Вначале я хотел бы продемонстрировать вам старый психологический тест.
«Я по натуре человек добродушный и незлопамятный, но, если меня раздразнить, вывести из себя – становлюсь лютым зверем, лучше ко мне не подходи.
Я сохранил веру, быть может, слегка наивную, в светлые идеалы. Но стараюсь спрятать ее под напускным цинизмом.
Хотя я неплохо разбираюсь в людях, я не утратил доверия к ним, даже доверчивости, хотя бывал не раз обманут.
Я не пьяница и не развратник. Но я не святой: могу и соленое словцо употребить, и выпить лишнего, и… сами понимаете.
Если задача меня увлекает либо обстановка требует, я могу работать днями и ночами. А иногда мною овладевает какая-то апатия, лень, равнодушие ко всему».
Чей психологический портрет я попытался набросать – не ваш ли, уважаемый читатель? Если я не все правильно угадал, то, согласитесь, многое схвачено чертовски верно!

…Трюк, основанный на том, что человек – существо сложное, изменчивое, самому себе в разные моменты не равное. Существо, которое легко, даже не замечая этого, сочетает в себе несочетаемое и совмещает несовместимое. Называй все возможные качества подряд – если не всё, то многое попадет «в яблочко».
Теперь попробуем изменить условия задачи.
«Этот народ отличается добродушным нравом и незлопамятностью. Но, если его раздразнить, он становится неукротимым, и тогда берегись, враг!
Он, этот народ, свято хранит веру отцов и прадедов, через века пронес глубочайшую религиозность, хотя и соленое словцо любит, и едкую шутку о святых отцах себе позволяет, да и пображничать не прочь.
Он может удивлять друзей и врагов умением терпеливо переносить страшные испытания и беды. Но иногда вдруг вспыхивает и взрывается, казалось бы, без особенной причины.
Его действия бывает трудно объяснить с рационалистических позиций, о нем нередко можно услышать презрительные, уничижительные отзывы, но тот, кто узнает этот народ, не может его не полюбить».
О каком народе идет речь? Конечно, о русском! И, конечно, об итальянцах, испанцах, ирландцах, мексиканцах и так далее по списку. Судя по данным социологических опросов, чуть ли не все народы готовы (естественно, в большей или меньшей степени по тем или иным пунктам) согласиться с подобными описаниями своего национального характера. Человек – существо сложное, изменчивое, самому себе в разные моменты не равное.

Потому что нация – исторический субъект, сложный и противоречивый, и национальный характер сочетает в себе несочетаемое. Называй все возможные положительные, нейтральные (и даже не отталкивающие отрицательные) качества подряд – если не все, то многие совпадут с национальной самооценкой.
Что из этого следует? То, что к национальной самооценке надо относиться с большой осторожностью, она так же часто бывает завышенной либо заниженной, как и самооценка отдельной личности.
(«Всем известно», например, что Америка нагло и бесцеремонно, ни с кем не считаясь, гнет свою линию. Сами же американцы (две трети опрошенных) уверены, что внешняя политика их страны НЕ ИГНОРИРУЕТ интересы других государств, что она лишена имперских амбиций. Более того, подавляющее большинство негодует, когда другие обвиняют в этом Америку. «США должны быть единственным мировым лидером», – с этим соглашается только один из каждых восьми жителей страны).

Боюсь, что и мнение о чужом национальном характере, особенно мнение отрицательное, тоже не заслуживает полного доверия. Те же американцы, согласно распространенному мнению, ребячески невежественны и примитивны, но и предельно коварны, крайне неприятны не только распущенностью, но и своей пуританской моралью. Французы отличаются невероятным легкомыслием – но и невероятной мелочной расчетливостью. Немцы крайне индивидуалистичны – но, в то же время, охотно подчиняют свою волю приказам начальства.
Как уживаются в одном народе такие противоречивые черты? Ведь если верно одно, то, по идее, не может быть справедливым другое?
Спросите об этом, и, скорее всего, вам ответят: «Какие противоречия?»
И это обстоятельство следует особо отметить: плохая взаимная совместимость ругательств, так же, как плохая совместимость комплиментов не замечаются, если только ругают неприятного нам человека, а хвалят – нас самих или наших близких.
Обличение врага есть такая же разновидность «возвышающего обмана», как и самовосхваление. Неважно, что враг оказывается одновременно глупым и коварным, могущественным и жалким, трусливым и дерзким. Важно, что эти качества облегчают переживание наших неудач и поражений.

