 |
||||||||||||||||||
|
|
|
|
 
Одним из членов жюри Международного фестиваля молодого европейского кино
«Польская школа кино – это невыносимая трагичность существования честного человека, который чем честнее, тем ближе к гибели, причем гибели бесславной. Это у Збигнева Цибульского чувствовалось. Вот эта безысходность борьбы против фашизма, когда он коренится внутри человека, это животное начало, которое вспыхивает в человеке... Это была польская школа. И вдруг появляется режиссер тоже польской школы, у которого невероятно светлое сознание – он был физиком...», - так определил явление мирового кино по имени Кшиштоф Занусси критик Лев Анненский. – Решения жюри даже самых известных и популярных кинофестивалей, не отличающихся элитарной закрытостью, частенько изумляют так называемого массового зрителя. Что Вы можете сказать о критериях, которыми пользуетесь Вы, когда смотрите кино как член жюри, как простой зритель? – Я всегда смотрю кино для себя. По-другому не могу. И отношу к хорошим фильмам такие, из которых узнаю что-то новое, после которых во мне происходят перемены к лучшему. Если в фильме происходит то, что я уже знаю – это потеря времени. Это не только к кино имеет отношение. Вот, некоторые говорят, что надо много читать. Я так не считаю. Если много читать – испортишь зрение, в конце концов. Читать надо только шедевры! – Весной этого года Вы поставили в Российском академическом молодёжном театре пьесу «Доказательство», чем отличается работа с российскими актёрами? – Американский драматург и сценарист Дэвид Оберн написал пьесу, которую польский режиссёр поставил с российскими актёрами – это уже интересно, по-моему... Несколько лет назад я ставил эту пьесу в Германии – это был совсем другой спектакль.
– Говорят, что в Варшаве репетиции шли в Вашем доме? – Это так, да. Все жили у меня дома. Мы вместе смотрели передачи, обсуждали пьесу, читали, дышали одним воздухом. Это интересно. Мы вместе ездили по делам и просто так в моём автомобиле. Я теперь вообще берусь за постановку только таких пьес, если количество героев их умещается в моём автомобиле – так меньше проблем с транспортом. Четыре героя – это нормально. А вот если пять, шесть – уже возникают проблемы. Я за такие постановки тогда и не берусь. Шутка... Это уже третья моя театральная постановка в России, а первая была в 1991 году, кажется. С Катей Васильевой, Евгенией Добровольской и Мишей Ефремовым я поставил во МХАТе «Игры женщин» - собственную пьесу. Потом была работа в Новосибирске... – Чему должно учить современного зрителя сегодняшнее кино? – У кино другие функции, я думаю. Учить должны в школе. Если авторы фильма что-то внушают зрителю – это пропаганда. Через кино, с его помощью авторы и актёры приглашают зрителя к размышлениям, к осознанию себя, к духовной работе в себе. Если этого нет – всё напрасно... – В одном из интервью Вы сказали, что очень спокойно относитесь к современным технологиям в кино, не видите в этом никакой угрозы содержанию... – Важно, что мне говорят с экрана. Сейчас идёт массовое увлечение форматом 3D – пятьдесят лет назад я уже видел нечто подобное: как мальчик я смотрел некоторые советские фильмы, для просмотра которых тоже были необходимы поляризационные очки для зрителей. Я уже в наши дни видел более новые технологии, где есть движущиеся голограммы. Это, скорее всего, будущее. Конечно, техника определяет язык, а язык ограничивает возможности автора или позволяет сказать нечто. Для меня всегда важно содержание, что можно передать, а не средства. Средства всегда вторичны. Они сами появляться должны по мере необходимости. Из истории искусства очевидно, что специально изобретать средства никому не приходило в голову, они сами появлялись по мере необходимости... – Формирование новых общественных отношений в европейских странах, изменивших политический курс в восьмидесятые годы прошлого века, происходит непросто. И, кажется, медленнее, чем хотелось бы уставшим от преобразований людям... – Мы прожили определённое время под знаком коммунистической гуманистики, в которой демагогически упоминается народ и его роль. На самом деле они народ не сильно и уважали. Народ – это нечто аморфное. В любом социальном слое есть более ответственные за происходящее люди. Вот это и есть элита. Я учусь у своих профессоров-гуманистов, которые важнейшую роль в истории отводят элитам. И здесь не надо никого обижать, и не на кого обижаться. Всегда есть люди, которые взваливают на себя ответственность. Не просто декларируют её, а именно взваливают и несут. Принадлежность