При таких теоретических воззрениях Ленин, оказавшись во главе диктатуры пролетариата, естественно, тотчас развернул жесткий курс не только в отношении эксплуататоров, но и мелких собственников. Полагать, что переход от капитализма к социализму возможен без принуждения, подчеркивал он тогда, есть величайшая тупость и самый вздорный утопизм, тут необходимы "железная рука" и гражданская война [45]. Советская власть должна, наставлял Ленин, говоря в 1918 г. о ее задачах, несмотря на скулеж разного рода демократов и пустомелей вроде эсеров, меньшевиков, интеллигентов и интеллигентиков, беспощадно сокрушить тех, кто хотя и умеет созидать, но не хочет, чтобы у них копались в карманах, подсчитывали, контролировали и изымали из них [46]. В 33-х губерниях, подконтрольных большевикам, эту политику реализовали специально созданные 122 тыс. комбедов и тысячи продовольственных отрядов из городов. Члены их из четырех арифметических действий знали только два: отнимать и делить. Сопротивлявшиеся объявлялись врагами народа, подлежали тюремному заключению сроком не ниже 10 лет с конфискацией имущества и изгнанием из общины [47]. Доносчики вознаграждались половиной изъятого имущества [48].

С целью обеления такой политики, нареченной "военным коммунизмом", большевистская пропаганда, а впоследствии и советское обществоведение, "теоретики" ИМЛ при ЦК КПСС, будучи ее разновидностью, уверяли, что этот курс был вынужден гражданской войной и проводился во второй ее половине. Однако, как красноречиво говорят ленинские свидетельства, она была следствием самой сущности марксизма и его большевистского варианта, который, абсолютизируя насилие как фактор, компенсирующий отсутствие объективных предпосылок социализма в России, возвел его в многократную степень и довел до абсурда. "Военный коммунизм" стал практикой с момента большевистского переворота и важнейшей причиной острейшей гражданской войны в России. Этот эксперимент обошелся народу огромной ценой. Только потери в живой силе, по далеко неполным данным, составили 13-15 млн. человек.

И только под воздействием возникшей угрозы полного краха, советской власти Ленин лишь в марте 1921 г. согласился с необходимостью замены продразверстки (главного звена "военного коммунизма") продналогом, что положило начало новой экономической политике, снявшей в стране социально-экономическое и политическое напряжение и ослабившей кризис. Но НЭП не был самоцелью. А поскольку он способствовал рождению частных собственников и не мог функционировать без развития рыночных отношений, и Ленин, и его сторонники рассматривали его как временную меру. Не говоря уж об апологетах военного коммунизма, преобладавших в партии, которые вообще относились к нему враждебно.

Поэтому Ленин неустанно был занят поиском оптимальных путей и методов создания социализма в стране с безраздельно принадлежавшей ему властью. В этой связи те, кто продолжал стоять на позициях невозможности разрешения этой задачи из-за отсутствия предпосылок для него и в качестве подтверждения своей правоты указывал на вопиющую практику большевистского правления, превратились в первостепенных врагов. По его указанию, в стране прокатилась волна судебных расправ над остатками социалистических партий (меньшевиков, эсеров и др.), а сотни инакомыслящих ученых под угрозой смерти были вышвырнуты за границу на "философских пароходах", чтобы не путались под ногами и не баламутили верноподданных.

Над тем, как невозможное сделать возможным и оправдаться перед историей, Ленин, прикованный неизлечимыми недугами к постели, словно Прометей железными цепями к горной скале, бился до самого последнего, пока повиновался истерзанный мозг. Но угасавшая мысль нового ничего не придумала и, в конце концов, соскользнула в проторенное русло - "углубления и развития марксизма".

Результатом титанического насилия над больным организмом стали продиктованные им стенографисткам короткие заметки, вошедшие в историю как его последние письма и статьи. Путанные, обрывочные, невразумительные, противоречивые суждения, в нагромождении которых лишь иногда просматривались крупицы какой-то сомнительной трезвости. Впрочем, вскоре объявленные ленинским планом строительства социализма в СССР и, разумеется, гениальным. Центральное место в заметках заняли рассуждения опять-таки о предпосылках социализма в России. Судьба-злодейка сыграла здесь злую шутку: с ними В. Ульянов становился на тропу борьбы, с ними же он, став В. Лениным, покидал сей мир.

