Главная
Главная
О журнале
О журнале
Архив
Архив
Авторы
Авторы
Контакты
Контакты
Поиск
Поиск
Обращение к читателям
Обращение главного редактора к читателям журнала Relga.
№05
(407)
21.07.2023
Коммуникации
С пристрастием и болью
(№14 [159] 05.10.2007)
Автор: Владимир Тулупов
Владимир Тулупов
А.Д. Г.К. А.П. С журналистикой покончено, забудьте! / О друзьях-товарищах, драме «Известий» и распаде профессии. М., 2007. – 528 с.

Под заглавными буквами скрываются имена и фамилии авторов книги – известных российских журналистов Анатолия Друзенко, Гагика Карапетяна и Альберта Плутника (первый, к несчастью, ушел из жизни, когда книга еще готовилась к печати).

По сути, это – запись разговоров, коллективных бесед трёх товарищей, которым выпала судьба поработать и в советскую, и в перестроечную, и в постперестроечную эпоху. Потому их размышления об «Известиях» (а также о «Новых Известиях-1», «Новых Известиях-2», «Русском курьере»), о журналистике и журналистах несут не только признаки личностного восприятия, но и той глубины, которую и возможно продемонстрировать, лишь находясь десятилетия «внутри процесса».
По сути, это – своеобразный учебник журналистского мастерства, в котором освещены чуть ли не все стороны редакционной жизни. И не только. Авторы попутно пытаются разобраться в таких сложных проблемах (назовем их теоретико-практическими), как свобода и независимость печати, объективность и субъективность информации и т.п. и т.п. Очень ценно, что известинцы не ограничились диктофонными записями своих бесед, но и привлекли при составлении книги стенограммы редакционных летучек, материалы прессы, записи интервью с различными фигурантами журналистского процесса в России рубежа веков.

На перепутье


«Известия» советских времен, будучи официально второй – после «Правды» – газетой страны, всегда отличались некой элитарностью и были даже законодателями моды. Газету читала интеллигенция, ее журналистам многое позволялось. Хотя это «многое» достаточно условно – пределы свободы ощущались каждым. Но жизнь изменилась, и известинцы, славившиеся своей аналитикой, не могли не понимать, что их детищу также следует обрести новое лицо.

«А. Друзенко, зам. главного редактора (из стенограммы редакционной летучки «Известий» от 27 марта 1991 г.): Перед нами драматически встала проблема самоопределения. Помните фрагмент относительно «Известий» в публикации Примакова, он восклицает: «Это же наш официоз!» Тут, мне кажется, ключ к разгадке. Наша драма в том, что мы пытаемся делать… независимый официоз».

« А. Д. Шел поиск (в 1990 – В.Т.), создавались комиссии, обсуждались идеи – куда идти «Известиям»? Преобладал англо-саксонский вариант. Его Надеин особенно отстаивал. То есть делать новостную газету. А куда деваться при этом проблемам – науки, образования, морали? Все это считалось отжившим и не нужным».

« И. Овчинникова (из стенограммы редакционной летучки «Известий» от 11 сентября 1991 г.): Нельзя, я думаю, чтобы политцензура у нас заменила цензура вкусовая. А нам это угрожает. Когда мне говорят: ой, вы несете заголовок, в котором есть знак вопроса, а ведущий редактор не признает знаков вопроса, это не просто глупо, но именно опасно. И не потому лишь, что мы знаем неплохие заголовки со знаком вопроса «Что делать?» и «Кто виноват?» Более всего потому, что никто не должен ощущать себя носителем истины в последней инстанции. <…> …Позиция журналиста у нас всегда высоко ценилась. А теперь мне заявляют: что вы по этому поводу думаете никому не интересно. Но откуда это взялось? Может, сначала проверим, выясним.
Мы все разные. Но если из всех нас сделать репортеров, если мы откажемся от известинского конька, то читатель получит другую газету. Понравится ли такая газета новому читателю, неизвестно, а читатель, который привык на нас подписываться, делал это из-за аналитических материалов, в том числе на нравственные темы. И для него, если, наконец, сегодня можно, не рискуя головой, жить не по лжи, как говорил Солженицын, это информационный повод. А не только авария на железной дороге.
…Нам все чаще приводят в пример западный менталитет. Но главное в нем – «мне кажется», «я полагаю». А когда мнение руководителя звучит, как приговор, не подлежащий обжалованию, это, извините, имеет больше отношение к Востоку, чем к Западу».

« Альберт Плутник: Предметом наиболее яростных нападок стали очерки, сделавшие, в сущности, «Известия» «Известиями». Они проходили под «кодовым именем» – длинные материалы, которые надлежало искоренить.

