Вот текст одного национального гимна в подстрочном переводе: «Герои морей, благородный народ, отважная, бессмертная нация сегодня снова встает во имя величия. Из сумрака воспоминаний, о Родина, звучат голоса твоих славных предков, которые ведут тебя к победе. К орудиям, к орудиям! Через моря, через земли! Мы боремся с врагами во имя отечества, мы выступаем в поход!»
Это гимн не самой великой державы - Голландии, Дании, Мальты или, допустим, Португалии, роли не играет. Существенно то, что здесь представлено, кажется, все необходимое, чтобы вызвать прилив национальной гордости. Дана в высшей степени объективная, хотя и вполне доброжелательная, оценка национального характера, которому присущи, всякий скажет, благородство и героическая отвага, верность традициям предков. Провозглашается бессмертие как неотъемлемый атрибут нации. Упомянуто славное прошлое с намеком на не менее славное будущее. Ну, и борьба с врагами, куда ж без них, с неизбежностью победы.
Не самая великая держава, повторюсь, но гонору у нее не меньше, чем у любой великой, что совершенно нормально. «Гонор» означает «честь». Трудно объяснить, почему у нас это слово приобрело такое насмешливое звучание. Каждая нация, даже маленькая, норовит проявить свой гонор, свою честь, честолюбие, стремление стать (или остаться) великой.
Может быть, в этом и заключается национальная идея?
Вот что пишет по этому поводу, откликаясь на замечательные успехи российских хоккеистов и футболистов, Ярослав Коробатов: «Мы долго искали национальную идею. А она оказалась на поверхности: надо просто побеждать. Прежде всего самих себя: свою лень, неорганизованность и вечную надежду на авось» («Комсомольская правда», 27.06. – 3.07.2008).

Итак, национальная идея сводится к преодолению «прежде всего» неотъемлемых и вечных черт национального характера, каковыми объявлены лень и близкородственные пороки. Очень интересно! Но откуда же возьмутся силы, откуда возьмется энергия, любовь к порядку, предусмотрительность, необходимые для победы над ленью, неорганизованностью и надеждой на авось? Какая высокая цель вдохновит и подвигнет народ ломать свои привычки, обычаи, традиционный образ действий?
Побеждать - ради чего? А если победа, лидерство, торжество над противником не средство, а главная цель, то чем такая национальная идея отличается от идеи любой другой нации, из которых ведь ни одна не стремится к поражениям? Где же пресловутый особый российский путь и уникальность исторического выбора?
Вот такая глубина понимания проблем у публициста популярной газеты. Впрочем, он честно сказал, что все лежит на поверхности. «Надо просто побеждать!»
Действительно, очень просто…

Для изучения эволюции русской патриотической мысли огромный интерес представляют два высказывания. Одно из них прозвучало из уст князя Львова, первого председателя Временного правительства весной 1917 года:
«Я верю в великое сердце русского народа, преисполненного любовью к ближнему, верю в этот первоисточник правды, истины и свободы. В нем раскроется полнота его славы, а все прочее приложится».

Второе высказывание принадлежит другому выдающемуся государственному деятелю - первому вице-премьеру правительства РФ Сергею Иванову, оно было произнесено 24 июля 2007 года: «В России действительно есть определенные вещи, которые должны быть привлекательны для мирового сообщества, в частности, высокая мораль и культура».
Как видим, князь, в лучших традициях исторического идеализма, считает первичной категорию великого сердца, преисполненного любовью. Под «остальным», которое «приложится», имелись в виду, надо полагать, успехи на фронтах, в восстановлении и развитии народного хозяйства, а также укреплении демократической и правовой государственности.
К сожалению, будущее не во всем подтвердило оптимистические прогнозы Львова...
Сергей Иванов, прошедший основательную школу марксистско-ленинской теории и практики, придает высокой морали и культуре значение надстройки: «…в частности…». Базисное же место в привлечении мирового сообщества, надо полагать, отводится развитию производственных отношений, а также российским успехам в укреплении демократической и правовой государственности.
Нельзя не отметить тот сарказм, который верный соратник Путина прячет за дипломатической вежливостью. Высокая мораль и культура могут привлечь только тех, кто сами обладают высокой моралью и культурой. Ясно же, что по отношению к современному Западу о таких вещах можно говорить только иронически.
Возможно, Иванов намекал на то, что к российской высокой морали и культуре иностранцы должны тянуться именно по контрасту - за неимением таковых у себя дома.

