Газета «Новый американец» возникла как печатный орган третьей волны эмиграции в Нью-Йорке. Одним из создателей и идейных вдохновителей издания был сегодня уже знаменитый, а тогда еще не оцененный широкой аудиторией писатель Сергей Довлатов. Два года он был главным редактором и постоянным автором «Нового американца»: за это время газета нашла своих читателей и завоевала их доверие, из экспериментального проекта превратившись в заметное культурное явление.

Каждый номер издания открывала «Колонка редактора», написанная Сергеем Довлатовым. Примечательно, что эта рубрика возникла, когда Довлатов официально стал главным редактором, и исчезла вместе с его уходом из редакции.

Причины возникновения такой формы общения с читателями редактор раскрывает в одной из своих колонок: «Колонки редактора появились не от хорошей жизни. Необходимо было что-то доказывать уважаемой публике. О чем-то просить. Освещать какие-то подробности редакционного быта. Короче – быть посредником между читателем и газетой» (НА № 71, 21-27 июня 1981 г.) [1].

Состав аудитории «Нового американца» имеет определяющее значение в выборе тем, поэтому считаем важным чуть подробнее охарактеризовать читателей издания — тех, к кому обращался Довлатов в своих публицистических опусах.

Газета была создана в США для эмигрантов из стран Советского Союза в 1979 году. Название издания придумал Борис Меттер: новыми американцами «в НАЯНе, нью-йоркской организации, принимавшей и опекавшей вновь прибывших, называли новых эмигрантов» [2]. Первоначально газета создавалась как еврейское издание, что было связано с требованиями основного инвестора. Исторически и политически это было отчасти оправдано, поскольку «Новый американец» создавался как орган печати именно третьей волны эмиграции, а она во многом состояла из евреев. В этот период советские власти приоткрыли «железный занавес» для граждан еврейской национальности, желающих воссоединиться с семьей за рубежом. Считаем необходимым подчеркнуть, что «новыми американцами» третьей волны были не только евреи, состав аудитории был значительно шире и разнороднее.

В одной из колонок (НА № 76, 26 июля–1августа 1980 г.) Сергей Довлатов обрисовал редакционные споры о том, кто же собственно читает газету. По его наблюдениям, это и Брайтон, где «живут энергичные, предприимчивые люди», которым «нужны практические сведения, реклама, хроника, бизнес», и «рафинированная интеллигенция», которую «которую волную проблемы искусства, философии, религии», и евреи, для кого наибольший интерес представляет еврейская истории и жизнь в Израиле, и «бывшие советские граждане», которым важно знать, что происходит на родине, и «сотни подписчиков вне Америки»…

 С. Довлатов немного утрирует, изображая читателей газеты, что свойственно его поэтике в целом, однако по существу верно описывает различные группы, образующие аудиторию «Нового американца». Действительно, газета издавалась в Нью-Йорке, и большинство читателей проживало именно в этом мегаполисе, в русском квартале Брайтон Бич. В Америке вчерашние советские граждане учились жить по законам рыночной экономики, которые плохо знали, и им нужна помощь в адаптации в новых социально-экономических условиях. Третья волна эмиграции из Советского Союза была представлена творческой и технической интеллигенцией с соответствующим уровнем культуры и информационными запросами. Среди эмигрантов было немало евреев, но сам Довлатов, наполовину армянин и наполовину еврей, не считал национальный признак определяющим. Большинство читателей газеты, как и ее создатели, не так давно покинули Советский союз, в союзе у них оставались родственники и друзья, к чьей судьбе они не могли быть равнодушны и потому с нетерпением и тревогой ждали новостей из-за океана. Наконец, газета продавалась в четырнадцати странах, где проживали выходцы из разных республик СССР. Следует добавить, что читали газету и в Советском союзе, куда она тайно привозилась, о чем в частности свидетельствуют переписка Довлатова.

Различные по социальному, профессиональному, этническому и географическому статусу группы читателей «Нового американца» объединяло, прежде всего, общее прошлое, неприятие советской действительности и отъезд из страны. Кроме того, все эмигранты столкнулись с необходимостью адаптации к новым политическим и экономическим реалиям, бытовым и культурным особенностям в чужой стране.

Сергей Довлатов приехал в феврале 1979 года и вместе со своей аудиторией, на страницах новой газеты, переживал адаптацию к эмиграции. Личный опыт «нового американца» Сергея Довлатова и понятные ему интересы и проблемы тысяч других эмигрантов определяли тематическую направленность «Колонок редактора».

Анализ редакторских текстов Довлатова позволил выделить основные тематические блоки:

1)    Творческая и редакционная жизнь.