– Я был таким прелестным ребенком, что меня подменили, – шутил польский поэт Юлиан Тувим. Нелепость собственного утверждения не доходит до комического героя, коль скоро он имеет возможность одновременно удовлетворить два милых человеческих желания: гордиться самим собой («прелестный ребенок») и пожалеть себя: «враги меня подменили» – разве не лучшее из всех существующих объяснений, почему жизнь не удалась? Причем смысловой конфликт замаскирован демонстрацией прямой причинно-следственной связи: «враги именно потому и подменили, что прелестный».
Теперь представим себе, что тезис выдвигается не в единственном, а во множественном числе: «МЫ, наш великий народ, был так прекрасен, что враги НАС, нашу уникальную духовность подменили, украли у нас нашу славную историю» и т.д. И произносится это кликушески-надрывно, с невероятным интонационным напором. А кликушествуют не для того, чтобы убедить сомневающихся и разбить доводы оппонентов, а чтобы довести слушателей до такого состояния, когда ни сомневающихся, ни оппонентов уже нет. То есть они, может, и остались, но боятся пикнуть!

Тут уж не до шуток. В только что придуманном мною примере смоделировано рождение Патриотического Мифа о Прекрасном Подмененном Народе. Миф же не вступает в диалог, его не уличают в непоследовательности и даже не обсуждают.
Патриотический Миф есть тот возвышающий обман, в котором двусмысленная, амбивалентная, неупорядоченная действительность очищается от ненужной сложности.
Как быть с внутренними противоречиями? Часто они просто не замечаются. Леди Макбет в одной сцене говорит, что у нее были дети, а в другой – что их никогда не было, в зависимости от того, какая фраза в данный момент прозвучит сценически эффектнее. Зрители не должны обращать на это внимание. Россия, в зависимости от требований момента, с гордостью провозглашается то настолько обильной, что враги испокон веков точат зубы на ее несметные богатства, то настолько скудной, холодной и климатически суровой, что заведомо не может, как ни старайся (да имеет ли смысл стараться?), конкурировать со счастливчиками-южанами – которые, впрочем, не выдержали бы русских холодов (что тоже вызывает гордость). Легкие нестыковки такого рода никого, разумеется, не смущают.
Чаще внутренние противоречия устраняются – ценой неизбежного появления противоречий и нестыковок с уже упомянутой действительностью. Но это никого не смущает. Миф не то, чтобы не поддается проверке,– само предположение о проверке кощунственно, немыслимо. Миф потому и миф, что немифологизированная версия объявлена табу. Отмена табу знаменует катастрофу. По меньшей мере, тяжелейший кризис.

С каким садомазохистским азартом разоблачались прежние мифы в перестроечные годы! Оказывается:
- крейсер «Варяг» в морском сражении участвовал крайне неудачно, потоплен был тоже неумело, бездарно – на мелководье. Японцы его подняли, поставили в строй, потом русское правительство его выкупило;
- 23 февраля 1918 г. Красная Армия никаких сражений под Псковом и Нарвой не вела, тем более не побеждала;
- Павлик Морозов не был пионером: в его селе никакой пионерской организации не было, ближайшая – за сотню верст, в райцентре, а был он верующим мальчиком;
- Александр Матросов был, во-первых, татарином, а во-вторых, имел уголовное прошлое;
- танковое сражение под Прохоровкой было, по существу, Советской Армией проиграно, наши потеряли чуть ли не в десять раз больше танков, чем немцы, Сталин хотел даже отдать генералов под трибунал, была создана комиссия под председательством Маленкова для расследования причин неудачи…
И так далее.

