В начале прошлого столетия, когда человечество сотрясает первая мировая война и разразившийся социально-экономический кризис, когда наступает время «сумерек богов», а человек теряется в толпе, сила которой устрашающе растет, в это время — экзистенциализм становится одним из ведущих философских направлений, возвращающих классическую философию к проблеме бытия как проблеме человеческого существования. Соответственно, и вопросы сосуществования с Другим, познания бытия Другого и коммуникации также находятся в центре внимания. В работах известных философов звучит страстный призыв к человеку не подчиняться толпе, уничтожающей личность, призыв обрести свою подлинную экзистенцию, бороться за свободу и нести за нее ответственность, познавать «бытие-в-мире» и «бытие-с-другим». Коммуникация в экзистенциальной философии рассматривается как важнейший фактор становления человека.

  Для возникновения и формирования концептуального осмысления природы массового общества и массового сознания в первой половине XX века ключевыми работами стали — «Восстание масс» (1930) Х. Ортеги-и-Гассета, трехтомная «Духовная ситуация времени» (1931) и «Экзистенциальная философия» (1938) К. Ясперса. Данные исследования заложили фундамент философской критики общества массового потребления и подвигли других ученых к рассмотрению коммуникации как центральной философской проблемы современного общества.

Рассматривая труды Ортеги-И-Гассета можно выделить следующие черты коммуникации массового общества.

  Во-первых, коммуникация массового общества, безусловно, опирается на механизм стереотипизации, т.е. в передаче, выборе и получении информации главным становится принцип стереотипности информации, ее соответствия распространенным усредненным представлениям. Такая опора на социальные стереотипы при оценке окружающей действительности сама по себе не создает отрицательного аспекта коммуникации в обществе. Но данный отрицательный аспект коммуникация все-таки приобретает, поскольку у человека массы механизм стереотипизации становится доминирующим и даже единственным в коммуникативной стратегии поведении. В итоге, все, что не совпадает со стереотипными представлениями массы, отвергается ею.

   Во-вторых, поскольку из коммуникации человека массы вытесняется поиск знаний, то его коммуникативная стратегия держится на механизме повторения. У человека массы уже есть готовые клишированные ответы на все вопросы, следовательно, дух и культура постепенно вытесняются из этой коммуникации, сутью которой становится не открытие чего-то нового, расширение информационного мира (выход в иную информационную среду и информационное пространство), а постоянное повторение и утверждение адаптированного старого, даже если сообщается что-то новое. 

   В-третьих, в коммуникации человека массы информация обесценивается как продукт культуры, она обладает лишь ситуативной ценностью, т.е. сама по себе информация для человека массы не имеет значения — ни ее духовная, ни ее культурная ценность. Информация важна лишь: а) как условие решения прагматических задач в той или иной конкретной ситуации; б) как развлечение. Например, человек массы пытается «адаптировать» искусство под свои узкие мерки, «создавая», скажем, «Философию Бердяева за час» или десятистраничную «“Войну и мир” Л. Толстого», при этом преследуется не принцип полезности такой информации, а ее сиюминутной ситуативной необходимости для достижения каких-то других прагматических целей (сдать экзамен, получить бонус и пр.). Информация, таким образом, не ценна сама по себе, она лишь орудие для достижения чего-то другого, что и представляет ценность (а значит, обладает потенцией определенной выгоды) для человека-массы. Такие краткие пересказы произведений Достоевского или Диккенса нужны человеку массы не для формирования знания и понимания прошлого-настоящего-будущего, а как утилитарная одноразовая вещь, которую, использовав в какой-то определенной ситуации, затем можно выбросить и забыть. Таким образом, в коммуникации доминирует прагматичность в использовании информации, но прагматичность определяется не культурной полезностью и духовным статусом информации, а ее выгодностью для достижения какой-то прагматической цели, поэтому информация в такой коммуникации обесценивается, теряет статус знания. И также теряется статус культурной внеситуативной ценности информации, если она развлекает человека массы. Он может одинаково поглощать и высокое искусство и низкопробную вещь, если это его развлекает. Однако в таком коммуникативном акте в произведении искусства человек массы воспринимает только то, что удовлетворяет его как развлечение и подходит под его стереотипные, клишированные ожидания получить от этой вещи некое развлечение, соответственно глубина, тонкость и сущность этой вещи остается недоступной. Если же произведение искусства начинает беспокоить человека массы, он раздражается и агрессивно отвергает его как угрозу своему устойчивому существованию. Таким образом, высокая культура, искусство вытесняется из коммуникации массового человека, потому что они нарушают баланс усредненности, уравнивания людей. Масса раздражается (как пишет Ортега-и-Гассет в другой своей работе «Дегуманизация искусства»), не понимая того, что доступно другому, понимающему, обладающему знаниями и культурой. Массу раздражает то, что этот другой выделяется и выходит из-под ее власти, что он не такой как все и смеет быть таким. 

