|
|
|
Расставанье с крепостным правом
(К 140-летию крестьянской реформы в России) Продолжение.Начало см. в №13[43], №14[44], №15[45] Наказание с поучением Мировой посредник Хоментовский, в письменном обращении к землевладельцам с энтузиазмом заявивший о своей решимости всеми силами содействовать переустройству крестьянского быта согласно духу Высочайше утвержденного Положения, естественно, при этом не мог говорить о некоторых прозаических и вместе с тем деликатных моментах самой процедуры освобождения крестьян, в частности о мерах принудительного воздействия на лиц, так или иначе уклоняющихся от исполнения возложенных на них "Высочайшим Положением" обязанностей. Между тем такие меры реформаторами предусматривались - и в отношении крестьян, и в отношении помещиков. В какой-то мере это - вопрос о нравственной стороне процесса преобразований. Здесь, видимо, важно еще раз подчеркнуть, что, по замыслу авторов реформы, нравственная ответственность за ее успешное проведение ложилась в первую очередь на тех, кто по социальному положению, по культурному и образовательному уровню был выше, т.е. безусловно на помещиков. Эта мысль звучит неоднократно в документах, отражающих ход реформы. Но соответствовали ли такой роли представители высшего класса общества? Надо полагать, далеко не всегда и не все. К тем помещикам, которые нарушали "Положение" и проявляли жестокое отношение к крестьянам, должны были применяться разные меры воздействия - от моральных внушений до установления опеки над имением. В Ростовском уезде угроза опеки нависла было только над имением помещика Г.И.Савина, особенно прославившегося своим жестоким отношением к крестьянам. Дела Савина с крестьянами дошли до высшей степени, накала и всерьез рассматривался вопрос об установлении опеки. Однако дело ограничилось лишь тем, что с Савина взяли письменное обязательство исправиться. Каких-либо фактов или детальных обстоятельств по делу Савина в рассматривавшихся нами материалах не обнаружено, в архиве хранится только расписка, полученная 14 августа 1861 г. становым приставом от Савина, следующего содержания: "Я ... дал эту подписку в том, что в поведении своем я исправиться обязуюсь и весть себя, как следует Дворянину, а равно и обращаться с крестьянами, как пояснено в Высочайше утвержденном положении, последовавшем о крестьянском быте, в противном случае, если я с своей стороны не исполню, то предоставляю правительству поступить со мною на основании существующих законов, в чем и подписуюсь, Прапорщик Георгий Савин (99, 1, 9, л.27-27об.). В отношении крестьян меры были далеко не столь благородными: за своеволие и непослушание их положено было штрафовать и пороть розгами. Мировой посредник должен был отвечать на все поступавшие к нему сигналы. Мы видели, что среди этих сигналов было немало жалоб, отражавших в представлении помещиков общее настроение крестьян без указания зачастую на конкретных лиц: крестьяне работают, мол, плохо, вместо мужчин на полевые работы выходят женщины или вместо взрослых посылают детей, делают не то, что велено, а что сами захотят, нет усердия, с работы уходят рано, грубят помещику или приказчику и т.п. Выезжая по таким сигналам в имения, посредник делал замечание прежде всего помещику (если в жалобе не указывались конкретные виновники): нельзя говорить о крестьянах огульно, надо называть нарушителей поименно, ибо, согласно "Положению", виновным не могло быть все сельское общество. Естественно, посредник выступал и перед крестьянами и делал им "словесные внушения" о необходимости строго исполнять возложенные на них обязанности. Каких-либо санкций против крестьян при этом не применялось. Если же помещик указывал в жалобе имена нарушителей закона, посредник, рассмотрев дело, выносил свое решение, и в случае признания крестьянина виновным, определял и меру взыскания - штраф или розги, или и то и другое вместе. Так, упомянутая крестьянка Елена Бугаенко, уличенная в самоуправстве и в избиении садовника у Пеленкиных, была приговорена к наказанию розгами (15 ударов) и к денежному штрафу в 2 руб. серебром - 1 руб. в пользу пострадавшего садовника и 1 руб. - в фонд мирового посредника (235, 1, 3, л.417-417об.). По жалобе А.Погонкина крестьянин из Андреевки (Семеновки) Петр Самохвалов "за грубое неповиновение, за дерзкую ложь присужден к наказанию 20 ударами розог"(235, 1, 2, л.159). Телесные наказания назначались с участием земского судебного исправника, исполнение их возлагалось на волостное правление либо на станового пристава. Так, предписание о наказании Самохвалова было исполнено под непосредственным наблюдением волостного старшины: "...