В течение уже больше 20 лет в области лингвистических и культурологических исследований все более четко выходят на передний план исследования концептологического характера, центральным понятием которых является понятие концепта. Говоря о важности этого явления, можно процитировать Ю.С. Степанина: «Человек проницаем для культуры, более того — он пронизан культурой. И если уж представлять себе это состояние в виде какого-либо образа, то не следует воображать себе культуру в виде воздуха, который пронизывает все поры нашего тела, — нет, это “пронизывание” более определенное и структурированное: оно осуществляется в виде ментальных образований — концептов. Концепты — как бы сгустки культурной среды в сознании человека» [Степанов, 2004: 42].

    В настоящий момент принято говорить о концептологии и лингвоконцептологии как направлениях, занимающихся рассмотрением, описанием и выделением концептов в культурном и языковом материале. Однако, несмотря на растущее количество работ в этой области, до сих пор сложно говорить о сформированности четкого понятия концепта: в распространенных дефинициях можно наблюдать значительную долю субъективности, стремление авторов определять концепт через другие не вполне однозначные понятия; также наблюдаются трудности в вопросе разграничения концепта и других близких терминов – «значение», «слово», «понятие». Таким образом, проблема определения и выделения понятия «концепт» остается актуальной и по сей день.

     Проблемой концептологии занималось множество авторов: в первую очередь нужно упомянуть С.А. Аскольдова-Алексеева и Д.С. Лихачева, также авторов одной из центральных работ концептологии – «Когнитивная лингвистика» – З.Д. Попову и И.А. Стернина (на чьи постулаты мы будем во многом опираться в данной работе), а также А.А. Залевскую, М.В. Пименову, В.В. Красных, Ю.С. Степанина, А.П. Бабушкина, Г.Г. Слышкина и многих других.

Определение понятия «концепт»

  С.Г. Воркачёв пишет в работе «Счастье как лингвокультурный концепт» о существовавшей на рубеже XX-XXI вв. конкуренции между такими понятиями, как «концепт» (Н. Д. Арутюнова, С. А. Аскольдов-Алексеев, Д. С. Лихачёв, Ю. С. Степанов, В. П. Нерознак, С. X. Ляпин), «лингвокультурема» (Воробьев В. В.) «мифологема» (М. Лехтеэнмяки, В. Н. Базылев), «логоэпистема» (Е. М.Верещагин, В. Г. Костомаров, Н. Д. Бурвикова), но, по его словам, именно понятие концепта оказалось «наиболее жизнеспособным» и опередило «все прочие протерминологические новообразования» [Воркачёв, 2004: 41].

    Впервые понятие «концепт» в российской науке употребил С. А. Аскольдов-Алексеев: в 1928 г. он определил концепт как мысленное образование, которое замещает в процессе мысли неопределенное множество предметов, действий, мыслительных функций одного и того же рода (концепты растение, справедливость, математические концепты) [Аскольдов-Алексеев, 1928: 4].

    Примерно в то же время Д.С. Лихачёв использовал понятие «концепт» для обозначения обобщенной мыслительной единицы, которая отражает и интерпретирует явления действительности в зависимости от образования, личного опыта, профессионального и социального опыта носителя языка и, являясь своего рода обобщением различных значений слова в индивидуальных сознаниях носителей языка, позволяет общающимся преодолевать существующие между ними индивидуальные различия в понимании слов. Таким образом, концепт по Д. С. Лихачёву выполняет заместительную функцию в языковом общении [Лихачёв, 1993].

    А.А. Залевская определяет концепт как объективно существующее в сознании человека перцептивно-когнитивно-аффективное образование динамического характера в отличие от понятий и значений как продуктов научного описания (конструктов) [Залевская, 2001: 39].

   М. В. Пименова отмечает: «Что человек знает, считает, представляет об объектах внешнего и внутреннего мира и есть то, что называется концептом. Концепт – это представление о фрагменте мира» (Пименова, 2004: 8).

    В. В. Красных определяет концепт следующим образом: «максимально абстрагированная идея «культурного предмета», не имеющего визуального прототипического образа, хотя и возможны визуально-образные ассоциации, с ним связанные» [Красных, 2003: 272]. Национальный концепт В. В. Красных определяет следующим образом: «самая общая, максимально абстрагированная, но конкретно репрезентируемая (языковому) сознанию, подвергшаяся когнитивной обработке идея «предмета» в совокупности всех валентных связей, отмеченных национально-культурной маркированностью» [там же: 268]; «своего рода свернутый глубинный «смысл предмета»» [там же: 269]. Таким образом, у В. В. Красных концепт является абстрактной единицей, обладающей национально-культурной спецификой, причем обозначается словом – что сближает его с понятием реалии.

