Когда Николай Лесков писал «Леди Макбет Мценского уезда», он, конечно, и думать не мог, что этот криминальный очерк когда-нибудь станет основой оперного спектакля. В маленьком захолустном городке молодая купчиха Катерина Измайлова, чтобы соединиться со своим любовником, убивает свекра и мужа – таков сюжет. Дмитрий Шостакович увидел в единичных событиях типичное и поднял их до высот глобальных обобщений. Персонажи Шостаковича в опере с таким же, как у Лескова, названием – тупые, завистливые, пьяные, похотливые, жестокие и ничего более. Создатели спектакля в Ростовском музыкальном театре, начиная свой программный буклет словами Соломона Мудрого (ок. 945 г. до н. э.): «Что было, то и будет, и что творилось, то творится, и нет ничего нового под Солнцем», выводят актуальность сюжета из неизменности человеческой психологии для всех времён и народов.

Сцена из спектакля

Но действие оперы все же происходит в России, хотя не надо забывать об Англии – прародине сюжета. И сейчас, когда развелось так много желающих по разным мотивам приклеивать России всевозможные ярлыки, выходя из театра, следует вдохнуть свежий воздух и вспомнить о том, как многолика Россия. Не забывать, что рядом с Россией кабановых и измайловых была Россия изумительно чистых крестьянских лиц Венецианова, Богданова-Бельского, Чеснокова и многих других художников. Была Россия крестьянской общины с взаимовыручкой и самым тяжким грехом – не работать. Существовала высочайшей духовности Россия во времена Золотого и Серебряного веков русской литературы. Наконец, Россия – это вы и я, все мы, это и сам Шостакович, гении русской культуры.

«Леди Макбет Мценского уезда» Шостаковича – это музыкальная драма, или даже трагедия, по силе бушующих страстей действительно равная «Леди Макбет» В. Шекспира. Но страсти оперы низменные, животные или полуживотные, когда льнут к сильному или, чуя слабость, бросаются добивать. Катерина Измайлова тоже из этой среды. Единственное, что ее отличает – верность чувству, вернее, чувственности. Если б не был обнаружен труп, она бы и жила в купеческом благополучии с новым мужем, изредка со страхом вспоминая содеянное.

В последнее время в широких кругах любовь прочно отождествляется с сексом. Желание обладать и отдаваться физически – это еще не любовь. Катерина Островского убила себя, но никогда бы не убила другого, даже ненавистного, потому что полна христианской морали. Финал оперы – этап заключенных и самоубийство брошенной любовником Катерины – это, конечно, возмездие.

Музыка Дмитрия Шостаковича потрясает. Ростовский музыкальный театр взял на себя и решил невероятно трудную задачу, потому что музыка Шостаковича и, в частности, эта опера невероятно сложны и для воплощения артистами, и для восприятия рядовым слушателем. Но после спектакля можно с уверенностью сказать, что ростовчане должны гордиться своим Музыкальным театром. Он справился с этой задачей блистательно.

Вдохновенное владение оркестром маэстро Александра Анисимова, замечательное мастерство и высочайший артистизм оркестрантов, способность к тончайшим музыкальным нюансировкам и могучие порывы «тутти» оркестра не могли оставить равнодушным никого – оркестру аплодировали особо.

Замечательна сценография спектакля. Открывается занавес (без традиционной увертюры – так задумано композитором), и зритель видит уныло уходящее вдаль бесконечное однообразие серых крыш одноэтажных домов, будто плавающих в тумане, а на переднем плане слева такой же, будто состоящий из одной крыши дом купца Измайлова. Тягостное ощущение усиливается, когда вдруг понимаешь, что эти крыши – гробы. От первого действия ко второму декорации практически не меняются. Просто поднимается крыша, и мы видим, что происходит внутри дома, на некоем помосте, который во втором действии легко превращается в накрытый скатертью свадебный стол, а в третьем – в платформу, на которой везут заключенных. Скупость средств и максимум выразительности – то, о чем мечтает каждый художник.

Так же скупо, выразительно и символично цветовое решение спектакля. Серая толпа, желтые с черным цвета будничной одежды героев. Белоснежное белье в сценах беззащитности женщины и молчаливо появляющаяся в воздушном танце белая фигурка ребенка, как символ чистоты несбывшегося, контрастно усиливают серость окружающего. Красные скатерти и красное с черным платье Катерины в сцене свадьбы – это кровь, страсть и траур. Но самое главное в цветовом решении спектакля – освещение, создающее то безжизненно серые, то зловеще багровые, то тоскливо-грозные фиолетовые небеса с постоянно клубящимися тучами. Я не знаю спектакля, где бы освещение было настоящим равноправным его участником. То, что мы видели и слышали, можно назвать цветомузыкой.

Вся труппа – и актеры, и хористы – играют с полной отдачей, характерно и убедительно. Но самое яркое впечатление, конечно, от Катерины – актрисы Ирины Крикуновой. Красивый тембр, свободное мастерское владение голосом (школа!), глубокое проникновение в образ. Даже в кульминациях, где легко можно сорваться, Крикунова никогда не изменяет трепетной вибрации.

– Крикунова – очень умная певица, – сказала мне в антракте, выражая свое восхищение спектаклем, профессор Ростовской консерватории Сусанна Арабкерцева.

– Умная потому, что думает над тем, как голосом лепить образ?

– Да.

Я думаю, весь спектакль можно назвать умным, потому что с начала и до конца он живет на лезвии, на грани того «чуть-чуть», которое и есть подлинное искусство. Спектакль удивительно цельный – от первого движения до последнего, с тем напряжением внутреннего единства, которое не может не выплеснуться в зрительный зал единением со слушателем в тишине всепоглощающего внимания во время действа и в заключительных овациях.

Безусловно, что за этим – огромная умная работа постановщиков и, в первую очередь, художественного руководителя театра Вячеслава Кущева.

__________________________
© Боровская Наталья