Крестьянин деревни Андреевки Петр Самохвалов 20 ударами розок наказан чрез старосту дер. Зеленый Мыс Мартына Зладского в присутствии волостного старшины", - говорилось в отчете за 1 декабря 1861 г. (235, 1, 2, л.159). Любопытный факт с исполнением наказания произошел в усадьбе Платона Пеленкина. В июне, 16 числа, становой пристав Уманский, исполняя предписание земского исправника, прибыл в сельцо Петровское к Платону Пеленкину, чтобы, по его жалобе, наказать дворовую девку Евдокию Осьминину. Исполнить решение должен был здешний сотский, но сотского на месте не оказалось, и Уманский приказал сделать это первому попавшемуся ему на глаза дворовому мужику Поликарпу Резниченко. Тот согласился. Виновницу привели, велели лечь животом на землю и оголить соответствующую часть тела. Резниченко, увидев такое, пробормотал: - Я думал - чрез одежду... а так не буду! - и, бросив розги, ушел. Тогда пристав, возмущенный таким поступком, написал посреднику Хоментовскму следующее красноречивое послание: "Господину мировому посреднику 3-го участка Ростовского уезда гвардии штабс-капитану Хоментовскому Настоящего месяца 16 числа, исполняя распоряжение земского исправника, я прибыл в дер. Петровскую помещика Платона Пеленкина и за отсутствием сотского этой деревни приказал дворовому человеку Поликарпу Резниченки наказать дворовую девку за дерзость неповиновение помещику десятью ударами розог Евдокию Осьминину. Резниченко, исполняя это, когда Осьминина лягла на землю, предполагал сечь ее по одежде, но по телу задних ягодиц Резниченко отказался, бросил розги, скрылся. О чем доводя до сведения Вашего Высокоблагородия, имею честь покорнейше просить за дерзость Резниченка определить с него меру взыскания и о последующем уведомить. Становой пристав Уманский" (235, 1, 2, л.20). В тех случаях, когда помещики не соблюдали "правило процедуры", т.е. направляли жалобы не по инстанции, а, скажем, в обход мирового посредника жаловались непосредственно предводителю дворянства, их жалобы отклонялись с рекомендацией обратиться соответственно установленному порядку. Так, А.Тиммерман со своей жалобой на крестьянина Фальченко, который не только плохо работал, но еще и выражался в адрес приказчика нехорошими словами, причем в присутствии свидетелей, обратился к предводителю дворянства, минуя мирового посредника. Предводитель не стал рассматривать эту жалобу, мотивируя свой отказ следующим образом: "В силу Положения 19 февраля 1861 г. все столкновения и недоразумения, возникающие между гг. землевладельцами и временнообязанными крестьянами, разбираются мировыми посредниками положенными мерами и общими судебными мерами в пределах, предоставленных законом каждому из этих ведомств, и в случаях, дающих иному ведомству права на разбор означенного рода дел. Вследствие этого, при полной готовности удовлетворить требования гг. землевладельцев предводимого мною уезда, я считаю себя не вправе входить в разбор жалобы Вашей на временнообязанного крестьянина Фальченко" (99, 1, 19, л.65об.). Таков был в общих чертах порядок разбора жалоб помещиков на крестьян и принятия по ним соответствующих мер. Естественно, имелись жалобы и с другой стороны, т.е. крестьян. Правда, письменных жалоб крестьян не так уж и много. Они, как правило , свои претензии к помещику выражали устно при встречах с мировым посредником. Письменные жалобы крестьяне чаще адресовали в мировой съезд - в тех случаях, когда они не были согласны с решением мирового посредника. Рассмотрим некоторые из этих жалоб. По жалобе из имения Елены Полтининой Хоментовский наказал членов семьи крестьянина Иващенко. Суть вопроса состояла в том, что в семье Иващенко имелось трое мужчин: сам глава семьи и два его взрослых сына, один из которых был женат; все по закону обязаны были отбывать издельщину (барщину); было в семье и несколько женщин, значит, на полевые работы должны были ходить три из них - по числу мужчин. Однако Полтинина жаловалась, что не все они ходят на издельщину, особенно отлынивала от работы девица Агафья. Хоментовский признал жалобу основательной и оштрафовал главу семьи Алексея Иващенко на 1 руб. серебром, а девиц Агафью и Ефимию приговорил наказать розгами - по 15 ударов каждой. Иващенко же полагал, что ходить на издельщину вместо одной из дочерей - Агафьи - должна была невестка (неясно, правда, кто невестке мешал делать это), и обжаловал, с его точки зрения, несправедливое решение. Мировой съезд, ссылаясь на Высочайше утвержденное положение Главного комитета по устройству сельского состояния, постановил: женатый сын Иващенко должен отбывать барщину с женою, а взрослый неженатый - со взрослою сестрою. Поэтому решение мирового посредника признано правильным (99, 1, 13, л.1; 235, 1, 2, л.23, 51). Поскольку это дело было очевидным, жалоба Иващенко может рассматриваться как курьез, но любопытен здесь сам факт, что крестьянин использовал свое право обжаловать решение мирового посредника. Воспользовались этим правом и четверо дворовых во главе с Никифором Резниченко из сельца Петровского. Помещик Платон Пеленкин разрешал этим дворовым в осенне-зимний период уходить на заработки в соседние селения при условии, что они ему ежемесячно будут за это время платить оброк. Дворовые, узнав о Манифесте, посчитали себя теперь людьми вольными, свободными от всяких отношений с барином и были весьма удивлены, что барин через мирового посредника требует их возвращения к прежним обязанностям. И потому написали жалобу на посредника в суд. Суд же