Моему отцу – Белобородову Аркадию Григорьевичу – краснофлотцу Северного  Флота, моему дяде – капитану пехоты Западного фронта Белобородову Анатолию Григорьевичу, моему деду – младшему лейтенанту НКВД Белобородову Григорию Филипповичу и всем участникам Великой Отечественной войны – с благодарностью...

Мальчишки спали на нарах, на матраце, набитом свежим духовитым сеном, в лесной землянке. Прислонившись спина к спине, пятками прижавшись к теплому  валуну очага, протопленного накануне вечером. Они спали тем детским, безмятежным сном, каким спят обычно чистые, незамутнённые неблаговидными поступками детские души и здоровые физически детские тела, уставшие, убегавшиеся и «умаявшиеся» за день. Старшему Анатолию, грезилось море, корабли и морская форма. Младший, Аркадий, мечтал стать школьным учителем, учился на одни пятерки и делал уроки старшему брату, младшим сестренкам и «давал списывать»  математические задания всему  классу. Они не подозревали, как и большинство людей России, что это утро 22 июня 1941 года сломает их жизнь до неузнаваемости, вырвет их из безмятежного мирного, детского существования, как ураган рвёт с корнем молодые деревья, покалечит их здоровье и заставит страдать душу и тело всю последующую, короткую  жизнь. Этот день они будут помнить всю свою жизнь.

Они уже пятые сутки жили в тайге, у озера, где рыбачили и впрок солили и заготовляли рыбу. В этих северных местах недавно прошла война с Финляндией и сразу на полках продовольственных магазинов и без того не очень обильно заполненных продуктами, стала появляться не заполняемая пустота. Рыбу ребята ловили, что бы накормить ей своих сестричек и маму. Озеро Красное было небольшим, окружено стеной высоких красноствольных сосен и, было затеряно в тайге.  Дорог к нему не было, а вела лесная неприметная тропа, по которой надо было топать пешком почти сутки. Добирались до него редкие рыбаки. В начале лета на этом озере хорошо ловилась щука, окунь, язь и сорога – северные непромысловые рыбы. Отец мальчишек, Григорий Филиппович,  в  крутом берегу озера выкопал квадратную яму, опустил в неё небольшой  сосновый сруб и завалил все строение землёй и обложил  дерном. Получилась непромокаемая и очень тёплая землянка с единственным полуметровым входом-лазом, смотревшим на озеро. Двери, нары и столик были  выструганы топором из сосновых плах. Окон не было.  Освещение- огарок восковой свечи вставленный в консервную банку, берегли для тёмных осенних ночей. У входа слева от дверей был выложен очаг из валунов. Над ним, в потолке было отверстие из досок для выхождения дыма, но часть дыма распространялась по всей землянке и выгоняла комаров.  Над очагом на проволоке подвешен медный чайник и котелок. Незамысловатое хозяйство позволяло прожить несколько дней в тепле, выспаться, отдохнуть, укрыться от непогоды.

Мальчишки ежедневно вставали с первыми лучами солнца, варили уху, завтракали сухарями, вареной рыбой и чаем без сахара на смородиновых почках и берёзовом соке. А потом засучив до колен штаны, босиком (кирзовые сапоги берегли)  стоя на неуклюжем и тяжелом плоту гребли, ставили перемёты, насаживали червей, снимали рыбу и когда мурашки от холодной воды покрывали всё тело, – подгребали к берегу, чистили рыбу, солили и складывали её в  «пестери», сплетённые из берёзовой коры заплечные квадратные рюкзаки, закапывали их в холодный и сырой мох. И только потом ныряли в тёплую землянку, прихватив несколько полений и разжигали огонь. Так повторялось несколько раз за день, с коротким ночным сном. Они планировали жить неделю, но рыба ловилась хорошо и «пестери» были полными, а соль и сухари закончились. Этим ранним утром они отправились в обратный путь, наполнив  ведро из берёзовой коры свежей рыбой, обложенной осокой, чтобы не испортилась.

К вечеру они, обессиленные подошли к станционному перрону и увидели множество людей. Мужчины были с заплечными мешками, женщины плакали, в воздухе слышно было негромкое слово –  «война».