А.Д.: Надеин повторял: нам надо насытить газету информацией. Насчёт информации никто не спорил – свобода слова открыла многие шлюзы, грех не использовать новые возможности. Насчет же больших материалов…

А.П.: Овчинников, Максимова, Поляновский и другие предлагали Надеину подходить индивидуально к их оценке. Он на это, с трудом, как и Игорь (Голембиовский – В.Т. ), сдерживая раздражение, говорил, что не надо изобретать велосипед. Западная печать через такое давно прошла и остановилась на универсальном варианте, пригодном для всех. В западных СМИ не пишут ни о чем подобном».



Вот когда, собственно, начался спор между приверженцами отечественного и западного пути. С «Известий», на которых из провинции смотрели как на заслуженных лидеров, и началось. И когда нам говорят, что очерк умер потому, что не востребован читателем, то следует спросить: «А было ли предложение?» Нет предложения – нет и спроса. Сначала от газеты отвернулись серьезные читатели, а новые – не обученные – стали получать информацию по ТВ, РВ, Интернету. Если, конечно, хотели получать… Причем «Известия» наступили на грабли, брошенные ещё в середине 1970-х их новым главным – Алексеевым, говорившим: нужны факты, а не «размышлизмы».

В «Известиях», борясь с «устаревшими» традициями, постепенно стали освобождаться от тех, кто эти традиции олицетворял. Ведь страховочных инструментов не было (например, закона о правах, договора между владельцем и журналистским сообществом, профсоюза журналистов и т.п.). Была отменена и выборность редколлегии – так одна из главных газет подавала плохой пример единовластного правления. Затем ушли планерки, летучки… Потом появились заказные статьи, компромат (долларовые гонорары, шедшие мимо отдела рекламы, перекрывали суммы выплат по судебным искам…). Оттуда и термины: «джинса», «заказуха» (скрытая реклама), «кэш» (наличные деньги). Оттуда и традиция банкротства редакций. Пиар-демонстрация известинцев у памятника Пушкину весной 1997-го была придумана О. Митволем, который сам пригласил телевизионщиков… М. Кожокин, главный редактор «Известий» затем объяснял, что модель народного капитализма зашла в логический тупик ( «журналисты вынуждены были по предложению руководства газеты искать структуру, которая бы в них вкладывала деньги или спонсировала…»).

Затем – сдача в аренду, продажа редакционных помещений (тот же М. Кожокин «продал самому себе почти 1000 кв.м Пушкинской площади и делает деньги на игровых автоматах. Никакая газета «Известия» Кожокина никогда не интересовала. Только деньги. Очень большие. Хотя зарплата главного редактора этой газеты приравнена к заплате американского президента – ежемесячные $20 000, не считая чёрного налика за заказуху. Трудно сказать, за какие заслуги в нерентабельной газете устанавливают такую зарплату…»).

« А.Д.: В роковые для «Известий» годы он (В.Д. Надеин – В.Т. ) доказывал необходимость перехода газеты на американские стандарты с той же страстью, с какой впоследствии стал всех убеждать, что у нашего читателя принципиально другой менталитет. Это уже когда выяснилось, что внедренные при его непосредственном участии газетные «каноны» не приносят в России желаемого результата. И что ни одно издание, претендующее на титул общенационального, не может рассчитывать на успех у российского читателя, слепо копируя лучшие образцы иностранной прессы».

Аудитория – особенно начитанная – очень чутко реагирует на изменения в политике редакции, точнее, на изменения в профессиональных подходах.

« А.П.: …Качество известинских публикаций резко упало. Газета, по мнению многих коллег и читателей, окончательно теряла реноме честного, принципиального и высокопрофессионального издания для интеллигенции. Ею правили уже не означаемая в каждом номере редколлегия, а особо доверенные лица, которые сгрудились вокруг Голембиовского. По существу, газета занималась уже не журналистикой, а политиканством, сводя счеты с теми, в ком видела недругов, вынашивающих коварные планы захвата «Известий». А недругов эти люди искали не только вне, но и внутри редакции».

Старые песни о главных


«А.П.: …Игорь (Голембиовский – В.Т. ) – в каком-то смысле известинский Ельцин. Дробленный, измельченный, не в целом, я бы сказал, в частностях, к сожалению, не лучших, безоглядно разрушительных. Такие «отчасти ельцины» в ельцинский период размножились в России на всех уровнях. Точно так же, как при Сталине, расплодилось разномасштабной величины «отчасти сталины». Традиции советской системы в этом и заключались: каждый высший руководитель сеял и взращивал по всей стране себе, бесподобному, подобных, ибо других не терпел. Да они и сами по себе рождались в соответствии с требованием момента, умельцы-карьеристы принимали нужную форму и наполнялись необходимым содержанием».

