 |
||||||||||||||||||
|
|
|
|
 
Чем больше времени (а теперь уже и десятилетиями впору считать) проходит, тем больше не столь далекие, казалось бы, исторические события напоминают «предания старины». Вот только на днях пытался рассказать студентам о полёте Гагарина, и пришлось долго, «огородами» пробираться к этой теме, а потом еще и долго кружить, как космонавту по орбите. Нам-то все это казалось элементарным, впитанным с молоком. Им же, рожденным на стыке тысячелетий, прошлый век – сплошное белое пятно. Вот так и с событиями 1991 года: попробуй, растолкуй «юношам бледным». Тем более, что и самим-то, уже пожившим, до конца непонятно, почему именно так распорядилась история, а кто-то и вовсе был бы рад отыграть назад, повернуть вспять. Вот и пытаются, коль вернуться невозможно, хотя бы отретушировать: грубо, тухлой тушью, по старинке... Но довольно ворчать, еще не возраст. К делу. Материал, о котором я хочу вспомнить сегодня, написан не мной. Я, что называется, занимался литературной записью. И сразу скажу: роль моя в конечном итоге настолько мала (а впоследствии, в своей в журналистской и редакторской практике пришлось в совершенстве овладеть искусством так называемого рерайта), что ею, как говорится, можно легко пренебречь. Что, вероятно, и сделала известный политический обозреватель Евгения Альбац, которая вскоре после появления публикации процитировала ее в «Московских новостях». Почему-то не указав, правда, источник. А ведь статья Владимира Рубанова, одного из ведущих (и по сей день, к слову) отечественных аналитиков, была опубликована в майском номере небезызвестного и любимого многими еженедельника «Столица», выходившего к тому времени довольно приличным тиражом. Вышла за три месяца до августовского путча 1991 года – и, мягко говоря, не осталась незамеченной... Сегодня, наверное, нет смысла подробно излагать обстоятельства ее появления. Я даже не помню, чья это инициатива. Помню только, как в марте 1991 года мой первый наставник в журнале «Столица» – обозреватель Михаил Поздняев, сославшись на загруженность, передал эту тему мне, начинающему журналисту. Помню, как мы встретились с автором в редакции другого издания (кажется, «Век ХХ и мир»), и долго, кропотливо работали. Пожалуй, я впервые встретился с человеком, который так трепетно, истово относится к тому, что излагает. Он буквально проживал каждое слово, прежде чем оно утверждалось в тексте. В том числе, вероятно, и в силу профессии: сказывался опыт работы в спецслужбах... Я очень боялся, что солидный аналитический материал, изобилующий специальной (без глоссария не всегда поймешь) терминологией, в итоге получится наукообразным, скучным и нечитаемым. Не тут-то было. Спустя три десятилетия убеждаюсь: каждый абзац, каждая строчка буквально бьет наотмашь, поскольку... все написано будто сегодня! Вчитайтесь – и вы со мной согласитесь. Словно и не было этих тридцати лет. Ничего, ровным счетом ничего не изменилось ни в нашей политической жизни, ни в технологиях управления государством и обществом. А способность правящей элиты упрямо наступать на грабли только окрепла. Просто бери и меняй имена, а сюжеты – те же... Созвучность всем временам – этим, говорят, отличаются лучшие образцы публицистики. Несколько слов об авторе. Владимир Арсентьевич Рубанов родился в 1944 году. До переезда в столицу работал в «первом отделе» одного из провинциальных предприятий в системе ВПК. С августа 1989 года до конца 1990-го – помощник министра внутренних дел СССР Вадима Бакатина. В начале 1991 года – «ответственный сотрудник Государственного комитета РСФСР по обороне и безопасности», так он представлен в публикации в «Столице». После августовских событий возглавил аналитическое управление КГБ СССР – Российской Федерации, в этой должности пробыл до 1992 года. В 1993-1996 гг. заместитель секретаря Совета безопасности РФ. Действительный государственный советник РФ 1 класса. Почетный сотрудник ФАПСИ при Президенте РФ. Соучредитель и член Президиума Совета по внешней и оборонной политике; член экспертной коллегии Фонда Сколково... И еще, пожалуй, о том, что сподвигло автора на публикацию в «Столице». Ярким событием в политической жизни того времени стало заявление министра иностранных дел СССР Эдуарда Шеварднадзе, сделанное им с трибуны IV Съезда народных депутатов СССР. Политик и будущий первый президент Грузии о заявил о своей отставке «в знак протеста против надвигающейся диктатуры», вскоре Шеварднадзе вышел из рядов КПСС. Мы все тогда жили в предчувствии попытки реванша... «Задумывались ли вы, читатель, до чего всё-таки равнодушно, если не сказать «благодушно», отнеслось наше «выздоравливающее общество» к целому граду предупреждений, прогнозов, официальных заявлений: диктатура – грядет! – так предварил я свою статью статьи «Первоисточник», вышедшую тогда же, в мае 1991 года, в «Столице» (№ 20, с. 43-46). – Как мы легко и быстро отпустили с трибуны Шеварднадзе – в то время как в любой цивилизованной стране заявление об отставке с подобной формулировкой повлекло бы за собой многомесячные слушания в парламенте! Диктатура предполагает репрессии, террор. Сегодня у нас предметом обсуждения является не сам факт возможного террора, а его размах: будет ли он мягче террора 30-х годов, кого будут в первую очередь репрессировать, в какой последовательности, как долго и т.д. Собственно, что говорить о народе, когда даже те, кто так или иначе влияет на общественное мнение через прессу, принимают приход этой самой диктатуры как неизбежное зло. Как неизбежное!»…
* Владимир Рубанов: «...От тоталитаризма нас спасет лишь новая концепция безопасности» Столица. – 1991. – № 17. – с. 4-6.