На дрожащих от усталости ногах они вошли в дом, сняли тяжеленные заплечные  мешки и увидели отца. Он выглядел необычно подтянутым и серьёзным, не улыбнулся  при виде сыновей. Как всегда, был в военной форме, только на ремне была кобура с пистолетом. Раньше отец оружие домой не приносил. Мама улыбнулась, потрепала их вихры, ласково назвала «кормильцами» и принялась сначала убирать рыбу в кадушки в подполье, а затем собирать нехитрый ужин. Ребята заметили, что за столом отец был необычно  молчалив, строг и даже младшие сестренки сидели тихо и не шалили. После ужина отец, погладив каждого по голове, усадил ребятню на лавку и объявил: «Сегодня началась война с Германией. Немцы напали на нас. Я ухожу на фронт. Ты, Анатолий, старший, на тебе заготовка дров и топка печей. Ты, Аркадий, его помощник, но на тебе доставка воды из колодца. Девчонки моют посуду и прибирают дом. Все вместе слушаетесь мать, она теперь главная в семье. Я прошёл всю Гражданскую войну, в Финскую возил снаряжение и снаряды на фронт и многое повидал. Поэтому знаю: война быстро не кончится. Через пару лет тебя, Анатолий, призовут в армию, а, возможно, и Аркадий вслед за тобой пойдет на войну. Учитесь в школе все хорошо, но особенно осваивайте, вы, парни,  военное дело. Не бойтесь службы, не бойтесь первых трудностей. Стрелять метко я вас научил. Осваивайте каждый свою армейскую специальность. Если ранят – терпите. Ранить вас могут. Убить вас не убьют, вы же Белобородовы, хоть и ростом не вышли – в мать. И запомните: мы победим!». Отец положил в зелёный холщовый мешок «сидор» немного хлеба, сушеной рыбы, флягу, нож, кружку. Обнял напоследок всех, поцеловал жену и девчонок, присели на дорожку и… пошёл на станцию. Семья не видела его долгих 4 года.

Парни уже знали, что война опустошит полки магазинов. Появились «карточки» на все товары и длинные очереди у магазинов. Парни пробуждались в 4 утра, один бежал занимать очередь за хлебом, второй в керосиновую лавку. И это каждое утро перед занятиями в школу, затем топка печей и вода из колодца, затем завтрак из вареной капусты или картошки и на занятия в школу, пешком за 5 километров на станцию.  В 41-м военном ребята шутили, что на первое у них суп – капуста с водой, на второе капуста без воды, а на третье вода без капусты. Мама, Татьяна Трофимовна, безграмотная женщина, старалась хоть чем-то накормить ребятню. Варила и жарила картофель и добавляла туда грибы, которые с раннего лета и до поздней осени собирала в лесу с младшими девчонками и сушила. В 1942 году по карточкам стали продавать вместо мяса, такие же сушеные грибы. Ребята впервые увидели, как их мама горько заплакала, когда принесла маленькую горсточку сушеных грибов вместо кости с останками мяса. Масла и сала совсем не было, ребята худели.  Всей семьёй садили картофель, но почва вокруг посёлка была сырой и болотистой. На станции все цветочные клумбы были засажены картошкой. В 1942 году картофель не дал обычного урожая, был мелким и его уродилось мало. Чтобы как-то выжить, Татьяна Трофимовна с сыновьями стали ходить в лес на охоту. Она выслеживала любую птицу, зимой чаще всего находила сову, куропатку и даже ворону, и... подставляла свое плечо. Один из братьев клал на плечо матери ружье, целился и делал выстрел. Ни один из них не мог на весу удержать тяжелое ружье. Если охота была удачной, в супе появлялось мясо неведомой птицы и никто не спрашивал, какая это была птица. Каждое лето мальчишки работали в лесу, в бригаде лесорубов. Там за работу леспромхоз расплачивался гороховым супом и на зиму давали дров, которые ребята сами ручной пилой пилили на чурки и кололи на поленья. Так они выживали вшестером – мать и пятеро детей. 

