 |
||||||||||||||||||
|
|
|
|
 
В канун Пасхи, под вечер Великой субботы, часа за два до полуночи в Ставрополь прибыл пароход из Самары. Немногочисленные пассажиры, в основном местные, быстро растворились в кромешной тьме, и только двое приезжих задержались на едва освещенной уныло мигающими фонарями пристани, размышляя, как им скоротать ночь в чужом городе, чтобы в Светлое Христово Воскресенье спозаранку приняться за дела. Звали этих двоих Александр Степанович и Моисей Маркович…
Написал – и поймал себя на мысли: вот ведь завернул! Не журналистика это – чистой воды литературщина. Та самая, что из поколения в поколение губила и продолжает губить многих наших краеведов и историков, в чьих трудах вымысла куда больше, чем фактов, а ссылок на первоисточники не сыщешь днем с огнем. То, чем грешили в свое время многие талантливые публицисты, особенно либерального и народнического толка, не утруждавшие себя глубоким анализом и интерпретировавшие порой очевидные факты в угоду своим умозрительным теориям и «красному словцу». Например, из работ Александра Пругавина [1] (далее курсивом выделены цитаты из сборника А.С. Пругавина «Голодающее крестьянство: Очерки голодовки 1898–99 гг. – М.: Изд. «Посредника», 1906), выдающегося этнографа, историка и публициста, одного из «властителей дум» молодежи своего времени, которым еще в студенческие годы зачитывался и Александр Наумов (см. мои очерки о нем в журнале RELGA: «Воспоминания уцелевшего» , № 94; «Читая Наумова», №192; «Уроки русского», № 203. – С.М.), последующие интерпретаторы с литературным уклоном понавыдергивали столько, что пером не описать…
ИСПРАВЛЯЮСЬ: 17 апреля (ст.ст.) 1899 года в волжский Ставрополь прибыли секретарь Самарской земской управы А.С. Пругавин и губернский санитарный врач М.М. Гран [2]. Приехали они в связи событиями, за развитием которых сочувственно следила вся Россия. В своих мемуарах «Из уцелевших воспоминаний. 1868-1917» (Нью-Йорк, 1954-1955) Александр Наумов (см. также мои вышеупомянутые очерки - «Воспоминания уцелевшего» и «Читая Наумова», – «молодой, образованный человек, воспитанник Московского университета», незадолго до того избранный в губернскую управу и назначенный заведовать только что созданным санитарным бюро, так описывает события того времени:
Не только члены управы – в глубинку зачастили и губернские служащие. Одна из таких поездок и пришлась на великий православный праздник. Добравшись от пристани до города на подвернувшемся извозчике, гости у него и заночевали. Пока ехали до места ночлега, «по улицам то и дело попадались группы людей, направлявшихся в церкви, на которых начинали уже зажигать иллюминацию. Некоторые несли в руках куличи, пасхи и крашеные яйца… Рано поутру, поднявшись с тощего соломенного ложа, я попросил хозяина заложить лошадь, и так как для деловых визитов время было еще слишком раннее, то поехал взглянуть на город и сосновую рощу, благодаря которой Ставрополь издавна играет роль курорта…Из рощи я поехал к А.А. Дробыш-Дробышевскому [4], который имеет здесь дачу и сад. Г. Дробышевский более десяти лет работает в поволжских газетах, а также и в некоторых столичных изданиях, под псевдонимом, пользующимся известностью в литературных кружках. В то время он заведовал редакцией «Самарской Газеты», прилагая со своей стороны все усилия для того, чтобы вести ее возможно более прилично и порядочно. Живя постоянно в Самаре, он каждый праздник приезжал сюда, в Ставрополь, чтобы поработать в саду, который он любит не менее газеты. Разговевшись по русскому обычаю ветчиной, пасхой и куличом, мы перешли на чай, не переставая все время вести оживленную беседу на злобу дня…» За чаем приятель Пругавина между прочим изложил свою версию причин народного бедствия. По его умозаключениям, причинами голода и болезней стали не только неурожай хлебов и овощей – в частности, лука, «главного, почти единственного источника существования» ставропольских мещан, – но и (и на этом, разумеется, делался акцент) отсутствие помощи со стороны «земства и казны» (что, стоит заметить, сущая неправда). И конечно же, ущемление свободы слова: по утверждению г-на Дробышевского, цензура свирепствовала – «слова «голод», «голодающие», а потом слово «цинга» подвергались систематическому вычеркиванию и ни под каким видом не допускались на страницах «Самарской Газеты».