  Таким образом, в данной ситуативно-прагматической коммуникации рождаются и передаются не знания, предполагающие интеллектуально-духовный труд, а утилитарная информация — по сути своей, одноразовая, но бесконечно повторяющая и утверждающая то, что необходимо для комфортного и прагматического существования массового человека, отвечающая его ожиданиям. 

В век массовизации общества, как никогда стала ясна ценность и насущность экзистенциальной коммуникации, в основе которой лежит процесс понимания, в том смысле как это трактовал К. Ясперс. Ведь агрессивное нежелание и неспособность человека массы слушать и желание слышать только то, что соответствует его узким представлениям, ведет к разобщению, к уничтожению всего, что в них не вписывается. И если бы такой утилитарно-объектный план коммуникации стал бы единственным, человечеству, как писал Ортега-и-Гассет, угрожало бы варварство, одичание.

  Карл Ясперс в своих научных трудах писал о коммуникации как условии экзистенции человека. Ученый в 1948 году в лекциях «Философская вера» пишет, что экзистенция постигает себя лишь в сообществе с другой экзистенцией, а это возможно только в коммуникации (по выражению Ясперса, разум есть «тотальная воля к коммуникации»). Человек существует, осознавая бытие другого человека, находя в нем ту действительность, с которой он может объединиться в понимании, в общении. Для Ясперса очень важно то, что экзистенциальная коммуникация для человека, который уничтожается массой, — это путь противостояния массе, ее всеобщности и обезличенности, это путь к истине. Ученый отмечает, что человек во времени не может обладать истиной, и только коммуникация «являет собой образ открытия истины во времени». В коммуникации содержатся те истоки, что объединяют и протягивают ниточку из прошлого в будущее и наоборот, и соединяют людей, и это истоки истины. Общество, в котором «человек исчезает в массе», по мнению Ясперса, явило опасность, которую не ведали люди предшествующих веков. Эта опасность заключается в том, что у современного человека обрывается коммуникация с человечеством прошлых тысячелетий. 

По К. Ясперсу коммуникация массового существования (заметим, что философ не употребляет термин «массовое общество») обладает следующими чертами софистики:

1) Массовой коммуникации присущ язык маскировки. 

Чтобы умиротворить всех — ужасные стороны существования маскируются в успокаивающих объяснениях, принуждение и насилие приписывается власти, наука и компетентные инстанции призывается к решению неразрешимых проблем. И все эти объяснения, слова не имеют значения, они важны лишь для того, чтобы замаскировать то, что ставит под сомнение порядок массового существования.

2) Массовая коммуникация орудует языком возмущения.

Этот язык скрывает истину не успокаивающим методом, как предыдущий, а вызывает возмущение, изолировав и выделив какой-то отдельный случай, который воспринимается как угроза, порождающая протест. За аффектацией возмущения прячется ощущение беспомощности. Такое устранение от дискуссии косвенно подтверждает, что существует нечто за пределами порядка массового существования. 

3) Массовой коммуникации характерно навязывание людям взаимного ограничения друг друга через выравнивание, нивелирование, усреднение.

4) Духовность «допускается» в массовую коммуникацию только как лишь средство софистики, духовность не является ценностью для массы.

Таким образом, у массы и аппарата (необходимого для управления, для структурирования власти) в коммуникациях ничто подлинное не подтверждается, и «существует лишь бесконечный круговорот, состоящий во взаимном обмане и самообмане посредством идеологий». В софистике такой массовой коммуникации человек не ощущает самого себя, свою сущность, не различает самобытие. 

И все-таки, как отмечает Ясперс, техника, аппарат, массовое существование не могут полностью захватить бытие человека, оно не может ими исчерпываться, и они не являются решающими в человеческом существовании. Человек «есть и нечто другое», на что наталкивается аппарат, масса. Конфликт неизбежен, и в нем, в этом конфликте, выявляются границы рационального порядка существования и открываются иные перспективы духовности. И эта открывающаяся возможность понимающей, экзистенциальной коммуникация индивидов противостоит объектной, рациональной коммуникации человека-массы. 