к элите – это не богатство, высокий пост или обширные знания, а способность взять на себя ответственность. – Пан Кшиштоф, Вы не устаёте повторять, что власть существует для народа, а не наоборот. Вам удалось это увидеть хоть где-нибудь на практике? – О, это не ново. Возьмите всю Скандинавию – там власть служит народу. Да можно – Даже во время одного киносеанса в одном небольшом зале находятся люди, по-разному воспринимающие то, что происходит на экране в одно и то же время. – Это так. – А что же тогда говорить о зрителях разных стран, воспитанных на разных этнических, культурных, религиозных традициях! Как быть художнику, на каком языке говорить, чтобы быть услышанным как можно большим количеством людей? – Это самая сложная задача. Одна из главных. Возьмите приборы бытовые или научные: один служит только для выполнения специфической узкой задачи, другой – максимально универсален, а потому и более востребован. Какой из них важнее, Вы можете ответить? И я не могу. Надо искать середину. Эту задачу авторам приходится решать постоянно. И вполне очевидно, что каждый делает это по-своему, если он самостоятелен, если ему есть что сказать. – Одна из современных опасностей, так говорят люди, озабоченные состоянием дел в разных сферах человеческой деятельности, - большое количество дилетантов в политике, науке, искусстве, здравоохранении, образовании... – Я вынужден встать на защиту дилетантов. Мне опасность видится от большого количества узких специалистов, не ведающих о том, что происходит за пределами их узких интересов. Дилетанты, не являясь сами высокопрофессиональными специалистами, объединяют различные точки зрения таких специалистов. Возьмите двух Римских Пап. Мне так кажется, что предыдущий был дилетантом, а нынешний – нет. Но предыдущему было легче обнять всю землю, чем нынешнему, связанному крепко с традициями западной теологии, европейской теологии. Таких примеров много, когда человек хорошо знает производство, экономику, но не знает человеческих душ. Мой любимый пример, если угодно, на эту тему. Я сам бросил врача стоматолога – перестал пользоваться его услугами – когда узнал, что он не знает, кто такой Достоевский. Ну, он слышал, что есть такой писатель, но ничего не читал. Такой врач, на мой взгляд, лечит орган, а не человека. А я больше доверяю врачу, который лечит человека. Допускаю, что я был слишком категоричным, принимая такое решение, но это был мой выбор. – Вы рассказывали как-то о неосуществлённой, кажется, попытке снять рекламный ролик... – Это ещё один пример из моей личной жизни. Мне как человеку реклама не нужна, поэтому я её не выношу. И никогда рекламой не занимался. Мало того, если я увидел случайно по телевизору рекламу какого-либо товара, я это покупать уже точно не буду. Я не верю, что есть необходимость рекламировать хороший товар. Видимо, у меня отсутствуют современные реакции. Может, всё так происходит, потому что я люблю сам совершать открытия, пусть даже на уровне зубной пасты. Мне бывает радостно найти и купить такую зубную пасту, рекламы которой я не видел по телевидению... Всю жизнь я гордился тем, что не снимал рекламных картин. Даже в те времена, когда я был довольно бедным, а реклама могла бы избавить меня от моей бедности. Я рассуждал так, что если у меня есть талант, то его не надо продавать даже за очень большие деньги, чтобы сделать рекламу моющих средств. Шло время, я перестал быть бедным, когда ко мне обратилась крупная зарубежная фирма с заказом на изготовление рекламы. Мои рассуждения и мой ответ казались мне вполне логичными: я не делал рекламу, когда это могло избавить меня от бедности, так зачем я буду делать это теперь? Но мой коллега и заместитель, человек ещё довоенного воспитания, сказал мне, что в любой газете публикуется довольно много объявлений с просьбой о помощи. Кому-то деньги нужны на дорогие лекарства, кому-то – на сложную и дорогую операцию, кто-то не может получить специальность в университете, потому что нечем платить за обучение... Вот он и говорит, что я за две недели собственного времени, сделав рекламу за большие деньги, мог бы помочь большому количеству людей. И я задумался над этим. И рассказал о своих размышлениях своему другу. Он – епископ. Он выслушал меня и посоветовал снять рекламный ролик за большие деньги, но на благотворительность отдать только половину, а на вторую половину гонорара сделать отпуск нам с женой – побаловать себя. Я удивился, почему не все деньги отдать нуждающимся? Он сказал мне, что сделать надо именно так, чтобы избежать гордыни – одного из самых страшных грехов... – Вам удалось совершить «грехопадение» с уровня высокого искусства до производства массового рекламного продукта? – У этой истории совершенно мистический финал. Человек, который ехал ко мне на новеньком автомобиле из Западной Европы, чтобы оформить этот заказ, так и не доехал. Он погиб на территории Германии... Так что я понял, что это был вопрос, который кто-то поставил передо мной, над которым я думаю и буду думать... – Часто ли Вам приходится делать выбор между тем, что надо сделать, но в то же время делать не хочется, и тем, что делается с лёгким сердцем? – Да! Может быть, к сожалению. Даже в моём возрасте приходится решать такие задачи, которых, мне казалось, быть уже не должно. Видимо, это тоже необходимо – делать выбор. Каждый человек очень часто делает выбор. – Вам есть в чём себя упрекнуть? – Да! – Вы часто это делаете? – Если я начну рассказывать о том, когда, как и в чём я упрекаю себя, это будет похоже на исповедь... – Ни в коей мере не претендую на роль исповедника, извините... – Уверен, каждому человеку есть в чём себя упрекнуть. И каждый делает это. – Вы изучали физику, философию, кино, что интереснее Вам показалось? – Когда я изучал физику, один профессор мне сказал: «Мне кажется, что вам интереснее человек, который пользуется этим прибором, чем сам прибор...» Думаю, он был прав. – Часто приходится слышать в последнее время о вызовах современности, требующих скоординированного ответа от всего человечества. В качестве одного из таких ответов называют и модернизацию.
В европейской цивилизации с XII века модернизация становится необходимостью, которая приходит на смену дремучести. Что мы видим сейчас? Мне кажется, человечество увлеклось модернизацией всего и вся до такой степени, что не успевает осмысливать свои достижения, чтобы ими разумно и во благо пользоваться. Сколько замечательных открытий, позволяющих делать жизнь комфортной и достойной разумного человека, остаются вне поля нашего зрения! Есть опасность, что мы, люди, не способны жить в тех условиях, которые мы сами себе создаём. А это – хорошие условия. Мы нехорошие... Сколько богатств накопилось в наших руках! Я смотрел здесь картину, в которой герои сжигают мебель, которая могла бы ещё долго служить, - я ещё мебель не сжигал ни разу. Люди разучились или так и не научились пользоваться своими же достижениями. Для чего они тогда нужны? Сколько свободного времени у современных людей! Легко заработать, чтобы не голодать. А желания работать становится всё меньше... Мы хотели освобождения человека от рабства тяжёлой тупой работы. Во многих развитых странах добились этого. И что же? Нужен огромный духовный подвиг, чтобы этим разумно распорядиться. И жажда, и духовная дисциплина. А когда этого нет, всё свободное время употребляется на другие поиски – лекарств, к примеру, которыми хотят компенсировать недостаток духа. Да ещё гордятся этим. Считают, что найден универсальный ключ к решению любых проблем. Но этого просто не может быть! Это путь в никуда. – Не является ли это следствием неверия? – Неверующих людей не бывает. Просто одни верят в хорошее, а другие – в плохое... – Какую роль Вы отводите критикам в Вашем профессиональном становлении, как складывались отношения с ними? – Эта роль огромна. Не только в моей судьбе, но и в судьбах кинематографистов нескольких поколений. Критики помогли нам понять самих себя. С помощью критики мы создали школу нравственного беспокойства в польском кино. Современная критика переживает упадок. Ставить в газетных рейтингах звёздочки рядом с названиями фильмов – это не критика. Это занятие для диск-жокеев. – Вам довелось побывать в разных странах, Вы не редкий гость в России, но в Вологде, кажется, оказались впервые. Могли бы сказать о своих впечатлениях? – Вчера побывал в Кириллове и Ферапонтово. Только увиденное там уже полностью оправдывает мою поездку сюда. Но ведь были ещё и встречи с разными людьми, общение... – Можно поинтересоваться Вашим видением перспектив кинофестиваля в Вологде? – Удачное место для проведения нового фестиваля, на мой взгляд. Всё будет зависеть от зрителя – ведь любой кинофестиваль, в конце концов, для зрителя. А чтобы зритель понял, куда его зовут, он должен получить определённую информацию. Не только просмотры фильмов, но и встречи зрителей с актёрами и режиссёрами – вот что должно быть интересно. Организаторы и принимающая сторона должны делать всё, чтобы это случилось... ______________________________ © Колосов Алексей - текст и фотографии. |
       
|
