Мир науки настолько богат, что порой бывает сложно найти нечто выдающееся и необычайно значимое как для самой науки, так и для человечества (если исходить из посылки, что наука «работает» на человечество, а не из идеи о том, что наука творится собой исключительно для самой себя). Особенно сегодня такой поиск затруднен тем, что большие объемы информации слишком медленно трансформируются в знания. Эта проблема назрела уже к XX веку. Ее пытались преодолеть, однако после победы вновь натыкались на преграды и тупики. Один из вариантов такого преодоления – это теории замечательного мультикультурного (американского, еврейского и даже украинского и российского) ученого Абрахама Маслоу.

А. Маслоу буквально фонтанировал различными идеями. Не все из них прижились, многие были раскритикованы, но основной фундамент остался. В этом эссе мне бы хотелось рассмотреть одну из ключевых теорий Маслоу, которую он назвал теорией мотивации. Мое предположение строится на том, что данная теория основана на логическом принципе тождества. Ценность доказательства этого предположения в том, что принцип тождества и теория мотивации в своем единстве – значимый инструмент как в работе с отдельными личностями, так и с организациями. По моему мнению, этот принцип в совокупности с теорией мотивации – очень мощный (и даже опасный) гибрид, идеологический инструмент. Возникает другое предположение, формулирующее эссе, – предположение 2: во многом, теория Маслоу носит не только научный, но и идеологический характер. Для настоящего эссе значимость такого предположения выносится из вопроса о практическом применении теории ученого. В нашем случае, это будет частная сторона, а именно: политическая область, понимаемая не только как politics, но и как policy. Соответственно, практика не обязана быть политической, с подстройкой под государство или партии; вариант использования практического компонента «идеологии» Маслоу в бизнесе и человеческих взаимоотношениях не исключен. В целом, это предположение связано не только с теорией мотивации, но и с пониманием науки вообще.

Часть 1. Мотивация и тождество

1. Человек как холическая система

Идеи А. Маслоу – это идеи, которые синтезируют психоанализ и бихевиоризм (иногда к ним добавляется гештальтпсихология), тем самым, рождая нечто необычайное и новое. В синтезе имеется элемент отрицания и отсечения лишнего, что есть в психоанализе с бихевиоризмом. Ученый считал, что его труды – это революция в психологии, хотя психоанализ и бихевиоризм он полностью не отверг (что для революционера от науки был обязан сделать, если размышлять в духе К. Поппера и Т. Куна). Небезынтересно, что производимую им синтезацию он именовал холистически-динамической теорией или теорией мотивации (в дальнейшем она диссеминируется в идеях Маслоу о гуманизме и экзистенциализме).
Субстанциональность мотивации для Маслоу имеет минимальное значение: «изучение мотивации… должно представлять собой изучение первичных целей или желаний или потребностей человека» [4; c. 48]. Например, желание быть хорошим охотником, имеет те же движущие силы, что и желание быть хорошим целителем. Эти желания можно объединить в одну категорию, исключив поведенческие различия [4; c. 49]. Здесь в свои права вступает принцип тождества.

Что такое тождество, принцип тождества? Существуя в мире, проживая определенный отрезок жизни, люди являются частями этого мира. Таким образом, люди отличаются от этого мира, т.к. он выступает по отношению к ним как нечто «покрывающее» их реальность, т.е. выступает как целое. Принцип тождества исходит из того, что, существуя в мире, люди тождественные этому миру; часть = целому – это холизм, холистический подход. Утверждение о том, что часть = целому в холизме вполне допустимо. Если часть всегда отрицает целое, то целое всегда принимает часть, отсюда: целое дозволяет трансформироваться в часть, при этом «помня», что оно является целым, когда часть себе такого позволить не может (это будет логическим отрицанием самой себя). Правда, если не выдавать целое за абсолют, а помыслить его как положительный элемент(!) взаимодействующий с отрицательной частью, то диалектически, можно пойти вслед за Гегелем и мыслить таким образом: «положительное – это не непосредственно тождественное, а с одной стороны, нечто противоположное отрицательному, и оно лишь в этом отношении имеет значение, следовательно, само отрицательное заключено в его понятии, с другой же стороны, оно в самом себе есть соотносящееся с собой отрицание чистой положенности или отрицательного, следовательно, само есть внутри себя абсолютное отрицание». К этому Гегель добавляет: «Равным образом отрицательное, противостоящее положительному, имеет смысл лишь в указанном соотношении с этим своим иным; следовательно, оно содержит его в своем понятии» [2].