Оставаясь самим собой, Ленин, прежде всего, разругал на чем свет стоит "всех наших мелкобуржуазных демократов, как и всех героев II Интернационала", особенно Н.Суханова, одного из меньшевистских теоретиков, попавшегося ему под руку со своими книжками "Записок о революции". Всех их, одним махом, он обвинил в педантстве, трусливом реформизме, бесшабашном фразерстве, хвастовстве, шаблонности, отсутствии гибкости, в неспособности на мельчайшее отступление от " немецкого образца", "общей закономерности во всей всемирной истории" и допустить возможность отдельных полос развития, представляющих "своеобразие либо формы, либо порядка этого развития", в частности, как в случае с Россией, несомненно, обладающей именно таким своеобразием.

Вместо того чтобы признать это, они, обличал их Ленин, носятся со своими идеями как с писаной торбой и продолжают твердить, что Россия "не доросла до социализма" из-за отсутствия в ней, "как выражаются разные "ученые" господа... объективных экономических предпосылок социализма", что она "не достигла такой высоты развития производительных сил, при которой возможен социализм", полагают, что это "является решающим для оценки нашей революции" [49].

Но Ленин снова кривил душой, рассчитывая то ли на поголовное невежество новых партийцев, составивших за годы гражданской войны большевистское большинство, никогда не читавшее Маркса и Энгельса, то ли на то, что вышколенная им партия по привычке снова безропотно проглотит его очередную новацию, благоговея перед ней. Так или иначе, но ту "торбу", на которую он обрушился со всей свирепостью, как раз и составлял тот самый чистейшей воды марксизм, право на малейшее прикосновение к которому он давно уже монополизировал. Теперь вождь предписывал забыть о важнейшей составной части марксизма, поскольку есть возможность при переходе к социализму вообще обойтись без всяких там предпосылок, совершив обходной маневр.

В этой связи Ленин напоминал слова Наполеона, казавшиеся поучительными на все случаи жизни: "...Сначала надо ввязаться в серьезный бой, а там уже видно будет". И с торжеством заключал: "Вот и мы ввязались сначала в октябре 1917 года в серьезный бой, а там уже увидали... детали развития... И в настоящее время уже нет сомнений, что в основном мы одержали победу... Нашим Сухановым... и не снится, что иначе вообще не могут делаться революции" [50]. Революция в России - образец своеобразия, но в странах с иными условиями она обретет еще большее разнообразие. А тех, кто взирает на мировой процесс иначе, тем более через призму учебника Каутского (написанного, кстати, с позиций марксизма. - А. К.), Ленин призывал "объявить просто дураками" [51]. .

Воздав каждой сестре по серьге, Ленин cформулировал ряд положений, полных оптимизма и призванных, согласно его представлениям, вдохновить строителей социализма на трудовые и ратные подвиги. Прежде всего, он напрочь отбрасывал всякие сомнения в части отсутствия его предпосылок в России. Разоблачая оппонентов, подчеркивал: "Для создания социализма, говорите вы, требуется цивилизованность. Очень хорошо". И, прижимая их к стене, напористо вопрошал: "Ну, а почему мы не могли сначала создать такие предпосылки цивилизованности у себя, как изгнание помещиков и ... капиталистов, а потом уже начать движение к социализму?" И бросал, с его точки зрения, убийственный аргумент: "В каких книжках прочитали вы, что подобные видоизменения обычного исторического порядка недопустимы или невозможны?" [52].

При столь обличительных и красноречивых тирадах в статье "О нашей революции (по поводу записок Н. Суханова)", продиктованной 16 и 17 января 1923 г., Ленин делал основополагающий вывод: "Если для создания социализма требуется определенный уровень культуры (хотя никто не может сказать, какой именно этот определенный "уровень культуры", ибо он различен в каждом из западноевропейских государств), то почему нам нельзя начать сначала с завоевания революционным путем предпосылок для этого определенного уровня, а потом уже, на основе рабоче-крестьянской власти и советского строя, двинуться догонять другие народы" [53].