В 1943 году голод держал за горло мёртвой хваткой каждого в семье. Разговоры по дороге в школу, среди ватаги мальчишек велись только о желании, скорее бы попасть в армию и на фронт. Они знали, что там кормят супом и кашей. Иногда досыта. Весной 43 года Анатолию пришла повестка с явкой в военкомат. Ещё одного мужчину война забрала из семьи. Из военкомата он явился радостным, как и отец собрал «сидор», хотя и видел, как грустно смотрят на него мать, брат и сестры. Он понимал, что все его обязанности теперь лягут на худые плечи младшего брата. Анатолий попал в пехотное училище, где готовили лейтенантов. Но проучился он не долго.  За город Харьков велись ожесточённые бои и всех курсантов рядовыми отправили на фронт. Стандартные обмотки на ногах, выше их роста винтовка Мосина, сидор с сухим пайком, шинель до пят и пилотка – такое нехитрое обмундирование было у них... Погрузили всех в эшелон и на передовую. Разделили приехавших на отделения и взводы, и каждому взводу курсантов поставили командиром старшину. Усатый старшина, осматривая новобранцев, наставлял: «В первую ночную атаку намотайте на правое плечо часть портянки, чтобы в темноте не перестрелять друг друга. Имейте нож или за поясом, или в сапоге, или лопатку. С «винтаря» снимите штык, в окопе с ним не развернёшься, бейте врага прикладом. Когда попадёте в немецкий окоп, за каждый поворот, сначала бросьте гранату, а затем от живота, присев, стреляйте и… только потом двигайтесь дальше. Помолчал и шёпотом добавил себе в усы, чтобы никто не слышал, оглядывая низкорослое своё войско, – «может и выживите».

Анатолию, который чем-то поглянулся старшине, может, как самый маленький ростом, он дал пистолет пулемет ППШ, а винтовку забрал. Ночью поползли к вражеским окопам. Внезапно грянули очереди, небо осветилось световыми ракетами, кругом  загремели взрывы гранат, крик приказа вперёд, мат и хриплое нестройное – «ура». Как Анатолий оказался в окопе, он не помнил, забыл он и бросить гранату. Внезапно из-за угла окопа выскочил здоровенный двухметровый фриц. Автоматом он ударил Анатолия в грудь и всей массой придавил мальчишку к дну окопа. Его оружие, висевшее на груди, и автомат Анатолия сковывали действия рук борющихся. Поэтому, вытянув руки, немец обхватил ладонями тонкую шею Анатолия и сдавил её так сильно, что тот почувствовал собственные шейные позвонки, в глазах его потемнело. И вдруг немец дёрнулся, разжал кисти. Свет и сознание мелькнули у Анатолия и, он увидел мелькнувшие обмотки и приклад винтовки. Анатолий подтянул правую ногу, нащупал рукоять ножа за голенищем и, сунул лезвие пару раз в бок немца. А когда высвободился из-под него, понял, что немец мертв. Бежавший солдат, на ходу, не останавливаясь, перепрыгивая через дерущихся, прикладом винтовки сломал шею немцу и спас ему жизнь. Старшина, под утро устроил перекличку, потрепал Анатолия за плечо и сказал: «Ну что, выжил воробей? Теперь воюй умеючи!». У Анатолия  мелькнула мысль: « уж не старшина ли ночью в окопе ударил немца?». Но на вопросы не было времени. Днём отдыхали, а ночью атаковали. На второй неделе боёв, во время затишья солдаты дремали в окопах. Свист пролетавшей мины никого не удивил и не разбудил. Только резкая боль к ступне и голени заставили Анатолия вскочить, а потом и закричать. Два осколка, один раздробил стопу а второй прошил навылет голень. Рота по команде пошла в атаку, а он корчился на дне окопа и потихоньку терял кровь. Через несколько часов его подобрали санитары, наложили повязки. На носилках доставили в санбат – несколько палаток и огромное поле, сплошь заставленное носилками с раненными. Стоны и вопли резали уши. Никто не спал. К ночи дошла очередь и до Анатолия. Врач после осмотра ран, подал большую, жестяную кружку полную спирта и приказал впить разом. Не знавший алкоголя, вчерашний школьник почти потерял сознание. Он пришел в себя от дикой боли, когда хирург зажимом извлёк сначала осколок из стопы, а затем отломки раздробленных костей. Так громко он никогда не орал  до ранения. Затем врач наложил тяжелую гипсовую повязку.