Мифы лопаются, оставляя ощущение пустоты. Но на их месте тут же должны появиться и появляются новые. О героических деникинцах и славных рыцарях-врангелевцах. Об отважном и прекраснодушном Махно и благородном Мазепе.
Как же без мифов, без идеалов, без романтики? На чьем примере воспитывать молодежь, наставлять солдат? «Сложная и противоречивая фигура», «не установилось единого взгляда на эти события», «как положительные, так и отрицательные тенденции», «невозможно дать однозначную оценку» – подобные экивоки пылкими юношами совсем не воспринимаются. Не можешь четко сказать, что хорошо, а что плохо, – не учи, не командуй, не призывай.
Мифы не только насаждаются, но и растут сами по себе, не только внедряются сверху, но и востребованы снизу. Свято место мифов не бывает пусто. Обнищавшие, униженные, обманутые, мы хотим верить в то, что причина наших бед – наши превосходные качества, вызывающие ненависть к нам всех злых сил.
Рассмотрим на предмет соответствия реальности несколько утверждений, ставших составной частью мифа о Похищенном Народе. (Кому персонально принадлежит то или иное утверждение, роли не играет, все это общие места).

«Дореволюционная Россия была настолько процветающим, быстро развивающимся и высококультурным государством, что Запад, охваченный завистью, развалил его с помощью предателей».
Вначале о культуре. Не надо путать духовный потенциал народа, о котором можно судить по ярчайшим проявлениям – гениальным художникам и мыслителям, и наличный культурный уровень масс. Горные вершины опираются на земную толщу, но возносятся высоко над нею. Был ли высококультурным народ Индии в первой половине XX века? Весьма сомнительно. А ведь он родил Махатму Ганди и Рабиндраната Тагора! Доказывается ли высочайший культурный уровень румынского народа наличием великого поэта Эминеску и великого композитора Энеску?
Впрочем, здесь многое завит от того, какой смысл вкладывается в слово «культура».

Если уровень культуры может найти отражение в статистике, обратимся к ней. «По количеству названий книг и их тиражам Россия опередила все европейские страны, кроме Германии!» Но ведь и по численности населения Россия, как минимум, в два раза превышала любую европейскую страну.
В благополучный 1910 год численность учащихся на 100 человек населения составляла: Англия – 17,1; Германия 17; Франция 14; Италия 8; Румыния 7,6.
Россия – аж 4,67.
Неграмотных (старше 9 лет) в России тогда было 73%, а среди негров США – 44%.
Теперь о невероятной экономической мощи царской России. Не хотите верить советским учебникам, не хотите верить русофобам-западникам, поверьте убежденному монархисту Ивану Солоневичу: «Факт чрезвычайной экономической отсталости России по сравнению с остальным культурным миром не подлежит никакому сомнению... Средний русский – еще до Первой мировой войны, был почти в семь раз беднее среднего американца и больше чем в два раза беднее среднего итальянца».
Чему же должен был особенно завидовать Запад? Быстрому росту России? Но понятно же, что, чем ниже стартовый уровень, тем быстрее идет развитие, а по мере приближения к высотам оно замедляется.

«СССР вовсе не исчерпал своего колоссального экономического, политического, духовного потенциала, но пал жертвой предательства: Запад сумел продвинуть своих подлых наймитов к самым вершинам власти, и те развалили процветающую страну».
Как коротка человеческая память, как быстро забывается война в Афганистане, конца-края которой не видно до сих пор. И усугубляющиеся год от года «временные перебои в поставках отдельных видов товаров». И растущая постыдная продовольственная зависимость от злейшего врага – Америки. И падение мировых цен на нефть, резко сузившее импортные возможности...
И, прошу прощения, чего стоила правящая элита СССР, вся ее политическая система, если Андропов, бывший шеф тайной полиции, вместе с ЦРУ продвигал к вершинам власти подлого наймита Запада? Разве не была обречена на развал страна, политическое руководство которой не смогло воспрепятствовать деятельности явного предателя?

