 |
||||||||||||||||||
|
|
|
|
 
На пенсию Клавдия Александровна Борисова ушла, когда ей отметили семьдесят. Честно говоря, я бы никогда не дал ей ни те семьдесят, ни нынешние восемьдесят два. Не годами измеряется возраст учителей. Особенно начальных классов – а их за полвека в педагогике и сорок лет работы в старейшей в Тольятти первой школе, перешедшей «по наследству» еще из старого Ставрополя, ею выпущено немало. Не годами, вопреки известной песне, исчисляется человеческое богатство. Всех своих ребятишек Клавдия Александровна помнит и любит – а уж они тем паче не забывают: первая учительница! О ком бы ни упомянула, непременно добавит: «Он (она) – чудо». И дети, и родня, и коллеги, и соседи – все чудо. Причем с годами этот редкий дар примечать и верить в чудеса не иссякает, наоборот. Не каждый – даже тот, кто прожил в сплошной радости и достатке, на такое способен. А все, наверное, потому, что и ее непростая жизнь, и общая судьба Борисовых – этой удивительной пары, которая успела сыграть золотую свадьбу, – чудо… Я перед ней в долгу. Столько книг вышло за последние годы, а про её Лёвушку, царствие ему небесное, там либо ни строчки, либо совсем мало. Просто рок какой-то. И вот, наконец, зреет новый проект – сборник воспоминаний о волжском Ставрополе и ставропольчанах в годы Великой Отечественной войны, который я готовлю совместно с городским музеем «Наследие». И здесь без Борисовых уж точно, стопроцентно никак. Потому что права она: «Мы достойно прожили жизнь. Мы оставили след на земле. Одним тем, что достойно работали. Одним тем, что вырастили детей. Одним тем, что сеяли добро. Коли сеяли мы добро – нет темного пятна в нашей биографии». Не знаю, как вы, а я бы дорого дал, чтоб без ложной скромности сказать такое про себя когда-нибудь.
Чудес не бывает Ей выпало родиться среди тех, кого смутные времена просто не могли обойти. По материнской линии в ее роду были старообрядцы. Прадед Клавдии Александровны, купец первой гильдии Митрофан Черкасов «владел всей Волгой» – рыбными промыслами, был поставщиком Императорского двора и прочая. Деду достался богатый, красивый дом в селе Ягодном Ставропольского уезда Самарской губернии. «Прадед, впервые в этом роду, разрешил младшему сыну жениться на крестьянке, поскольку нужны были наследники – у старших братьев сыновей не было. Передал ему часть рыбных ловель. И выбрал для своего любимого Петеньки на Волге самое лучшее, сказочное место. Построил дом – большой, великий, красивый, и церковь ему построил - богатейшая, ценнейшая была церковь. Подвал у дома был огромный – провизии на весь год заготавливали: грибы, мед, за все это он расплачивался рыбой. И каждое воскресенье бесплатно кормили староверов. С утра на брёвнах перед домом уже сидели нарядные женщины в платочках и ждали, когда бабушка Настенька – певица, красавица, – позовёт их на обед…» Мать, Зинаида Петровна, тоже была «красоты необыкновенной» и тоже вышла замуж по любви. Не дожидаясь сватовства богатого самарского промышленника Челышева, отец которого положил на нее глаз, тайно, пятнадцатилетней обвенчалась с односельчанином Сашей Селиверстовым, и вскоре родила трех девочек-погодок. А в 1929-м семью и прежнюю жизнь разбили. Напрочь. «Маме восемнадцати не было, когда всех Селиверстовых отправили в ссылку. Свекровь и свёкр владели маслобойкой, мельницей, обдиркой, 50 гектарами земли, торговали подсолнечным маслом, - богатейшие люди в Ягодном. И вот их всех арестовали, первым – папу. А следом и Черкасовых. Когда дедушке сказали, что его собираются арестовывать, он не верил: «За что, у меня же ничего нет. Церковь давно отобрали, остался только дом». Лучший в селе дом, естественно, «экспроприировали», там потом устроили сельсовет – обычная история. А жильцов, всех, с мал-мала-меньше, выкинули в чем мать родила: выживайте, только чтоб на глаза не казались. Спрятались в стоявшем на бугре, на отшибе полуразваленном сарае и смотрели, как из родного гнезда, казавшегося еще вчера незыблемой крепостью, выносят посуду, мебель, постель. И хотя добрые люди, прежде души не чаявшие в Черкасовых, украдкой носили «врагам» молоко, – из трех сестренок холодную, промозглую осень пережила одна Клава.