    З.Д. Попова и И.А. Стернин делают несколько замечаний, полемизирующих с ранее существовавшими понятиями концепта. Так они отмечают, что считают правильным интерпретировать концепты «прежде всего как единицы мышления, а не памяти, поскольку их основное назначение – обеспечивать процесс мышления. Они выступают и как хранители информации, но являются ли они единицами памяти, еще предстоит доказать». Также они отмечают, что концепт может и не иметь языкового выражения: «существует много концептов, которые не имеют устойчивого названия и при этом их концептуальный статус не вызывает сомнения (ср. есть концепт и слово «молодожены», но нет слова «старожены», хотя такой концепт в концептосфере народа, несомненно, есть)». Также отмечается, что многие концепты имеют не только духовный, но и эмпирический характер (бежать, красный, окно, рука, нога, голова и т.д.).

   Необходимо отметить и существующие критические подходы к концептологии – или, точнее, лингвоконцептологии, о которой принято говорить в рамках лингвистических исследований (этому направлению исследования посвящено уже немало работ: например «Антология концептов»[Карасик, Стернин, 2005] или сборник «Концептуальный анализ языка» [Кубрякова, 2007]). В данный момент, несмотря на развитость этого направления, лингвоконцептология характеризуется большой степенью неопределенности, что является предметом критики со стороны некоторых авторов. Некоторые исследователи высказываются критически относительно неоднозначности дефиниций, используемых представителями этого направления – такой критический подход исповедует А.В. Кравченко, иллюстрируя практическую неэффективность определения концепта, даваемого рядом исследователей [Кравченко, 2011]. Действительно, можно обратить внимание на существующие противоречия во многих работах, например, в определении концепта В.В. Красных: «Концепт (национальный концепт) – самая общая, максимально абстрагированная, но конкретно репрезентируемая (языковому) сознанию, подвергшаяся когнитивной обработке идея «предмета» в совокупности всех валентных связей, отмеченных национально-культурной маркированностью» [Красных, 2004: 187] – в данном определении не дается объяснения, что подразумевается под идеями предметов, и как соотносятся понятия «сознание» и «языковое сознание» (и различаются ли они вообще).          А.В. Кравченко по поводу этого определения также замечает: «Что подразумевается под “когнитивной обработкой идеи”? Если идея – явление нематериальное, его обработка не может осуществляться механизмами, укорененными в материальном субстрате, в противном случае мы имели бы дело с онтологическим нонсенсом. Следовательно, язык, будучи материальным феноменом, не может принимать участия в когнитивной обработке идеи» [Кравченко, 2011: 249].

                Соотношение концепта и слова

     Одной из центральных проблем концептологии является соотношение концепта и слова. Мноие исследователи – А.П. Бабушкин, Г.Г. Слышкин, С.Г. Воркачёв – говорят о прямой связи концепта со словом, т.е.  необходимости наличия у концепта вербальной формы. Однако некоторые ученые отрицают необходимость такой связи – мы приводили в пример З.Д. Попову и И.А. Стернина, которые пишут: «Мы исходим из того, что словесная номинация концепта не является обязательным условием выделения концепта как реально существующей ментальной единицы и в принципе не является обязательной для существования концепта» [Попова, Стернин, 2010]. Необходимо отметить, что вербализованные концепты имеют значительно более устойчивую структуру, поскольку их значение и ассоциации могут передаваться вместе с вербальной формой из поколения в поколение. В то же время, предлагаются различные способы выявления невербальных концептов – например, сопоставление словарного состава различных языков. З.Д. Попова и И.А. Стернин приводят такие примеры сопоставления русского и английского языков:

flap - «всякий нависающий над краем чего-либо предмет»

fortnight - «двухнедельный период времени»

acclaim - «бурно аплодировать, шумно приветствовать»

acephalous - «лишенный руководства, без главы; без первой строфы (стихотворение)»

afterthought - «мысль, пришедшая позднее»

exeat - «разрешение на отлучку в университете или монастыре»

ess - «крутой изгиб дороги в виде буквы S»

educrat - «бюрократ от образования»

advisee - «спрашивающий совета, обращающийся за советом»