Белобородов Анатолий Григорьевич. Германия, 1945, после войны

Анатолия погрузили на санитарный поезд. Он не знал сколько был в пути и куда его везут, так как бредил от поднявшейся температуры. Пару раз его оставляли в госпиталях по пути на Север, снимали повязки, делали операции, чистили раны и снова гипсовали. В Вологде в госпитале он понял, что выздоравливает. Раны стали заживать, температура нормализовалась.  Местный хирург сообщил, что кости на стопе срастутся, а вот перебитый нерв на голени будет беспокоить долго. Так Анатолий оказался в родной Няндоме, где в школе был организован госпиталь. Туда его отправили на долечивание. Мама  и сестрёнки навещали его, кормили свежими ягодами из лесу, а он подкармливал сестричек американским шоколадом. Дома и стены помогают. Только раны затянулись Анатолия командировали доучиваться в офицерское училище. И он успел ещё получить лейтенантские погоны, успел воевать в Германии. В 1945 году его назначили комендантом маленького немецкого посёлка, расположенного на границе с американской зоной оккупации и разделённого границей. Так Анатолий неожиданно стал пограничником.

Американцы были союзниками, и дух победителей расслаблял их дисциплину, даже так, лишал их дисциплины полностью. Они первые месяцы готовы были ходить в гости, устраивать пьянки с русскими и на русской территории почти каждый вечер. Но граница есть граница и пересекать её можно было только по специальному разрешению. Чтобы избежать неприятного объяснения перед своим начальством и начальством союзников, бравый фронтовик на свой страх и риск, засунув за пояс пару трофейных немецких гранат и повесив на грудь автомат, усаживал в люльку мотоцикла не стоявшего на ногах, часто непрошенного гостя и, на всей скорости, сам пересекал границу, чтобы вернуть захмелевшего союзника в свою казарму. Затем Анатолия перевели на службу в Новороссийск, где он командовал ротой почётного караула. Но боли в ноге беспокоили его каждую ночь. Стопа висела. И при очередной медкомиссии его уволили в запас. Кроме красивого мундира, кортика и маленькой пенсии Анатолий ничего не имел. Мечта стать моряком вновь одолела его мыслями. Северный парень поехал в портовый город Мурманск, где его сначала взяли матросом на сейнер, а через год сделали боцманом большого рыболовецкого судна-фабрики консервов. Многие годы, до выхода на пенсию по возрасту, Анатолий Григорьевич бороздил все океаны мира. Освоил множество морских специальностей, в том числе мастера холодильных установок. В редкие дни отпуска, когда он возвращался из рейса, он приезжал к своим родителям и сестрам в гости, обязательно навещал брата, одаривал всех заморскими подарками, помогал младшей сестрёнке материально. У Анатолия Григорьевича выросла дочка, стала экономистом и подарила отцу двух внучат, которые закончили морской институт.