В свое время Альберт Плутник написал статью о главных редакторах «Известий» разных лет. Главная мысль: сильный, талантливый редактор – сильная, талантливая газета. И в этом разговоре известинцы вспоминали главных редакторов, и не только их газеты, но и тех, что оставили свой след в истории нашей журналистики.

«А.П.: Помимо того, что Егор Владимирович (Яковлев – В.Т. ) был, когда хотел этого, отменным литературным редактором, он обладал вдобавок даром главного редактора – уникальным даром создавать творческий коллектив, выстраивать систему «сдержек и противовесов», систему внутренних взаимоотношений».

«А.П.: По своей политической сути Яковлев виделся мне прирожденным придворным поэтом, одержимом при этом желанием выглядеть еще и опальным, гонимым. Зачем? Возможно, чтобы добавить к благам близости ко двору и ещё и блага оппозиционности, чтимой в массах, правда, осторожной, не слишком вызывающей. Он словно бы разрывался между любовью к правде и любовью к благам, причудливо и не без изящества балансируя где-то посередине».

Из передачи «Эха Москвы» от 24 сентября 2005 г., посвященная памяти Егора Владимировича Яковлева:

« В. Дымарский: …«Московские новости» как явление, это, на мой взгляд, некий мостик, переходный период от старой журналистики к новой. Это была очень яркая страница отечественной журналистики, но это была последняя страница той главы, которая называется старая советская журналистика, где все было не так плохо… И это была первая страница уже новой главы новой журналистики.

В. Лошак, журналист: Я работал все эти годы в «МН», которые Егор Владимирович возглавлял 5 лет подряд, и они были пиком в его карьере. Конечно, это была газета по формальным приметам очень советская, потому что советская журналистика – это организовывать, пропагандировать, наказывать. И действительно, эта газета в тот революционный для страны момент не только информировала, не только открывала доселе запретные стороны жизни страны и истории, но и организовывала людей, давала им надежду на то, что процесс, называемый «перестройкой», приведет к позитивным изменениям в жизни. В этом смысле это не была просто газета, информировавшая, развлекающая, рекламирующая то, что есть журналистика в современном исполнении… но это была газета, вышедшая из старого времени и начинающая открывать дверь во время новое.

Е. Осетинская, шеф-редактор газеты «Ведомости»: Была задача пропагандировать. Более того, когда «МН» вышли на пик, тоже была задача пропагандировать свободу, демократию, новые идеалы, ценности. Это было исключительно востребовано в то время. Ценности менялись, но задачи были абсолютно те же. <…>

Р. Шакиров, журналист: …Это были первые шаги плюрализма (о колонке трех авторов – В.Т. ), маленькие эксперименты, маленькие прорывы, которым мы радовались в то время. Это и были стропила того моста, который привёл к новой журналистике. Никакого чистого листа нет и нигде быть не может. Второй момент – то, что Егор отмечал всегда как журналист: он занимал позицию. Это был человек позиции. Я не верил в информационную журналистику. То, что мы сейчас называем информационной, это не значит, что чистая фактология. Почему я хотел бы на этом остановиться, потому что многие так называемые объекты новой журналистики говорят: мы не занимаем позицию. Более того, это стало возводиться в некую идеологию.<…>

В.Л.: Могу напомнить момент истории «Коммерсанта», который шел как газета информационная, и потом стал задыхаться, понимая, что не хватает нормальной журналистики, качественной, и не хватает мнений. Именно в тот момент я это болезненно на себе почувствовал, как «Коммерсант» перекупил из «МН» целый отряд лучших журналистов, которые и сейчас лучшие журналисты «Ъ»: Кабаков, Геворкян, Колесников, Мурсалиев, Строкань».


Журналисты: вчера и сегодня


«Историю журналистики необходимо изучать». Все привычно повторяют эту фразу, но многие практики внутренне не столь серьёзно относятся к урокам прошлого. А сегодня вообще возобладала мысль о том, что у советской журналистики учиться нечему. Парадокс же состоит в том, что в условиях партийного диктата наша пресса находила способы нести аудитории правду. Большую роль играл подтекст. Журналисты выбирали, на первый взгляд, «проходные» темы или объекты для своего анализа, но внимательный читатель между строк находил многое и о многом другом… Журналистика – это процесс, который осуществляют личности, в котором происходит постоянная борьба тех, кто движется к истине, и тех, кто выстраивает на этом пути преграды. Так было во все времена и при разных строях.