Что касается мотивации, то она «непрерывна, она не прекращается, она сложна и не стабильна и является почти универсальной характеристикой практически любого состояния организма (курсив мой – А.В.)» [4; c. 50]. По моему мнению, релятивистские добавления, приравнивают мотивацию к жизни, т.к. «почти» (т.е. остановка деятельности) в жизни людей наступает в ситуации глубокого кризиса, если не смерти. В случае, когда мы говорим о жизни, тогда одно удовлетворение мотивирует на новые подвиги осуществления желаний. Здесь есть элемент давления ситуации, но как пишет Маслоу: «Разумная теория мотивации… должна учитывать ситуацию, но ни в коем случае не должна превращаться в ситуационную теорию» [4; c. 55].

Люди, будучи частичками мира, стремятся реализовать себя в нем. Люди засеивают поля, сажают деревья, строят дома, пишут книги, рожают детей, создавая себе подобных. Может ли перечисленное восприниматься как заполнение мира собой, человечеством в культурном и биологическом облике? Возможно, этот вопрос объясняется желанием людей остаться в вечности, если нет такого выбора (жить или не жить), чтобы вечно находится в материальном (единственно известном) мире. Не зря Маслоу обращается к чему-то высшему (не порывая отношений с материальностью), не зря он говорит о трансперсональной психологии, с выходом к сверхчеловеку и космосу.

Но на чем тогда строятся основания Маслоу? Каким образом потребности охотника он приравнивает к потребностям целителя? Дело в том, что охотник и целитель – это люди, следовательно, они тождественны друг другу. Люди имеют разные потребности и мотивации, они есть у всех (за исключением мертвецов), а значит, их это роднит. Люди как холические системы отличаются по элементам, но как холические системы они друг на друга похожи.
В заключение этого блока, следует обозначить постулаты теории мотивации, которые звучат следующим образом: во-первых, человек никогда не бывает удовлетворен полностью (если только частично); во-вторых, потребности имеют иерархию [4; c. 52].

2. Иерархия потребностей

Иерархия потребностей, в каком-то смысле, – предмет теории мотивации (объект этой теории – организм человека и структура характера [4; c. 54]). По Маслоу, потребности выстроены иерархически. Основанием иерархии выступают физиологические потребности (чувство голода, потребность дышать, половое чувство и т.д.), которые не только главенствуют над остальными потребностями, но и «служат каналами для разнообразных потребностей иного рода» [4; c. 61]. Если бы Маслоу остановился на том, что физиологические потребности – это всего лишь звено в цепи, которое детерминирует остальные потребности, но в дальнейшем отходит на задний план, тогда было бы понятно его микширование психоанализа и бихевиоризма (забегая вперед, стоит отметить, что Маслоу признает автономность низших потребностей от высших). Но есть проблема: культуру (т.е. социальное) он понимает как инстинкт, а это явный перекос в сторону бихевиоризма.
За физиологическими потребностями идут потребности в безопасности. Здесь уже добавляется не только биологическое (почти потребительское, если говорить о чистой физиологии) отношение человека с миром, но и духовное, в смысле переноса тех же страхов из окружающей среды во внутренний микрокосм.
«Если физиологически потребности и потребности в безопасности удовлетворены в достаточной мере, появляются потребности в любви, привязанности и принадлежности… Потребности в любви предполагают как потребность давать, так и потребность получать любовь» [4; c. 65], – пишет Маслоу о третьей ступеньке в иерархии потребностей.
За потребностью в любви восходит потребность в уважении. Любовь, в моем понимании и интерпретации теории потребностей, имеет более частный (почти эгоистический, т.е. эгоизм одного или двух) характер, чем желание быть уважаемым. В уважении, безусловно, есть место и эгоизму, но этот топос открыт для большинства, а не для любимых единиц.