постановил решение посредника как "согласное со смыслом 10 ст. Положения о дворовых людях оставить в силе. Об этом объявить дворовому Никифору Резниченку и вменить ему в обязанность оставаться вместе с прочими жалобщиками в полном повиновении владельца Пеленкина впредь до истечения двухлетнего срока со дня обнародования Положения" (235, 1, 2, л.50). Пожалуй, наиболее интересный случай представляет собой письмо Хоментовскому от крестьян из Анастасиевки (Антоновки). Это пример обжалования действительно несправедливого наказания; кроме того, обстоятельства данного дела поясняют некоторые детали положения об отбывании издельной повинности. По сути это и не жалоба даже, а своего рода пояснительная записка, направленная не в мировой съезд и не в земский суд (как полагалось бы послать ее в случае жалобы на посредника), а самому Хоментовскому, несправедливо наказавшему крестьян. Суть вопроса такова. Здешний помещик майор Онисим Никитич Янович, кстати, человек уже довольно преклонного возраста (в тот год ему исполнилось 76 лет), пожаловался Хоментовскому, что он, на основании параграфа 3 ст. 11 о приведении Положения в исполнение, требовал от крестьян выходить на издельщину с дополнительной парой быков, а те наотрез отказывались. Хоментовский, убедившись, что крестьяне, у которых имелось несколько пар волов, действительно не желают выходить на барщину со второй парой, приговорил их всех к штрафу. Однако тонкость вопроса заключалась в том, что упомянутый параграф регламентировал так называемую подводную повинность, т.е. использование крестьянских лошадей или волов на транспортных перевозках, а на полевые работы, как в данном случае, не распространялся. Видимо, это обстоятельство и не учел Хоментовский, который, похоже, даже и не знал о нем. В ответ крестьяне пишут свое письмо посреднику. Это поистине удивительное письмо. Во-первых, по тону, по характеру, как сказано, это не жалоба, а объяснение, как назвали свое послание сами крестьяне; во-вторых оно проникнуто глубоким знанием своего вопроса, а в-третьих, несмотря на внешне уничижительную форму обращения, письмо это преисполнено чувства собственного достоинства, житейской мудрости и где-то чисто крестьянской хитроватости, скрытой под маской простодушия и непосредственности. Вот некоторые выдержки из этого письма. Назвав штабс-капитана Хоментовского "господином полковником", мужики пишут: "Крестьяне дер. Антоновки имеют честь объяснить, что жалоба на нас помещика г. Яновича не заключает в себе действительности, по убеждению тому, что мы, как прежде, так и теперь, из должного повиновения, определенного порядка не выходим, а если отбываем работу не двумя, а одною парою быков, то и эти повинности отменяются 201 статьею местного положения, в примечании же под 202 статьею хотя и представляется по существующему в местностях обычаю требовать помещиком 2-х и 3-х конных работников, но не иначе, как с зачетом двухконного дня за полтора, а трехконного - за два рабочих дня; и на какого рода работы волы должны быть употребляемы, определяет губернское по крестьянским делам присутствие". И далее: "Мы же отбываем барщину волами - первое, вопреки вышеупомянутой статьи - второе, без определения губернского присутствия - третье, без обоюдного согласия с помещиком, а только лишь по одному его голословному требованию и без расчета дне, и четвертое - сугубо стесняемся (здесь в смысле - стеснены. - В.Л.) тем, что мы всегда и ныне не получали от владельца на сенокос земли, чрез что самое и терпим большие лишения, приобретая сено покупкою". Прозрачный намек: сена косить не позволяет, а быков требует! - В будущем, как увидим, Хоментовский этот намек учтет. Попутно крестьяне обращают внимание еще на одну несправедливость г. Яновича, который жаловался на Феофана Бока за невывод им на работу быков, за что и был уже трижды наказан. Жалоба эта, по общему крестьян рассуждению, также оказывается неправильною: ведь "201 статья местного положения буквально определяет барщину пешею, а замен пеших дней тяглами (конными или воловьими) - [лишь] по обоюдному крестьян с помещиком согласию"... "Феофан же Бок холост, следовательно, и не составляет тягла, не имеет в собственном приобретении быков, которых хотя и находится во дворе одна пара, но и та принадлежит... отцу его, а сей последний, по старости и за истечением определенных для отбывания повинности лет, от барщины освобожден" (99, 1, 9, л.97-97об.). Далее крестьяне подчеркивают свою покладистость: хотя они и встречают "от владельца отмененные уже требования в отбывании барщины волами, но не выходили из границ его повиновения, исполняли безропотно, жалоб на это никому не приносили". Но как ныне видя, что г. Янович вводит на них "...претензии как будто бы с желанием ввести порядок первобытной барщины", они осмеливаются просить посредника оградить их от этого и "защитить силою Высочайших постановлений". Да, они, "состоя... в рабском повиновении... в полной готовности до урочных времен нести повинности взамен пеших дней воловьими, но(!) во всяком случае с зачетом и на какого рода работы должны быть употреблены...