« М. Стуруа, обозреватель международного отдела: (из стенограммы редакционной летучки «Известий» от 21 ноября 1983 г.): Со смертью Евгения Кригера закрылась славная страница в истории «Известий». Он был последним из той плеяды известинцев – Петра Белявского, Михаила Рогова, Григория Рыклина, Татьяны Тэсс, которые целые десятилетия несли на своих плечах, как атланты, славу нашей газеты. <…> Хотя они ничсему конкретному нас не учили, мы, однако, учились у них: обстоятельности – у Белявского, знанию русского языка – у Рогова, остроумию – у Рыклина, душевности – у Тэсс, эстетической отточенности – у Кригера».

«А.П.: Вот два ряда известных журналистов. Можно сказать, «золотых перьев». «Вчерашние» – Аграновский, Тэсс, Александрова, Дементьева, тот же Васинский, Богат, Сахнин, Ваксберг, Кондрашов. Пушкарь, Бовин, Поляновский… «Сегодняшние» – Хинштейн, Минкин, Парфенов, Киселёв, Караулов, Леонтьев, Соколов…<…>
Я бы не стал однозначно утверждать, что прежние лучшие журналисты были талантливее нынешних лучших – те выступали в других жанрах, да и решали иные задачи. Но чем, несомненно, прежние отличались от нынешних, так это куда меньшей житейской практичностью. Современный журналистский народ в лице своих наиболее раскрученных представителей, по-моему, абсолютно чужд идеализма предшественников. Тут все приземленней, вещественней, материальней. Лучшие из прежних, по-моему, смотрятся личностями более крупного масштаба.

А.Д.: Я бы, пожалуй, с этим согласился. «Известия» культивировали очерк, считая его вершиной журналистского мастерства. Старые мастера были разными, по-разному писали…

А.П.: …и о разном. Тэсс писала о том, о чём сегодня стыдятся писать немодно, непрестижно – о хороших людях и добрых чувствах. У нее имелась своя тема, своя интонация, свой язык. Она всегда была предсказуема, узнаваема. <…>

А.Д.: Аграновский тоже обладал неповторимой авторской индивидуальностью. Никто так не умел замечать и анализировать столь не очевидные явления в экономике. Его талант находил поклонников и среди далеко не рядовых читателей. Анатолия Абрамовича, как известно, привлекали к написанию «исторических» речей товарища Брежнева».

« А.Д.:Заметьте, сейчас почти не пишут материалы из командировок. В газетах всё меньше «выездных» материалов.

А.П.: Да что ты! Журналисты теперь не вылезают из командировок… в Интернет».

« А.П.: …Жанр очерка – с судьбой человека на фоне острой общественной проблемы – должен сегодня переживать бенефис. Такие открылись возможности! Но возрождение, если процесс обратим, может оказаться долгим – ликвидирована школа».


Между тем «тапочная», «безчемоданная» журналистика дает плоды повсеместно. Растет число анонимных публикаций, а ведь статьи от своего лица – соль газеты. Неужели персонифицированная журналистика, давшая столько славных имён во времена оттепели и перестройки, сойдет на нет?

« Л. Очаковская, зам. редактора отдела писем (из стенограммы редакционной летучки «Известий» от 7 мая 1984 г.): Аграновский говорил: нельзя выступать очень часто, иначе, откуда мыслей наберёшь. Так вот я и думаю, два раза в неделю да по серьёзным делам – это очень тяжело…».

« А.Д.: Мы вспомнили Аграновского. Который печатался редко, но метко. А вы посмотрите, сколько теперь пишут Соколов, Петровская, Быков, Колесников (из «Коммерсанта») и другие, менее именитые…

А.П.: Они как постоянно действующие вулканы, извергающие словесную лаву. Работают на износ.

Гагик Карапетян:. А еще есть Третьяков, Леонтьев, Архангельский, Радзиховский, Пархоменко, Новопрудский, Соловьев, Геворкян, Альбац, Латынина, Романова, Канделаки… Все они успевают еще регулярно «светиться» в радио- и телепередачах, журналах, Интернет-изданиях. Естественно, при этом повторяются, нередко копируя на газетной полосе свои теле- и радиоэкспромты. Кое-кто даже находит время и на лекции с семинарами».