    Актуальность экзистенциальной коммуникации в понимании Ясперса обусловлена тем, что только такая коммуникация может быть истоком сохранения для будущего сокровища исторического развития. В конце книги «Духовная ситуация времени», размышляя о будущем, К. Ясперс пишет, что были ситуации, когда уничтожались культуры, и люди в состоянии варварства начинали все с самого начала. «Вопрос состоит в том, установилось ли теперь начало неразрывающегося целого в истории человечества». Однако, как замечает ученый, подобные вопросы не ведут к знанию будущего. Важно другое — то, что хочет человек, а «применительно к будущему это означает знать, что в нем важно для человека». Экзистенциальная коммуникация служит диалогу настоящего с прошлым и будущего с настоящим. Как пишет Ясперс, важен прогноз не как знание о будущем, а то, как это знание становится фактором настоящего. 

Перечитывая сегодня Ясперса, можно прийти к важным сопоставлениям с современностью, выявляющим то, как изменилась ситуация к началу XXI века.

    Карл Ясперс, говоря о развитии технического мира, как главной черте времени и ситуации человека, покинувшего природу («чтобы создать в ней то, что природа, как таковая, никогда бы не создала»), пишет о том, что все созданное человеком «предстает перед нами не столько в зримости своих материалов и аппаратов, сколько в действительности своих функций; по остаткам радиомачт археолог не мог бы составить представление о созданной ими всеобщей для людей всей Земли доступности событий и сведений» (курсив мой — О.К.). Надо сказать, в конечном итоге, в XX веке именно функциональность, как основное достоинство рационального технического постижения мира, действительно, стала определяющим фактором в развитии. Причем постепенно функциональность в определенном смысле стала вытеснять рациональность (хотя, безусловно, функциональность априори обладает этим качеством). Мы здесь имеем в виду то, что техническое развитие обеспечило человека множеством ранее недоступных ему возможностей, и в том числе возможностей отдыха, развлечений. Сегодня рациональное производство на основе технических открытий уже достигло такой точки развития, что стало служить не задаче практического освоения действительности, а продуцированию искусственных потребностей человека в том, что ему не нужно как таковое для эмпирического опыта, а нужно, например, исключительно для эмоционального удовлетворения. 

  Таким образом, функциональность, как основное достоинство рационального технического постижения мира, приобрело к концу двадцатого века новое дополнительное качество — быть функциональным в мире фантазий, желаний человека, но не в его практическом существовании, что конечно не рационально. Иными словами, техническое производство уже не может быть соотнесено с исключительно практической необходимостью, т.е. функциональностью. Например, такая бытовая вещь как мыло уже не только функциональна как средство гигиены, но и как средство, с помощью которого человек присоединяется к какому-то идеалу красоты, а также ощущает иллюзию, что он получает что-то и достигает чего-то такого, к чему устремлены его желания. При этом желания человека провоцируются доминирующими в массовом существовании представлениями о так называемом успешном человеке. Словом, производство приобрело новое значение как фабрика формирования и удовлетворения желаний. Об этом после Ясперса много писали теоретики, осмысливающие «общество потребления» как продукт массовизации общества.

Нам в начале XXI века совершенно очевидно, что техническое развитие мира с приоритетом рациональной функциональности всего того, с чем имеет дело человек «разбожествленного мира», привело в конечном итоге к скачку в сторону уже не столько технического, сколько технологического развития мира. Массовое существование стало технологичным. Эту перспективу развития выделял, кстати, и Ортега-и-Гассет. Техническое развитие мира продолжается, но для людей доминантой стала не сама техника, а технологии, с помощью которых можно достичь результата. Не процесс производства, а процесс управления стал доминантой времени, соответственно организация коммуникации приобрела актуальнейшее значение. Закономерно, что современные технологии — это в первую очередь информационно-коммуникационные технологии, которые дают возможность создания человеком виртуального мира, вследствие чего уже сама фактическая действительность начинает терять свою актуальность. 

   Таким образом, рациональная функциональность прошлого века была связана с предметно-вещественным миром, техническое развитие мира давало человеку практический, эмпирический результат утверждения себя в фактической действительности. Так, автомобили, поезда, самолеты стали средством быстрого перемещения в пространстве и дали возможность массе людей увидеть то, что раньше было не достижимым для них. Но на смену постижению и преобразованию человеком эмпирической действительности пришло сотворение виртуального мира событий и действий. Человек оказался в ситуации, в которой современные медийные средства связи и информирования конфликтуют с фактической действительностью, агрессивно наступая на нее и разрушая ее. Современный молодой человек не просто погружается в виртуальный мир событий и действий, он живет, существует в этом мире. С помощью современных информационных технологий и медийных средств фактическая действительность низведена до, скажем так, «карманного формата» (смартфон в кармане — весь мир в кармане), эмпирический опыт становится все более не нужным. Иными словами, современная коммуникация, порождающая виртуальный мир, деактуализирует вещественную предметность наличного бытия и ее рациональное освоение. В то же время она начинает деактуализировать собственно саму объектную массовую коммуникацию с характерным для нее вторжением в мир человека. Такая деактуализация возникает как следствие индивидуализации медийных средств и медийной коммуникации.