«На протяжении всей тысячелетней истории России, Запад вынашивал в отношении нашего народа агрессивные замыслы. Россия всегда была окружена врагами, мечтавшими уничтожить ее или хотя бы расчленить, оторвать куски пожирнее».
Этот тезис можно рассматривать всерьез, только если предположить, что белая и пушистая Россия (Киевская Русь, СССР) никаких таких замыслов не вынашивала и на соседей никогда не нападала.
Да, учебники истории не то, чтобы скрывают, но как-то не акцентируют то обстоятельство, что героический поход князя Игоря никак нельзя назвать оборонительным. И вещий Олег повесил свой щит на врата Цареграда не в порядке национально-освободительной войны, и в случае с неразумными хазарами русичи предстают отнюдь не кроткими овечками. Нет: «вы нам – буйный набег, а мы вам, неразумным, так отомстим, что мало не покажется!»
И когда отважный Тарас Бульба призывает «пошарпать берега Натолии», в современной терминологии это означает: «неспровоцированная агрессия, вероломное нарушение казацко-турецкого договора о ненападении».
В общем, Русь далеко не подарок для захватчика и далеко не жертва несчастная: на нее нападают – она нападает…

«Они всегда первыми начинали, а мы только отвечали…»
«Кто первый начал» – этот вопрос сводится к тому, какая сторона и с какой даты ведет отсчет. Всегда можно доказать, что «в исторической ретроспективе» именно «мы» всегда были объектом злобных происков и «были вынуждены» принять адекватные меры.
Если определить агрессию как вторжение армии на чужую территорию (или обстрел ее кораблями), нетрудно убедиться, что с петровских времен Россия (Советский Союз) совершала агрессию значительно чаще, чем агрессии подвергалась.
Ну, разумеется, это называлось иначе: «собирание исконных земель, помощь единоверцам и соплеменникам, превентивный удар для отражения агрессии, обеспечение безопасности на границах, борьба с сепаратистами-экстремистами, верность союзническому (интернациональному) долгу, установление законности и порядка (социальной справедливости) и т.д.» Наконец, просто «геополитические интересы». Да и понятие «чужие границы» тоже весьма расплывчато: «Если соплеменники или единоверцы отделены от нас границей, разве не должны мы, наплевав на условности, взять их под свое крыло?!»

Те же, кого Россия считала агрессорами, приводили в обоснование своих действий аналогичные глубоко нравственные доводы: защита единоверцев, верность союзническому долгу, возвращение исконных земель, превентивная защита от агрессии и т.п. И все говорили, что чужой земли ни пяди не хотят, что войны не хотели – она была навязана вызывающим поведением России.
Даже Наполеон и Гитлер в совершенно бесспорных, казалось бы, обстоятельствах агрессии, выставляли себя жертвами: Россия, мол, нагло и систематически нарушала свои договорные обязательства.
«Когда Америка и Япония точили зубы на Сибирь и Дальний Восток, Англия – на нашу Среднюю Азию, – это было проявление дьявольской человеконенавистнической природы хищнического империализма. Когда Российская Держава желала овладеть Константинополем, утвердиться на Балканах, в Китае и Корее, – это было проявлением исконно-неизбывной пассионарности и стремления собрать земли, нести дикарям свет истинной духовности и т.д.» Я пытаюсь вообразить, как русский державник пытается отстоять эти тезисы перед Высшим Судией – и прихожу к выводу, что задача весьма трудна!
Генерал Куропаткин подготовил для императора Николая Александровича справку о том, сколько раз и с кем воевала Россия, начиная с петровских времен.
Оказывается, из 33-х войн, продолжавшихся в общей сложности 128 лет, 22 войны (на протяжении 101-го года) велись… для расширения территории. ОБОРОНИТЕЛЬНЫХ же войн, длившихся по 4 года, было – четыре.

Если вы не можете принять эти данные как аргумент, постарайтесь ответить: добровольно ли, по всеобщему обыкновению, присоединились к России эстонцы, литовцы, финны, поляки, азербайджанцы, узбеки? Напал ли прусский король Фридрих на Россию, а если нет, то зачем русские войска взяли Берлин? Нападал ли Наполеон на Россию перед тем, как Суворов громил французов в Италии и переходил через Альпы? Нападал ли он на Россию перед Аустерлицем? На территории ли России находится Порт-Артур, а если нет, каким образом там оказалась русская крепость? Запрещая, устами Пушкина, Европе лезть в спор славян между собой, вмешивалась ли Россия в междоусобные дела германских и романских народов?
Желало ли входить в братскую семью народов СССР население Западной Украины и Западной Белоруссии, Буковины и Бессарабии?