Перестройка принесла нам новую лексику. Красивые, конечно, термины: «правовое государство», «гражданское общество», «легитимность власти»... Но если у общества существует убеждение, что право – это то, что приказывает власть, тогда все эти «юридические штучки» представляются неактуальной экзотикой. Поэтому идея создания «комитетов спасения» [1] оказывается людям ближе, чем трудный и последовательный путь правового строительства. Многие ведь (и «левые», и «правые») полагают: будет в руках власть, а уж законы-то напишем. «Вышедшие из окопов» как раз на этом и спекулируют. Но ведь диктатура и есть возвышение власти над правом. Посмотрите, что сегодня происходит. Последние акты союзной власти разве не являются демонстрацией целесообразности над законностью? Это не случайно. Наши «строители правового государства» учились-то ведь по теориям Вышинского. Неоднократные попытки ухода от диктатуры у нас не удавались и пока не удаются. А техника откатов отражена прекрасно. Больших усилий не нужно, чтобы от неудавшихся попыток управлять методами политического убеждения возвратиться к столь привычным методам государственного принуждения. Зададимся вопросом: что нужно сегодня изменить, чтобы возвратилась диктатура? Да ничего, оказывается, существенного. Всего лишь метод управления. Структуры-то с традиционными функциями все на месте. Больших ли усилий это потребует? Самую малость. Просто перестать мимикрировать под демократию. Для этого достаточно свернуть телепрограммы с политическими шоу и сделать более «объективной» гласность. Теперь о положении в системе власти и «поведении» тех структур, с функционированием которых связано обеспечение диктаторского режима. Взор, конечно же, обращается сразу к армии, КГБ и МВД. Как они эволюционируют? Ясно, что для «подавления экстремистов» армия должна получить возможность выходить из казарм и научиться выполнению функций военной администрации. Приказы двух министров и Указ о совместном патрулировании [2] как раз и создают «правовую основу» для выведения военных на улицу. Не следует также забывать, что Карабах и другие районы особого управления уже позволили армейскому руководству приобрести навыки решения комендантских задач в условиях военного положения. Возьмем КГБ СССР. Указами Президента об участии органов КГБ в борьбе с экономическим саботажем, организованной преступностью и коррупцией [3], привлечением чекистов к охране банков созданы предпосылки для взятия под административный контроль хозяйственной деятельности. «Всесоюзная перепись тушенки» и другие меры «наведения порядка» в экономике компетентными органами также уже осуществлены. Так что проблем с созданием силовых планово-распределительных структур при переходе к чрезвычайному положению не предвидится. Какой из всего этого можно сделать прогноз по поводу наступления диктатуры? С учетом сказанного, да и анализа событий самого последнего времени, точнее было бы применительно к диктатуре вести речь не о прогнозе ее наступления, а о диагнозе существующих реальностей. Диктатура правящего в нашей стране социального слоя никуда и не уходила. Она лишь мимикрировала и пыталась приобрести легитимность. Но как только жесткие требования законности стали сковывать эту власть, сразу были отложены в сторону «белые перчатки», а видные места в верхних этажах заняли юристы, способные оправдывать государственный произвол как способ наведения порядка. В цене оказались юристы не только способные, а на все способные. Верховный Совет СССР уже неоднократно и словами, а еще больше делами подтвердил, что лозунг «Пусть рушится мир, но торжествует юстиция!» – не про нас. Не до того, мол. Больше всего в парламентских слушаниях по поводу литовских (а еще ранее и тбилисских) событий [4] меня потрясла та нравственная слепота, которая не позволяет людям, вершащим судьбу народа, провести грань между теми, кто готов «умирать за идею», и теми, кто способен «убивать за нее». Случайно ли все это? Нет, конечно. Это свойственно тоталитаризму. Пользуясь случаем, хотел бы высказать свою точку зрения вот по какому поводу. Тоталитаризм сохраняется в немалой мере благодаря действию системы обеспечения безопасности страны. А значит, без глубокой реформы сформировавшейся системы не могут быть созданы гарантии от возврата самых грубых форм диктатуры. Однако как только кем-то затрагивается эта проблема, так сразу начинаются обвинения в подрыве обороноспособности страны, беззастенчивая спекуляция на патриотических чувствах