На вопрос Фонвизина: «В чем состоит наш национальный характер?» императрица Екатерина отвечала: «В остром и скором понятии всего, в образцовом послушании и в корени всех добродетелей, от Творца человеку данных.»
Отвлекаясь от вопроса о соответствии этого определения истине, нельзя не отметить его невыразительность. Это примерно как партийно-производственная характеристика застойных времен: «Проявляет чувство нового, добросовестно относится к выполнению поручений, предан делу партии…» Даже если чистая правда – дает чрезвычайно расплывчатое представление о данном конкретном человеке, То же самое можно было сказать о миллионах совершенно разных людей!
Острое и скорое понимание вещей в сочетании с образцовой дисциплиной и глубоким религиозным чувством – разве только к русскому народу относится эта характеристика?
- Совокупность одних положительных качеств, без недостатков, без живых неповторимых черточек – на этой основе можно создать только схематичный, а не полноценный образ!
- Ну, хорошо, добавим "для оживляжа», что русские – плохие работники (см. очерк М.Горького о Ленине). Но это будет откровенной неправдой, ведь всякий, от ярого русофоба до беззаветного патриота, согласится с тем, что есть среди русских плохие работники, но есть и хорошие, даже замечательные. Возможно, их удельный вес меньше, чем в Японии, Голландии, Канаде. Но ведь это соотношение зависит не только и не столько от национального характера, сколько от социальных условий: приучен ли человек хорошо работать, и есть ли смысл хорошо работать: по достоинству ли хорошая работа вознаграждается, нужно ли для успешной карьеры хорошо работать или требуются иные достоинства?
Возможно, распределение в каждом народе патологической лени и трудоголизма, как и всех прочих самых разнообразных свойств, пороков и добродетелей, соответствует кривой Гаусса. Другими словами, кристально честные бессребреники и наглые воры, расточительные и скупые, кровожадные и добряки – эти симметричные крайности немногочисленны. Это два полюса, между которыми находится основная масса обычных людей. Более или менее трудолюбивых, добрых, честных и т.д. - в зависимости от стимулов и обстоятельств. Если же у той или иной нации распределение качеств отклоняется от «среднестатистического», это бросается в глаза.
Так, многие уверены, в том, что почти все скандинавы - блондины, хотя это совсем не так, просто блондинов на Севере явно больше, чем среди французов (допустим, 35 процентов вместо 15). Так же примерно обстоит дело с «типичными» для соответствующих национальных характеров задушевностью, чувственностью, утонченностью, замкнутостью, предприимчивостью и прочим.

Предположим, человечество «в среднем» насчитывает 10 процентов неисправимых ленивцев, а Энская нация – 20 процентов. Нельзя исключить, что этого достаточно, чтобы у наблюдателей сложилось совершенно ложное впечатление, будто энцы неважнецкие работники.
«Нет плохих наций. Все нации по-своему хороши – все трудолюбивы и/или талантливы. Все нужны Богу, каждая может считать себя избранной».
Звучит вполне либерально, и никто не в обиде.
Но даже самый политкорректный человек должен признать, что достоинства, являющиеся продолжением недостатков, и недостатки, являющиеся продолжением достоинств по-разному сочетаются у разных наций. После развала великой державы и раскола «новой исторической общности – советского народа» каждая часть на удивление быстро вернулась к своему естественному состоянию. Феодально-общинный или родовой строй, военно-разбойничье или гражданское общество на западный манер – кому что оказалось ближе.
Значит, национальный характер сильнее политических условий?
Но есть немало примеров обратного: общественно-политическое устройство успешно влияет на национальный характер и даже основательно меняет его. Сорок лет Германия была разделена, и теперь восточные немцы заметно отличаются от западных и будут отличаться даже через 25 лет после объединения. Швейцарские французы больше похожи на швейцарских немцев, чем на французских французов.
О французских крестьянах известно, что они очень консервативны. Есть на этот счет такое объяснение: родители уходят на целый день в поле (на виноградник), а дети остаются со стариками. С осторожными, недоверчивыми, скуповатыми, рассудительными стариками.