Внутриредакционная жизнь и политика газеты «Новый американец» — одна из основных тем довлатовских выступлений. Выход этой темы на первый план обусловлен временем появления нового издания и журналистской средой, в которой возник «Новый американец». «На дворе стояло начало 80-х, на востоке – незыблемый Советский Союз, а наша третья волна эмиграции только-только обосновывалась в Штатах. Там единственным источником информации по-русски была ежедневная газета «Новое русское слово», где тон задавали первые две волны. В целом эмиграция идеологически представляла собой монолит не хуже советского, только с обратным знаком. <…> Либеральный «Новый американец» попытался нарушить единомыслие», пишет Петр Вайль [3; с. 5-6].

Газета Довлатова, как и «Новое русское слово»,  издавалась на русском языке и для эмигрантов из СССР, но при этом должна была максимально отличаться от него в принципе отбора и подачи информации. Колонки редактора появились во многом для того, чтобы объяснить читателям политику издания, которая была нова и непривычна.

Довлатов понимал, что недостаточно в узком редакционном кругу объявить газету свободной и демократической, недостаточно даже сохранять должный уровень дискуссий и обеспечивать свободу слова и мнения — необходимо объяснить читателю, как понимает «Новый американец» свою миссию, и продвинуть это понимание в массы.

В колонках главный редактор рассказывал, с какими трудностями сталкивается редакция, как их удается или пока не удается решить. Многие ключевые вопросы освещались непосредственно в «Колонках редактора»: например, вопрос национальности газеты и состава ее аудитории. В редакторском выступлении Довлатов обосновывает право газеты писать без всяких позиций, без политической предвзятости и пропаганды. Колонки зачастую представляют собой программные материалы, в которых редактор определяет направление и задачи издания:

«Дальнейшее прошу напечатать крупными буквами. Чтобы все было ясно как школьнику, так и любому старику:

МЫ — НЕ ПРОТИВ! МЫ — ЗА! ЗА ПРАВДУ! ЗА СВОБОДУ! ЗА ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ДОСТОИНСТВО! ЗА МИР И КУЛЬТУРУ! ЗА УЛЫБКУ И ЮМОР! ЗА МАТЕРИАЛЬНЫЙ ДОСТАТОК! ЗА ДРУЖЕЛЮБИЕ И КОРРЕКТНОСТЬ! ЗА СВОБОДУ ДУХОВНЫХ И НРАВСТВЕННЫХ ПОИСКОВ! ЗА МУЖЕСТВО И ТАЛАНТ! ЗА НАШУ МНОГОСТРАДАЛЬНУЮ РОДИНУ! ЗА ПРИЮТИВШУЮ НАС БЛАГОРОДНУЮ И ГОСТЕПРИИМНУЮ АМЕРИКУ! ЗА ЖИВОЙ, БЕСКОНЕЧНО МЕНЯЮЩИЙСЯ, ВЕЛИКИЙ РУССКИЙ ЯЗЫК!» (НА № 59, 24-31 марта 1981 г.).

Редакторские тексты позволяют проследить процесс становления нового издания, узнать о внутриредакционной «кухне», трудностях и успехах газеты. Колонки не только посвящают читателей во внутренние споры, но и пытаются включить их в дискуссию.

Отдельной темой редакторских выступлений С. Довлатова стали споры со старейшим эмигрантским изданием – ежедневной газетой «Новое русское слово» («НРС»). Позднее в колонках упоминается и созданная Евгением Рубиным после ухода из «Нового американца» «Новая газета».

Конфликт с «Новым русским словом» был достаточно острым: владелец «НРС» Андрей Седых не только отказался печатать в своей газете рекламу и условия подписки на «Новый американец», но и препятствовал сотрудничеству журналистов, печатавшихся в «НРС», с молодым изданием. Такая позиция вызвала негодование Довлатова. Напряженные отношения между редакциями эмигрантских изданий разных поколений сохранялись все время существования «Нового американца».

Накал страстей вокруг конкурентной борьбы изданий хорошо демонстрирует колонка редактора, которая представляет собой открытое письмо «Новому русскому слову»:

«Мы считаем, что, при всех различиях, интересы трех эмигранстких волн – едины. Корни – едины. Цели – едины. Проблемы – едины…

Наконец, мы осмеливаемся внести следующие конструктивные предложения:

1. Организовать заседание «Круглого стола» при участии лучших журналистов трех эмигрантских волн. Тема заседания: «Проблемы объединения русских эмигрантов в Америке».

2. Предложить руководителям «НРС» дать обстоятельное интервью корреспондентам «Нового американца».

3. Опубликовать в двух газетах серии проблемных материалов на эмигрантские темы.

4. Оставить за каждой газетой безусловное право на самостоятельное развитие.

5. Считать деловую и творческую конкуренцию абсолютно нормальным явлением. Смело критиковать взаимные промахи и недостатки. Не опускаясь при этом до антагонизма и вражды…» (НА, № 24, 25 июля – 1 августа 1980 г.).