быки - по определению губернского по крестьянским делам присутствия". И потому ходатайствуют перед посредником обязать владельца зачесть им "те дни, которые они уже отработали волами со времени обнародования положения, - сколько причитаться будет". Ну и, конечно же, избавить их от наложенного штрафа по неправильной претензии помещика г. Яновича - ведь вторую пару быков они не давали ему, "руководствуясь ст. 201-ю местного положения" (99, 1, 9, л.98-98об.). Судя по реакции Хоментовского, это письмо было для него неожиданностью: получив его, он тотчас обратился в губернское по крестьянским делам присутствие и в мировой съезд за разъяснениями - как ему поступать в подобных случаях? А землевладельцам было разослано разъяснение о подводной повинности, где, в частности, подчеркивалось, что "подводами исключительно именуется обязанность временнообязанных крестьян отвозить хлеб, сено и другие сельские продукты в город для продажи, а равно посылки крестьян для покупок, там делаемых". Хоментовский подчеркивал, что такие подводы должны засчитываться за полтора дня следуемой повинности, просил землевладельцев руководствоваться этим решением и предупредительно сообщал, что об этом он сам говорил только тем крестьянам, которые задавали ему прямо этот вопрос, при этом "употреблял все силы к сохранению доверия и миролюбивых отношений между гг. землевладельцами и сельскими обществами" (235, 1, 2, л.44). К сожалению, документальных свидетельств об окончательном решения по делу крестьян из Анастасиевки найти не удалось, но примечательно, что в дальнейшем при разборе жалоб помещиков по отбыванию тягловой повинности Хоментовский часто становился на сторону крестьян и даже требовал, чтобы помещик обеспечивал их тягловый скот на период полевых работ сеном, чем вызывал раздражение у господ землевладельцев. Так, например, Тиммерман с возмущением писал Хоментовскому: вы, мол, приехав в очередной раз в Павловку... объявили, что у крестьян мало сена и помещик обязан давать крестьянам сено. А где я возьму сена на 50 пар быков?! (235, 1, 2, л.126об.). Таким образом, вынося решения по спорам между помещиком и крестьянами, мировой посредник извлекал полезные уроки и для себя... как это случилось с наказанием крестьян из Анастасиевки. Как видим, никаких особо серьезных проблем в третьем мировом участке у посредника Хоментовского летом 1861 г. не возникало. Дела, которыми ему приходилось заниматься, были на уровне повседневных бытовых, а конфликты между помещиками и крестьянами не обретали, по крайней мере внешне, ярко выраженной остроты или напряженности, которые бы требовали каких-то экстренных мер. Несколько иной выглядела картина в четвертом мировом участке у Ипполита Сарандинаки, куда входили крупные помещичьи владения - самих Сарандинаки, а также Шабельских, Ковалинских и Норецких. От этих помещиков на имя предводителя уездного дворянства шли тревожные сигналы о массовом неподчинении крестьян, об их уклонении от обязанностей и угрожающем своеволии. Свой отпечаток на положение дел накладывало и стихийное бедствие, разыгравшееся в то лето - массовый налет саранчи, для борьбы с которой уездное начальство вынуждено было применять дополнительные меры. Здесь почти безвыездно находился судебный исправник Щербина, сюда выезжал с частными поручениями предводителя Константин Иванов. В конце июля по письменному распоряжению Егора Ковалинского в четвертый участок отправился и Павел Хоментовский - для разбирательства с делами братьев Сарандинаки, славших бесконечные жалобы на якобы самоуправство своих крестьян. По понятным соображениям, Ипполит Сарандинаки не мог заниматься улаживанием конфликта с крестьянами своих ближайших родственников. К тому же у него были подобного рода дела во владениях Ковалинских... Тем временем предводитель уездного дворянства все больше склонялся к мысли о привлечении армии для усмирения и устрашения крестьян в четвертом участке. Военный вопрос Военные люди защищают отечество. Козьма Прутков Готовя крестьянскую реформу, правительство предусматривало и возможность использования военной силы - в случаях возникновения массовых крестьянских волнений или бунтов и неповиновения. Специальными циркулярами МВД регламентировался порядок привлечения армейских подразделений для усмирения возможных крестьянских выступлений и водворения надлежащего порядка. В Ростовском уезде в ходе крестьянской реформы недовольство крестьян переменами в их быте хотя и имело место, но ни в одном случае не вылилось в открытые выступления или погромы помещичьих усадеб, поэтому и каких-либо военных операций для наведения порядка не проводилось. Однако вопрос о привлечении армии к "участию" в реформе здесь активно обсуждался. Наиболее ярым сторонником этой идеи был именно предводитель дворянства Е.М.