Почему русские крестьяне не консервативны или, во всяком случае, далеко не так консервативны, как французские? Вот одно из возможных объяснений. Во Франции сезон сельхозработ – с марта по октябрь. В России же в мае ЕЩЕ бывает снег, а в сентябре – УЖЕ бывает снег. Крестьяне-родители, люди молодые или средних лет, имеют возможность больше времени проводить дома, с детьми.
Гегель, вполне материалистически, объяснял отличие национальных характеров западноевропейцев и русских особенностями земледелия, вытекающими, в свою очередь, из природно-климатических условий.
Вот как развил эти идеи Василий Ключевский: «...Ни один народ в Европе не способен к такому напряжению труда на короткое время, какое может развить великоросс, но нигде в Европе, кажется, не найдем такой непривычки к ровному, умеренному и размеренному постоянному труду, как в той же Европе… Своенравие климата и почвы обманывали самые скромные его (великоросса - А.Х.) ожидания, и, привыкнув к этим обманам, расчетливый великоросс любит подчас, очертя голову, выбрать самое что ни на есть безнадежное и нерасчетливое решение, противопоставляя капризу природы каприз собственной отваги. Эта наклонность дразнить счастье, играть в удачу и есть великорусский АВОСЬ».
Нельзя не восхититься тонкостью суждений великого русского историка. Но… Посмотрим на карту: где Псковская область, где Омская, где Ставрополье – неужели всюду, куда ни поселится русский человек, климат и почвы сразу становятся своенравными, ненадежными? Или, быть может, русские люди выбирают для поселения местности с сомнительным климатом? Ведь в тех же зонах рискованного земледелия или на тех же бедных почвах занимались хлебопашеством и огородничеством армяне и немцы-колонисты, а в наши дни занимаются корейцы, И что-то не очень заметно, чтобы их национальные характеры подверглись изменениям под влиянием иной среды обитания.

Может быть, национальный характер вытекает из генов, из наследственности? Граф фон Кайзерлинг по этому поводу писал: «Русские - это великий народ не потому, что они славяне, но из-за силы, влитой в них монгольской кровью, которой лишены другие славянские племена. В результате такого смешения произошло великолепное сочетание тонкой духовности и властной силы, которое делает русский народ столь великим».
Но Север России не подвергся татаро-монгольскому нашествию, и монгольская кровь в тамошнее население не вливалась. Вливалась кровь угро-финская. А с этими угро-финнами разве всё ясно? Венгры, ханты-манси, коми, эстонцы, мордва - так ли схожи их национальные характеры?
Тургенев рисует жителей двух соседних губерний Средней полосы России настолько непохожими и внешне, и внутренне, что, если бы не общий язык, их можно было принять за детей разных народов.
Кстати, о языках. В английском, немецком, французском порядок слов в предложении четко определен – в русском он свободен. В языках германской и романской языковых семей для выражения грамматических отношений больше используются предлоги, тогда как в русском – окончания слов. И так далее. Отражают ли особенности языка склад национального мышления и уникальность национального характера? Или наоборот, национальный характер формирует особенности языка? А может, надо говорить о постоянном взаимовлиянии?
Владимир Даль придавал языку решающее значение в деле национальной идентификации: «Ни прозвание, ни вероисповедание, ни сама кровь предков не делают человека принадлежностью той или иной народности. Дух, душа человека – вот где нужно искать принадлежность его к тому или другому народу. Чем же можно определить принадлежность духа? Конечно, проявлением духа – мыслью. Кто на каком языке думает, тот к тому народу и принадлежит».