И все же:

« А.П.: Прежнюю журналистику тоже не стоит идеализировать. Она – продукт своего времени, была создана по его рецептам и жила по его законам – подчинялась «строевому уставу» партии. И не менее верно служила старым хозяевам, чем новая служит нынешним. Но положением «подручного» журналистика, похоже, настолько дорожит, что никак не хочет распрощаться с ним. «Известия», возможно, потому и приобрели в обществе накануне «эпохи перемен» исключительное положение, что не в той мере, как остальная печать, чеканили шаг в общем строю. Им это позволялось».

СМИ: вчера и сегодня


После принятия «Закона о средствах массовой информации» стали не только образовываться частные газеты и журналы, но и бывшие партийные, государственные органы печати меняли форму собственности. Иногда журналисты (как в случае с «Литературной газетой»), много лет занимавшиеся в том числе и проблемами экономики, случайно узнавали, что их издание продано, куплено, перекуплено…

« А.П.: Внедрение в редакцию капитализма началось с обмана. Скорее всего, даже не преднамеренного. А продиктованного всего лишь служебной и нравственной небрежностью» (о приватизации «Известий», когда были несправедливо распределены акции газеты внутри коллектива в обмен на ваучеры – В.Т. )».

Из беседы Г.К. с О. Митволем, 29 апреля 2004 г. (О. Митволь владел мажоритарным пакетом акций «Новых Известий», 76 процентов – В.Т. ): «Ребята объявили мне, что будут полтора года банкротить редакцию. В ожидании торжественного момента я перестал приезжать на Долгоруковскую. Потому что не мог смотреть, как заносят им пачки «зеленых» после того, как они многих политиков и бизнесменов – в том числе моих знакомых и товарищей – безосновательно вываливали в грязи.
Бизнес-технология «полива» такова – собираешь деньги из расчета 10 000 долларов за полосу, а отвечать, допустим, придется, максимум суммой, в 10 раз меньшей. Причем спустя, скажем, 8 месяцев, если человеку не лень судиться. А Березовский продолжал им подбрасывать материальную помощь. Время от времени приглашая учредителей «Новых Известий» (Голембиовский, Лацис, Агафонов, Дардыкин, Яков – В.Т. ) в Европу.
Тогда мне стала понятна история про их «свободу слова». Это такая штука, которая прикрывает любые махинации в финансово-хозяйственной деятельности. Спрашиваю? «Почему обливаете грязью?» Отвечают: «У нас свобода слова! Вы ничего не понимаете, обращайтесь в российский или всемирный Союз журналистов».
Безусловно, «стипендии» Березовского и черный нал, который ребята собирали за «заказуху», до рядовых журналистов не доходили. Некоторые приходили ко мне и возмущались: «Как так, я подготовил компромат, а мне мало заплатили? Пришлось, признаться: «Не могу влиять на этот процесс», с. 112. «Руководители газеты мне внушили: есть закон о СМИ, и ты как владелец не можешь влиять на процесс, даже твой начальник – Березовский, и тот не ходит сюда, так что иди и отдыхай. <…> Помните историю, когда некое имидж-агентство разослало в ведущие московские редакции фальшивую рекламу – «заказуху» за деньги. Если у одних газет появились средства на банковском счёте, то «Новые Известия» оказались в числе парочки изданий, получивших «зеленые» в конверте. По этому поводу наши ведущие журналисты афористично заметили: «Для свободы слова нужны только наличные».

«А.П. :С ельцинскими реформами зрела новая журналистика. Разрушая многоликое зло прежней жизни, она не пощадила и те нравственные основы, которые обязана была сохранять в неприкосновенности. Слово, вырвавшееся из многолетнего заточения, опьянила свобода. А пьяное слово – как пьяный человек, чьи действия подчас непредсказуемы.

А.Д.:Не обязательным стало абсолютное соответствие фактам. Приврав, стало возможно публично унизить и оскорбить человека.

АП.: Эпатаж сделался превыше правды. На печать ложилась печать времени. Только бы не дошло до словесного алкоголизма».

« А.Д.: Мы-то на чем были воспитаны? Газету надо делать чистыми руками. Никогда не забывать о том, как наше слово отзовётся.

А.П.: Готовили свои публикации, возможно, даже чересчур ответственно (хотя «чересчур ответственно» – нонсенс, то же самое, что «быть до конца честными», ибо частично или временами честный – тот же лжец). Нас так учили – надо проверить и перепроверить факты, встретиться и поговорить с каждым. Кто имеет отношение к исследуемой ситуации, посмотреть в глаза человеку, о котором пишешь или кого только упоминаешь, в с кем не соглашаешься. Кого осуждаешь – прежде всего.

А.Д.: Мы чувствовали двойную ответственность – перед репутацией газеты и своей собственной.