      Обратные примеры тоже возможны – в английском отсутствуют аналоги для слов щи, квас, лапти и т.д. Частично это объясняется тем фактом, что данные концепты связаны с культурными реалиями, которые просто отсутствуют в рамках другой культуры, однако это не объясняет отсутствие некоторых других концептов: сутки, Feierabend (нем. «вечер после работы»), кипяток, Bierdeckel (нем. «бирдекель», «подставка под кружку») и др. З.Д. Попова и И.А. Стернин в этом случае говорят о мотивированных межъязыковых лакунах (тех, которые объясняются отсутствием соответствующего предмета или явления в другой языковой культуре) и немотивированных лакунах (в которых такой связи не наблюдается – соответствующий факт может вполне существовать, но оставаться невербализованным, что можно объяснить либо отсутствием коммуникативной необходимости вербализовать соответствующее понятие, либо наличием в разных языках разных выражений для одного концепта. В качестве примера межъязыкового сопоставления можно обратить внимание на такую пару концептов как «человек, предоставляющий работу» и «человек, получающий и выполняющий работу»: в английском языке это однокоренные слова employer и employee (суффиксы er/or и ee в английском активно используются для обозначения пар лиц или объектов, связанных одними отношениями, но находящимися в противоположных положениях, ср.: adviser – advisee, trainer – trainee и др.), в то время как в русском языке это работодатель – что является полным аналогом английского employer – и одно из таких слов как сотрудник, исполнитель, работник. В русском языке нет прямого вербального аналога к слову employee, в связи с чем, возможно, уместно даже говорить о различии в самом концепте «отношений между предоставляющим и исполняющим работу людьми» в английской и русской культурах. Тем не менее, если отойти от попытки связать концепт с конкретным словом, станет очевидно, что межъязыковая лакуна не позволяет с уверенностью говорить об отсутствии концепта: если провести ассоциацтивный эксперимент и предложить опрашиваемым дать описание своего представления о понятиях «работодатель» (или «начальник») и «сотрудник»  – будет выявлен ряд вполне четких ассоциаций, что позволит говорить об устойчивом концепте (различие этих концептов в разных языковых культурах – вопрос уже отдельного исследования). Также необходимо отметить, что концепт может просто выражаться более сложной структурой, нежели одним словом: например, в современном кинематографе весьма четко можно выделить концепт «убийцы в маске», но отдельной лексемы для обозначения этого явления не существует.

                        Соотношение концепта и понятия

Необходимо говорить и о разграничении концепта и других смежных понятий – в первую очередь, собственно, «концепт» и «понятие». Известно, что эти термины в реальном текстовом употреблении часто функционируют как синонимы, замещая друг друга во избежание монотонного повтора [Воркачев, 2004: 14]. В понимании данной проблемы у исследователей нет единого мнения, исповедуются различные подходы.

     При рассмотрении проблемы терминологической дифференциации, не­обходимо учитывать, что «концепт, понятие и значение – это сущности, которые не поддаются прямому наблюдению. Поэтому, обсуждая любую из этих сущностей, важно помнить, что мы сопоставляем всего лишь наши гипотезы относительно того, чем, по нашему представлению, могут быть или не быть концепты, понятия, значения» [Залевская, 2001: 36].

    Анализ лингвистической литературы свидетельствует о существовании двух ос­новных направлений, в рамках которых рассматриваются отношения «концепт-понятие». Представители первого направления утверждают, что термин «концепт» шире термина «понятие» и включает его в себя: такое понимание про­слеживается в работах П. Абеляря, М.В. Пименовой, И.А. Стернина, В.И. Карасика, Г.Г. Слышкина, Л.О. Чернейко, В.А. Масловой и др. Представители второго направления понимают эти термины синонимично: подобное видение представлено в работах Н.Ю Шведовой., М.В. Никитина, А.П. Бабушкина, А.А. Худякова и др. Рассмотрим подробнее указанные подходы.

Мысли о соотношении концепта и понятия как целого и части мы находим еще в трудах основа­теля концептуализма Пьера Абеляра: согласно его точке зрения, концепт шире понятия, так как он не сводим к формам рассудка, к чистым ло­гическим категориям.               Сфера его проявлений более разнообразна – она включает эмо­ции, интуицию, аффекты, чувства и т.п. [Неретина, 1995: 63, 85, 118-120; Неретина, 1996: 24). Таким образом, концепт включает в себя понятие в качестве одного из своих уровней.