Наши донские казаки считают себя особым народом, а когда им напоминают о Владимире Дале («Вы же говорите на русском, значит…»), донцы приводят в пример англичан, американцев, ирландцев, канадцев и австралийцев, а также немцев, австрийцев и значительную часть швейцарцев. Мол, язык один и тот же, а нации – разные, каждая со своим характером.
Стало быть, ошибался создатель «Толкового словаря живаго великорусскаго языка?» Боюсь, что ошибался. Ибо для того, чтобы принадлежать к тому или иному народу, недостаточно думать на языке этого народа. Необходимо еще, чтобы этот народ принял тебя как своего, а не отторгал.
Народ, на принадлежность к которому претендуют, порой проявляет тонкую разборчивость. Одному он готов простить чуждость его крови (почти забыть эту чуждость) и радостно принять "в свои".
А другой инородец может сколь угодно думать по-русски, говорить на нем не хуже коренных и даже писать замечательные стихи, которые становятся народными песнями. Даже стать протоиереем и знаменитым православным проповедником. И даже, страшно сказать, первоиерархом. Однако народ (значительная его часть), слыша странно звучащую фамилию, насмешливо улыбается или с сомнением покачивает головой: «Нет, братец, ты не наш и нашим не станешь, как ни примазывайся».
«Свой – чужой» - это зависит от того, считают ли человека хорошим или плохим, нравится он или не нравится, одобряется его деятельность или осуждается.

Вот какой сложный и коварный это предмет – русский, да и какой угодно национальный характер! Почти на любое категорическое утверждение нетрудно найти категорическое же возражение…
До сих пор никто мне не мог внятно объяснить, почему национальный характер болгар, православных славян, так отличается от национального характера соседних сербов, православных же славян же. И почему шведы и чехи отлично играют в хоккей, а поляки и норвежцы – явно хуже.

Немецкое чувство юмора общеизвестно. Вот что пишет Томас Холькбердт, специалист по корпоративной этике и морали: «Немцы предпочитают не смеяться и не улыбаться на работе. Ибо проявление чувства юмора рассматривается их начальством как недостаток самодисциплины».
Возможно, дело в том, что сфера работы у немцев очень четко отделена от «приватной». В семейной или дружеской обстановке, в пивной или на пикнике они громко, никого не стесняясь, хохочут, даже ржут, причем по таким поводам, в которых представитель другой нации часто не находит ничего забавного.
Надо признать, однако, что чувство юмора и самодисциплина нередко находятся в обратном отношении. Считается, что смешливый человек большой карьеры не сделает. Спокойнее иметь и начальника, и подчиненного с чувством юмора ниже среднего.
Прекрасная это штука – чувство юмора, дорогого стоит! Но самодисциплина и организованность – штуки тоже очень хорошие, тоже дорогого стоят.

Да, чувство юмора у немцев своеобразное, так же как грамматика их языка. Марк Твен вдрызг высмеивал длиннющие немецкие слова, склеенные из нескольких более коротких, немецкие предложения на полстраницы.
Но вот штрих для характеристики современных немцев: издевательские высказывания великого американского сатирика о немецком языке приводятся в учебнике немецкого языка – для иностранцев!
Я попытался перевести из этого учебника одно упражнение на использование прилагательных в функции сказуемого:
«Датчане светловолосы и голубоглазы. Турки черноусы. Итальянцы тоже черноволосы, но с другим оттенком. Французы элегантны. Англичане консервативны и чопорны. Шведы очень либеральны. О шведках я ничего не скажу, кроме того, что они не так темпераментны, как испанки, и не так красивы, как польки. Выходцы из бывшей Югославии трудолюбивы и технически одарены. Греки искусны и хитроумны. Американцы открыты и простодушны, как подростки. Ирландцы упрямы и вспыльчивы. Японцы очень организованны и дисциплинированны. Русские грубы и сентиментальны. Негры очень музыкальны и любят ритмичные танцы. Испанцы горды.
Только о немцах мне трудно сказать нечто определенное. Дело в том, что я сам немец. И я вижу, что мы, немцы, все разные. Много среди нас ленивых, но немало и усердных. Лично я бываю то ленивым, то усердным. Но об одном своем качестве я могу заявить с полной уверенностью: у меня нет никаких национальных предубеждений и стереотипов!»