Итак, технологическое освоение мира дает современному человеку уже не эмпирический опыт освоения, овладения практикой, но совершенно иной, который может стать как иллюзией опыта практического со всеми соответствующими потерями для человека (о чем много писал Бодрийяр и др.), но также стать и опытом духовного проникновения. 

И здесь важно то, что если техника служит практическому освоению действительности, она встраивает человека в целое, охватывающее все стороны жизнедеятельности общества, то технологии напротив позволяют использовать эту действительность, встраивая целое в свой мир. Соответственно, если при доминанте техники, рациональность была, как писал Ясперс, коррелятом субъективности самобытия, то при доминанте технологий, сегодня именно функциональность становится коррелятом так называемого интерсубъективного бытия.  

  В наше время произошел кардинальный разрыв во взаимообусловленности знаний (об устройстве техники) и умений пользоваться техникой. Эта взаимообусловленность разрушилась. Раньше техника должна была быть понятна тому, кто ею пользуется (чтобы овладеть какой-то техникой, например, автомобилем, человек должен был изучить принципы его внутреннего устройства и действия, должен был знать, как работает двигатель и пр.). Сегодня же человеку, в кармане которого лежит смартфон, чтобы пользоваться им, не нужно знать, как технически устроен этот аппарат. Он понятен ему, абсолютно доступен, и функционален для него, прежде всего, как технология, способ достижения определенного результата, такого как — телефонная или Интернет-коммуникация, создание какого-либо интеллектуального продукта и пр., но в любом случае, это выход в мир навстречу другому бытию или же его поглощение, его адаптация «под себя». В итоге, человек современного мира, перешедший этот разрыв в знаниях и умениях, существует в ситуации, в которой он оказывается уже не только «покинувшим природу», но уже и покинувшим мир рационального производства. Не производство и техника как таковые, а технологии управления стали движущей силой развития. И если нужны определенные технологии для продвижения на следующую ступень адаптации и освоения «разбожествленного» мира человеком, то будут порождены соответственно производство и техника, чтобы эти технологии реализовать. Иными словами, если раньше нужны были аппараты для путешествия в космос, то теперь нужны не аппараты, а технологии, которые позволят делать это оптимальным способом и с наибольшим эффектом. 

Ясперс писал, что: «Объем доступного знания всегда был таков, что никто не мог полностью им овладеть. Однако средства к овладению каждый раз открывались как решающие шаги к пониманию» (курсив мой — О. К.). Технологии сегодня дают человеку широчайшие возможности для понимания и освоения того, что происходит в мире, и чего может достичь человек в своем становлении. А кризис науки, как отмечал ученый, состоит «не в границах их умения, а в сознании их смысла». В этом же заключается и кризис современного технологического развития, собственно, кризис технологий, поскольку умение, лишенное смысла, грозит разрушением той самой пустотой изнутри, о которой писал Ясперс. 

  Более того, современные технологии создания искусственного интеллекта или клонирования человека с беспощадной очевидностью ставят человечество перед вопросом экзистенциального смысла его будущего. Такого будущего, которое будет стоять перед угрозой потери человека, естественно рожденного природой, а значит — потери человека, который никогда не может удовлетвориться самим собой как бытием («человек всегда больше того, что он знает о себе»), и который все время стремится выйти за свои пределы, т.е. устремиться к трансцендентному. Необходимо противопоставить абсолютизации функциональности технологий «доведенное до несомненности сознания того, что не подлежит механизации». И, как заключает Ясперс в самом конце книги «Духовная ситуация времени»: «Мыслить мир преисполненным безверия, а в нем машинных людей, потерявших себя и свое божество, мыслить рассеянное, а затем и окончательно уничтоженное благородство возможно лишь теоретически на мгновение. Подобно тому как внутреннему достоинству человека необоснованно претит мысль, что он умрет, будто он был ничто, ему претит и мысль, что исчезнут свобода, вера, самобытие, будто их с таким же успехом может заменить технический аппарат. Человек — нечто большее, чем он видит в подобной перспективе».

Как очевидно, именно информационно-коммуникационные технологии становятся ведущими и в массовом существовании, и в индивидуальном.