  Такое понимание вопроса прослеживается также в работах В.И. Карасика и Г.Г. Слышкина, полагающих, что понятие является одним из структурных компонентов концепта [Карасик, Слышкин, 2001: 77-78]

Так же подобное видение проблемы представлено в работах В.А. Масловой, утверждающей, что «если понятие – это совокупность познанных существенных призна­ков объекта, то концепт – это ментальное национально-специфическое образование, планом содержания которого является вся совокупность знаний о данном объекте, а планом выражения – совокупность языковых средств (лексических, фразеологических, паремиологических и др.)» [Маслова, 2005: 27].

   Согласно позиции Н.Ф. Алефиренко, понятие образует наиболее стабильный пласт (содержательное ядро) концепта, представляющего собой обобщенное абстраги­рованное знание, общее для всего этноязыкового коллектива [Алефиренко, 2005: 54-55].

Л.О. Чернейко утверждает, что концепт шире понятия, поскольку, «охватывает все содержание слова <…>, отражающее представление носителей данной культуры о характере явления, стоящего за словом, взятым в многообразии его ассоциативных свя­зей» [Чернейко, 1997: 287-288].

   Рассматривая проблему дифференциации терминов «концепт» и «понятие», иссле­дователи выделяют их некоторые характерные особенности. Так, отличительной чертой классического понятия, по Е.К. Войшвилло, является его принципиальная безобраз­ность, «чистая рациональность» [Войшвилло, 1989: 98], поскольку, понятие содержит только сущест­венные характеристики объекта [Карасик, 2004: 129]. В то время как «концепт», в отличие от поня­тия, включает в себя не только описательно-классификационные, но и чувственно-во­левые и образно-эмпирические характе­ристики. Концепты не только мыслятся, но и переживаются [Степанов, 1997].

   Согласно точке зрения С.Н. Плотниковой, различие терминов концепт и понятие базируется на различии между архетипным и конкретным говорящим/пишущим. «Ат­рибуция означающего к понятию основана на общем фонде знаний, мнений и особен­ностей мировоззрения архетипного носителя языка. Усложнение семантического опи­сания, все более детальная дифференциация смыслов происходит уже на уровне кон­цептов, существующих не столько в коллективном языковом сознании, сколько в язы­ковом сознании определенных языковых групп или отдельных индивидов» [Плотникова, 2001: 111]. Данное утверждение автор иллюстрирует следующим примером: речевое употребление языковой единицы вода может выходить за рамки соответствующего понятия и соотно­ситься с рядом концептов, в частности с концептом «информация» («В этой работе одна вода»), «деньги» («деньги уплыли»), «ненависть» («разлилась ненависть рекой») и т.п. [Плотникова, 2001: 111].

Представленная позиция согласуется с высказыванием Д.С. Лихачева о том, что концепты, в отличие от понятий, представляют собой нечто вроде «посланий, которые могут по-разному восприниматься адресатами», [цит. по Плотникова, 2001: 111].

Оппозицию вышеописанному направлению представляют исследователи, которые рассматривают термины «концепт» и «понятие» как тождественные. Так, в изложении А.А. Худякова «Концепты — ... основная форма осущест­вления понятийного мышления ... понятийный инвен­тарь» [Худяков, 1996: 102].

    А.П. Бабушкин считает термины «концепт» и «понятие» тождественными и говорит о вытеснении из научного обихода одного из них, а именно, термина «понятие»: «сего­дня языковеды почти не оперируют термином «понятие» в его классическом смысле и предпочитают говорить о мыслительных структурах, именуемых концептами». [Бабушкин, 1996: 14]

   Н.Ю. Шведова определяет концепт как «понятие, поименованное языком в виде лексического значения слова» [Шведова, 2006: 506].

Сторонники оппозиционного направления не отрицают, что ключевой характе­ристикой понятия является отражение базовых признаков объекта [Войшвилло, 1967: 117; Мыркин, 2002: 46-47]. По мнению М.В. Пименовой, И.А. Стернина, А.В. Кравченко и др. исследователей, изучение концептов, действительно, начинается с выделения их характерных призна­ков, но этим оно не заканчивается. Поскольку, во-первых, концепт объединяет в себе все признаки, существующие для характеристики объекта в определенном языковом коллективе: базовые, периферийные, универсальные, национально-специфичные и даже индивидуально-личностные. А, во-вторых, все признаки, выявленные в процессе семантического анализа языковых единиц и структур, вербализующих концепт, не мо­гут дать представления о его действительном устройстве как «оперативной единицы сознания» [Кравченко, 2008: 156], «потому что мир мыслей никогда не находит полного выражения в языковой системе» [Маслова, 2005: 27; Стернин, 2006: 490].