Самый скучный и неприветливый на свете народ – англичане. По крайней мере, такими их считает большинство французов и русских.
Французы, в свою очередь, один из самых любезных, общительных и остроумных народов. Такими они сами себя считают, и с ними согласно большинство русских.
Как вы думаете, какой народ англичане называют самым неприветливым и скучным?
Никогда не поверите: французов!

Еще о национальных стереотипах.
После позорного поражения Египта и Сирии в очередной войне с Израилем ЦК КПСС выпустил секретное письмо всем парторганизациям, тут же ставшее известным комсомольцам и даже беспартийным. Говорилось в этом документе о том, что арабы – жалкие и бездарные трусы, не сумевшие воспользоваться колоссальной братской бескорыстной помощью советского народа.
Советский народ был несколько шокирован: как же так, колоссальная братская помощь оказывалась жалким и бездарным трусам?! Горько становилось от крушения прекрасного образа Араба, верного союзника в борьбе с общей сионистской угрозой, Араба – отважного воина, чья беззаветность удесятерена фанатической ненавистью к ставленникам международного империализма.
Утрачивать прекрасные иллюзии всегда болезненно, и вдвойне болезненно, когда эта утрата может привести к сомнениям в правильности глобальных оценок.
«Жизнь становилась слишком сложной для наивного народа, чья сила была в простоте и терпении и в способности к жертвам…… Безнадежная, какая-то даже болезненная безынициативность делала их самыми послушными, самыми выносливыми и самыми хладнокровными солдатами в мире».
О ком это? А вот и не угадали! Это сказано о народе, чьи боевые качества в России ценились достаточно низко. Так, современный писатель и философ Михаил Веллер говорит о трусости этого народа как о факте общеизвестном и бесспорном.
Веллеру я, конечно, доверяю безоговорочно. Но Томасу Дэвиду Лоуренсу Аравийскому, которому принадлежит вышеприведенная характеристика турецких солдат, доверяю еще безоговорочнее. Он предмет знал не понаслышке. Он с турками воевал.

Из одной швейцарской газеты:
«Англичане на отдыхе не любят французов.
Французы не терпят англичан и немцев.
Бельгийцы с трудом переваривают французов и голландцев.
Голландцы никого не любят, даже своих соотечественников.
Против итальянцев никто ничего не имеет до тех пор, пока они держатся отдельно от всех остальных.
Все терпимо относятся к скандинавам.
И все вместе имеют что-то против русских».
Этот отрывок наводит на глубокие размышления.
Можно найти в нем подтверждение тезиса о русофобии как общераспространенном на Западе явлении.
Можно посетовать на наши внешнеполитические ведомства, которые так плохо используют взаимную ненависть европейских народов в целях развала изнутри агрессивного блока НАТО. (Грех не использовать возможность искусно поиграть на подобных противоречиях: если Мировая Закулиса, глобалистские заговорщики руководствуются принципом «Разделяй и властвуй!», почему бы и нам не принять его на вооружение?!)
Можно испытать прилив патриотической гордости: все ненавидят русских – как богоизбранную нацию, и эта ненависть, собственно, и есть убедительное свидетельство ее избранничества.
Но мне хотелось бы только напомнить, что речь идет о поведении разных людей НА ОТДЫХЕ. Кто проводит отдых на горных курортах Швейцарии? Не просто русские, а русские с определенным эпитетом!
Почему западноевропейцы должны любить русских? Почему они должны любить «новых русских», которых терпеть не могут «просто русские»?!