А.П.: Да и, пожалуй, перед истиной, как бы громко это не звучало».

«А.Д.: Когда я начинал работать в «Известиях», мы даже такого слова не знали – гласность.

А.П.: Не знали слова, зато неплохо ощущали пределы дозволенного. И старались не переходить их, чтобы не ставить в глупое положение начальников, да и самим в него не попадать. Странное состояние: мы не были лицемерами, но не были и убежденными конформистами. Отсюда – постоянная внутренняя тревога».


…И еще о кризисе профессии


Авторы порой излишне пристрастны, что понятно: они вместе с коллегами переживали за судьбу газеты, затем были отстранены от работы новым руководством. Обида – естественное чувство. Но иногда они, профессионалы, позволяют себе высказывания, за которые критикуют других. Например, пренебрежительно говорят о работниках секретариата, называя их «чертежниками» («В эру компьютерной верстки необходимость в таких умельцах отпала сама собой»). Не так ли новые функционеры от журналистики, не понимая специфики дела, отказались от очеркистов, сдав эту специализацию в архив…

Вот отрывок из открытого письма фотокорреспондента «Известий» Ю. Инякина президенту ОАО, главному редактору газеты «Известия» И. Голембиовскому: «…Лет 8-10 назад на очередной летучке вы говорили, что ваша мечта – газета без фотографий. Вы мечтали уничтожить талантливых людей с фотоаппаратами. Ваша мечта осуществилась… Дело доходит до смешного – снимки, отвергнутые в «Известиях», возвращаются в «Известиях» через Рейтер и публикуются на ее страницах. А ведь те доллары, которые мы отдаем этим агентствам, могли бы пойти на развитие нашей фотослужбы…».

Авторы книги справедливо полагают, что кризис профессии связан с новыми экономическими отношениями, своеобразно понятыми владельцами СМИ.

« А.П.: Боязнь «джинсы» (или имитация боязни) породила новое явление. Мы почти перестали в газете о ком-либо хорошо отзываться. А «положительный герой» и вовсе исчез. Только заикнешься: мол, есть один хороший мужик, умница, надо бы о нем написать. Тут же вопрос: «Он что – тебе заплатил?»

« А.П.: По-моему, не столько профессия портит журналистов, сколько журналисты – профессию, которая какая-никакая, а власть, пусть даже четвертая или десятая. Сама возможность публично сказать о ком-то слово, плохое или хорошее – уже немалая власть. В журналистике можно стать коррупционером, не занимая никакой должности. Это и происходит, и происходило раньше».

« Г. К.: …А теперь можно, вынужденно уйдя с газетных полос и телеэкранов, которыми еще недавно командовали олигархи, рядиться в тогу борца под флагом оппозиции, немало зарабатывая и на этом. Мне кажется, честнее поступили те коллеги, кто из СМИ ушел в пиар-агентства или консалтинговые компании…

А.Д.: Раньше журналист мог встретить в командировке незаурядного, на его взгляд, человека и написать о нем очерк.

А.П.: В этом, если хотите, и состояла власть журналиста, прежний, если хотите, вариант «свободы слова»».


М. Кожокин выпустил инструкцию для внутреннего пользования включающую два списка: «Стоп-лист и цитируемость» и «При цитировании ставить в известность главного редактора». Газета «Стрингер» написала по этому поводу (21 октября 2003 г.) следующее: «Логика проста: рекламодатели – не делать наездов на пустом месте и, когда нужны комментарии, обращаться к ним в первую очередь. Второе: стоп-лист! Те, кто не хочет о себе ничего при любом раскладе (кроме чрезвычайных обстоятельств), готовы на все. Для цитирования тоже используются в приоритетном порядке. <…>
Друг олигарха Потанина, Кожокин превратил «Известия» в синдикат, который занимался информационным рэкетом. Список тех, на кого нельзя «наезжать», и кто должен за это щедро платить главной газете страны, рос с каждым днем. А газета все теряла и теряла тираж. Потому что в этой газете нельзя было найти ни слова правды, ни бита эксклюзивной информации. По нашим сведениям, истинный тираж «Известий», который поступал в продажу в киоски Москвы, никак не более 15 000 экз. Об этом будет неприятно узнать рекламодателям».

«А.Д.: Когда надо хвалить за деньги, это выливается в насилие над правдой. Прежде журналист доказывал, что его герой – достойный общественного признания человек. Сейчас же все, как любит говорить Чубайс, ровно наоборот. Сейчас, когда надо хвалить за деньги, что получается?

Г.К.: И что, в самом деле, происходит под прикрытием, заметьте, псевдонима?