Один из орлов Екатерины Великой хвастал, что без согласия России ни одна пушка в Европе не смела выстрелить, а царь Николай Павлович угрожал послать в Париж «миллион зрителей в серых шинелях», если тамошний театр будет продолжать давать оперетку про его бабку Екатерину Великую. Эта величественная мощь вызывает горделивое чувство – у русских. А каково было европейцам чувствовать свою зависимость от России? Без разрешения нашего царя из пушки не выпали, и репертуар парижских театров без его руководящего указания не формируй… Могло ли это внушить любовь к евразийскому колоссу?
Ощущать свою зависимость (даже от великодушной России) – неприятно, желание освободиться от зависимости – нормально. С этим сам Александр Проханов согласится. Достаточно прочитать иностранные источники, чтобы убедиться, какой искренний и глубокий страх вызывала Россия (СССР) у ближних и дальних соседей – именно как возможный агрессор. Угрожающе нависшая над Европой громада, от которой дай бог уберечься, а не чтобы на нее напасть…

Примерно так воспринимается в сегодняшней России Китай.
И напрасно уверяла Россия (СССР), что она хорошая, добрая и нападать ни на кого не собирается: в политике оцениваются не намерения, а возможности.
Отдельного рассмотрения заслуживают отношения России с обоими германскими народами. Было время, когда и Австрия выступала ближайшим (хотя и ненадежным) союзником России, и Пруссия, по свидетельству писателя-патриота Загоскина, была для русских вторым отечеством, а пруссаки воспринимались как добрые, храбрые и честные.
Когда же и почему эти отношения изменились? «Со второй половины XX века германские националисты стали лелеять и провозглашать идею «стремления на восток» (Drang nach Osten). Ну и что, мало ли кто и какие идеи провозглашает? Важно, получают ли эти идеи поддержку в обществе и в правящей элите. Относительно правящей элиты Германии в лице всемогущего Бисмарка общеизвестно: ни малейшей симпатии этот «дранг» у него не вызывал.
Что касается немецкого и австрийского общества… Русофобские настроения в них, безусловно, имели место, но далеко не сразу стали господствующими. Долгое время им противостояли имеющие давние корни русофильские настроения. Во время русско-японской войны 1904-1905 гг. симпатии немецкого общества были на стороне русских.

Попробуем разобраться, не было ли у германских националистов некоторых оснований для того, чтобы испытывать страх и подозрительность относительно намерений России?
«Главнейшая цель русской государственной политики, от которой она не должна никогда отказываться, заключается в освобождении славян от турецкого ига… Для этой будущности…Австрия составляет препятствие, которое во что бы то ни стало должно быть уничтожено». (И далее в том же духе – что Православный Царь должен освободить единоверцев от мусульманского варварства и западного еретичества).
Кто это говорит? Достоевский! Не просто писатель, не только властитель дум русского общества – еще и друг и доверенное лицо Победоносцева, главного русского идеолога. Не выбалтывает ли Достоевский те агрессивные замыслы, которые вынашивает русское правительство!
Как трогательна уверенность гениального романиста в том, что его откровения станут известны только своим, а чужой взгляд, для которого они не предназначены, на них и не попадет!
К несчастью, на Западе читали не только великие романы Достоевского, но и его публицистику. Какое впечатление должны были произвести на австрийских министров (или на австрийских обывателей) вышеприведенные вдохновенные строки? «А я-то, наивный, до сих пор сомневался, испытывают ли русские к Австрии враждебные чувства… Ведь столько лет мы выступали в союзе против Турции. Ну, теперь ясно: мы должны дружить с султаном – против России».