А незадолго перед тем, 6 января, в статье "О кооперации" Ленин подчеркивал: "Нам наши противники не раз говорили, что мы предпринимаем безрассудное дело насаждения социализма в недостаточно культурной стране. Но они ошиблись в том, что мы начали не с того конца, как полагалось по теории (всяких педантов), и что у нас политический и социальный переворот оказался предшественником тому культурному перевороту, той культурной революции, перед лицом которой мы все-таки теперь стоим" [54].

Кооперация для Ленина превратилась в очередную панацею. Ее простой рост для него стал "тождественен ... с ростом социализма". "С этим, - подчеркивал он, - мы вынуждены признать коренную перемену всей точки зрения нашей на социализм". И хотя по смыслу это была не более чем, как очередная дефиниция, мало чем отличавшаяся от подобных предшествующих (мир - социализм, хлеб - социализм, коммунизм - советская власть плюс электрификация всей страны и т.п.), она получила необычно расширительное толкование. И до сих пор в ней, случается, усматривается нечто загадочное, таинственное, необыкновенное, многообещающее и далеко идущее. А между тем сам Ленин достаточно четко разъяснял, что эта коренная перемена означает ничто иное, как перенос центра тяжести борьбы с политической за революцию и власть "на мирную организационную "культурную" работу" [55].

Конкретизацией таких перемен и служит рецепт мер, прописанных им в последних статьях и письмах, которые и должны были стать, с его очки зрения, сильнодействующими лекарствами. Среди них значились наделение Госплана законодательными функциями, реорганизация рабоче-крестьянской инспекции, увеличение численности ЦК и ЦКК при непременном введении в них истинных пролетариев и т.п. Несмотря на очевидность паллиативности предложенных им мер, бюрократических по природе и сути, он, тем не менее, всерьез полагал, что реализация их окажет чудодейственное благотворное воздействие на выпестованную им чудовищную военно-коммунистическую административно-приказную систему. Так как это позволит наркому Рабкрина и президиуму ЦКК, по его словам, эффективнее распределять обязанности между входящими в них руководителями, что, в свою очередь, даст возможность каждому из них присутствовать на заседаниях политбюро партии, проверять принимающиеся документы, больше уделять внимания своей теоретической подготовке за счет рабочего времени, усилить контроль за работой госаппарата, подвергать его чистке, преодолеть возможность раскола в партийных верхах, обеспечить верность крестьянства союзу с пролетариатом и оторвать его от "нэпманов", т.е. новой буржуазии [56]. И тогда корабль преодолеет все подводные рифы и на всех парусах помчится к социализму.

Правда, напоминал Ленин, на этом пути пока сохраняется еще один скрытый камень, образовавшийся в связи с задержкой пролетарской революции на Западе. Но и в этой части он продолжал источать полнейший оптимизм. "... Удастся ли нам продержаться при нашем мелком и мельчайшем крестьянском производстве, при нашей разоренности до тех пор, пока западноевропейские капиталистические страны завершат свое развитие к социализму?" - вопрошал он. И с полной уверенностью отвечал: возможно. Хотя тотчас, вселяя успокоение, предупреждал, что это развитие завершается "не так, как мы ожидали раньше". Но в том, призывал он, не следует усматривать беды, ибо вызревание социализма в них совершается не равномерно, "а путем эксплуатации одних государств другими", побежденных победителями в империалистической войне и "соединенной с эксплуатацией всего Востока". В силу этого последний "пришел окончательно в революционное движение ... и окончательно втянулся в общий круговорот всемирного революционного движения". Отсюда, заключал Ленин, наша тактика: сохранить нашу рабочую власть и под ее руководством удержать наше крестьянство. Ждать, вдохновлял Ленин, остается недолго, ибо "весь мир уже переходит теперь к такому движению, которое должно породить всемирную социалистическую революцию", "победа социализма вполне и безусловно обеспечена" [57].