Ковалинский. Он не раз высказывал мысль о том, что армию хорошо было бы использовать как элемент устрашения для крестьян, уклоняющихся от должного исполнения возложенных на них Высочайшим положением временных обязанностей по отношению к своему барину. Одно присутствие войск, говорил он, будет уже дисциплинировать крестьян, отобьет у них охоту отлынивать от работы. Все же на деле оказалось, что привлечь армию для устрашения крестьян Ковалинскому было не так просто. В специальном циркуляре МВД регламентировалось привлечение армии в случае необходимости для принуждения крестьян к должному повиновению. Но вся суть, как выяснилось, состояла в том, как толковать эти случаи необходимости... Получая тревожные (а может, лучше сказать - нервозные) сигналы из имений Ковалинских, Сарандинаки и Шабельских, предводитель дворян Е.М.Ковалинский все больше склонялся к мысли о необходимости привлечь армию для "водворения там порядка". И в середине июля он пишет послание командующему резервной кавказской стрелковой полубригадой подполковнику Ландсбергу, в котором так обосновывает свое решение: "В 3 и 4 станах Ростовского уезда временнообязанные крестьяне многих владельческих имений, перетолковывая высочайше дарованную им свободу в превратном смысле, оказывают против владельцев неповиновение, уклоняются от исполнения установленных новым положением работ и повинностей, а в некоторых даже обращаются дерзко и едва только удерживаются от явного возмущения. Чтобы восстановить в тех имениях между крестьянами порядок и должное повиновение, а также и предупредить возмущения, я нахожу необходимым расквартировать в этих имениях войска, в том убеждении, что одно лишь квартирование там войск образумит крестьян и внушит им должное повиновение и исполнение своих обязанностей. Сообщая об этом Вашему Высокоблагородию, имею честь покорнейше просить сделать зависящее распоряжение о передвижении в 3 и 4 станы... двух рот вверенной Вам полубригады и о расквартировании их там по прилагаемому при сем расписанию: одной роты в Семибалковской и Маргаритовской волостях, другой роты в Отрадинской волости, о чем и в Ростовский земский суд я вместе с тем сообщаю - для зависящего распоряжения о содействии становых приставов в уравнительности расквартироваия войск, с тем, однако же, чтобы ротные начальники в случаях крайней необходимости в принятии энергичных мер исполняли бы немедленно требования земской полиции и самих владельцев - в мерах, предписанных законом" (99, 1, 11, л. 3-3об.). К данному письму прилагался список волостей и населенных пунктов, в которых предлагалось расквартировать войска. Подполковник Ландсберг, однако, отнюдь не поспешил сделать "зависящее распоряжение". Вместо того чтобы послать войска в указанные Ковалинским места, он посылает в ответ два довольно пространных письма: одно (от 17 июля) - в общее уездное присутствие, другое (19 июля) - в земский суд. В этих письмах он счел необходимым изложить содержание циркуляров, регламентирующих привлечение войск для содействия реформе "вооруженною силою" и поясняет, что-де не все формальности со стороны уездного руководства соблюдены. Так, пишет он, начальник штаба резервов Армейской пехоты еще в феврале уведомил его, Ландсберга, о следующем: "...г. Военный министр от 12 февраля сообщил, что в видах сохранения порядка при предстоящем изменении крестьянского быта высочайше повелено уведомить г.г. начальников губерний, к каким частям войск должны они обращаться в случаях надобности о содействии вооруженною силою, причем присовокупил, что вместе с сим сообщено г. Министру Внутренних Дел: 1-е, чтобы гражданское начальство для выиграния времени обращалось с требованиями своими непосредственно к ближайшим начальникам войск, т.е. к командирам резервных батальонов; 2-е, чтобы в каждое требование гражданского начальства включаемы были сведения о величине и числе потребных команд, о местах назначения их, о ближайших путях следования к этим местам из пунктов расположения и о заготовленных для ускорения движения средствах; и в отзыве от 18-го прошлого мая за № 866-м, что на основании 853 и 854-й статьи части III книги I свода военных постановлений начальники частей войск, командируемых по требованию гражданского начальства для водворения порядка между жителями, - обязаны доложить (видимо, своему начальству. - В.Л.): 1) о существе происшествия, 2) о причинах оного, если таковы открыты, а если требуют исследования, то означить последнее, 3) изыскивать виновных в происшествии, а также, какие приняты меры к восстановлению порядка, если оный в каком-либо отношении был нарушен; 4) в какие селения и под чьим начальством командируется и 5) когда именно эта часть выступает к месту назначения и когда возвращается на постоянные свои квартиры...". Между тем в отзыве "оного присутствия, - пишет Ландсберг, - приложена лишь ведомость числительности крестьян в помещичьих имениях без пояснения сведений, изложенных...