                                                 Анализ концепта и его структура

    Одним их первых методов лингвокультурологии (и, соответственно, концептологии) был так называемый метод концептуального анализа, которым обозначались все действия исследователя, так или иначе направленные на изучение концепта путем обращения к языковым данным. Несмотря на то что концепт можно изучать в основном через лексические средства его выражения, концептуальный анализ нужно отличать от семантического анализа слова. При всей внешней близости их содержательных задач и целей они в определенном смысле противоположны друг другу: лексическая семантика идет от единицы языковой формы к семантическому содержанию, а концептуальный анализ – от единицы смысла к языковым формам их выражения.

   Изучение работ разных авторов, которые занимались концептуальным анализом, позволяет сделать вывод, что с этим понятием нельзя сопоставить ни определенный метод, ни определенный набор результатов такого анализа: «между разными авторами нет согласия в том, каков набор процедур, который следует считать концептуальным анализом, но нет согласия и в том, что же следует считать результатом» [Фрумкина 1995: 96]. В целом, говоря о различных подходах к концептуальному анализу, более-менее уверенно общим в работах в этом направлении можно назвать только их цель – экспликацию концептов.

    Общепринятым является то, что исследование отдельного концепта или концептуальной области происходит через анализ опредмеченных результатов когнитивной деятельности. Методика концептуального анализа зависит от понимания и возможности структурирования концепта. Среди исследователей существуют противоположные точки зрения по вопросу структурирования концептов: например, Н.К. Рябцева считает, что концепт имеет строгую структуру, а З.Д. Попова, И.А. Стернин  отрицают эту мысль.

В исследовательской деятельности концептуальный анализ может опираться на анализ экспериментальных данных, а также на анализ лексикографических источников.

   Эксперименты в рамках концептуального анализа стремятся реконструировать человеческое сознание и мыслительные процессы, чтобы приблизиться к «ментальному лексикону» народа. Среди таких реконструирующих методов особое место занимает ассоциативный эксперимент, так как позволяет максимально приблизиться к вербальной памяти и культурным стереотипам данного народа. Ассоциативный эксперимент широко известен, активно используется в психолингвистике, психологии, социологии, психиатрии. Эффективность использования методики ассоциативного эксперимента в целях исследования лексики доказана рядом авторов (А.А. Леонтьев, Е.С. Кубрякова). Ассоциативный эксперимент помогает выявить содержание концепта в когнитивном сознании носителей языка и классифицировать концептообразующие признаки. Ядро языкового сознания включает те ассоциации в ассоциативно-вербальной сети, которые имеют наибольшее число связей, выделяемых на основе принципа частотности.

На основе данных ассоциативных экспериментов могут создаваться ассоциативные словари, сравнение которых позволяет выявить универсальные и специфические закономерности, присущие лексическому ассоциированию носителей различных языков.

Ассоциативный эксперимент помогает выявить не только семантику слова, но и языковые стереотипы, специфические черты менталитета, то есть ассоциативный эксперимент – это эффективный способ доступа к языковому сознанию человека. Каждому слову-стимулу соответствует определенное ассоциативное поле, представляющее собой «фрагмент образа мира того или иного этноса, отраженное в сознании «среднего» носителя той или иной культуры, его мотивов, оценок, и, следовательно, его культурных стереотипов» [Уфимцева 1996: 140].

    Для анализа концепта и когнитивных признаков, образующих его, используются две основных разновидности ассоциативного эксперимента – свободный и направленный. Свободный ассоциативный эксперимент требует от опрашиваемого немедленного ответа на названное слово-стимул без длительных размышлений – в этом случае особенно важно, чтобы опрашиваемые, если их несколько, не слышали ответы друг друга. Направленный ассоциативный эксперимент предполагает ответ, ограниченный определенными условиями – например, определенной частью речи. Испытуемых могут попросить дать определенное количество слов данной части речи.

    Рецептивный эксперимент – это эксперимент на понимание, восприятие концепта, его субъективную дефиницию. Проводится методом анкетирования с вопросами типа: «Что вы понимаете под…», «Дайте свое определение…», «Подберите синонимы к…», «Выберите подходящие синонимы…», «Выберите правильное, на ваш взгляд, определение…», «Назовите противоположное понятие …», «Выберите противоположное понятие…», «... - это хорошо или плохо?» и т. д.

Близок к рецептивной методике экспериментальный прием, когда испытуемым предлагается закончить фразу типа: «любовь – это…», «работа – это…», «счастье – это…» и т.п. Данный прием представляет собой разновидность направленного ассоциативного эксперимента.