Сейчас нет необходимости пространно говорить о характере ленинских фантасмагорий, пленявших и порой, несмотря на уроки, преподанные историей, продолжающих пленять легковерующих, романтиков и фантазеров. Важнее отметить, что среди современников было немало их противников, в том числе и среди ортодоксальных марксистов, в частности, Г. В. Плеханов. Он не дожил до последних изысков Ленина. Тем примечательнее его рассуждения, поражающие своей глубиной и прозорливостью. О таких обычно говорят: словно, в воду смотрел.

И действительно, еще весной 1918 года, полемизируя с ленинскими прожектами построения социализма в России при отсутствии необходимых объективных условий, Г. В. Плеханов парировал: "Да, но разве нельзя, - спросит меня сторонник Ленина или "полуленинец", - в условиях власти пролетариата ликвидировать безграмотность, поднять культуру и самосознание трудящихся, быстро увеличить численность рабочих и развить производительные силы?" Отвечаю: Нет, нельзя! Во-первых, нельзя нарушать объективные законы общественного развития, так как безнаказанным это не останется. Во-вторых. культура и самосознание масс - это социальный фактор, всецело зависящий от степени развитости производительных сил, хотя, разумеется, существует и обратная связь. В-третьих, декларировав социалистические производственные отношения, Ленин оставил производительные силы далеко позади и тем самым создал революционную ситуацию наоборот. В обществе нет антагонистических противоречий только в том случае, если существующие производственные отношения соответствуют уровню развития производительных сил. Несоответствие подобного рода породит новые, до сих пор неизвестные противоречия, не менее, а скорее всего более драматичные, чем при современном капитализме. В-четвертых, власть на данном этапе российской истории не может принадлежать и не будет принадлежать пролетариату".

Почему власть, по Плеханову, при большевиках не будет принадлежать пролетариату? Потому, отвечал он, что "При ленинском социализме рабочие из наемных капиталиста превратятся в наемных государства-феодала, а крестьяне, у которых тем или иным путем отберут землю и на которых неизбежно ляжет вся тяжесть промышленного подъема страны, - в его крепостных".

С провидческой смелостью древнего оракула он высказал целиком подтвердившееся предвидение: "... эволюция власти большевиков будет следующей: ленинская диктатура пролетариата быстро превратится в диктатуру одной партии, диктатура партии - в диктатуру ее лидера, власть которого будет поддерживаться сначала классовым, а затем тотальным государственным террором. Большевики не смогут дать народу ни демократии, ни свободы, потому что, осуществив это, они тут же потеряют власть. Ленин хорошо понимает это. А раз так, то у большевиков нет другого пути, кроме пути террора, обмана, запугивания и принуждения". Но таким путем, без демократии, свободы и заинтересованного труда, нельзя быстро развить производительные силы и построить справедливое общество [58].
Вожди большевизма всегда понимали, что социализм, насаждавшийся ими с помощью насилия и принуждения, не имеет под собой надежной базы. Поэтому, как некогда Ленин, они продолжали "обосновывать" его учение о всемирно-исторической обусловленности и закономерности социалистической революции в России. Огромная пропагандистская индустрия, охватывавшая все сферы бытия человека от рождения до последнего вздоха, доказывала, что она покоится на прочном фундаменте объективных предпосылок социализма, вызревших в недрах российского капитализма конца Х1Х - начала XX века. Миллионы заподозренных в инакомыслии были поставлены к расстрельной стенке, заточены в темницах, отправлены в ГУЛАГ на каторжные работы, что ныне отвергается наследниками большевизма, такими же лжецами, как и их предки.

Тысячи трактатов, в том числе диссертационных и монографических, сотни научных конференций… Исходя из методологических установок ЦК КПСС, под бдительным контролем состоявшего при нем ИМЛ, извели море чернил, красок и лесов на огромных площадях, чтобы убедить страну и мир, что Ленин и большевики, учтя зрелость социалистических предпосылок и подоспевший момент разрешения России от бремени, своевременно выступили в роли повивальной бабки. Ради этого были собраны горы фактического материала. При всей своей несомненной важности и значимости по многим параметрам, в целом он нес на себе печать идеолого-политической заданности и апологетики.