  Современные коммуникационные средства как никогда дают возможность максимального погружения в мир бытия другого, и в конечном итоге, коммуникация с помощью современных технологий все-таки актуализирует другое самобытие. Тем не менее, достижение эффекта понимающей, экзистенциальной коммуникации, о которой писал Ясперс, с помощью современных медийных средств становится все более сложным, что в то же время актуализирует ситуацию и повышает шансы духовного отношения. Современная ситуация таким образом двойственна, и может развиваться как в одной, так и в другой перспективе. Опасность же по-прежнему заключается в том, что цель экзистенциальной коммуникации — познание бытия через бытие другого — осложняется постоянным искушением стать условно другим, создать образ себя по образцу приветствуемых в обществе идеологий, стереотипов, потеряв путь к себе. В том числе такую опасность, такое искушение создает виртуальный мир. Он создает иллюзию наполненности жизни индивида чувствами, но обратной стороной все же становится тоска по живому чувству. Так что и здесь очевидна двойственность.

Лишенная экзистенции рациональность, о которой писал Ясперс, как об истоке ситуации XX века, в нашем XXI веке перестает быть безусловным коррелятом субъективного самобытия, потому что другое самобытие нельзя подчинить, рационализировать, ему можно только «соучаствовать», быть заинтересованным и открытым ему, а это возможно только в экзистенциальной коммуникации. 

   Техническое господство человека западного мира над временем и пространством («земной шар стал повсюду доступен», а «планета стала всеобъемлющим местом поселения человека») позволило людям познать значение своей взаимосвязанности внутри человечества. Происходящее в одном земном полушарии событие мгновенно аукается, резонирует волной реакции в другом. Эта взаимосвязанность, так или иначе, помогает различению самобытия и актуализирует «волю человека обрести свою судьбу». И если коммуникации прошлого века вели к тому, что идеологии, средства общения и развлечения использовали индивида, вторгались в его мир, кооперируя во всеобщее, подчиняя всеобщему, то в настоящее время приходит наконец решимость «включить в себя мир общий для всех, вместо того чтобы подвергнуться его вторжению». Это обусловлено индивидуализацией медийных средств, открывающимися возможностями сотворения индивидом своей собственной медиареальности. И если раньше речь шла о конструировании медиареальности, извне навязывающей аудитории медийные образы, то теперь происходит переакцентация — аудитория не получает что-либо извне, она сама, взаимодействуя с масс медиа, может порождать и порождает медийные образы. Спутниковое, кабельное телевидение, Интернет позволяют современному человеку самому формировать «повестку дня», по своей воле выбирая и акцентируя те или иные стороны жизни. Он посредством коммуникационных средств создает свою информационную среду и путешествует в информационном пространстве. Конечно, возможен и обратный эффект, масс медиа как среда могут поглотить человека, нивелировав индивидуальное и подчинив всеобщему. Но сегодня с помощью современных медийных средств всегдашний актуальный выбор — включить в себя мир общий для всех или же позволять ему вторгаться, поглощать себя — становится более выраженным в своей «явленности» человеку.

  Массовая коммуникация в пору доминанты технического развития строилась человеком, «растворяющимся в функции», соответственно она служила индивиду для приобретения прежде всего качества деловитости. Современная интерактивная коммуникация сейчас также может служить этой цели, но все в большей степени она становится нужной человеку не просто для ориентации в действительности, но и для выражения, проявления себя в мире, для попытки проникновения в неизведанное, для со-общения с другим бытием и для понимания его. Порядок массового существования связан с аппаратом — государством, Ясперс писал, что человек в качестве самобытия должен в определенной мере уметь внутренне противостоять государству, т.е. не «растворяться в функции» (когда границы порядка существования индивида исчерпываются «местом внутри социального механизма»). Так вот, интерактивная коммуникация, на наш взгляд, открывает новые возможности такого противостояния, поскольку человеку кроме информационной среды (в которой он адаптируется к социуму) открывается безграничное информационное пространство — открывается мир другого бытия, и у человека есть выбор, в какую сторону, к чему устремиться, что попытаться найти. Ясперс писал: «Поскольку человек не находит завершения в осуществлении целостности существования, он, перелетая через существование, строит в пространстве, в котором он во всеобщем образе своего бытия коммуникативно обретает уверенность, второй мир, мир духа». Современная интерактивная коммуникация может служить построению этого второго мира — мира духа.

Так или иначе, условием экзистенции человечества по Ясперсу является экзистенциальная коммуникация, без которой размышление о подлинном бытии невозможно и невозможно осмысление исторической ситуации, в которой живет человек. Коммуникация — это тотальная направленность разума на постижение мира, духовная напряженность поиска.

___________________________

© Красноярова Ольга Валентиновна