Иностранец и русский летели в Россию, самолет прибыл с большим опозданием, и они оказались посреди ночи в чужом городе. Тут русский вспомнил, что у него в этом городе есть знакомый. Заявились к нему. Жена этого знакомого тут же сварила пельмени, нашлось и выпить. Потом заночевали.
Об этом иностранец рассказывает с умилением: вот она, знаменитая широта русской души!
Чудесная русская душа - восхищает. Но не вызывает зависти. Иностранец не хочет, чтобы его жена поучилась у русской женщины отзывчивости. Он не хочет, чтобы каждому знакомому было позволено вламываться в его дом посреди ночи.

- Россия… Какие картины возникают в вашем воображении при звуках этого имени?
- Бесконечная равнина, поля и перелески, березки, сельская церквушка, бревенчатые избы… Старушки-праведницы в белых платочках…
- Надо же, как близки ваши представления к тому образу страны, который сложился у иностранцев. Вот, послушайте-ка, как немецкое туристическое агентство рекламирует поездку по Золотому кольцу:
«Тот, кто хоть раз побывал в самом сердце России, не сможет не полюбить эти деревянные домики, бесконечные пространства полей и лесов, деревенские кирхи, эти весенние березы, этих пожилых русских фрау с глазами святых…» И фотографии соответствующие: старушки в белых платочках, церковь, типично русский пейзаж…
- Ага! Вот, значит, какой мечтают видеть Россию господа европейцы - бедной, кроткой, беззащитной, неспособной противостоять экономическому и духовному наступлению Запада!? Но Россия – это еще, между прочим, космодромы и АЭС, газопроводы и нефтяные вышки, металлургические гиганты… Такая Россия им не нужна.

Александр Герцен: «Не любит романский мир свободы, он любит только домогаться ее; силы на освобождение он иногда находит, на свободу - никогда».
Романский мир – это Франция, Италия, Испания, Португалия. Они, значит, не любят свободы? Допустим, Герцен прав. Но погодите: славянский мир (за исключением Польши), если снова поверить Герцену, тоже не любит свободы. А германский мир (кроме англосаксов) и подавно не любит.
Кто же остается в Европе?
Прошло всего лишь полтора века, и романский мир на практике опроверг характеристику, данную Александром Иванычем. Лишний повод задуматься, как опасно делать о национальных характерах обобщенные и с претензией на долговечность суждения.
Возьмем другое высказывание Герцена: «Россия - отчасти раба и потому, что она находит поэзию в материальной силе и видит славу в том, чтобы быть пугалом народов».
Кому же не ясно: и это мнение давно-давно устарело!

Иностранка, учившаяся в Москве и очень доброжелательно по отношению к русским настроенная, выделяет три черты, отличающие русского от западноевропейца:
- уверенность в том, что от его голоса ничего не зависит в политике и неспособность связать собственную жизнь с тем, что делает правительство;
- более тесная, чем на Западе, связь друг с другом, будь то в семье или на работе;
- привычка к безответственности и бытовым неурядицам, апатия и безволие в отстаивании собственных прав.
Все эти черты, в том числе те, которые иностранцы считают недостатками, могут быть интерпретированы как добродетели. Ну, например:
«Насчет соборности и общинности, толковать нечего, тут иностранцы сами, хоть и сквозь зубы, признают наше превосходство.
Отсутствие интереса к политике имеет давние корни в религиозно-нравственной природе русского человека. Он всегда рассматривал управление как тяжкое бремя и был благодарен Отцу нации, согласившемуся взять это бремя на себя.
Что касается так называемой апатии в защите так называемых прав, то в этом действительно ярко проявляется отличие русской духовности от западного потребительства. Очередь в кассу, на прием к чиновнику и т.д., так раздражающая европейского обывателя, нам не в тягость. Ибо западный мещанин, в отличие от нас, не имеет богатого духовного мира, куда бы он мог погрузиться на время стояния в очереди. И мы понимаем, как ничтожны, в сущности, бытовые неурядицы по сравнению с Вечными и Высшими ценностями».