Венчает пирамиду потребность в самоактуализации (= самореализации = конструированию себя и мира), которая «репрезентирует пик креативного потенциала» [8; p. 243], у тех, кто до этой точки сумел добраться. О самоактуализации ученый замечает: «Человек должен быть, чем он может быть. Люди должны сохранять верность своей природе (выделено Маслоу – А.В.)» [4; c. 68]. Цитируя этот тезис невозможно удержаться от критики. Если оставить в стороне вопрос, почему самоактуализация есть вершина пирамиды, то от вопроса, отчего самоактуализация так зависима от природных факторов, отказаться невозможно? Итак, почему музыкант от природы не может писать стихи, даже если он это делает хуже, но гораздо больше любит, чем гаммы и раздражающие слух аккорды? Создается ощущение, что Маслоу подгоняет человека под окружающий мир, его «снятие» дихотомии личность-культура «снимается» в пользу культуры [4; c. 113], которая понимается как биологический инстинкт. В этом вопросе я согласен с мнением Д. Леонтьева о том, что биологизация высших потребностей – это слабость Маслоу [10; p. 452].
Но каким образом Маслоу приходит к таким выводам? Во-первых, этому способствует убежденность в детерминирующем значении биологии; во-вторых, этот детерминизм подкрепляется постулированием тождественности биологии окружающему миру (на самом деле, это замкнутый круг и тавтология).
«Личность представляет собой интегрированное, организованное целое» [4; c. 46], – так ученый смотрит на человека. По-моему мнению, Маслоу смотрит на человека не снаружи, а изнутри, т.е. вглядывается в мир из человека, базой чему служит его, говоря словами Ф. Бэкона, идолы рода (с переворотом на человека), к которым британский мыслитель относился скептически: «человек – это своего рода мера и зеркало природы. Невозможно даже представить себе… какую бесконечную вереницу идолов породило в философии стремление объяснять действия природы по аналогии с действиями и поступками человека, т.е. убеждение, что природа делает то же самое, что и человек» [1; c. 308].

В целом, логика Маслоу более или менее понятна. В духе конструктивизма (по сути, модерновой версии дуализма), снимающего дихотомию структура (например, общество) versus агент (например, рациональный индивид), Маслоу рассуждает о человеке. Снимается это специфично, с предпочтением в сторону биологического, которое априорно определяет человека (это, конечно, не делает его конструктивистом ни объективистским (социология П. Бурдье), ни радикальным (философия интерпретатора Ж. Пиаже Э. фон Глазерсфельда)).
Любопытно, что самоактуализацию и творчество Маслоу подводит не столько под психическое здоровье, сколько под эссенцию гуманистичности [11; p. 145]. Это вводит личность в общество, не отрывает и не изолирует ее от социального. Как справедливо замечают Э. Пирсон и Р. Подеши: Маслоу не столь наивен, чтобы не понимать роли общества и других (других людей) в жизни человека, т.е. одной единственной персоны [12; p. 44].

Часть 2. Наука и идеология, или опасности гуманизма

1. Истина versus релятивизм

Сегодня среди психологов практиков (например, среди индустриально-организационных психологов) теория Маслоу уважаема, но не пользуется спросом, т.к. малореализуема. Это объясняется еще и тем, что теория не подтвердилась исследованиями [3; c. 248]. Но тогда как быть с наукой? И есть ли все же нечто в теории мотивации, что могло бы выводить ее на практику. Такой потенциал во всем наследии Маслоу заложен, при условии, что наука идеологизируется.
Следуя модели классического рационализма, под наукой в эссе понимается модель реальности. Задача этой модели достичь каким-то образом соотношения себя с реальностью. Добавляя к классике рационализма современное мнение о науке, следует отметить, что наука сегодня не занимается поиском абсолютной истины (оставляя это дело религии) и всегда помнит о своей относительности, т.к. изменяющийся мир требует пересмотра (вплоть до отрицания) старых знаний. В таком случае, исходя из контекста этой работы под идеологией я пониманию введение ценностных и доктринальных понятий «хорошо – плохо», «добро – зло», «лучшее – худшее» и т.д. в научный оборот, т.е. подстройку мира к науке, а не наложение модели на реальность (своего рода, это провозглашение тождественности идеологии и науки, на основании ценностей, преобразующих мир). Поэтому я не подразумеваю под идеологией ложное сознание (К. Маркс), не разделяю идеологию и утопию (К. Манхейм), не приравниваю идеологию к дискурсу и мифу (Р. Барт), не смотрю на нее как на схематизацию действительности (К. Гирц).