С задором и лекговесностью пионерских юных следопытов седовласые мужи отыскивали объективные предпосылки социализма в каждом закоулке СССР. И даже весьма осторожное замечание мудрого академика И. И. Минца, высшего тогда авторитета, что "Ленин всегда издевался над этой карикатурой на марксизм" [59], должного впечатления не произвело и не остудило пыл энтузиастов. С еще большим упором клеймились "забугорные" западные советологи, разумеется, фальсификаторы, согласно установившейся типологизации, чтобы свои больше боялись. За то, что они ленинское обоснование неизбежности социалистической революции в эпоху империализма, конечно же, покоящееся на прочном фундаменте научного анализа зрелости объективных условий перехода к социализму, представляют "как якобы волюнтаристские и противопоставляют их взглядам Маркса, опиравшегося на объективные законы общественного развития" [60].

Тон яростной кампании по разоблачению, означавшее перевертывание с ног на голову, задавал всесильный ИМЛ при ЦК КПСС, действовавший, в свою очередь, по мановению палочки генсеков и состоявших при них идеологов. Выдавая очевидное за невероятное, он смешивал в одну кучу всех подряд без разбора и крестил их на чем свет стоит. Социологи, историки, философы, экономисты, юристы... представлялись непременно, как серые кошки в темноте, в одинаковом облике продажных буржуазных писак. В частности, социологи А. Г. Мейер (США), А. Пьетр (Франция) изображались как бездумно повторяющие избитые доводы своих предшественников о том, что будто(!) капитализм нашел в XX веке выход из тех противоречий, которые, по Марксу, должны были привести к революции, а Ленин, реабилитируя незыблемость его теории, волюнтаристски истолковал ее [61].

И хотя опровергавшиеся положения отражали подлинное положение вещей, оракулы большевизма, сознавая это, поскольку явственно ощущали нараставший шквал подспудных бурь, потрясавших мироздание "Развитого социализма", продолжали твердить с жизнеутверждающим казенным оптимизмом о всесилии ленинизма и изначальной его выверенности. Пока на головы им не посыпались горящие перекрытия. И перед глазами предстал "голый король". Стало ясно, народ можно долго обманывать, но не бесконечно, а объективные законы общественного развития неподвластны и тоталитарному режиму.

Ленин и большевики, используя тяжелую конъюнктуру и пустив в ход обольщающие посулы скорого благоденствия, сумели обойти каноны ортодоксального марксизма о необходимости предпосылок для перехода к социализму и в 1917 г. сбили Россию с магистрального пути. Свершенный ими вооруженный переворот спровоцировал преждевременные роды. Недоношенный ребенок, благодаря отчаянным усилиям его родителей, рос и развивался, порой даже совершал скачки, подавая надежды на свою крепость, но врожденные недуги изнутри неуклонно, с возрастающей скоростью, подтачивали его организм и обрекали на неизбежную гибель.

История снова преподала урок. Впрочем, лишь прилежным ученикам.

Литература
45. Ленин В. И. Полн. собр. соч.//Т. 36 - С.194,195.196
46. Там же. - С.64-66.
47. Там же. - С.З16.
48. Ленинский сборник ХУ111.-С.86,87
49. Там же.//Т.45. - С.378-380.
50. Там же. -C.381.
51. Там же. - С.382.
52. Там же. - С.381.
53. Там же.
54. Там же. - С.З76, 377.
55. Там же. - С.376.
56. Там же. - С.386,387,388.
57. Там же. - С. 402, 403, 404.
58. Плеханов Г. В. Ук. соч. - С. 10. Подчеркнут жирный шрифт Г. В. Плеханова. - А. К..
59. Минц И. И. История Великого Октября. В трех томах.//Т.1. М.1967. - С.8.
60. История Коммунистической партии Советского Союза.// Т.П. М.1966. - С.513.
61. Там же. - С.514.

____________________________________________
© Козлов Александр Иванович