выше" и просит уездное присутствие уведомить его относительно откомандирования двух рот полубригады "во всем согласно изложенным... выше пунктам - и для передвижения указать средства" (99, 1, 11, л. 35-35 об.). Письмо в земский суд Ландсберг отправил через день - 19 июля - как дополнение к предыдущему. Здесь он, проявляя очевидную щепетильность в столь деликатном вопросе, обращает внимание земского суда на статью 473-ю VII тома военных постановлений, в которой, как он пишет, сказано, "чтобы без самой крайности не употреблять военной силы к усмирению неповинующихся крестьян, но если за всеми мировыми средствами неповинующиеся не усмирятся, то побуждать их строгостью воинской дисциплины к работам и действовать всеми мерами к восстановлению между неповинующимися крестьянами должного порядка и приведения их в законное послушание, довольствуя команду во все время экзекуции на счет казны. За явное же неповиновение с сопротивлением противу присланной для усмирения воинской команды крестьяне придаются военному суду и наказываются по всей строгости законова, со взысканием с них всех издержек, правительством по их усмирению понесенных". Поэтому Ландсберг имеет честь просить, если "настоит надобность в команде", то уведомить его, в каком числе эта воинская команда нижних чинов батальонов..." должна быть наряжена для предупреждения возмущения крестьян, в каких селениях 3-4 станов Ростовского уезда и на каком условии она должна довольствоваться как во время пути, так и во время квартирования в тех селениях, и просит выслать ему маршрут "на следование той команды". Кроме всего этого Ландсберг просит еще сообщить, "есть ли в настоящее время надобность в перемещении войск", что будет им "тотчас исполнено" (99, 1, 11, л. 19-20). В связи с этими посланиями Ландсберга земский суд информировал предводителя Ковалинского, что все материалы переданы для зависящего распоряжения" земскому исправнику, который находится на месте событий. Ковалинский же, хотя и подозревает, что Ландсберг попросту волынит, обращается к тому с подробным письменным разъяснением, что в имения 4-го стана надо перевести батальон № 2, квартируемый в Азове, Кагальнике и Круглом, что разместить батальон надо в следующем порядке: 1-е - батальонный штаб с одною ротою в деревне Николаевке действительной статской советницы Надежды Шабельской, 2-е - из другой роты половину в местечке Глафировке подполковника Норёцкого, а половину в местечке Шабельске действительного статского советника Катона Шабельского; 3-е - из третьей роты половину в селе Маргаритовке коллежского асессора Маргарита Сарандинаки и половину в деревне Порт Катон г. Шабельского; 4-е - из четвертой роты половину в деревне Отраде штаб-ротмистра Егора Ковалинского (то бишь самого предводителя. - В.Л.) и половину - в деревне Царедар подпоручика Ивана Ковалинского... И что им, предводителем дворянства, дано распоряжение о содействии на местах и в пути следования...(99,1, 11, л. 22-22об.). Однако Ландсберг и после этого не проявил действительной готовности выполнить требование Ковалинского. Он медлил, подыскивая новые причины, по которым можно было бы еще оттянуть время выступления, а между тем нервозность обстановки, если судить по поступавшим к Ковалинскому сведениям, в уезде возрастала. Павел и Маргарит Сарандинаки неоднократно били тревогу, что крестьяне не повинуются, самовольно захватывают помещичьи земли, рубят лес и даже доходят до явных угроз личной жизни помещиков. Катон Шабельский, после неоднократных и безрезультатных посланий в уездное собрание, в обход предводителя телеграфировал прямо губернатору Сиверсу о том, что и в его имении, и в имениях соседей-помещиков крестьяне совершенно вышли из повиновения и спрашивал, будут ли приняты меры. Мировой посредник 2-го участка Константин Иванов, приехавший по распоряжению Егора Ковалинского в Семибалки на время отсутствия Хоментовского, также писал Ковалинскому, что "крестьяне в Семибалках на работу не выходят, объявляют, что свободные и не должны более работать, и даже предписание земской полиции не исполняют и не хотят уничтожать саранчу" (99, 1, 11, л. 42). Тревожили Ковалинского также подобные сообщения из имения Норецкого, и из владений его родственников на Ее - из деревень Машино, Сонино, Царедар, Григорьевка, да и из собственного имения - Отрады. Имелись и своего рода анонимные доносы. Так, в одном из них от 30 июня из деревни Царедар - владения подпоручика Ивана Петровича Ковалинского (сына известной нам корнетши Ольги Дмитриевны Ковалинской) аноним сообщал, что "беспорядки и неповиновение крестьян владельцу произошли от превратного перетолковывания им неблагонадежными людьми Высочайше утвержденного положения о крестьянах... В числе многих грамотеев, читавшим им положение, был и какой-то исключенный из духовного звания по прозванию Скиба, проживающий в станице Конеловской или Староминской, настоящее дознать было невозможно. Кроме того, наказуемые за неповиновение розгами крестьяне часто уходят в Конеловскую и просят там у начальства засвидетельствовать побои...