В XX веке, пожалуй, самое яркое, почти платоническое мышление «что такое хорошо, а что такое плохо?» было выражено в политической философии Л. Штрауса (обращу внимание на то, что свои идеи, да и философию, этот мыслитель не считал наукой). В одном из своих трудов он писал: «Всякое политическое действие стремится либо к сохранению, либо к изменению. Желая сохранить что-то, мы стремимся предотвратить изменение к худшему; стремясь же к изменениям, хотим осуществить что-то лучшее. Это означает, что всякое политическое действие руководствуется мыслью о лучшем или худшем… всякое политическое действие несет в себе стремление к знанию блага, в роли которого выступает хорошая жизнь или хорошее общество. Ибо хорошее общество представляет собой завершенное политическое благо» [7; c. 9]. Какое отношение это имеет к науке? Мой ответ, с которым, я думаю, согласился бы и Штраус, звучит так: никакой науки ни в философии, ни в идеологии нет. Во-первых, философия и идеология говорят об истине и правде (и если наука говорит об истине, то она знает ее относительность(!); если идеология и знает об относительности истины и ошибках в понимании окружающего, то она об этом никогда не скажет, а смолчит); во-вторых, философия и идеология стремятся «захватить» власть над миром – реальностью, над человеческими практиками и действиями. Власть можно захватить иногда в символическом смысле, а иногда и нет: можно быть интеллектуалом советником как Н. Макиавелли (исключая его опыт в военном деле), но можно быть интеллектуалом практиком как М. Бакунин или В. Ленин.

Чтобы не быть голословным, предлагаю посмотреть на результаты интервью со слушателями Московской высшей школы социальных и экономических наук. Замечу, что меня не интересовал пол, возраст и статус опрашиваемых. Гораздо важнее то, что в интервью участвовали люди, имеющие высшее образование (специалист или бакалавр), предполагающее критичность мышления и аналитический склад ума. Опрашиваемые действительно выступали в роли экспертов. Даже если респонденты не были знакомы с текстами Маслоу и различными трактовками понятия «идеология», их общие культурные знания были способны породить не только стереотип, но и качественную информацию по проблеме. Безусловно, такая априорность, которую я задаю тем, кого опрашиваю, – во многом наивна. Однако, исходя из ответов (включая иронические комментарии) участников интервью, моя вера в человеческий разум подтвердилась.
Вопросы звучали следующим образом:

1. На Ваш взгляд, насколько обоснованно введение в научный оборот ценностных понятий «плохо – хорошо»?

2. Имеет ли ученый право поиска лучшего и худшего в человечестве?

3. Если ученый имеет такое право, то не превращается ли он в идеолога? Прежде чем отвечать на этот вопрос, поясните, чем, по Вашему мнению, является идеология? Идеология – это…


Учитывая специфику эссе, мне не удастся дать ответы целиком, как и не получится свести их к общему знаменателю. Тем не менее, предать их огласке, пусть и в укороченном виде представляется интересным.
В целом, мнения разделились. Однако большинство склоняется к тому, что понятия «хорошо – плохо» – это не самое «лучшее», что может быть в науке. И если их использование возможно, то исключительно в качестве инструментов познания. Например, как заметил А. Орлов: «введение “плохо-хорошо” допустимо. Сама наука позволяет отходить от правил и искать что-то новое». На второй вопрос он смотрит одобрительно, но с некоторыми оговорками: «Человек, имеющий жажду убивать людей топором – это худшее в человечестве, независимо от веры и страны. При этом проблема абортов (того же убийства) уже относится к серой части сферы отношений».

Интересно суждение И. Хужоковой: «Мнения ученых – это всего лишь мнения частных лиц, никакой обязательности для всех они и в помине не имеют. Искать, высказывать, рассуждать, доказывать (исходя из собственных взглядов и идеологии, если она конечно не фашистская) – никто не запрещает. А если запрета нет, то можно». Ж. Сушко высказала, на мой взгляд, такую позицию, которая была бы близка и Маслоу, не исключая методологического анархиста П. Фейрабенда: «Время не раз доказывало, что никакой святой истинности в науке быть не может. Было бы лучше, если бы ученые изначально открыто заявляли свои предпосылки и взгляды о “лучшем” и “худшем”… В социальных науках… это уже становится нормой... Единственное, что все-таки надо сохранить, это какой-то научный метод (позитивистский или нет), чтобы отличать теории с каким-то «стандартом доказуемости» от религии и абсолютно голословных утверждений (например, расистского толка и т.д.)».
Мнения экспертов мне близки и чужды. Поэтому вернемся к конкретному примеру, к рассмотрению теории мотивации Маслоу, где я попытаюсь обосновать свой взгляд на данную проблематику.