граждан. Ясно, что без охранительных структур мы не обойдемся. И никто ведь с этим не спорит. Но вот для каких целей и в каких формах они применяются – в этом суть вопроса. Ведь одно дело – защищать граждан силой государства. И совсем другое – осуществлять под этим предлогом над ними насилие в интересах тех, кто формирует и проводит политику тоталитаризма. Шесть лет попыток совершенствования сложившейся в СССР модели общественно-государственного устройства [5] убеждают лишь в одном: сформировавшиеся структуры власти и социальные институты неспособны к преобразованиям. Они обладают поистине самоубийственной антидемократической закостенелостью. И самым опасным для страны является отождествление ее безопасности с защитой именно этих исторически обреченных структур. Сегодня, когда мы находимся на грани катастрофы, стало совершенно очевидно, что смысл сохранения Отечества заключается в обеспечении нормальных условий существования народа, а не в охране власти от возмущенных требований отчаявшихся людей. Советский Союз как будто не жалел сил и средств для обеспечения безопасности страны. Что же в итоге? Государство, накопившее колоссальный запас военной мощи, оказалось крайне уязвимым по отношению к внутренним проблемам и кризисам – политическим, экономическим, экологическим, демографическим, к нравственному разложению, технологическому отставанию и интеллектуальной деградации. Проблемы безопасности страны сегодня обострились до императива «как выжить». И уже абсолютно ясно, что выживание не обеспечивается количеством танков и боеголовок, что угроза экономического краха и внутренней дезинтеграции на порядок выше опасности военной агрессии. Из этого необходимо делать выводы. Прежде всего, нужно сменить фундаментальные представления о безопасности страны и ее приоритетах. Новое политическое мышление требует ведь не только перемен дипломатического характера, но также принципиальных внутренних изменений структуры и функций армии, органов КГБ, других элементов системы безопасности, переориентации их целей и задач. Для того чтобы спланировать назревшие реформы, нужна новая концепция безопасности страны. Она должна быть построена не на силовых представлениях о способах решения внутренних и внешних проблем, а на гармонизации интересов. Утверждаю, что это не теоретический, как пытаются представить некоторые высокие деятели, а первостепенной важности политический вопрос. Что же сделано для его решения? Ничего. Председатель КГБ СССР [6] при обсуждении в Верховном Совете законопроекта об органах КГБ заявил, что новой концепции безопасности страны нет и в ближайшее время не предвидится. Но ведь общеизвестно, что во многих странах стратегии национальной безопасности объявляются приходящими к власти главами государств как первостепенные политические решения. И это правильно. Потому что куда же можно завести страну, если не иметь четкого представления о ее жизненно важных интересах, угрозах их реализации, средствах и методах отражения опасностей и преодоления кризисов? Причина заявления Крючкова, думается, не в сложности разработки концепции безопасности, а в нежелании менять такую систему обеспечения безопасности, которая продолжает верой и правдой обслуживать тоталитаризм и вельможных политиков. Первые же осложнения международной и внутренней обстановки в стране показали, как легко происходит реставрация традиций изоляционизма и «классового подхода», как быстро реанимируется психология социальной озлобленности, производится сортировка общества на «наших» и «ненаших», как по одному лишь намеку приводится в дело стоящая под парами карательная машина. Посмотрите, ведь не успели оглянуться, как уже вновь в ходу объяснения провалов в политике и экономике происками империализма. И ничего. Проходит. Лидеры демократических движений уже проштампованы ярлыком «так называемые». Вчерашние «инакомыслящие» после кратковременных дозволений на политический плюрализм названы «деструктивными силами». А кто же это у нас «конструктивные силы»? Да это же до боли знакомые вчерашние специалисты по борьбе с идеологическими диверсиями и разоблачениям «кампаний по защите так называемых прав человека» за рубежом. Неконституционность многих нормативных актов и практических мер КГБ СССР признает (правда, внутренними документами) Комитет Верховного Совета СССР по обороне и государственной безопасности. Нарушения есть. А виновных, как водится, нет. Еще пример. Комитет конституционного надзора СССР признал несоответствующей