ПОСЛЕ сытного пасхального разговенья «залитые лучами солнца улицы захолустного городка, состоявшие из маленьких домиков с садами и палисадниками, выглядели более уютно. С колоколен церквей, не переставая ни на минуту, раздавался праздничный звон колоколов. По улицам разъезжали чиновники, делавшие визиты. На крыльце деревянного в три окна домика сидели два молодых парня, здоровые и краснощекие, с подбритыми затылками, в новых пиджаках, в сапогах со сборами, и щелкали семечки с самым беззаботным видом. «А где же голод?» вдруг припомнился мнe вопрос, которым бывало задавался В.Г. Короленко во время своей поездки по Нижегородской губернии в голодовку 1892 года. По словам талантливого беллетриста, с этим вопросом к нему то и дело обращались тогда «многие умные люди, приезжавшие из столиц и с удивлением замечавшие, что, например, в Нижнем Новгороде на улицах не было заметно никаких признаков, по которым можно было бы сразу догадаться, что это – центр одной из голодающих губерний» (Короленко В.Г. В голодный год. – СПб., 1894. – С. 2). Странно, замечу в скобках: писавшего о голоде Короленко цензура щадила, Дробышевского же – неплохого, наверное, либерального критика, но далеко не самого талантливого редактора, от «правки» которого изрядно страдали тот же Короленко (он, к слову, и рекомендовал бывшего узника Петропавловки в «Самарскую газету». – С.М.) и буревестник Горький, – нещадно «вычеркивала»… «Не то же ли самое и здесь?» невольно думал я, – продолжает Пругавин. – Какие признаки голода мог бы подметить приезжий со стороны наблюдатель, например, на улицах г. Ставрополя, уезд которого, по общему мнению, считается одним из самых пострадавших? Особенно теперь, в этот праздник, когда вся нищета, вся голь, «Все то, что голодно и бледно, Что ходит голову склоня», – все это, очевидно, попряталось и притаилось по своим трущобам (в которые мы, приезжие люди, никогда, конечно, не заглянем), не решаясь смущать своими грязными лохмотьями, своим жалким убожеством праздничного настроения людей, которых не коснулись лишения и горе, вызванные неурожаями и голодовкой...» Опережая события, скажу: в трущобы приезжие так и не заглянули.
ТЕМ ВРЕМЕНЕМ, читаем в воспоминаниях Александра Наумова, «в конце октября (1898 года. – С.М.) я вновь сидел в своем Самарском управском кабинете и усиленно работал над… принятием мер по борьбе с начавшими появляться в разных местах губернии эпидемическими заболеваниями на почве почти повсеместного недорода и его обычного спутника – голода. Вести с мест шли в то время одна другой безотраднее и тревожнее. Надо было серьезно и планомерно готовиться не только к противоэпидемической борьбе, но и к продовольственной и семенной кампании. Работа губернскому земству предстояла большая и ответственная. К тому же времени относится образование в Самаре частного кружка помощи детям в голодающих местностях. Успех работы всецело зависел от собранных средств. В этом отношении мне удалось добывать довольно значительные суммы денег при содействии семьи Ушковых, присылавших мне их из Москвы. Благодаря деятельности этого «Комитета детской помощи», спасено было в свое время много детских жизней… Самарский голод, о котором в то время много писалось во всех столичных газетах, привлек в зимние месяцы 1898-1899 гг. многих приезжих из Петербургских благотворительных организаций, которые направлялись в голодающие деревни для оказания помощи обессилевшему и больному населению». О том же очерке из книги Александра Пругавина: «Среди всех этих тяжелых, удручающих впечатлений единственной отрадой было наблюдать деятельность лиц, работавших на голоде. Над оказанием помощи населению, страдавшему от голода и цинги, здесь энергично работали земские врачи, учителя и учительницы народных школ, некоторые из местных помещиков и помещиц. Но главный контингент работавших на голоде составляли, без сомнения, приезжие из Петербурга, Москвы и других городов России… студенты различных учебных заведений, слушательницы разных высших курсов, дамы и барышни «из общества». Упоминаются, в частности, «дочь покойного редактора-издателя «Недели» Н.П. Гайдебурова, дочь известного профессора и писателя (автора знаменитых «Сказок Кота-Мурлыки». – С.М.) Н.Н. Вагнер и многие другие»...