2. Идеолог Маслоу

Идеолог – это тот, кто вносит в свое думанье ценностные категории, с целью практического применения полученных измышлений, претендующих как на истинность в виде высказывания (дискурсивные тактики и стратегии), так и виде их реализации. Что касается анализа теории мотивации Маслоу, то совершенно случайно, я обнаружил марксиста в самом себе. Во многом, мне близки марксистские и постмодернистские критики Маслоу. Если идеи постмодерниста М. Фуко о бессубъектности могут вообще поставить крест на любой теории Я, то марксизм в этом плане близок моим размышлениям (хотя я стараюсь держать дистанцию, ибо марксистская критика имеет идеологический характер). Марксисты обвиняют Маслоу в социал-дарвинизме и элитизме [12; p. 45]. По моему мнению, элитизм Маслоу в теории самоактуализации своеобычен, т.к. обосновывает не аристократизм, а конформность личности (биологические добавки придают теории социал-дарвинистские тона). Таким образом, стремящаяся к гармонии семейного быта домохозяйка равна гениальному поэту или художнику (здесь велик соблазн сказать, что домохозяйка «ниже», чем «возвышенные» художник или поэт, однако в такой ситуации возникнет необъективное оценивание; тем более в сравнении домохозяйки, художника и поэта сработает принцип тождества). Хотя ученый и помышляет об анархическом сообществе (не в практическом политическом воплощении, а в идеалистическом представлении о мире), он доктринально защищает американскую систему. Символично, что Маслоу были не симпатичны свободолюбивые хиппи [9; p. 442].

Добавлю, что Маслоу признает не полный научный характер его идей (особенно если мы говорим об экзистенциализме) [11; p. 16]. Он действительно мыслит явно и имплицитно категориями «хорошо – плохо». Например, интересны его рассуждения о природе зла: «наших знаний достаточно, чтобы опровергнуть любое утверждение о том, что человеческая природа… изначально, биологически, фундаментально зла (выделено Маслоу – А.В.)». Увы, но и опровергнуть это мы не можем, тогда ученый дополняет: «эти вопросы могут быть представлены на рассмотрение гуманистической в широком смысле науке» [4; c. 138].

Чем грозит внесение ценностей в науку (то, что делает Маслоу, это не просто анализ добра и зла, но называние «добра» добром, а «зла» злом)? Как пишет ученый: «наука может искать ценности, и я могу открывать их в самой природе человека» [5; c. 29]. Не совсем ясно тогда, является ли зло врожденным элементом человеческой натуры? Таким образом, мы видим цепочку тождественности: ценности = окружающая среда = человек как холическая система, включающая его мотивации и потребности.
Сознательно превращусь в маргинала и задам такие вопросы: чем плох каннибализм в африканских племенах? чем плох А. Гитлер (этот вопрос включает в себя ряд других: можно ли поставить крест на всех немцах, а также на нынешних гитлеристах? потеряны ли они как члены общества – мирового сообщества?)? Когда речь идет о Гитлере, то я однозначно на стороне Маслоу, т.е. на стороне противников Гитлера и нацизма, т.к. принадлежу к той культуре (это вполне оценочные мысли, субъективные мысли), которая является врагом антигуманизма. Как человеку европейской культуры мне глубоко неприятен каннибализм в Африке, он противен моему существу. Однако я не обременен, прошу прощения за тавтологию, бременем белого человека, чтобы осуждать иные культуры, которые не имеют экспансионистского характера (по крайней мере, однозначный ответ без колебаний мне дать трудно). В логике Маслоу, мы имеем право называть каннибализм злом, называть иные культуры жалкими и примитивными, в конце концов, не тронутого идей самоактуализации человека рассматривать как недоразвитого представителя людского рода.
К вышеозначенным вопросам, добавлю еще несколько, не менее неприличных: в чем зло злого человека? в чем добро доброго? Эти вопросы неприличны, т.к. касаются веры Маслоу в человека (как доброго, так и злого). По большому счету, иногда Маслоу выступает как «добрый» Ф. Ницше, особенно когда рассуждает о сверхчеловеке, имеющего исключительно добрую суть, когда мы говорим о его высоких началах. Отличие Ницше от Маслоу в том, что в сверхчеловеке немецкого философа нет места ни добру, ни злу, ни морали. Философия Ницше внеморальна, но не аморальна, ибо: «Мораль – это важничанье человека перед природой» [6; c. 735].