Лишенцы «И начались мытарства по России…» Из родного Ягодного, куда «калитка» отныне была закрыта навсегда, их вызволила сестра матери, крестная Клавдии Александровны, сумевшая сбежать из мест поселения и затеряться на Северном Кавказе. Бабушка уезжать отказалась наотрез, осталась ждать своего любимого Петеньку, которого перед арестом одела в лисью шубу и бобровую шапку – дабы не простудился в дороге. И все не могла поверить, что его давно уж нет, даже до места ссылки не доехал: в вагонзаке уголовники проиграли догола и выбросили под откос, едва эшелон отошел от Самары. На лесозаготовках в Воркуте погибла и бабушка Селиверстова – убило лесиной на глазах у всей семьи. Отца «спасли», переправив на Беломорканал: чтобы сменить статью, пришлось «дать кому нужно». Через три года вернулся, с поражением в правах. Кожа да кости. Но – живой. Живым вернулся отец и с фронта, куда напросился сам. Как только объявили войну, пришел в райвоенкомат в Куйбышеве, где семья приютились к тому времени. «Не волнуйтесь, я же лишенец», – успокоил домашних. А 26 июня принесли повестку. В 1943-м под Старой Руссой Александр Селиверстов попал в такую мясорубку – чудом уцелел. Отделался «легко» – тяжелыми осколочными ранениями в обе руки и ногу. Нет, не зря его дочка-кроха («я была самая крошечная в классе») короткими летними ночами уговаривала падающие звезды исполнить самое сокровенное желание... Честно говоря, было еще одно – наесться. Но загадывать-то разрешалось только одно. И потому, возвращаясь поздними вечерами из школы или подшефного госпиталя, дети подолгу останавливалась у хлебозавода, чтобы надышаться-напитаться умопомрачительным запахом. И опять случилось чудо. Тогда же, в 1943-м, остатки семьи воссоединились в волжском Ставрополе, куда вернулся выброшенный с воркутинских лесозаготовок с пороком сердца дедушка Селиверстов. После полуголодной, на птичьих правах Самары «здесь был рай».
Помни, кто твой отец - Борисов! Помни, кто твой отец! – так, чтобы слышали все, «ставила на место» шестиклассника Леву географичка, вечный парторг первой ставропольской школы, а в годы войны бессменный ее директор Любовь Юльевна Воронцова…
Ну как не помнить? Борисовы в городе известны. Дед Льва Степановича, служивший конюхом у графа Орлова-Давыдова, обосновался в Ставрополе в начале прошлого века. Отец его, Степан Алексеевич, тоже успел потрудиться в графской экономии механиком. После революции был первым руководителем местного совнархоза. В 1937-м – председатель ставропольского райземотдела. Тот юбилейный для родины год – 20-летия Великого Октября – для района складывался неплохо. Голод начала тридцатых слегка подзабылся. «Кулаков» изолировали. Школьники с весны готовились к ловле сусликов и прочих вредителей, заполонивших тучные социалистические поля. И вроде даже были виды на урожай. Но каждый возделывал свою делянку. Как и везде, главным подарком трудовому народу к юбилею стало массовое разоблачение «врагов». К середине осени тридцать седьмого доблестные ставропольские чекисты могли доложить: да что там озимые, яровые – главное, урожай «сорняка» и «вредителя» небывалый. Принимайте, закрома ГУЛАГа, ставропольское пополнение. В число врагов попал и Степан Алексеевич Борисов, отец Левушки. Арестовали его вместе с первым секретарем райкома Иваном Фомичевым, председателем райисполкома Александром Гордеевым – всего в списке более десятка фамилий. Как писала 20 октября 1937-го местная «Большевистская трибуна», Гордеев согрешил тем, что «распустил кулацкий поселок, возвращал кулакам ранее отобранные у них по суду дома». А его «ставленник» Борисов, «орудовавший в райземотделе, открыто издевался над колхозниками, давая явно вредительские указания по проведению сева и уборки». Вердикт: «Головка вредителей, орудовавших в районном центре, поймана с поличным. Нет пощады врагам народа!» Пощады действительно не было. Степан Алексеевич – тот каким-то чудом вернулся-таки с Колымы в 1939-м. Многие, как и он, были реабилитированы лишь спустя десятилетия, только – посмертно.