Неизвестно, выдавались ли такие свидетельства, но несомненно, что станичное начальство поощряет крестьян к беспорядкам..." (99, 1, 11, л.23). Того же числа в другом доносе другой чиновник писал, что, находясь в 4-м стане "для обозрения и поверки действий по истреблению саранчи, убедился, что крестьяне не только не повинуются владельцу, но и не участвуют в нарядах по истреблению саранчи" (99, 1, 11, л.24-25). Несомненную поддержку в военном вопросе Ковалинскому оказал мировой посредник 1-го участка Константин Холяра - единственный из посредников откровенно убежденный сторонник решительных мер против крестьян с применением войск. Еще в мае он сообщал о крестьянских волнениях во владениях Варваци в Лакедемоновке и у Абрамовых в Абрамовке и требовал уже тогда военной помощи. А 30 июня он прислал телеграмму резкого содержания: "Команда для Лакедемоновки необходима, беспорядки продолжаются, кроткие мои внушения не действительны, поспешите распорядиться" (99, 1, 11, л.27). В тот же день Ковалинский телеграфировал в Таганрог командиру резервного стрелкового батальона: "Отрядить в местечко Лакедемоновку одну роту", а мировому посреднику - "содействовать перемещению войск". Однако и здесь произошла какая-то заминка, ибо 2-го июля рассерженный Холяра снова шлет резкое послание: "Повторяю телеграмму: безначалие, самоуправство Лакедемоновки увеличиваются, воинская команда необходима" (99, 1, 11, л.28-30). Ковалинский незамедлительно телеграфирует военному начальнику: "Таганрог. Командиру стрелкового батальона Иванову. Прошу немедленно отправить сего числа в Лакедемоновку Варвацевых для усмирения крестьян, завтра я сам приеду с формальною бумагою" (л.51). Земский суд также положительно откликнулся на требования Холяры. И в дополнение к уже имевшимся там полицейским силам в Лакедемоновку отправилась и резервная стрелковая рота, которая никаких боевых действий там не вела и использовалась как "фактор устрашения" для крестьян. На задонской же стороне решение вопроса о привлечении армии явно затягивалось. Не дождавшись от Ландсберга действенного ответа на свои послания (Ландсберг, как мы помним, ждал сведений от земского исправника), Ковалинский уже в конце июля снова обращается к нему с письмом, в котором чувствуется нескрываемое раздражение. "Земский суд, - пишет Ковалинский, - затруднен...вопросами Вашими, или, прямо сказать, не было желания исполнить мои распоряжения, тем более что вопросы Ваши разрешить было нетрудно, во-первых, выступление батальона в 4-й стан должно было последовать возможно поспешнее и возвращение его, когда в нем не будет надобности, во-вторых, для перевозки вещей и лазаретного отделения надлежало бы назначить подводы от обывателей, в-третьих, число чинов в ротах должно быть таким, какое действительно налицо имеется, в-четвертых, продовольствие людей в течение двух дней, не более, должно быть собственное батальона и при ночлегах - от обывателей, по прибытии же на место продовольствие чинов зависело уже от крестьян, возбудивших необходимость расквартирования у них войска... И как все это осталось без исполнения до сего времени, между тем беспорядки и неповиновение еще больше возрастают"... "даже недавно убит управляющий в имении графини Клейнмихель, то посему и теперь нахожу еще более настоятельною необходимость отрядить без дальнейшего промедления времени означенного батальона". "Угодно ли будет отрядить батальоны в 4-й стан или нет?" - прямо спрашивает Ковалинский. Ландсберг же, ссылаясь на распоряжение командира сводного кавалерийского корпуса о том, чтобы "части войск были командируемы не только по требованию его... но и всех лиц, которые будут для сего им указаны", 25 июня писал в ответ, что в данном случае требуется распоряжение земских исправников. "...Имею честь присовокупить, - учтиво заканчивал письмо Ландсберг, - что о необходимости перемещения № 2 батальона в ; стан Ростовского уезда для водворения порядка между помещиками и крестьянами, я... прошу уведомить ростовского земского исправника, по получении от коего ответа в то же время будет перемещен № 2 батальон в упомянутый стан" (99, 1, 11, л.44-46 об.). Это было 25 июня. 26 июня губернатор Сиверс, ссылаясь на жалобу Катона Шабельского, телеграммой срочно потребовал ответа: что делается для наведения порядка? (л.47). Не располагая достаточной информацией о самых последних событиях на местах, Ковалинский посылает телеграфный запрос земскому исправнику, находившемуся по-прежнему в 4-м стане, и копии его мировым посредникам Хоментовскому и Сарандинаки: "Господину Ростовскому земскому исправнику В прошлом июне и текущем июле между крестьянами деревень Царедара, Григорьевки, Семибалок, Павлово-Очаковки и села Мргаритовка возник беспорядок в невыполнении владельческих повинностей, как и общественных по истреблению саранчи. Это побудило меня просить командующего кавказскою резервною линейною полубригадою перевесть в 4 стан батальон и раскваритровать в владельческих имениях, в том убеждении, что одно лишь квартирование там войск образумит крестьян и заставит их исполнять свои обязанности без принятия каких-либо строгих мер, но таковое мое предположение остается до сих пор без исполнения. Сегодня г. начальник губернии граф Сиверс вследствие жалобы действительного статского советника Катона Павловича Шабельского, что крестьяне его и соседей решительно не повинуются, спрашивает меня по телеграфу: приняты ли меры к водворению порядка? Сообщая об этом Вам, милостивый государь, имею честь покорнейше просить уведомить меня, если можно, сего же дня, что делается теперь между крестьянами владельческих имений вверенного Вам участка, какие были приняты меры к водворению порядка в тех владельческих селениях, где таковой крестьянами нарушен?" (л.49). 