Конституции СССР практику применения неопубликованных нормативных актов, касающихся прав, свобод и обязанностей граждан. К числу таких актов относятся и всевозможные инструкции по допуску к секретам, выезду за границу, проведению негласных мероприятий. С 1 марта 1991 года они должны были потерять юридическую силу. Но шевельнули ли наши могущественные ведомства хоть одним пальцем для введения своей деятельности в конституционные рамки? Опубликовали хоть что-то? Конечно, нет. И не потому, что в подлежащих опубликованию документах содержатся сведения стратегического характера. А потому, что «государственной тайной» является механизм деления людей по сортам, исключения для номенклатуры и негласно санкционируемый произвол по отношению к остальным советским гражданам. Или обратите внимание, как давят на общественное сознание, чтобы быстрее принять закон о КГБ. Просто трогательная забота о гражданских правах! Почему? Да потому, что нашему неизбалованному осведомленностью о спецслужбах обществу уже сам факт гласного документа вроде подарка. На то и расчет. А фактически этот закон сохраняет структуру с прежними функциями, легализует творимый ими произвол. Для этого достаточно сравнить закон 1991 года с сов. секретным положением 1959 года. Концепция охраны правопорядка в нашей стране нацелена на репрессию. Особенно это заметно в хозяйственных вопросах. Страны с рыночной экономикой первостепенное значение придают юридическому обеспечению коммерческой деятельности. Советские же юристы в основном сосредоточены в карательной системе и занимаются выявлением правонарушителей. Именно такое понимание защиты экономики продемонстрировали компетентные органы в нашумевших и раздуваемых делах АНТа или «о 140 миллиардах» [7]. Очевидно, определение новой роли правоохранительных органов в системе рыночной экономики – важнейший вопрос перестройки системы безопасности. Но у меня складывается впечатление, что «врачевателям общества» нужен не хирургический скальпель для лечения болезней, а топор против неугодных. Все последние указы свидетельствуют об уповании на насилие, государственное принуждение, уголовную репрессию. Теперь об оборонном элементе системы безопасности. Милитаризация привела к формированию в стране наряду с могущественным военно-промышленным комплексом комплекса военно-академического и военно-идеологического. И если первые два комплекса конверсируемы, то последний при возвращении страны к нормальной жизни обречен и уже этим опасен. Но его опасность еще и в выпускаемой продукции – мифах и самоубийственных доктринах, иррационализации общественного сознания.
Примечания:
В преддверии августовских событий 1991 года аналитика Владимира Рубанова беспокоила «мощная деинтеллектуализация окружения Президента». По его мнению, с вынужденным уходом из команды Михаила Горбачева ряда авторитетных политиков, таких как Шеварднадзе, Бакатин , – был «значительно снижен потенциал диалога». Об этом Владимир Арсентьевич сказал в интервью, выдержки из которого я опубликовал той же весной, в одном из апрельских номеров тольяттинской газеты «Хроника» [8]. Вокруг личности экс-министра внутренних дел СССР (с октября 1988 года до 1 декабря 1990-го), кандидата на выборах Президента СССР (снял свою кандидатуру) и одного из кандидатов на пост Президента РСФСР на выборах 1991 года Вадима Бакатина шли ожесточенные споры. Часть политиков осуждали его деятельность на посту главы МВД – и в первую очередь, затеянную им реформу правоохранительных органов. Другие, и в их числе бывший помощник министра Владимир Рубанов, сожалели по поводу его ухода из президентской команды. * Отставка В. Бакатина: два взгляда, две позиции Хроника. – 1991. – апрель. – № 7(51). – с. 1-2. Споры о причинах отставки министра внутренних дел СССР Вадима Викторовича Бакатина до сих пор не утихают. Это вполне объяснимо. Ведь речь идет не столько о судьбе конкретного руководителя высокого ранга, сколько о гримасах нашей Системы. И о системе ценностей тоже. И если с уходом Шеварднадзе что-то более или менее ясно, то Бакатин заставил призадуматься многих. И не только на кухнях и в курилках, но и в более информированных о положении дел в стране аудиториях. Я предлагаю два интервью, взятых мною в феврале-марте этого года. Два взгляда, две позиции. И вам, читатель, судить, какой из них доверять. ВИКТОР АЛКСНИС [9], народный депутат СССР, полковник ВВС, автор идеи о введении в стране чрезвычайного положения и создании «комитета общественного спасения». Член