Право на войну
- В школу пришёл главный военком города и сообщил, что формируется ставропольский добровольческий отряд. «Кто желает защищать Родину?» Из двух десятых классов встали только двое... 26 декабря командир отделения 2-го истребительного батальона при 4-й ударной армии старший сержант Борисов уже участвовал в контрнаступлении под Москвой. «Перед этим один раз дали в руки винтовку и по три патрона, – вспоминал Лев Степанович. – Потери вначале были большие, поскольку бросили нас, не обучив и трех месяцев. Мы ходили по немецким тылам, громили обозы, гарнизоны – и опять в лес. А в лесу и огня не разжечь: кругом немцы. Так что не только они там померзли...» В феврале 1942-го раненного и обмороженного бойца товарищи чудом успели доставить из-за линии фронта к своим. После госпиталя отправили в воздушно-десантное училище в Нахабино, а спустя еще три месяца определили в воздушно-десантную бригаду, числившуюся в резерве Сталина и воевавшую в составе 3-го Украинского фронта. Под самый конец войны лейтенант Борисов служил в 103-й отдельной гвардейской артиллерийской дивизии, командовал расчетом 37-миллиметровой зенитной пушки. С боями прошли Венгрию, Австрию, Чехословакию. В освобожденной австрийской столице девятнадцатилетнему командиру вручили орден Красной Звезды за красиво сбитый вражеский самолет, медаль за взятие Вены и партбилет, одного из немногих наградили фото у святыни – полкового знамени. И война кончилась для него не 9 мая, как у многих: пришлось добивать Словении последнюю группировку гитлеровцев. - Мать его всё спрашивала: «Лёва, ты стрелял, Лёва, ты стрелял что ли?»… Он молчал, никогда об этом не вспоминал. А перед смертью мы с ним разговаривали до рассвета. «Клава, как же я не стрелял? Когда нас пустят больше тысячи, а выходят только двадцать три! Шагали, бежали по трупам, по колено в крови». И до последнего ему снились только сны про войну… Клавдия Александровна хранит все награды своего Левушки: и Красную Звезду за сбитый самолет, и орден Трудового Красного Знамени за участие в строительстве Куйбышевской ГЭС, и «Знак Почета» – всего четырнадцать боевых, трудовых, юбилейных. А еще – несколько благодарностей от Верховного Главнокомандующего. От Сталина.
Дети «врагов» защитили Отечество - На одной из встреч жертв политических репрессий я говорила корреспондентам: дети «врагов народа» защитили Отечество. Папа мой, мой Левушка – защитили… А знаете, почему защитили, почему выстояли? Потому что не обделил их Создатель тем, что делает людей людьми – долгой памятью. Клавдия Александровна – из «победного выпуска» 1945 года все той же, ставропольской школы, которую Левушка не закончил из-за войны. И именно она спустя годы основала там уникальный школьный музей, о котором командир легендарного 46-го женского гвардейского авиаполка «ночных ведьм», Герой Советского Союза Евдокия Бершанская, побывавшая в свое время в Тольятти, на родине однополчанки, сказала: «Я проехала все школьные музеи страны, лучше вашего нет». Не знаю, как в стране, а в городе он и сегодня лучший. Нужно ли говорить, что, вольно или невольно, через ее сердце прошли все они: и «огненный выпуск» 1941 года, из которого с фронта вернулись единицы, и те двое десятиклассников, что не могли усидеть за партой. Может быть еще и потому, что помнили, кто их отцы. Не чудо ли, что с одним из них она связала свою судьбу? Что потомки графского конюха и хозяина всей Волги, уравненные щедрой «народной властью» в нищете и бесправии, полвека делили и груз утрат, и семейное счастье?..
- Похоронили мы Леву на кладбище, где похоронены мои родители. Я поставила на могиле белый мраморный крест: «Жертвам политических репрессий»… Он мне часто снится – всегда весёлый, в кремовом костюме. Говорю ему: «Скоро приду к тебе». Он с улыбкой отвечает: «Не торопись, я тебя подожду…» Знает: есть у нее еще дела на этом свете. _______________________ © Мельник Сергей Георгиевич |
       
|