В СТАВРОПОЛЕ в это время работает земский врач И.Г. Хлебников – один из многих наших земляков, ставший также героем мемуаров А.Н. Наумова. «Вспоминается мне также из ставропольских моих новых знакомых Иван Гаврилович Хлебников – земский врач, заведовавший много лет местной участковой больницей и пользовавшийся в уезде всеобщим уважением и заслуженным профессиональным доверием. Иван Гаврилович имел почтенную семью, любил у себя принимать и отличался теми душевными качествами, благодаря которым его можно было назвать истинным «другом человечества». Ставропольское земство очень ценило его работу и заслуги». В книге Пругавина есть целая глава-очерк «У доктора Хлебникова» – но о самом докторе, его трудах и заслугах в ней почти ничего, кроме двух брошенных мимоходом фраз: о том, что он давно уже занимает должность земского врача, заведует местной земской больницей и 27 столовыми самарского частного кружка в 13 селениях Ставропольского уезда. Пругавин утверждает, что берет на себя роль исследователя: «Посещая цинготных больных, я всегда старался, по возможности, выяснить вопрос о ближайших, непосредственных причинах, вызвавших появление и развитие цинги в каждом отдельном случае». Что, впрочем, не мешает ему по-своему интерпретировать все увиденное и услышанное из уст специалиста. Так, доктор Хлебников внятно объясняет приезжим господам, что на здоровье (и заболевание цингой, в частности), конечно, влияет недостаток питания – но что касается собственно цинги, в данном случае «большое влияние имеет однообразие пищи. Мне известны случаи, – говорит уважаемый врач, – когда цинга обнаруживалась в семьях вполне обеспеченных, например, в семье одного весьма зажиточного мельника. В этих случаях о недостатке пищи, а тем более хлеба, не может быть и речи; причина же подобных заболеваний лежит исключительно в однообразии пищи. Полный неурожай овощей, отсутствие капусты – вот что имеет решающее значение... Особенно это наблюдается во время постов, когда выбор питательных веществ у крестьян, и без того крайне ограниченный, еще более суживается». Вроде бы приведено мнение специалиста. И не ставропольским земским врачом открыто, что основная причина цинги – недостаток витамина C (аскорбиновой кислоты). О том, что цинга – болезнь не столько социальная, сколько порожденная недостатком культуры (в том числе, хозяйствования и питания), к тому времени было известно всему цивилизованному миру. Неслучайно, например, один из «волонтеров» – студент Юрьевского (Дерптского) университета, некий Владимир Федорович К-ов, который помогал голодающим в Ташелке, писал Пругавину, что сначала «давал заболевшим цингой крестьянам «чай, сахар, особенно слабым – белый хлеб, потом Елизавета Андреевна Сосновская дала мне для больных вина, морсу, мяты…». (Что не помешало тем же «благодарным» крестьянам в годы «первой русской революции» подвергнуть ее могилу вандализму; см. очерк «Уроки русского». – С.М.)
РАЗВЕ не мог позволить себе запастись морсом и мятой даже самый последний из бедняков?.. Пругавин игнорирует эти «мелочи», поскольку задача у него совершенно иная – ниспровергать. «Русская бюрократия, доведя народ до разорения, до нищеты, цинги и вырождения, не могла, разумеется, не сознавать своей вины в этом и потому больше всего боялась свободного слова, независимой печати, которые могли бы раскрыть и разоблачить ту хитрую механику, с помощью которой «командующие классы» имели возможность в течение столь долгого времени держать стомиллионную массу крестьянства в невежестве, рабстве и нищете», – подытоживает Александр Степанович… Впрочем, и у Наумова есть свои «счеты» с «далеким, чиновно-рутинным Петербургом». «Встав лицом к лицу с постигшим бедствием, я воочию увидал всю слабость организации в стране продовольственных запасов, с одной стороны, и с другой, – отсутствие соответствующего законоположения, которое регулировало бы дело продовольствования на случай стихийных бедствий, – пишет Александр Николаевич. – Прошло почти 20 лет. В 1915-1916 гг., во время Великой войны, мне как министру, председательствовавшему в Особом продовольственном совещании, пришлось руководить ответственным делом продовольственного снабжения не только всех четырех наших фронтовых армий, но и почти всей Европейской России. И что же пришлось мне тогда встретить и увидать? – Всё те же недостатки – отсутствие правильно размещенных по стране продовольственных запасов и их учета, а также полная неподготовленность административных верхов к принятию необходимых мер для налаживания снабжения. Не было заранее предусмотренного и разработанного «мобилизационного» продовольственного плана». На собственных ошибках никто не учился и в те басенные времена.