КПСС и парламентской группы «Союз», один из ее лидеров. Осенью 1990 года потребовал отставки Бакатина. – Виктор Имантович, вам не кажется, что с уходом Бакатина, как и Шеварднадзе, шансов выбраться из кризиса Союзу практически не осталось? А ведь здесь есть и ваш вклад... – Я уверен, что всё наоборот. Поясню свою позицию. Мне сегодня стыдно, что именно я в марте 1990 года предлагал Вадима Викторовича Бакатина на пост Президента СССР. Я тогда тоже был очарован этим действительно незаурядным человеком. Он такой респектабельный, такой привлекательный, такой умница. До тех пор, пока не столкнулся с ним по роду деятельности. Вы слышали сообщение Прокуратуры СССР по поводу расследования ситуации с рижским ОМОНом?[10] Эти люди убиты из оружия, которое завез в Латвию Бакатин. Он, конечно, передал его МВД Латвии, но в конце концов это оружие попало в руки убийц. Когда сегодня Москва не в состоянии повлиять на ситуацию в МВД союзных республик – это страшно. Ведь милиция предназначена для того, чтобы защищать человека вне зависимости от национальности. Но смотрите, кто сегодня стреляет в Южной Осетии? Грузинская милиция, полномочия которой отдал Бакатин. Он сказал: ради Бога, вы хотите быть независимыми – забирайте себе... А вы знаете, что структуры в государстве – особенно те, что стоят на страже прав человека, – должны быть наднациональными. А сегодня, когда МВД республик превращаются в органы подавления национальных меньшинств и инакомыслящих, – извините, в этом заслуга В.В. Бакатина. Потому что он поддерживал эти процессы развала МВД. Сегодня он выступает и говорит, что Алкснис клевещет, это не МВД развалилось, это Союз разваливается. А я встречный вопрос Бакатину: а что, армия тоже развалилась, КГБ тоже развалился? А ведь армию разваливают, пытаются растащить по квартирам. И Министерство обороны противодействует этому. А вот Бакатин, наоборот, отпускал все на волю, ничего не делал... * ВЛАДИМИР РУБАНОВ, заместитель председателя Государственного комитета РСФСР по общественной безопасности и взаимодействию с МО СССР и КГБ СССР. С августа 1989 года до конца 1990-го – помощник В. Бакатина... – Владимир Арсентьевич, Бакатин, насколько мне известно, поручил вам заниматься государственной политикой. Что это значило в рамках МВД? – Бакатин возлагал на меня внешние связи. То есть, как МВД вписывается в систему других органов власти и государственного управления. Сюда относится поддержание контактов с Верховным Советом, правительством, а когда Бакатин стал членом Президентского совета – с его аппаратом. В мои функции входила работа, связанная с законодательной деятельностью МВД СССР, с прохождением проектов законов, которые касаются МВД, выработка позиций министерства при подготовке государственных мер, правительственных вопросов по борьбе с преступностью. И так далее. – Насколько я понимаю, ваша работа была достаточно новой для системы МВД? – Она вообще была для всех новой, поскольку раньше деятельность МВД замыкалась, а теперь она стала открытой для общества и государства. Естественно, стали расти внешние связи, появился целый ряд проблем и новых функций. В частности, поддержание межреспубликанских связей. – Как вы считаете, можно ли утверждать, что Бакатин достаточно серьезно продвинул систему МВД, повысил ее престиж? – Я не сторонник утверждения: Бакатин продвинул систему... Ведь сама обстановка и рост правонарушений заставили выдвинуться правоохранительные органы. Я бы сказал так: Бакатин сильно продвинул проблему коренного реформирования органов внутренних дел и вписывания их в процессы демократизации, децентрализации, в процессы, связанные с правовой регламентацией и профессионализацией их деятельности. И целого комплекса обеспечивающих мер. Я имею в виду материальное, правовое обеспечение, социальную защищенность. Ну и, конечно, он внес открытость. Главное, что сделал Бакатин – по его настоянию была раскрыта статистика. Когда говорят: вот, мол, преступность растет – надо понимать, что он боролся с очковтирательством. А недобросовестные оценщики его деятельности пытаются выдать показ истинного положения дел с преступностью за неспособность министра справиться с ее ростом. Ну и, конечно, отношения с республиками. Вопросы, связанные с разделением полномочий между Союзом и республиками, – эти вопросы при Бакатине были в основном отработаны. – Если с назначением Бакатина на должность министра более или менее ясно – обычная практика продвижения партийного функционера, то о