Данилевский еще в 1871 г. предсказывал, что новорожденная Германская империя будет воевать с Россией. Наверняка в тот момент подавляющее большинство немцев о грядущей войне с Россией и не помышляло. Напророчествовал великий русский патриот, навел на мысль немецких патриотов либо просто подвел к логичному выводу: «Если они считают нас своими врагами, значит, они и есть наши враги».
В 1881 г. герой Турецкой войны генерал Михаил Скобелев, друг Русского Императора, убеждал сербских студентов Сорбонны в том, что немец – главный враг славянства: «Борьба славянства с тевтонами неизбежна. Она даже близка».
Надо полагать, эти высказывания доходили до слуха не только славян, но и тевтонов. И те из них, кто еще испытывал колебания, начинали четко осознавать: надо готовиться к войне.
Первая мировая война еще не воспринималась как неизбежность, до нее было еще далеко. Но великий русский патриот ее приход наверняка ускорил. По меньше мере, облегчил задачу немецким шовинистам. Шовинисты всех стран всегда помогают друг другу, взаимно друг друга провоцируя.

Высочайшая нравственность политики Православного Царя в святом деле освобождения братушек-славян не подлежала бы ни малейшему сомнению, если бы… Если бы желание освободить славянский мир от «варваров-мусульман и еретиков-католиков» сопровождалось заявлением: «А своих варваров-мусульман и еретиков-католиков, коль те не хотят оставаться под благодатной сенью Русского Самодержавия, нам и даром не нужно – пусть идут на все четыре стороны»…
Но Россия-освободительница почему-то не спешила отпустить Польшу, Финляндию, Чечню и Дагестан, держала их всеми силами, хотя неблагодарные инородцы-иноверцы недвусмысленно выражали свое желание вырваться из «тяжелых нежных лап» Православного Царя.
Чтобы с полным правом гордиться Россией как освободительницей славянских братьев, не мешало бы удостовериться в том, что чехам, закарпатским русинам и хорватам под властью австрийцев жилось хуже, чем полякам в России. Но с этим согласятся не все историки.

«Апологеты Запада оплевывают русскую, российскую историю. Оказывается, веками туда она шла, не так развивалась – не по западной траектории, мы виноваты уж тем, что не построили общество по точному образцу современных западных демократий».
Что это еще за «единая западная траектория»? Западные страны веками воевали друг с другом, друг друга до смерти ненавидели гораздо больше, чем Россию. И Россия обычно выступала против других западных стран – в союзе с одними западными странами. Если и можно говорить о некоем единстве Запада в конфронтации с Россией, СССР, то это дело не веков, а нескольких последних десятилетий. С огромной натяжкой – 120-130 лет.
А кто из самых отъявленных русофобов и когда говорил о «следовании точному западному образцу»? Да нет его и не было – «точного образца». Чтобы нелепость этого обвинения стала очевидной, переиначим его: «общество по точному образцу восточного коммунизма». Югославия времен Тито имеется в виду или Камбоджа времен Пол Пота, СССР при Сталине или при раннем Горбачеве, Китай при Мао или нынешний? Разница огромная!

Какую модель навязывают России? Многопартийность, парламентаризм, выборность главы государства? Так эти «западные» формы используют, с большим или меньшим успехом, Турция и Индия, Иран и Южная Корея. Кстати, в числе самых спокойных и благополучных европейских стран – королевства и герцогства. Быть может, Запад заставляет Россию установить монархию?
И почему желание одного народа навязать свое общественное устройство другим свидетельствует непременно о ненависти и желании навредить? Разве отец народов Сталин хотел зла Болгарии, Польше, Чехословакии? Исключительно блага! Потому и установил им самый лучший и передовой в мире строй.
«Америка, несущая свет демократии угнетенным народам» – это наивно, может быть, глупо, может быть, своекорыстно, в любом случае крайне самонадеянно, как правило, обречено на неудачу. Но ничего сатанинского в этом мне не видится.
У Пушкина выведены два помещика – сторонник традиционных ценностей и англоман. «Наше всё» посмеивается над обоими, но и у него и в мыслях нет, что англоман – русофоб и предатель. Напротив, предполагается, что они оба любят Родину – по-своему, и видят ее счастливое будущее по-разному.