Доказательства духовной смерти Запада основываются главным образом на теориях и суждениях западных же мыслителей, на убежденности в том, что Запад зажрался, а сытое брюхо, как известно, к ученью глухо, т.е., в широком смысле, материальное благополучие исключает полноценную деятельность ума и сердца. Перефразируя американском присловье, если ты такой богатый, умным ты быть не можешь.
- Запад продал первородство за чечевичную похлебку!
Худоба - главный признак нищеты, неустроенности, - залог высочайшей духовности. Правда, Будда и Конфуций, Лютер и Ломоносов были людьми упитанными, а совсем отказывать им в духовности вроде бы неловко.
Соцопросы показывают, что россияне меньше доверяют окружающим, чем европейцы. Зато чаще задумываются о смысле жизни. Вообще же, если верить этим данным, действительно существует четкая обратная связь между уровнем доходов и склонностью размышлять о смысле жизни. Означает ли это, что, когда Россия догонит и перегонит Запад по качеству и уровню жизни (а к тому дело идет!), россияне станут менее духовной нацией?

В последние годы много говорилось про косовских албанцев. И каждый раз, слыша обвинения в их адрес, я ловил себя на том, что непонятно, почему внутренне этим обвинениям сопротивляюсь. Глубоко застряло в моем мозгу представление об албанцах как о народе благородных красавцев.
Наконец, сообразил, в чем дело. Когда мне было лет семь, я смотрел фильм, где действовали албанцы – отважные и благородные красавцы, а врагами у них были коварные и уродливые негодяи с фамилиями на «ич». Типа Бранкович, Тадич, Младич.
Как я теперь понимаю, это была лента «Великий воин Албании Скандербег». Лента глубоко патриотическая (иная в 1953 году просто не могла быть снята, тем более выпущена на экран), она была призвана с помощью исторических параллелей польстить нашим тогдашним друзьям-албанцам и посрамить наших тогдашних врагов-сербов, югославов. В то время это была настолько важная политически-патриотическая задача, что пренебрегли даже тем, что имя великого воина Албании носила одна из горных дивизий СС.
Так вот, эта чудесная картина режиссера Юткевича произвела на меня такое мощное впечатление, что до сих пор слова «Албания, албанец» вызывают подсознательные ассоциации с чем-то прекрасным, мужественным, благородным, а фамилии на «ич» - с чем-то коварным, подлым, уродливым.
При Сталине патриотично было любить Албанию и ненавидеть Сербию в лице кровавых палачей Тито и Карделя. Теперь патриотично любить Сербию и ненавидеть косовских албанцев. А Сталин как был, так и остается общим знаменателем и объектом поклонения всех, иногда враждующих между собой течений «истинно русского патриотизма».
Итак, «истинный патриотизм» не есть нечто застывшее, закосневшее, упертое. Напротив, он гибок, прихотливо изменчив, диалектично динамичен и способен к внутреннему развитию и даже фантастическим метаморфозам.
Что и требовалось доказать.

Один мой приятель, зачитав список членов бюро Ростовского обкома КПСС, с комическим недоумением восклицал: «Где мы живем – в Ростове или в Полтаве?»
Дело было лет тридцать назад. Действительно, тогда на высших руководящих должностях было много украинцев. Точнее, людей с фамилиями на «енко» и «ец».
В разговоре со знакомым партийным работником (небольшого ранга) я высказал предположение: украинцы всегда считались усердными служаками, поэтому и в царское время, и при Советской власти их ценили и продвигали по службе.
- Не в том причина, что украинцы, а в том, что они иногородние, не казаки, - возразил партаппаратчик. – Мы, казаки, слишком независимы, не приучены зад у начальства лизать. Потому и большой карьеры не делаем. Взять, к примеру, меня…