27 июля у Ковалинского уже были ответы и Щербины, и мировых посредников Сарандинаки и Хоментовского. Эти ответы по своей тональности и содержанию резко контрастировали с той картиной отчаяния, которая возникала при знакомстве с жалобами помещиков. Вот что сообщал Ипполит Сарандинаки: "На отношение Ваше, милостивый государь, от 26 июля за № 477 имею честь уведомить, в местечке Глафировке, местечке Шабельск, селе Николаевке и селе Маргаритовке многие крестьяне исправно отбывали до 21-го июля барщинную повинность - по жалобам управляющих тех имений я бывал в каждом селении, собирал общества и делал словесные внушения крестьянам о непременном исполнении возложенных на них обязанностей, в селе Ново-Маргаритовка два человека совершенно вышли из повиновения и не хотят являться на работу, за это, по решению моему, наказаны розгами через станового пристава 4 стана. После сделанных словесных внушений я нахожу, что вообще по 4 участку крестьяне исправно являются на работу" (л.51). В ответе Хоментовского говорилось следующее: "В имении г. Шабельского Семибалке до 15 июля временообязанные крестьяне не исправно отбывали издельную повинность, так 12-го июля в приезд г. Шабельского в имение Семибалку из 57 рабочих вышло 8, а из 37 женщин только одна. При разбирательстве этого дела 15 июля совместно с г. земским исправником обнаружено, что причиною такого беспорядка был атаман, пьяный с утра в этот день, не указавший собравшимся рабочим уроков, почему они разошлись и почти все отбыли повинности в другие дни этой недели. С 15 числа июля месяца после сделанных с виновных взысканий временнообязанные крестьяне д. Семибалки начали отбывать издельную повинность очень удовлетворительно, чему я имею доказательством письмо главного управляющего Шульца и словесный рапорт сельского старосты" (99, 1, 11, л.52). На основе этих отчетов Сиверсу была отправлена следующая телеграмма: "ЕКАТЕРИНОСЛАВ, господину губернатору. Между крестьянами Шабельского, Сарандинаки, Ковалинских порядок водворен, подробности получите почтою. Предводитель Ковалинский Посредники Хоментовский, Сарандинаки Исправник Щербина Послано 27 июля 1861 года в 10 часов 25 минут по полуночи". (99, 1, 11, л. 47об). Таким образом, выходило, что обстановка, складывавшаяся в 4-м стане, была вовсе не такой, какой она представлялась предводителю Ковалинскому, а потому вопрос о посылке туда войск отпадал сам собой... И все же складывается впечатление, что здесь что-то было не так. Например, вспомним упомянутое в последнем письме Ковалинского убийство управляющего в имении родственницы Ковалинского графини Клейнмихель. Почему это событие не получило никакого резонанса? По крайней мере, в документах, кроме цитированного черновика последнего письма Ковалинского подполковнику Ландсбергу (в архиве хранится только черновик письма)? В материалах, отражающих ход реформы, можно найти много сведений о разных мелких фактах, например, о том, что гуси попортили часть посевов овса, что охотничья собака задушила несколько индюшек, что по нерадивости работников быки съели сноп колосьев из копны, что такой-то мужик был пойман с полумешком украденного у помещика зерна и т.п., но никаких данных о столь страшном факте, как убийство управляющего, ни в фондах мировых посредников, ни в фонде предводителя дворянства найти не удалось. Между тем это обстоятельство, т.е. убийство, вернее, упоминание об убийстве крестьянами управляющего, использовал в своей книге В.И.Писарев как весьма выигрышный факт, свидетельствующий о крайнем недовольстве крестьян реформой, об остроте классовых противоречий и т.д. и т.п. Но, на мой взгляд, это тот случай, когда к историческому источнику следует отнестись критически, а именно, раз нет других материалов, подтверждающих, что данное событие имело место и сопровождалось именно такими обстоятельствами, о которых говорит (причем вскользь!) Ковалинский, мы не вправе подвергать его какому-либо толкованию. Это вовсе не означает, что предводитель дворянства сказал неправду. Вполне возможно, что управляющий был действительно убит, и вполне возможно, что крестьянами. Но пока в архивных материалах не обнаружены свидетельства об обстоятельствах этого события, мы не вправе давать ему оценку в контексте реформы. Скорее наоборот: отсутствие таких материалов наводит на мысль, что мы имеем в наличии совпадение во времени события, никак не связанного с проблемами реформы. Иначе как объяснить, что люди много говорят о непослушании крестьян, о невыходе на работу уделяют пристрастное внимание пропавшей в доме барыни чайной ложечке и - ни слова о такой крайности, как убийство? (Продолжение следует) _______________________________ © Литвиненко Виктор Исидорович |
|