его смещении до сих пор спорят. Существуют разные версии. Одна из них – объяснение Президента: «В связи с переходом на другую работу». Сам Вадим Викторович заявил, что его ухода потребовали определенные круги, Президент вроде бы ни при чем. Какова ваша версия? – Я бы не хотел здесь преувеличивать роль Алксниса и Петрушенко. Речь шла об определенных кругах, которые стояли за этими полковниками. Здесь две силы: военно-промышленный комплекс и определенная бюрократизированная номенклатурная часть партаппарата. Вы посмотрите, кто нападал на Бакатина. Вся кампания велась через газету «Гласность» и через «Правду». Обратите внимание: «Правда», претендующая на право быть респектабельной, пишет какую-то чушь о том, что в мусорном ящике, во дворе дома, где живет Бакатин, нашли двенадцать генеральских фуражек... Если мы говорим «желтая пресса» – то это типичный образец. Я не думаю, что «Правда» находится вне контроля этих лиц, особенно когда речь идет о статье, касающейся министра внутренних дел. Второй момент. Схлестнулись две тенденции: как регулировать политический процесс дальше – на основе права или на основе насилия? С уходом Бакатина и другими событиями, мы прекрасно видим, что сделан выбор в пользу силовых приемов. Бакатин был крайним противником применения силы. Это его политическая позиция. С чем это связано? Во-первых, По характеру он человек хотя и жесткого стиля руководства, но, тем не менее, уважающий демократию, право и политический диалог. Внутренне человек очень честный и порядочный, он был совершенно потрясен бакинскими событиями [11]. Они, по существу, стали тем переломным моментом, когда Бакатин был готов взять на себя ту вину, которая была и не с ним связана. Ему просто было стыдно за государство. За то, что оно применяет такие приемы. Тогда он был близок к тому, чтобы заявить о своей отставке. Бакатин был крайним противником применения насилия в Прибалтике: там политический процесс идет бесконфликтно в силовом отношении, и слава Богу... Но на него очень сильно давили. Первый секретарь ЦК КПЛ Бурокявичюс [12] и другие постоянно его подталкивали, чтобы он использовал внутренние войска в защиту партийной собственности, демонстрировал силу. Бакатин был против введения экономической блокады Литвы. Ведь что бы там ни говорили, блокада была, и я это заявляю ответственно. Был план той блокады, и те, кто не применял экономических санкций, жестоко наказывались госаппаратом. Я полагаю, любой честный человек, сталкиваясь с подобными явлениями, переживает. Бакатин считал, что попытки силового давления на прибалтийские республики обречены. Но самое главное, чего боялся Бакатин и чего он жестко не допускал – это процессов, которые могли бы привести к расколу силовых структур, каковыми являются внутренние войска, милиция. Я поразился тонкому видению Бакатиным политической ситуации. Мы говорим о гражданской войне. Так вот, гражданская война начинается тогда, когда раскалываются силовые структуры. Когда возникает то, что произошло с рижским ОМОНом... – Следуя вашей логике, можно заключить, что Бакатин внес вклад в то, что гражданская война до сих пор не началась? Раскола не произошло... – Он наметился. С рижским ОМОНом. В этом случае Бакатин в какой-то мере поддался на требование ввести прямое подчинение ОМОНа союзному МВД. Я могу заверить, что шаг этот сделан не по его инициативе. Конечно, на переподчинение это он смотрел как на временную меру. И, думаю, он бы не допустил тех безобразий, до которых мы дошли: по существу, до вооруженной конфронтации двух силовых структур. Он и сам заявил, что в решении по рижскому ОМОНУ есть формально и его вина. По существу, такого поворота событий он и боялся. Того, чего другие не понимают: заигрывать с силовыми структурами, перетягивать их на свою сторону – это чревато... Кстати говоря, одной из причин такого опасного развития событий стала упрямая позиция КПЛ – КПСС по поводу департизации. Этот факт, по существу, играл роль дестабилизирующую и провоцирующую раскол. Поэтому Бакатин говорил об одном стержне: о лояльности законным властям. Другой политики в правоохранительных органах быть не может. – А как с русскоязычным населением?.. – Когда нарушились отношения между Союзом и республиками, конечно, целому ряду министров можно было бросить все на произвол судьбы, в том числе и людей, с истерическими криками о россиянах. Бакатин же делал конкретные шаги по защите россиян, в том числе военнослужащих. И хотя юристы говорили ему о юридической