…Володя, сельский мальчик с синими губами от запущенной болезни сердца, когда задыхался по ночам, стонал и со стоном звал своего врача, Светлану Сергеевну. Дежурный врач посылал за нею( она жила рядом), и все в больнице знали, что она придет быстро, просто и легко. Светлана была такой молоденькой, будто девочка, и только  стала привыкать к тому, что она Сергеевна. И, наверно, потому Володя так тянулся к ней и верил ей,  как сестричке, когда она возилась с ним. А Светлана, когда понимала, что уже ничем из медикаментов не может ему помочь, брала его тонкие руки в свои отчаянные ладони и говорила ему о терпении, уверяла, что вот после этого укола и после этой таблетки исчезнет боль, пройдет одышка, а с рассветом и вообще будет легче и что она не уйдет пока он не уснет, и что он молодец, и что он смелый, бесстрашный, и ему приснится, как он поправился и пошел в лес по грибы… Ей всегда хотелось - интуитивно, без рассуждений, – чтобы Володя запомнил мир добрым, любящим. Быть может, ему суждено лишь промелькнуть на земле, но пусть унесет он с собой память о земной ласке…

    А между тем в её жизни случилось неизбежное-прекрасное. Она полюбила кудрявого и остроумного коллегу. Ну, а о нём и говорить нечего – он давно заглядывался на неё. Светлане казалось, что она любит исподтишка, тайно, незаметно, но что-то такое в той таинственности было удивительное, и  весь больничный народ понял: что-то будет, что-то произойдет. И пришел долгожданный всеми час: кудрявый эскулап остановил Светлану в больничном садике и сказал всё то, что спокон веку говорят в таких неизбежных обстоятельствах. И больничный народ видел из окон, как он говорил, и знал, что он говорил. Но привести здесь те слова невозможно, потому что видеть-то видели, но никто ведь не слышал. А эти слова могли быть совсем не такими, как в книжках…

   Свадьбу решили сыграть в его родительском доме в один из майских субботних дней.  Родители жили за невысоким горным хребтом, склонившимся к чаше моря большой кошачьей головой. И если небо было ясным, то кошачья морда касалась моря, будто громадная кошка пила неизбывное молоко. Молодые пригласили коллег, родственников. Набиралась большая компания. Заказали автобус, чтобы отправиться на торжество и веселье всем вместе в полдень назначенного дня.        

   Светлана Сергеевна  квартиры еще не имела. Снимала комнату в домишке рядом с больницей. Он почти не отличался от домишек-корпусов провинциальной больнички. Больничка расположилась во фруктовом саду. А её домик был окружен разлапистыми платанами и похож на сказочный. И она жила в нем, как Алёнушка, но одна, без Иванушки. Летом зеленые косматые ветви окутывали домик, и он казался забравшимся в шалаш. Зимой его хлестали южные дожди, и он промокал и ёжился. Осенью купался в шуршащем рыжем, а то и огненном море. А весной, когда листочки платанов были еще маленькими и не сотворяли полога, он был робок, нежен и искал защиты от тревог мира.

     После работы Светлана подошла к дому, волнуясь – может, надо уже прощаться с ним? Вошла в свою комнатку. Постояла у окна. Здравствуйте-прощайте, платанчики! Не могла ни ужинать, ни читать. Вышла, прогулялась меж стволов, сбрасывающих тонкие кружева коры подобно людям, меняющим сезонные одежды. Вернулась. Улеглась. Спустилась на неё девичья ночь последняя, одинокая, счастливая. Но ныне мятежно-безмятежная. Всё разом. Вдруг в сон врываются звуки. Приподнялась: - А-а-а, (привычное дребезжание стекла в окне). Вскочила на голос санитарки Танечки: - Светлана Сергеевна! Володе очень плохо. Хуже, чем всегда. Он плачет. Приехала мама ночной попуткой. Тоже плачет. Володя просит Светлану Сергеевну – в последний раз! В последний раз! Танечка так и повторяла, как Володя: - В последний раз! В последний раз!

       В груди застучало часто и гулко. Поспешно оделась. Почти вбежала в палату к мальчику, натягивая халат.  Володя был не просто бледен - сизый туман лег на его черты. Лицо прорывалось из мглы, глаза темнели в глубине провалов. Тяжелое дыхание пыталось возместить труд слабеющего сердца. Пахнуло ужасом, но Светлана сжала его то ли зубами, то ли кулачками, то ли волей, пусть нетренированной, но явившейся ниоткуда и, быть может, навсегда. Она поняла, что надо посмотреть на мальчика так, будто нет никакого неминуемого конца, что надо делать всё так, будто это и есть они, главные попытки спасения: всё сначала, всё, как в первый раз, как будто миг спасительной  удачи – вот-вот он, и она ухватит его. Её глаза должны светиться верой, и Володя, и мать должны это видеть. Она ставила капельницу, сестра  быстро и уверенно выполняла ее назначения.  Володя стал легче дышать, с лица его ушла смертная мгла. Кислородная подушка была убрана. Володя держал Светлану за руку и боялся отпустить, разжать пальцы. Потом он задремал, замученный, спасенный. На этот раз…

     Пришел рассвет. Потом полдень. Володя не знал про свадьбу. Ему не говорили. Он снова просил: - Светлана Сергеевна! Побудьте со мной сегодня! Только сегодня! В последний раз! И ей слышалось в шепоте мальчика  предчувствие  избавления от мучений  то ли ценой заново ворвавшейся неведомой жизни, то ли ценой… Она вышла на крыльцо больницы и сказала собравшимся друзьям: - Езжайте! Пусть едут все. Скажите Алеше – пусть не волнуется, начинайте без меня, я подъеду позже. Иначе – нельзя, невозможно. Это будет убийство.

    И автобус с озадаченными и притихшими гостями, коллегами, приятелями, родственниками дважды прокрутился по двору, будто и он растерялся и сбился с толку. Потом опомнился, рванулся и только затем  спокойно двинулся в сторону хребта с кошачьей головой, лакающей море.  

     Кто знает в жизни подобный случай?! Когда ликующее священнодействие свадьбы началось без невесты? И не было в том для невесты ни драмы, ни трагедии. А было - лишь тайное   ощущение  истинного начала жизни.  Не сравнимое ни с окончанием вуза, ни с первым самостоятельным дежурством в больнице. Ни с чем… 

___________________________________________________

* Заголовок мною заимствован у замечательного поэта – Инны Кабыш. «Невеста   без  места» – так называется её книга, в которой есть  стихотворение о невесте, хотя и с иным смыслом. В моём рассказе неуместна ирония, но и пафос ни к чему, ибо в нем только мелькание жизни тех давних лет. - Автор

_________________

© Кресикова Иза Адамовна