А.Д. : Редакция знает, что человек не достоин уважения, в том числе как профессионал, но фирма заплатит денежки, и придется расписать, какой замечательный специалист. Кривить душой становится в порядке вещей.

А.П.: И обратная сторона этой медали. На волне пиара, в том числе «черного», замалчивается жизнь целых, как их называли прежде, «классов», тех, кто не вписывается в новые стереотипы. Скажем, рабочих. Или крестьян. Я бы с большим удовольствием, чем читаю про бандитов или депутатов Госдумы, прочитал очерк о сегодняшней жизни сталевара или свинарки. Как они живут, на что? <…>
…Мне интересна жизнь простых людей. Ибо простой она не бывает. В России всего 46 женщин за всю историю Международного Красного Креста получили его высшую награду – медаль Флоренс Найтингел. Все – рядовые сёстры милосердия. Большинство умерли, не дождавшись элементарного почета и внимания. Остались единицы, прозябающие в бедности. <…>

Г.К.: Сегодня можно писать и печатать материалы о ком хочешь – и о Найтингел, и о любом рабочем или авиаконструкторе. Но – плати! Во многих изданиях есть прайс-листы пиар-заметок «положительного» и «проблемного» содержания. Последние, естественно, чуть дороже».

« А.Д.: Так, может, нам вкусы поменять? Я, например, хочу узнать, что происходит в стране, включаю телевизор, и первая новость – в Новосибирской области столкнулись автобус и грузовик. Ну и что? Жалко, конечно, но почему это должно становиться главной новостью? В такой стране, как Россия, неизбежна масса дорожно-транспортных происшествий.

А.П.: Поменялись акценты. Сместились в сторону катастроф, интима, криминала. Маленький человек, всегдашний герой русской литературы и журналистики, потерялся среди «больших людей» и «большой политики». СМИ изменили читателя, подделываясь под низменные вкусы».


Отказавшись от «старых» жанров и старых кадров, «Известия» стали ориентироваться на начинающих авторов. Эта тенденция охватила всю страну. Огромному количеству открываемых СМИ потребовались пишущие люди. Поскольку в роли владельца, издателя, редактора мог выступить любой, а цели нередко ставились далекие от журналистских, дилетанты стали искать дилетантов.

«Многие издания, «Известия» в том числе, сделались не столько газетами, сколько «непрофильным активом» компаний – компаний, как в коммерческом, так и общечеловеческом толковании этого слова. У одних была одна компания, у других – другая. Угадывалось, кто там свои, а кто чужие. О прежних некоммерческих функциях «общенациональной» газеты – просвещать нацию, повышать ее культурный, да и, если хотите, интеллектуальный уровень, можно было раз и навсегда забыть <…>. «К власти в журналистике пришло молодое поколение начальников, в глазах которых, кажется, имя, сделанное в прежние времена, служило компрометирующим фактом».

Где и как учатся журналистике


Журналист-международник А. Бовин, отвечая на вопрос о специальности, говорил: я дилетант высшей квалификации. Из двух установок: знать всё о чём-либо или знать что-либо обо всё – он выбирал последнюю:

«Там мне интереснее, веселее, если угодно, жить и работать. И тут начинается игра. Я стимулирую узкий профессионализм. Если пишу о Китае, то стремлюсь написать так, чтобы китаист видел во мне коллегу. Если об Антарктиде, то должно создаться впечатление, что я – за неимением там министра иностранных дел – беседовал с пингвинами…»
(Кстати, вот несколько аксиом, сформулированных Бовиным: надо знать то, о чем пишешь; необходимо точно знать, что вы хотите сказать читателям; то, что хотите сказать людям, надо сказать так, чтобы вам поверили.)

Авторы книги также считают, что журналисты талантливы во многих делах, но не способны ни в одно основательно углубиться.

« А.П.: …Главный недостаток – продолжение профессиональных достоинств. Многие наши коллеги – разносторонне одарённые люди, что их и подводит. За что не возьмутся – вроде бы неплохо получается. <…> Сама природа нашего труда разрушает внутреннюю сосредоточенность. Сегодня надо писать об одном, завтра о другом. Некогда сконцентрироваться на одном, углубиться в «тему». Особенно – в современной газете. <…>
Разбросанность, несобранность, хочу сказать, имеет и профессионально-психологическое объяснение. Журналисты, принято думать, и, видимо, не без оснований, народ не слишком расположенный к научной кропотливости и писательской основательности, но живой. Как ртуть, необычайно общительный, любознательный, творческий и честолюбивый. Я уже говорил, что народ это, как правило, не очень-то уверенный в себе. Не исключено, что это обстоятельство проявляется и в том, что многие из коллег пробуют себя в разных «ипостасях». Они как бы интуитивно оберегают себя от целеустремленности».


