Двенадцать. Слипаются веки

и спать уже надо давно,

но ветки, что в сговоре с ветром,

настырно стучатся в окно.

 

Не будем вдаваться в детали --

на метре родимой земли

деревья  годами стояли 

и криво зачем-то росли.

 

Но ветер вовлёк в соучастие

и ясно составу суда,

что ветки напрасно стучатся

никто их не впустит сюда.

 

А что там ещё приключится,

не важно уже, господа,

исчезнувшей жизни частица

осталась во тьме навсегда. 

 

История судит жестоко,

есть много позорных причин

того, что страна одинока,

того, что ей страшно в ночи.

 

Где мерзость, летящая сверху,

где жутко гудят провода,

где мы – унесённые ветром,

утратили чувство стыда.

 

Нельзя топором и пилою

судьбы приговор превозмочь,

ведь там за окном не былое,

там дерево, ветер и ночь.

 

Обеты молчанья нарушив

под утро последнего дня,

я тоже стучусь в чьи-то души,

хоть знаю – не впустят меня.

 

*  *  *

 

В гуще кровавых вех есть лишь мольба простая –

Отче, помилуй тех, кто не пошёл за стаей.

 

«Просьба твоя о чём? – скажет Всевышний, – Сыне,

тот кто придёт с мечом, тот от меча и сгинет.

 

Ты ведь с душой в ладу, есть и питьё, и брашно?

Ветки твои во льду, корни в дерьме вчерашнем.

 

Щит от небесных стрел не предусмотрен, дурень,

это ведь ты пригрел волка в овечьей шкуре.

 

Как там себя ни мой, как отвратить ни пробуй --

Каиново клеймо будешь нести до гроба.

 

Лучше б тебе молчать, каждое слово жжётся,

Каинову печать кровью смывать придётся.

 

Знаю, что ты не рад и ни при чём по сути,

но приготовься, раб, и не моли о чуде».

 

*  *  *

 

День поэзии. Дамский угодник,

вытри слёзы и сопли утри.

Тяжело протрезвляться сегодня

с чёрной гнилью вовне и внутри.

 

День поэзии. Нечисть играет.

Пробудившихся крыс суета.

Смятый фантик советского рая

в богатырские красят цвета.

 

То ли был, то ли слыл авангардом,

в кураже не считался ни с кем,

но смотри, вместо сласти -- петарда

со взрывателем на волоске.

 

Видно, с фантиком дело неладно,

а с конфеткой – позор огребай.

Старец, трущий волшебную лампу,

мыслит сделать из джинна раба.

 

Там, где вторит чумным карантинам

гнусный гогот незваных гостей,

алый парус твоей бригантины

просто постер на грязном холсте.

 

По асфальту размазывать печень,

мушкетёров призвал сюзерен,

и безумца от жизни излечит

передоз полицейских сирен.

 

Где последнюю сказку листает

исчерпавший ресурс Аладдин,

вслед за стерхом, отставшим от стаи,

мы вот-вот полетим. Полетим…

 

Полетим к горизонту событий,

траекторию метя паршой –

погоревший на «деле» грабитель

с потерявшей опору душой.

 

Казематы, вериги, герильи,

нескончаемой злобы парад…

Суть полёта не в сломанных крыльях,

суть полёта в падении, брат.

 

День поэзии. Нечем гордиться.

Огорчителен твой эпикриз.

И в зените горящие птицы

осыпаются хлопьями вниз.

 

*  *  *

 

Не помышляя о привале,

мы сами выбрали мейнстрим, 

по тёмным тропам кочевали

и жгли военные костры.

 

И дружно рвали сухожилья

среди придуманных преград…

Царевна, мы тебе служили

не ради злата и наград.

 

Там сладко пели менестрели

о ратных подвигах в ночи

и пусть поленья прогорели,

но в сердце угли горячи.

 

Молясь великому Былому,

не сожалея ни о чём,

мы смотрим в мир из-под шелома,

играя дедовым мечом.

 

И рёв огня, и лязг металла,

и страдный путь за пядью пядь…

Но как-то вдруг тропы не стало

и время обратилось вспять.

 

Так расскажи, моя царевна,

какой ты облик обрела,

пока озорно и стозевно

в твои вползало зеркала?