Белобородов Аркадий Григорьевич, 1944, Северный флот

Аркадий, его брат, в 1944-м году, не закончив среднюю школу, был призван во Флот. Его направили на Соловецкий острова, в Белом море, где располагалась большая школа подготовки военных моряков. Он окончил школу на одни пятерки, получил секретную специальность шифровальщика. Начал служить на корабле – серии большой охотник. Эти корабли преследовали и топили немецкие подводные лодки. В 1945 году война для Аркадия не закончилась. Весь экипаж был переведен на минный тральщик. Эти корабли тралили экватории многих морей и портов. Во время войны немцы сбрасывали с самолётов подводные противокорабельные мины, устанавливали их через торпедные аппараты подводных лодок, сбрасывали их с  кораблей и торпедных катеров. Такая мина, находясь в подводном состоянии, не видна. И может взорваться на шум винтов  или на магнитное поле проходящего корабля и переломить его пополам силой своего взрыва. Аркадий до 1954 года находился на срочной службе. Бороздил северные моря, очищал их от мин. Сотни таких мин были ликвидированы. Минуло несколько лет после войны, когда в одном из морских походов они подцепили очередную мину. Она  почему-то не всплыла сразу, зацепилась за минреп  трала, и только когда трал стали выбирать, она всплыла недалеко от корабля и прогремел взрыв. Многих моряков снесло с палубы в воду, среди них был и Аркадий. Он остался жив, получив переохлаждение и контузию, был доставлен в госпиталь. У него не было ни царапины, но болел правый глаз и зрение его снизилось. К тому времени Аркадий имел звание корабельного старшины и не представлял своей жизни без моря , без флота, готовился поступать в военное училище.

После тех событий командование корабля направило его для поступления в училище на Черноморский флот, в Севастополь. Там медицинская комиссия обнаружила резкое снижение зрения его правого глаза. Его лечили в госпитале, но зрение, ухудшалось. Так он был демобилизован. Вспомнив о своей мечте детства стать учителем, Аркадий окончил сначала вечернюю школу, затем  биофак пединститута. Бывшего военного моряка и биолога пригласили в НИИ изучать морских млекопитающих. Нужен был специалист, знающий северные моря, острова. И вот на маленькой шхуне, долгие годы Аркадий Григорьевич возглавлял биологические экспедиции, бороздил и изучал северные моря. Написал много исследовательских статей, которые издавались даже в Канаде. Но зрение  ухудшалось с каждым годом. И последние годы своей жизни он посвятил преподавательской работе. Студенты обожали своего учителя. Он ездил с ними в колхоз убирать картошку. Они приглашали его на все свои праздники, дни рождения и свадьбы. После окончания учёбы, его студенты приезжали к нему в гости. На день 50-летия Победы, они попросили одеть его все награды, медали и ордена и большой группой сопровождали  его и его жену по набережной города. И как всегда подтянутый и элегантный Аркадий Григорьевич, когда ветераны собрались у Вечного Огня их города в круг для танцев, по просьбе окружающих выдал  настоящее «яблочко». Он вырастил сына и двух внуков. В год 51 летия Победы его не стало.

Братья Белобородовы Анатолий Григорьевич (слева) и Аркадий Григорьевич, 1946

 

Все мужики Белобородовы смогли собраться вместе в их маленьком домике на станции Няндома только в 1954-м году. Григорий Филиппович долго расспрашивал сыновей, а те скромно рассказывали о своих военных годах. Он  многое знал из переписки с сыновьями уже после войны, но о своей службе как и в прежние, довоенные годы никогда не рассказывал. А сыновья и не спрашивали. Так было заведено долгие годы. Внукам он охотно рассказывал о боевой юности в Первой Конной армии Буденного. О  походе в Польшу. А о военных годах скромно говорил – «Время не пришло для рассказов». И только однажды, при встрече  двух братьев в уже в 80-е годы, когда Григория Филипповича не было в живых, после просмотра фильма «А зори здесь тихие», старший Анатолий сказал: «А наш отец занимался тем же, что показано в фильме. Он всю войну «прочёсывал» нашу северную тайгу, куда немцы засылали парашютистов и диверсантов. Однажды, во время войны, он навестил меня в госпитале в Няндоме, где я был на долечивании. И взял с меня слово: о встрече – молчать&

Белобородов Аркадий Григорьевич. После войны. Калининград (Кенигсберг). На фоне разбитого королевского замка

 

Оба брата Белобородовы прожили только до 68-летнего возраста. Сбылось предсказание их отца. Оба были ранены, но не были убиты на войне. Раны мучили всю их жизнь. Война нашла и настигла их через 50 лет. От острого инфаркта миокарда первым ушел Анатолий, а ровно через 2 года инфаркт настиг Аркадия. Вечная память мальчишкам-победителям, спасшим Родину от фашистского ига.

________________________

© Белобородов Олег Аркадьевич