«Установление в России господства частной собственности и рыночных отношений по западному образцу привело к разрушению базовых ценностей русской духовной культуры, традиционной национальной психологии и нравственности».
Всеобщее пьянство, нигилизм, преступность, быстрое обогащение немногих при массовом разорении, крушение нравственных устоев. «Гниение России» и предложение «подморозить» ее. И мудрецы, злорадно говорящие: «Мы же предупреждали, что нельзя давать русскому человеку свободу, не готов к ней русский человек – сопьется и начнет воровать».
Жизнь стала более тревожной, опасной, гораздо менее предсказуемой.
Это все уже происходило в 60-е годы позапрошлого века. Но назад дороги не было.
Разве в царской России не было частной собственности и рыночных отношений, пусть в неразвитой форме? Почему же они не разрушили базовых ценностей? А разве великие реформы Александра Второго – крестьянская, судебная, военная, земская – не были во многом скопированы с западных образцов?
Исторический результат оправдал жертвы. Даже такие, как рост преступности и пьянства, падение общественной морали, обогащение немногих при массовом разорении.
Сам Достоевский, вглядываясь в окружающее с ужасом и тревогой, все же считал реформы благом.

«Запад и его ставленники внутри страны проводят политику геноцида в отношении многонационального народа громадной страны».
Итак, нас не только подменили, но и убивают?
Геноцид – слово, которым нельзя бросаться, это безнравственно! Обвинение слишком серьезное, и авторы должны за него отвечать. Готовы ли они доказать, что Запад и «демократы» планируют и осуществляют целенаправленное и сознательное уничтожение россиян по признаку их принадлежности к русской, татарской, башкирской, удмуртской, еврейской и другим национальностям?
Если это доказать не удастся, значит, обвинители – клеветники и провокаторы. Хамское равнодушие к простому человеку, бандитское и хищническое присвоение национальных богатств – это преступление, но имя ему не геноцид.

«Этот народ обладает уникальной и трагической судьбой, несет свою особую и неповторимую всемирно-историческую миссию. Он не раз жертвовал собой, чтобы спасти Европу и все человечество, – и видел в ответ черную неблагодарность, злобу и ненависть. Его художники, религиозные деятели и мыслители, ученые и инженеры внесли колоссальный вклад в развитие духовности, культуры, науки и техники – вклад, который другими народами никогда не был оценен по достоинству и злонамеренно умалялся. По справедливости, он должен был бы занять самое почетное место в семье наций, между тем, он был всегда окружен врагами, мечтавшими поработить или хотя бы унизить его…»
О каком народе идет речь? О русском, конечно!
Но в этом портрете узнают себя по крайней мере еще несколько (а может быть, и десятки) других народов, больших и малых. И у каждого есть бОльшие или меньшие основания, чтобы считать свой исторический путь особенно трагическим, неповторимым, уникальным, свой вклад в духовную сокровищницу человечества – огромным. И для того, чтобы считать себя жертвой несправедливости, злобы и зависти.

На определенном этапе своего духовного развития мы начинаем понимать, что любим свою Родину, как и свою мать, и считаем ее «самой лучшей на свете» не потому, что она «объективно» лучше всех (не абсурдны ли здесь сравнения?!), а потому, что она – наша. Гордость за державу, сознание своего национального достоинства должны выражаться не в том, чтобы забывать черные и позорные страницы в ее истории, оставляя только славные. То есть можно, разумеется, проделать такую операцию и чувствовать себя после этого гораздо увереннее и комфортнее. Установление собственной идентичности на основе мифологии очень удобна во многих отношениях: «я был таким прелестным…». Что ж, потребность гордиться собой и одновременно жалеть себя, такого непонятого и недооцененного, – очень естественная юношеская особенность. Значит, народы, сколько бы веков ни насчитывала их история, недалеко ушли от подросткового состояния. Но чтобы соответствовать этому самоощущению, приходится идти на небольшую подмену: самих себя – другим ребенком.
«А был ли мальчик?»
Народ, который всегда был прав, никогда не притеснял других, страдал от агрессивных соседей, сам ни на кого не нападая, нес по всему миру идеалы христианской любви и милосердия, – я не знаю, есть ли такой на белом свете.
В любом случае, это не великий русский народ.
___________________________
© Хавчин Александр Викторович