По мнению некоторых политиков и публицистов, Запад есть исконно-природный враг России, он Россию ненавидит и вызывает ответную ненависть. Но даже самые патриотичные державники согласятся с тем, что Запад как объект ненависти не является однородным пространством, отдельные его зоны различаются по степени неприязни к нам. Так, Европа католическая, хоть и враждебна православной России, но все же как-то «роднее» Европы протестантской.
Да, беспечные итальянцы, гордые и пылкие испанцы, легкомысленные и артистичные французы, любители пива ирландцы – это вам не то, что холодная чопорная Англия или «Дойчланд юбер аллес, цирлих-манирлих»!
Католики не так буржуазны, не так проникнуты торгашески-мещанским духом.
К сожалению, эта стройная и красивая концепция, как часто бывает, не выдерживает соприкосновения с грубой реальностью.
При ближайшем рассмотрении оказывается, что французы, несмотря на свой католицизм, не так уж легкомысленны, а проникнуты торгашески-мещанским духом не хуже протестантов.
А как быть с Германией? Она почти поровну поделена между римско-католической и лютеранско-евангелической конфессиями, причем разница между этими разновидностями немцев видна только самим же немцам.
Попробуем разобраться, какая из западных стран пользуется самой стойкой (разумеется, ответной!) неприязнью со стороны России.
Уж конечно, не Италия, не Испания, не Португалия. Не Скандинавия. Не Чехия, не Сербия, не Болгария, не Греция.
Может быть, Франция? Пожалуй, нет.
Современная Германия также не внушает сугубо отрицательных чувств, разве что у представителей старшего поколения.
Польша, Прибалтика? Но какая же это Европа? Так, задворки. Много им чести – быть ненавидимыми нашим великим народом!
Кто же остался? Только США и Англия?
Да, именно они, англосаксы, по мнению некоторых мыслителей, воплощают наиболее отвратительный для русского человека дух индивидуализма, мелочного торгашества и т.д.,
При этом на формирование уникального духовного мира россиянина англоязычная литература оказала большее влияние, чем германо-, испано- и, пожалуй, даже франкоязычная.
Можно, конечно, сказать, что все порядочные английские и американские писатели, от Шекспира до Айрис Мердок, творили ВОПРЕКИ окружавшей их сплошной бездуховности, в яростной борьбе со свинцовыми мерзостями, а пафос их творчества - обличение и гневное отвержение ценностей буржуазного общества и т.д.
Но позвольте, разве нельзя сказать точно то же самое и о любой другой литературе? А Гоголь, Толстой, Достоевский. Чехов – они радостно принимали окружавшую их русскую действительность или совсем наоборот?
«Достижения национальной литературы и искусства есть лучшее доказательство духовного потенциала нации». Почему Америка должна быть исключением?

В нищую деревушку приезжает богатая бездетная пара: хотят усыновить здорового и красивого ребенка, предложив семье внушительные отступные. Им понравился один мальчик, но родители его не отдают: «Детьми не торгуем!». Более сговорчивыми оказались родители другого мальчика...
Отказ от выгодной сделки ради высших принципов – повод гордиться собой. Мальчик, «которого не продали», растет с сознанием собственной исключительности.
Через много лет в деревеньку приезжает пожилая супружеская пара с молодым элегантным сыном… «Особенный» юноша из местных понимает, кем он мог бы стать и чего лишился. Он проклинает свою судьбу и своих родителей и уходит от них.
Таков сюжет мопассановского рассказа.
Возможен другой вариант финала: юноша никого не проклинает, никуда не уходит, а продолжает жить с сознанием собственной исключительности и уверенностью в том, что его материальная бедность как-то связана со святостью.
А тот, усыновленный городской юноша, хоть и богат и благополучен материально, однако наверняка внутренне ущербен.
________________________________
© Хавчин Александр Викторович