Указанные приемы позволяют получить богатую информацию о восприятии и интерпретации исследуемого концепта когнитивным сознанием. Полученные результаты обобщаются, подобно результатам ассоциативных экспериментов, и исследователь получает набор когнитивных признаков, упорядоченных по яркости в сознании носителей языка.

   В качестве примера использования рецептивной методики для определения содержания некоторых концептов можно привести использование Е.И. Грищук метода субъективных дефиниций для выявления содержания концепта бдительность в сознании старшеклассников. Испытуемым предлагалось продолжить фразу: «бдительность – это…»

   В результате анализа субъективных дефиниций (опрошено 50 испытуемых) получены следующие компоненты исследуемого концепта: «внимательность» – 11 чел., «осторожность» – 7 чел., «внимание к происходящим событиям» – 7 чел., «настороженность» – 6 чел., «наблюдательность» – 5 чел., «подозрительность» – 2 чел., «чрезмерная мнительность» – 2 чел., «зоркость» – 2 чел., «сосредоточенность, собранность» – 2 чел., «умение быть начеку, всегда наготове» – 2 чел., «думать, что говорить и кому» – 1 чел., «трезвый ум» – 1 чел., «ответственное отношение» – 1 чел., «поступать правильно» – 1 чел.

Указанные приемы позволяют получить богатый языковой материал, который представляет собой набор когнитивных признаков исследуемого концепта. Следует отметить, что на характере ассоциаций человека сказываются многие внешние факторы, такие как возраст, географические условия, профессия.

Ассоциативное поле каждого человека индивидуально как по составу наименований, так и по силе связей между ними. Большая часть ассоциаций обусловлена речевыми штампами, клише. При этом ассоциации также отражают различные аспекты родной культуры испытуемого и текстовые реминисценции. Оценочные ассоциации, содержащие эмоционально- оценочную характеристику исследуемого концепта, указывают на некоторый элемент переживания или отношения к идентифицируемому слову. По мнению В.П. Белянина, ассоциативный эксперимент дает возможность построить семантическую структуру слова, служит ценным материалом для изучения психологических эквивалентов семантических полей и вскрывает объективно существующие в психике носителя языка семантические связи слов [Белянин, 1999: 25]. Таким образом, полученные реакции в своей совокупности помогают составить представление о том, какие смыслы или фреймы каких ситуаций лежат за исследуемым концептом для носителей той или иной культуры.

    В целях описания содержания исследуемого концепта могут использоваться обобщенные результаты, полученные в свободном и направленном ассоциативных экспериментах, поскольку объединенные признаки имеют показатель яркости, который позволяет непротиворечиво расположить их в итоговой полевой модели концепта.

   Анализ работ по структуре концепта позволяет заключить, что исследователи разных научных школ вычленяют в его составе некоторые сходные базовые компоненты: образ, понятие и дополнительные признаки (ценностная составляющая (В.И. Карасик, Г.Г. Слышкин), значимостная составляющая (С.Г. Воркачев), когнитивный и прагматический имликационал (М.В. Никитин), интерпретационное поле (З.Д. Попова, И.А. Стернин) и т.д.). Далее мы рассмотрим классификацию З.Д. Поповой и И.А. Стернина, которые выделяют в структуре концепта образный, информационный и интерпретационный компоненты.

По мнению З.Д. Поповой и И.А. Стернина, наличие в концепте образного компонента определяется самим нейролингвистическим характером универсального предметного кода: чувственный образ кодирует концепт, формируя единицу универсального предметного кода [Попова, Стернин, 2010]. Авторы выделяют в чувственном образе перцептивную и когнитивную составляющие. Перцептивный образ формируется в сознании носителя языка в результате отражения им окружающей действительности при помощи органов чувств (тактильные, вкусовые, звуковые, обонятельные образы). Когнитивный образ формируется метафорическим осмыслением соответствующего предмета или явления. Несмотря на то, что когнитивные образы, как правило, более многочисленные, обе составляющие в одинаковой мере отражают образные характеристики концептуализируемого предмета или явления.

   Информационное содержание концепта сходно со словарной дефиницией ключевого слова концепта – в него входят только дифференцирующие денотат концепта признаки и исключаются случайные, необязательные, оценочные.

    Интерпретационное поле включает когнитивные признаки, которые интерпретируют, оценивают концепт и представляют собой некоторое выводное знание. Авторы выделяют в составе интерпретационного поля следующие зоны: оценочная зона, энциклопедическая зона, утилитарная зона, регулятивная зона, социально-культурная зона, паремиологическая зона. Следует заметить, что для описания паремиологической зоны послужили данные выборки из паремиологических словарей русского и английского языков.

