всё напрасно: приступ за приступом, болезнь брала на измор. Не сдался солдат. Полстраны объездил в поисках лекаря. Где по удостоверению инвалида, где как – много ли на 78 рублей пенсии наездишь? Тут и фронтовое братство вспомнилось: останавливался всё у бывших однополчан, разбросанных войной от Сталинграда до Прибалтики, – ненадолго, чтоб обузой не быть. Можно сказать, боевой путь родного полка повторил. Но никто не брался за астму. Даже к Джуне поехал в Тбилиси, и тоже зря: надпись на заборе дома огорошила – уехала Джуна. Забрал ее Брежнев в Москву. Отчаялся было солдат: видит, что совсем уж конец. Не по карману ему та Москва. И сел за письма. Устинову написал и Брежневу на трёх листах. Всё, как есть: мол, и я на Малой земле воевал, а теперь хоть стреляйте нас – всё равно умирать... И что б вы думали – подействовало. Прислали Ивану Тимофеевичу врача для сопровождения и доставили чуть ли не в Кремлевскую больницу, где сплошь генералы и обкомовские чины. И такие же доходяги, как он, лежат. И теми же гормонами колют. Полковник один лежал, преподаватель танковой академии, тоже астматик. Всё болезнь отняла, с работы выгнали, жена бросила. Высох, бедолага, взглянуть страшно: вес 47 и пенсия столько же. Так Марусий, глядя на него, не выдержал: «Ты чего молчишь – министру пиши, генсеку пиши, ёлки-палки». А когда самому лечащий врач (землячка, между прочим, с Хмельницкой области) сказала по секрету, что даже родного отца от астмы вылечить не может – совсем сник. Американский и германский препараты ему не достать. Одна дорога, решил: броситься под машину перед Кремлем. Может, тогда точно к Брежневу доставят – тут-то он и скажет: браток, выручай... Так победим Но война другой план показала. На второй день в больнице получает Иван Тимофеевич телеграмму из Тольятти от младшего сына: их "барак" на улице Шевцовой ломают. Дали ему сестру до дома, приехал, добился нового жилья – и отправился в прощальное турне. На родину, со своими проститься. «Думаю: умру в поезде – закопают. Где только наш брат ни лежит, от Сталинграда до Одера. Не привыкать, я по трупам шел, с трупами лежал»... На «дыхаловках» да на уколах добрался до Украины. Всех объехал-обошёл, простился. А родная 90-летняя тетка встретила с укором: «Да что ж ты, Иван»... И, пошукав, достаёт откуда-то старый бабкин «талмуд» рукописный. (А бабка его родная больше ста лет прожила и была, что называется, народной целительницей. И про астму знала.) Иван Тимофеевич книжку в охапку и скорее листать. И нашел тот рецепт, благодаря которому уж двадцать лет без «скорой» живёт. Проще пареной репы рецепт-то оказался… Там же, на родине, достал «бурячную» патоку. Гусиный жир отыскал здесь, в Санчелееве. Мёд у него свой. Изюм прикупил. Сварил всё как надо. И вот на этой незатейливой диете в считанные месяцы пошёл на поправку. А ведь десять лет маялся! Со временем к меню своему прибавил овёс, пшеницу стал проращивать взамен покупных витаминов. А потом и вовсе грамотный стал, навыписывал всего, сам себя лечит. О травах теперь всё знает не хуже любого фармацевта. Пол-огорода засеял земляной грушей – топинамбуром: вычитал, что от целого «букета» болезней помогает – от инфаркта, инсульта, паралича, спондилеза, почекаменной болезни, склероза сосудов... И вообще, чего только ни насадил Иван Тимофеевич на своей даче-пасеке: и солодку, и золотой корень, и даже жень-шень. А маралий корень, настоянный на яблочном спирте собственного приготовления, на себе испытал: «Я же контуженный был, так теперь у меня на голове хоть кол теши, не реагирую – так подлечил"... И надо же как в жизни бывает. Был у Марусия поставщик всей этой таёжной экзотики, товарищ с Алтая, из Барнаула. Двадцать лет снабжал старика семенами и корнями – и денег за это богатство не брал ни в какую. А умер в автобусе, от приступа... астмы. И ведь ни разу не написал о своей беде Ивану Тимофеевичу. А знал бы – разве б не выручил? Кто, если не он, мог бы лучше помочь? Но что после драки кулаками махать. Зато другим горемыкам никогда не откажет Марусий. Так сам настрадался, что не дай Бог никому. Не делает он секрета из бабкиного, а теперь уж и своего, проверенного рецепта. Многим уже подсказал, как совладать с эти страшным недугом – глядишь, кого и спасет, если подойдёт рецепт: дело-то индивидуальное. И покуда жив, готов помогать и дальше. Бескорыстно… Так вот и живёт ветеран, как минимум, двух войн. Как ни крути, с астмой ведь тоже воевал бывший разведчик не на жизнь – на смерть. Уже после два инфаркта пережил, инсульт. Но жив, жив, курилка. Поддерживает себя, чем может. Правда, ему мало надо: картошка есть, овощи, огурцы вот сам отменные солит, помидорчики. Мёд опять же, пока силы есть за пчёлами ходить. Запас корней. Что ещё нужно? «Да я царствую!» – восклицает Иван Тимофеевич. Рад он, что сын рядом, внуки. И киевским старается подсобить с пенсии: нелегко им там. Между прочим, славные все ребята: не пьют, не курят... А вы говорите: дефолт! Армию ослабили – вот об этом старый солдат жалеет, а остальное как-нибудь переживём. Держась за корни, за землю, поближе к родне. Кстати, сам Иван Тимофеевич до 152 лет жить собрался. Не понял я, правда, из какого расчёта – но раз собрался, значит, дай-то ему Бог..
* * * К этой публикации был постскриптум от редакции «Дед Марусий очень хочет увидеть своих однополчан. Может, откликнется кто-нибудь, с кем воевали вместе, подаст весточку? Бывшие воины 1231-го артиллерийского полка РГК или кто воевал рядом на Малой Земле, в Тамани, на Никопольском плацдарме, в Белоруссии, Польше, Пруссии – всех Иван Тимофеевич приглашает в гости. Адрес у нас…» Нет больше деда Марусия. И некому спросить: «Что же вы делаете, братья-славяне?» _____________________ ©️ Мельник Сергей Георгиевич |
       
|