некорректности – он, тем не менее, пошел на подготовку двусторонних соглашений с республиками. Таким образом, появилась хоть какая-то правовая основа для решения вопросов борьбы с преступностью на принципах доброй воли. Ибо администрирование здесь уже перестало работать. – То есть он делал это в условиях отсутствия союзного договора? – Вот именно. Он искал несиловые способы поддержания отношений на основе двусторонних договоров. В частности, был заключен договор между МВД СССР и правительством Эстонии. В нем разграничивались полномочия, определялась взаимная правовая обязанность, шаги по социальной защите сотрудников органов внутренних дел... Я теперь задаю вопрос: это плохо? Это ведь не болтовня на тему заботы о людях или провоцирующая невзоровская чушь. Это реальные шаги по защите населения. Бакатин был одним из первых, кто подготовил структуру к работе в условиях нового союзного договора, реализовав идею добровольности ради совместной борьбы с преступностью. Вот те реальные шаги, которые Бакатин сделал как политик. – Не слишком ли дорогая цена: Шаталин [13], Шеварднадзе, наконец, Бакатин... Кому или чему Президент приносит такие жертвы? – Мне, как человеку, работающему в государственных структурах, кажется: было бы проявлением политической бестактности критиковать Президента и его решения. Но, не обращаясь к личности Президента, могу сказать следующее. Безусловно, имидж Горбачева без таких ярких политических лидеров значительно утрачен. Вне зависимости от того, кто за этим стоит, – это, конечно же, потеря. Меня страшит одно: в последнее время наблюдается очень мощная деинтеллектуализация окружения Президента. Практика показывает, что силой мы ничего не решим. Решить можно с помощью диалога. Но диалог предполагает наличие авторитетных политиков в команде. И вот когда люди, пользующиеся доверием, ушли сами или их «ушли» из команды Президента, – я полагаю, что потенциал диалога значительно снижен. Наверное, если бы Президент был неволен в выборе, он мог бы сопротивляться. Я думаю, что достаточно влиятельные силы поддержали бы его. Тем более что Бакатин – фигура в значительной мере консенсусная. И если программа Шаталина вызвала какое-то резкое неприятие со стороны ВПК, то уход Бакатина был как гром среди ясного неба. В том числе и для него самого. Он этого не ждал и Президенту очень верил... Какие силы? Я могу сказать однозначно, что, конечно, Бурокявичюс и его окружение в значительной мере подталкивали Горбачева к таким решениям: мол, власть в Литве незаконна, они там фашисты, надо применить силу. Мол, введите президентское правление, а мы возьмем власть, и народ нас поддержит. Бакатин прекрасно понимал, что такие заявления авантюристичны, что социальной базы у Бурокявичюса нет, что любая попытка силового давления проблемы не решает. Наконец, что политический проигрыш, который допустила компартия Литвы – надо иметь достоинство принимать. Я получал потоки их документов. Их выводы, требования во многих случаях абсурдны. И в деликатной форме мы давали достойный ответ на них. Бакатин рассчитывал на благородство, но его не было. Вот почему я считаю, что Бакатин на голову выше. Март-февраль 1991 г. * Примечания: 8. «Хроника» – газета правоохранительных органов г. Тольятти – выходила с 1989 года раз в две недели, редактор Виктор Татаринов. 9. Виктор Алкснис и кандидат в Президенты России Вадим Бакантин встречались со студентами и преподавателями Института молодежи при Госкомтруде СССР, в котором я учился в начале 1990-х. 10. «...ситуации с рижским ОМОНом»... После того, как в январе 1991 года Латвия провозгласила независимость и к власти пришло правительство «Народного фронта», руководство рижского ОМОНа отказалось подчиняться распоряжениям нового руководства республики. Рижский ОМОН перешел в подчинение дивизии внутренних войск СССР. Получив армейское вооружение и БТР, провел ряд спецопераций. После августовского путча подразделение передислоцировалось в Россию и было расформировано. 11. Бакинские события – 20 января 1990 года: для предотвращения захвата власти в республике Народным фронтом Азербайджана в Баку были введены советские войска. В результате военной операции погибли до 170 мирных граждан. 12. Миколас Бурокявичюс – первый секретарь компартии Литвы на платформе КПСС в 1990-1991 годах. За участие в попытке государственного переворота и соучастие в убийстве во время вильнюсских событий в январе 1991 года был приговорен к 12-летнему тюремному заключению. 