Следует заметить, что моделирование макроструктуры и полевой организации концепта – это гипотетическая модель концепта. Как справедливо отмечают З.Д. Попова, И.А. Стернин, «концепт – явление сознания и исследователь в любом случае моделирует концепт по косвенным признакам его проявления. Любая модель концепта – это лишь исследовательская модель» [Попова, Стернин, 2010].

                                                                Выводы

    В данной работе были описаны общие проблемы концептологии, представлена проблема определения и понимания концепта и концептуального анализа в современном языкознании и культурологии. На основе проведенного исследования можно сделать следующие выводы:

   1. Концепт – сложная категория сознания, плохо поддающееся определению, но в данный момент это уже неотъемлемое понятие современного языкознания, культурологии, психологии и других дисциплин.

   2. Существует множество различных определений концепта, в каждом из которых присутствует значительная доля субъективного компонента. Одним из ключевых различий существующих дефиниций является либо утверждение исследователями неотъемлемой связи концепта с вербальной формой (А.П. Бабушкин, Г.Г. Слышкин, С.Г. Воркачев), либо отрицание необходимости такой связи (З.Д. Попова, И.А. Стернин и др.).

    3. Существует также тенденция критического отношения к концептологии с точки зрения лингвистики, в рамках которой отмечается расплывчатость употребляемых в рамках этого направления исследования понятий и терминов (например, А.В. Кравченко).

     4. Термин «концепт» сосуществует с другими близкими понятиями: в первую очередь, это «понятие», а также «значение», «представление», «смысл» и т.п.

    5. В вопросе определения отношений «концепт – понятие» существует две основных точки зрения: ряд исследователей (М.В. Пименова, И.А. Стернин, В.И. Карасик, Г.Г. Слышкин и др.) утверждают, что «концепт» – понятие более широкое и включает в себя «понятие» как один из своих уровней; другие исследователи (Н.Ю. Шведова, М.В. Никитин, А.П. Бабушкин, А.А. Худяков и др.) рассматривают эти термины как тождественные.

    6. Концептуальный анализ – понятие, под которое нельзя подвести определенный набор методов или ожидаемых результатов; к этому явлению относятся любые процедуры, объединенные целью экспликации концептов.

    7. Концептуальный анализ может опираться на анализ лексикографического материала, но основой его являются экспериментальные методы, суть которых – попытка воспроизвести структуру человеческого сознания и мышления. 

 8. Основным экспериментальным методом концептуального анализа является ассоциативный эксперимент, который позволяет описать ассоциативное поле концепта, выделить его концептообразущие признаки и ранжировать их по значимости. Существует множество форм такого эксперимента, в которых от испытуемых требуется приводить ассоциации к тем или иным лексемам, будучи ограниченными определенными условиями (ответы на определенные вопросы, ограничение по количеству слов, которые можно использовать в ответе, ограничение по частям речи, ограниченное число вариантов ответа и т.п.).

    Проведенное исследование позволяет заключить, что концепт – понятие интердисциплинарное, чем объясняется «ускользающий» характер его сути и трудность его сведения к категориям, например, исключительно языкознания. Подходы к пониманию термина «концепт» в рамках языкознания, культурологии, литературоведения, социологии, философии и т.п. существенно различаются, и в данных дисциплинах существует разная традиция понимания концепта. Несмотря на уже достаточно солидный корпус работ в данной области, концептология все еще характеризуется неоднозначностью понятий и методов, в связи с чем автору данной работы представляется, что, возможно, четкое определение концепта в рамках точных наук, как лингвистика, в принципе труднодостижимо, и это понятие остается более типичным для дисциплин, носящих более интерпретирующий характер. На данный момент можно с уверенностью утверждать, что концептология как интердисциплинарное явление и лингвоконцептология в частности по-прежнему остаются богатой областью для исследований и анализа.

                                                  Список использованной литературы

1. Алефиренко, Н.Ф. Концепт и значение в жанровой организации речи: Когни­тивно-семасиологические корреляции  / Н.Ф. Алефиренко // Жанры речи: Сборник научных статей. Саратов: Изд-во ГосУНЦ «Колледж», 2005. Вып.4. Жанр и концепт.

2. Аскольдов С. А. Концепт и слово // Русская словесность. От теории словесности к структуре текста. Антология. - М, 1997.