Мысли Маслоу можно развить до предела. Вообразим себе трансформацию, калькирование, делание тождественным потребностей личности всему обществу. Предположим, существуют такие народы B, которые находятся на низшей ступени иерархии потребностей. Что мешает представителям народов A совершить просветительский интервенционистский акт против народов B, целью которого будет возвышение и поднятие с колен их базовых потребностей? В гуманизме есть своя опасность, т.к. творя благо, он может навредить, переродится в антигуманизм. Барское вхождение в иные культуры (и не обязательно культуры, можно также спуститься на уровень личности) чревато тем, что, мысля себя барином, велик шанс упустить, если не уничтожить что-то сложное и значимое, как это часто встречается в фантастических текстах писателей Стругацких.
На мой взгляд, мы (люди вообще, не только ученые и интеллектуалы) можем анализировать добро и зло. Возможно, мы даже имеем право практиковать эти категории (чем, собственно, занимается воспитание), однако без прямого физического насилия, ограничивая себя сферой символического (конечно, речь не идет о преступлениях или нарушении законов, за что не только нужно, но и необходимо обязательно вводить наказания).

Заключение

Любая логика – это не только мышление, но и своего рода манипуляция идеями и категориями. Те греческие философы, которые выступали против софистической риторики и эристики, полемизируя с софистами, находились под впечатлением от образа каверны Платона (прямая аналогия и сократические приемы – это игра в смыслы). Я думаю, что и философы и софисты осознавали то, что они играют в понятия. Вполне целесообразно, что любой логической принцип, не только принцип тождества, может использоваться как технологический инструмент. Вопрос в том, с какой наукой он соединяется, и как производится это «бракосочетание» научной теории и принципа? В случае с теорией мотивации Маслоу, где принцип тождества является доминирующим, – это сочетание имеет значимый практический характер. Я думаю, что в разумных дозах, вполне допустимо применение и трансформация его научного знания в идеологическое поле. Однако необходимо знать меру. Абсолютизировать науку или что-либо еще сулит опасность, да так, что гуманизм превращается в свое собственное отрицание. Угроза применения принципа тождества в том, что он предполагает различение. В крайней форме это может быть выражено философией «друг – враг» К. Шмитта. Ничего дурного (здесь, увы, не обойтись без оценочных слов) в наличии друзей и врагов нет. Дурно то, что идеи Шмитта, как и глубокие мысли М. Хайдеггера, обслуживали нацистский режим. Маслоу в этом плане повезло, т.к. если его идеи кого и обслуживали, так это демократические общества и организации. Говоря об организациях, тут тоже есть свои подводные камни. Если организация иерархична, а ее руководители авторитарны, то мучить персонал с требованием быть сильно мотивированными сотрудниками – будет самым милым садистским делом. Повторюсь, необходима золотая середина. Как ее узнать, найти и измерить? К сожалению, беря за эталон почти веберовский идеальный тип, Маслоу на этот вопрос не отвечает. Тем не менее, это не уничижает достоинств его теории, т.к. она стремится сотворить совершенного человека, что в критическом свете очень рационально, т.е. разумно для разума, но не совсем безопасно для реального человечества.

Литература

1.     Бэкон Ф. Сочинения в двух томах. Том 1. М.: Мысль, 1977. – 567 с.
2.     Гегель Г.В.Ф. Наука логики. .
3.     Джуэлл Л. Индустриально-организационная психология. Учебник для вузов. СПб., 2001. – 720 с.
4.     Маслоу А. Мотивация и личность. СПб.: Питер, 2006. – 352 с.
5.     Маслоу А. Новые рубежи человеческой природы. М.: Смысл, 1999. – 423 с.
6.     Ницше Ф. Сочинения в двух томах. Том 1. М.: Мысль, 1997. – 829 с.
7.     Штраус Л. Введение в политическую философию. М.: Логос, Праксис, 2000. – 364 с.
8.     Bobic M.P., Davis E.W. A Kind Word for Theory X: Or Why So Many Newfangled Management Techniques Quickly Fail // Journal of Public Administration Research and Theory. 2003. Vol. 13. №3. P. 239-264. .
9.     Hoffman E. Abraham Maslow: Biographer’s Reflections // Journal of Humanistic Psychology. 2008. Vol. 48. №4. P. 439-443. .
10.     Leontiev D. Maslow Yesterday, Today, and Tomorrow // Journal of Humanistic Psychology. 2008. Vol. 48. №4. P. 451-453. .
11.     Maslow A.H. Toward a psychology of being. New York: Van Nostrand Reinhold, 1982. – 240 p.
12.     Pearson E.M., Podeschi R.L. Humanism and Individualism: Maslow and His Critics // Adult Education Quarterly. 1999. Vol. 50 № 1. P. 41-55. .
_______________________
© Вафин Артур Мансурович