13. Станислав Шаталин – советский-российский экономист, академик АН СССР – РАН, один из авторов (вместе с Григорием Явлинским и др.) программы перехода Советского Союза на рыночную экономику «500 дней», не принятой к реализации. Публикации Владимира Рубанова, что называется, не оставались незамеченными «там, наверху». Но материал, опубликованный им в журнале «Столица» за три месяца до известных событий августа 1991 года, по мнению Евгении Альбац, особо отмечена ее «героями». Как утверждала обозреватель «Московских новостей», автор буквально стал личным врагом противников горбачевских реформ. И если так называемый «расстельный» список, составленный организаторами государственного переворота, действительно существовал, – ничего удивительного, что в него попал и Рубанов... * Евгения Альбац. Нас не предупредят, когда это случится Московские новости. – 1991. – 13 октября. – № 41. – с. 8. «Сенсацией прошлой недели, бесспорно, стало появление на рынке гласности документа «Угроза безопасности и необходимость сотрудничества республик». Он рожден в Аналитическом управлении КГБ СССР и рисует довольно мрачную картину нашего переполненного победной эйфорией сегодня, равно как и традиционно светлого завтра. Документ этот был не один – он входил в целый пакет аналитических записок, подготовленных для нынешних и будущих парламентариев экспертами военно-политического отдела Института США и Канады АН СССР, Института Европы АН СССР, а также руководителями двух управлений КГБ СССР. Помимо анализа социально-политической ситуации в стране пакет документов содержал и перечень предложений, суть которых: «Господа старые и новые демократы, отвлекитесь наконец от дележки победного пирога и займитесь страной, сползающей в яму с дерьмом и кровью!» Заметим, кстати, что за подписью «КГБ СССР», вызвавшей ужас у публикаторов, стоит доктор экономических наук и нынешний начальник Аналитического управления КГБ СССР Владимир Рубанов – один из лучших аналитиков страны, человек, с треском изгнанный из крючковского КГБ, чья фамилия стояла под номером 38 в списке тех, кто должен был быть арестован гэкачепистами в первую очередь (этот список был найден в сейфе одного из организаторов августовского путча, бывшего начальника аппарата Президента СССР Валерия Болдина [14]). Забавно: две газеты – «Независимая» и «Рабочая трибуна»,— традиционно имеющие диаметрально противоположные векторы политических пристрастий, оценили появление документа как провокацию со стороны Лубянки. Что поделаешь, объяснимо: «агенты влияния ЦРУ», которыми пугал нас Крючков, более приятны для национального достоинства, нежели трезвый анализ собственной политической и экономической импотенции. Однако слава Богу, что этот анализ появился на свет, став еще одним предупреждением: августовские события в Москве лишь предтеча катаклизмов куда более страшных. Их очертания явственно проглядывают уже сейчас… Закончу словами из статьи все того же Владимира Рубанова, опубликованной им еще в мае 1991 года (за то, вероятно, и занесенного в болдинские списки): «В моем представлении диктатура связывается не с внезапной акцией заговорщиков, а с инерцией тоталитаризма и отягощенной наследственностью нашего общественного сознания, с маргинализацией и люмпенизацией населения. Его поведение в – значительной мере определяется не фундаментальными экономическими интересами (откуда их взять без собственности!), а сиюминутными неустойчивыми настроениями. Но из разгула анархии, как известно, рождается тиран. Измученное, издерганное, подогретое как стихийными, так и спровоцированными конфликтами общество само без больших усилий со стороны кандидатов в диктаторы может востребовать «твердую руку»... Потому что свобода – это прежде всего внутреннее состояние людей, а не дар от властей предержащих. Республику, как говорили во время Французской революции, объявить недолго, где взять республиканцев?» [15]
Примечания: 14. Информация о существовании составленного путчистами так называемого «расстрельного», или «болдинского» списка (по имени члена ГКЧП – руководителя аппарата Президента СССР Валерия Болдина) активно обсуждалось в первые дни после переворота. Считалось, что к появлению этого документа причастен председатель КГБ СССР Владимир Крючков. 15. Цитата, завершающая публикацию Е. Альбац, – первый абзац статьи: Владимир Рубанов: «...От тоталитаризма нас спасет лишь новая концепция безопасности» // Столица. – 1991. – № 17. ___________________ © Мельник Сергей Георгиевич |
       
|