Профессиональный рост журналиста зависит от круга общения, от редакционного микроклимата. В книге много интересных фактов работы журналистов «широкого профиля» и «узких специалистах», интересных наблюдений над деятельностью собственных корреспондентов, о судьбе материалов, проходящих многоступенчатую правку.

« А.Д.: У каждого классного журналиста… имелась своя техника защиты от постороннего вторжения в текст. Аграновский, помню, еще только задумывал очерк, ручку в чернильницу не опустил, а редакционные дамы, которых он посвятил в свои намерения, уже бежали по коридору: «Это – гениально!». Наверное, это тоже была своего рода форма общественного давления на главного и его замов. Чтоб не вмешивались, не вычеркивали. Не уродовали».

« А.П.: …Теперь у нас вошла в моду мировая практика – когда обозревателями в газетах, ведущими спортивных новостей, ведущими спецпрограмм, например, театральных, становятся люди с именами, приобретенными в этих областях, а отнюдь не в журналистике. В современные СМИ надо приходить знаменитым человеком. Известное имя может заменить журналистский дар. <…>

Г.К.: …Теперь часто слышишь: надо закончить какой угодно вуз. Получить специальность, затем престижную должность, а журналистом, мол, всегда смогу стать, если захочу. <…>

А.Д.: Непрофессиональные журналисты стали создавать профессиональную журналистику. По-моему, как минимум, половина «звезд» телевидения – люди со стороны. <…>

А.П.: Многие из новобранцев журналистики последних призывов считали достоинством отсутствие профессионального образования. В чем-то, возможно, они правы – не связаны никакими канонами, им неведомы штампы. Но если так рассуждать, то надо восторгаться грамотностью ребенка, который еще не научился писать, а потому в жизни не сделал ни одной орфографической ошибки.

А.Д.: Ребенок, который не научился ходить, по той же логике, не сделал ни одного неверного шага.

А.П.: Я встречал и таких начальников новейшей формации, которые не сомневались в том, что всякое обучение профессии – это обучение ее стереотипам, прививка стандартных приемов.

А.Д. Иные из них понятия не имели о том, чем отличается репортаж от комментария. Не очень понимали, как журналисты «собирают» материал. С кем встречаются, о чем спрашивают. Не понимали, как отдельные факты укладываются в «заметку», что в лежащей перед ними «заметке» лишнее, а чего не хватает. И они верили, что если люди пишут, как Бог на душу положит, то у них получается, по крайней мере, не хуже, чем у «специально образованных» журналистов.

А.П.: Думали писать без правил – значит обойтись без идеологических и прочих шор, ничем себя не стеснять. На самом деле, обучение – не прививание штампов, а прививка против штампов. Это освоение опыта, создание того фундамента, на котором строится профессиональный рост. Борьба с канонами чаще предполагает их знание.
А в том, что приходят люди со стороны, нет ничего плохого. Это как эмиграция в профессию. Смешение кровей, которое обеспечивает более здоровое потомство. Да и раньше журналистские ряды пополняли неплохие «эмигранты». Бовин, например».


Интересная и поучительная книга, с которой стоит познакомиться всем профессионалам от журналистики – и корреспондентам, и редакторам, и издателям, и владельцам. Как начинающим, так и опытным. Наверное, найдется немало таких, которые зададутся вопросом: «Стоит ли ворошить прошлое?». Таких, которые обидятся: «Зачем авторы приводят конкретные имена и фамилии?» Действительно, из бесед трёх маститых журналистов мы знакомимся со многими острыми фактами, субъективными оценками конкретных фактов, событий и лиц. Тем не менее подкупает откровенность людей, искренне переживающих за судьбы российской журналистики, родной газеты, коллег. Оправдывает факт издания этой книги и то, что ее авторам есть что сказать читателям, они заслужили право иметь собственное мнение о профессии, которой отдали жизнь.

______________________
©Тулупов Владимир Васильевич
Белая ворона. Сонеты и октавы
Подборка из девяти сонетов. сочиненных автором с декабря 2022 по январь 2023 г.
Почти невидимый мир природы – 10
Продолжение серии зарисовок автора с наблюдениями из мира природы, предыдущие опубликованы в №№395-403 Relga.r...
Интернет-издание года
© 2004 relga.ru. Все права защищены. Разработка и поддержка сайта: медиа-агентство design maximum