3. Бабушкин, А.П. Типы концептов в лексико-фразеологической семантике языка  / А.П. Бабушкин. – Воронеж: Изд-во Воронеж. гос. ун-та, 1996.

4. Белянин В.П. Учебное пособие по курсу «Психолингвистика». – М.: Новый Гуманитарный Университет Натальи Нестеровой, 1999.

5. Войшвилло, Е.К. Понятие как форма мышления: логико-гносео­логический ана­лиз  / Е.К. Войшвилло – М., 1989.

6. Воркачев С.Г. Счастье как лингвокультурный концепт  / С.Г. Воркачев — М.: ИТДГК «Гнозис», 2004.

7. Залевская, А.А Психолингвистический подход к проблеме концепта  / А.А. Залевская // Методологические проблемы когнитивной лингвистики / Под. ред . И.А. Стернина. – Воронеж: ВорГУ, 2001.

8. Карасик, В.И., Слышкин, Г.Г. Лингвокультурный концепт как единица исследова­ния  / В.И.Карасик, Г.Г. Слышкин // Методологические проблемы когни­тивной лингвистики / Под. ред. И.А. Стернина. – Воронеж: ВорГУ, 2001.

9. Карасик, В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс  / В.И. Кара­сик – М.: Гнозис, 2004.

10. Кравченко, А.В. Когнитивный горизонт языкознания  / А.В. Кравченко – Ир­кутск: Издательство БГУЭП, 2008.

11. Кравченко А.В. Что изучает концептология? Функционально-когнитивный анализ языковых единиц и его аппликативный потенциал. Мат-лы 1-й междун. конф. 5-7 окт. 2011. Барнаул: АлтГПА, 2011.

12. Красных В. «Свой» среди «чужих»: миф или реальность? - М., 2003. Красных В. В.Строение языкового сознания: фрейм-структуры // Когнитивная

13. Лихачев Д. С. Концептосфера русского языка // Изв. РАН - СЛЯ - 1993, №1.

14. Маслова, В.А. Когнитивная лингвистика: учеб. пособие  / В.А. Маслова. – 2-е изд. – Минск: ТетраСистемс, 2005.

15. Мыркин, В.Я. Понятие vs. концепт; текст vs. дискурс; языковая картина мира vs. речевая картина мира  / В.Я. Мыркин // Проблемы концептуализации действительности и моделирования языковой картины мира: Материалы Меж­дунар. науч. конф. / отв. ред. Т.В. Симашко. – Архангельск: Поморский гос. ун-т, 2002.

16. Неретина, С.С. Слово и текст в средневековой культуре. Кон­цептуализм Абеляра  / С.С. Неретина. – М., 1995.

17. Неретина, С.С. Тропы и концепты  / С.С. Неретина. – М.: РАН. Ин-т филосо­фии, 1999.

18. Плотникова, С. Н. Языковой знак и концепт  / С.Н. Плотникова // Мате­риалы IV регионального научного семинара по проблемам систематики языка и речевой деятельности. – Иркутск: ИГЛУ, 2001. – 173с.

19. Попова З.Д., Стернин И.А. Когнитивная лингвистика. 2010 – Электронный ресурс. – Режим доступа: http://zinki.ru/book/kognitivnaya-lingvistika/

20. Степанов Ю. С. Константы: Словарь русской культуры: 3-е изд. - М.: Академический проект, 2004.http://zinki.ru/book/kognitivnaya-lingvistika/

21. Стернин, И.А. Значение и концепт: сходства и различия  / И.А. Стернин // Языковая личность: текст, словарь, образ мира. Сб. статей. – М.: Изд-во РУДН, 2006.

22. Уфимцева Н.В. Русские: опыт еще одного самопознания // Этнокультурная специфика языкового сознания. Сборник статей / Отв. ред. Н. В. Уфимцева. – М., 1996.

23. Фрумкина Р.М. Есть ли у современной лингвистики своя эпистемология? // Язык и наука конца ХХ века. – М., 1995.

24. Худяков, А.А. Концепт и значение  / А.А. Худяков // Языковая личность: куль­турные концепты. – Волгоград, 1996.

25. Чернейко, Л.О. Лингвофилософский анализ абстрактного имени  / Л.О. Чер­нейко. – М., 1997.

26. Шведова, Н.Ю. К определению концепта как предмета языкознания  / Н.Ю. Шведова //Языковая личность: текст, словарь, образ мира. Сб. статей. – М.: Изд-во РУДН, 2006

____________________________

© Акопов Антон Самвелович