Скажем честно: мастерски написанные (не зря А. Наумов отдавал должное таланту автора, имя которого представлялось ему в юности «непререкаемым литературным авторитетом») зарисовки А.С. Пругавина о поездке в Ставрополь в разгар голода 1898-1899 годов грешат тем же, чем труды большинства народников. Они интересны в основном как плод труда изрядно политизированного литератора, но вряд ли могут служить источником для серьезного анализа. Политическая декларация (особенно из уст человека, к позиции которого прислушиваются – а Пругавина, напомню, читали и «брали на вооружение») – особый жанр, не имеющий к исторической правде и просто правде никакого отношения. Историю как-то не принято относить к точным наукам. И профессию историка – к социально ответственным. А жаль. Порой неточности и небрежность здесь чреваты последствиями куда более тяжкими, чем, скажем, осколок в теле солдата, оставленный фронтовым хирургом. Поскольку от осколка страдает один, от небрежения историческими фактами – массы. Причем во многих поколениях… Пожалуй, именно с легкой руки очеркистов вроде Пругавина история за последнее столетие чуть не умерла как наука.
Примечания: 1. Пругавин Александр Степанович (1850, Архангельск, – 1920) – выдающийся этнограф, историк, исследователь старообрядчества и сектантства, публицист. В 1890-е гг. – секретарь Самарской губернской земской управы. В 1918 году, по приглашению двоюродного брата А.Н. Наумова, епископа Уфимского и Мензелинского Андрея (в миру кн. Ухтомского) оказался в Уфе, отступал с армией А.В. Колчака, был редактором фронтовой газеты. В марте 1920 арестован большевиками как «сотрудничавший с белогвардейцами». По официальной версии, умер в Красноярской тюрьме от тифа. Очерки, вошедшие в сб. «Голодающее крестьянство…», публиковались ранее в газете «Русские ведомости», журналах «Вестник Европы» и «Образование». 2. Гран Моисей Маркович (1867–1940) – известный деятель в области организации здравоохранения и социальной гигиены. По окончании Казанского университета (в 1892 году) пятнадцать лет работал санитарным врачом в Самарском губернском земстве. В 1921 возглавлял комиссию Наркомздрава РСФСР по оказанию помощи голодающим Поволжья. В 1928-1933 гг. – профессор кафедры социальной гигиены медицинского факультета Казанского университета (преобразованного в мединститут). Фотография с сайта КГМУ. 3. Наряду с самарским земством, помощь голодающим оказывал частный кружок, открытый в Самаре 14 ноября 1898 года. Наряду с секретарем губернской земской управы А.С. Пругавиным в него вошли А.Н. Наумов; известный самарский врач и общественный деятель П.П. Крылов; городской архитектор А.А. Щербачев и др. видные самарцы. На территории губернии кружком были открыты столовые и кухни для голодающих. В акциях по спасению голодающих Поволжья, в том числе благодаря авторитету А.С. Пругавина, участвовали Л.Н. Толстой, А.П. Чехов и др. 4. Дробыш-Дробышевскоий Алексей Алексеевич (1856–1920) – уроженец г. Могилева, дворянин, сын надворного советника. Как участник революционного движения в 1870-е гг. отбывал наказание в Петропавловской крепости и ссылке в Восточной Сибири. С середины 1880-х работал в поволжских газетах (Нижний Новгород, Самара) под псевдонимом Уманский.
Полностью статью можно прочитать: http://tltgorod.ru/reporter/?theme=134&;page=1&reporter=21178 _______________________ © Мельник Сергей Георгиевич Фотографии из личных архивов автора и интернетских ресурсов |
       
|