 

И над загаженным кострищем

дымится новая беда,

быть может, мы тропу отыщем

потом. Случайно. Никогда…

 

*  *  *

 

Какие силы, разомлев,

открыли боулинг небесный,

где человечки на Земле

всего лишь кегли по-над бездной. 

 

Пусть скрыты правила игры,

она заведомо плохая --

за чёрной тучею шары

ход убыстряя, громыхают.

 

Царевна, всё идёт не так, 

как царедворцы предрекали,

мы не учли один пустяк –

там, на холме – богиня Кали. 

 

Её адепты в новостях,

грозясь, свирепо хмурят брови,

она ж, как прежде, жаждет крови

и злобной пляски на костях.

 

 И значит, снова без труда

вернёт свои права природа

и на дороге в Никуда

схлестнутся в битве генокоды.

Куда бежать тебе тогда,

в огне, известно, нету брода…

 

«Он не кончался никогда,

октябрь семнадцатого года»

 

*  *  *

 

Забудь, старик, дизайны и фэншуи,

палёный спирт по стопарям разлей,

оставь в покое родину чужую,

займись своей – погрязшею во зле.

 

В разрушенной навек экосистеме,

кичась стеной из подлости и лжи,

умножилось отравленное племя

и тужится корёжить рубежи.

 

Давно забыта детская беспечность,

мой бедный Кай, пошедший поперёк,

как ни тасуешь буквы, слово «вечность»

не сложишь из доступных четырёх.

 

И возродятся многие печали,

и матери оплачут сыновей,

когда князья стучат в щиты мечами

шеломы надвигая до бровей.

 

Как ни грозит Великий Инквизитор,

как топоры ни тупят палачи,

но кровь не заменяет церезита,

а злобно разъедает кирпичи.

 

И как ни переписывай анналы,

теряя совесть, отменяя стыд –

где царство на крови не устояло,

там царство на вранье не устоит.

 

И лжегерои в шрамах и наколках, 

прослышав, что обрушилась стена,

угрюмо продадут на барахолках

покрытые позором ордена.

 

*  *  *

 

Дурень ли кипит от злобы, друг ли

голосит, объевшись белены –

тугоплавкой ненависти угли

в душах добела раскалены.

 

В средней школе это не постигли,

в высшей тоже налицо изъян,

жуткий жар не сдержат стенки тигля

и прощай, Планета обезьян.

 

Напоследок с выправкой помпезной,

грезя обретением зари,

проплывут на плотиках из пемзы

гордые собою дикари.

 

*  *  *

 

… и мелкий шрифт условий разобрав,

последний пункт в смятении  отметить --

за метастазы правды и добра

перерожденцу суждено ответить.

 

Не обольщайся, брат мой, будь готов

расстаться с тем, что радостью дарило,

нас извлекут из призрачных садов

и вздёрнут на потребу гамадрилам.

 

Должно быть, в самом деле поделом --

преступно знать, куда страна сорвётся,

ещё один «великий перелом»

и позвоночник больше не срастётся.

 

Теряя паруса и якоря,

историей посмертно аттестован,

куда теперь торопится «Варяг»,

грозя врагу открытием кингстонов?

 

Когда вранья протухшая бурда

прольётся из дырявого корытца

и глупость сдетонирует когда,

и грозное железо возгорится,

тогда увидит преданный народ,

всё небо не в алмазах, а в рубинах,,,

 

И впрок готовит сероводород

Эвксинский Понт в заждавшихся глубинах.

 

*  *  *

 

Это старость. И снова с утра

ощутишь после первого вдоха

передозы потерь и утрат

и под сердцем с железом эпоха.

 

Старость щерится, сердце кровит,

одолели печальные вести…

Представлять вымирающий вид

в царстве мрака –  не много ли чести.

 

Размышляй среди моря разлук,

под надзором души охладелой--

есть предел абсолютному злу

или зло не имеет предела.

 

Принуждённый к стандартам двойным

лицемерного мира рептилий,

отползаешь от смрада войны

к ароматам глициний и лилий.

 

Но пока обживал компромисс,

умер друг, предают домочадцы...

Только жизнь, потерявшая смысл,

отчего-то не хочет кончаться.

_________________________

© Рыльцов Валерий Александрович