Примечательно, что сам факт существования колонок редактора С. Довлатов являлся отличительной особенностью «Нового американца» от «Нового русского слова» и «Новой газеты». Об этом пишет Елена Довлатова: «Колонки в значительной степени определяли лицо газеты, ее отличие от «Нового русского слова» и от еженедельника «Новая газета», которую стал выпускать Рубин после того, как «Новый американец» ушел от него. Колонки редактора в большой степени создавали атмосферу участия  читателя в жизни газеты» [2].

2)    Отвлеченная философская тематика.

Философская тематика также занимает важное место в колонках редактора Сергея Довлатова. Автор рассуждает о религии, о свободе, о морали и ответственности. Обращение к этим темам вписано в контекст новых условий жизни  в чужой стране.

Нерелигиозный Довлатов задумывается о смысле жизни и ее конечности (НА № 19, 17-22 июня 1980 г.): «Придет когда-то смерть и вычеркнет меня. И что же в результате – лопух на могиле? Неужели это – все, предел, итог? Или наши души бессмертны? Но тогда мы обязаны дорожить каждой минутой! Каждой минутой…», — и это звучит как призыв со смыслом проживать свою жизнь.

Тема свободы является одной из ключевых в публицистике Довлатова. Свобода рассматривается как основа редакционной политики «Нового американца» и шире – как основа цивилизованного демократического общества. «Еще раз говорю – нет святых при жизни! Нет объектов вне критики! Нет партийных указаний! Нет методических разработок! Нет обкомовских директив!» — пишет Довлатов в одной колонке (НА № 20, 23-28 июня 1980 г.).

Газету «Новый американец» и ее главного редактора не раз обвиняли в несерьезности тематики. В ответ на это Довлатов, будучи во многом продолжателем чеховских традиций и настоящим ценителем юмора, о чем, в частности, пишет исследователь Г.А. Доброзракова [4], отстаивает право на смех: «Юмор – украшение нации. В самые дикие, самые беспросветные годы не умирала язвительная и горькая, простодушная и затейливая российская шутка. И хочется думать – пока мы способны шутить, мы остаемся великим народом!» (НА № 41, 19-25 ноября 1980 г.)

Новые социально-экономические условия, чужой язык и незнакомая культура подчас дезориентировали эмигрантов, стирались моральные ориентиры, нравственный выбор каждому необходимо стало самостоятельно делать нравственный выбор.  Довлатов настаивал, что базовые нравственные понятия остаются неизменными независимо от места и времени. В одной из колонок (НА № 39, 5-11 ноября 1980 г.) Довлатов описывает случай, произошедший с ним в американском метро. В вагон зашли хулиганы, которые вели себя некультурно. Казалось бы, обычное дело, такое случается и в СССР, и в США, и в Индии. Перед Довлатовым встал выбор – как поступить? По-хорошему, он знал, что делать в таких ситуациях, в союзе без колебаний утихомирил шпану, но в чужой стране им овладела неуверенность: «Языка толком не знаю. Порядков не знаю. Скажут что-то – не пойму. То ли извиняются, то ли дальше оскорбляют. А вдруг – стрелять начнут?» Пока эмигрант раздумывал, худой американец средних лет простыми словами, которые знал и Довлатов и «сам все это мог произнести без акцента», прекратил хулиганство. На этом история заканчивается, Довлатов предоставляет читателю самостоятельно делать выводы.

В другом колонке (НА № 42, 26 ноября-28 декабря 1980 г.) редактор «Нового американца» напоминает, что обретенная свобода не только дарит права, но и предполагает обязанности, увеличивает личную ответственность: «Слов нет, КГБ – зловещая организация. Но и мы порой бываем хороши. И если мы ленивы, глупы и бездарны, то Андропов тут ни при чем. У него своих грехов достаточно… Так давайте же взглянем на себя критически и беспристрастно. Будем учиться выслушивать своих противников. Терпимо относиться к чужому мнению. Соблюдать элементарные приличия».

Колонка «Интеллигентами себя называют все…» (НА, № 74, 12-18 июля 1981 г.) посвящена противоречивому понятию интеллигентности. По точному наблюдению Довлатова, считают себя интеллигентными людьми едва ли не все, даже карманник Чалый в лагере особого режима. «Интеллигентность путают с культурой. С эрудицией. С высшим образованием или хорошими манерами. Даже с еврейским происхождением…», — пишет он. В эмиграции определиться с этим понятием становится сложнее, ведь «интеллигенты вынуждены менять свои профессии. Музыковеды становятся бухгалтерами. Кинорежиссеры — агентами по недвижимости. Художники — лифтерами и охранниками». К точному определению автор так и не приходит, он убежден лишь в том, что не бывает бывших интеллигентов и «интеллигент за баранкой остается интеллигентом».

3) Еврейская тематика.

Примечательно, как по-новому у Довлатова (армянина по отцу и еврея по матери) раскрывается еврейская тема. Напомним, изначально сама газета «Новый американец» позиционировалась как еврейская. Вопреки ожиданиям в колонке главного редактора (НА № 49, 14-20 января 1981 г.) звучит призыв не впадать в крайности в восхвалении еврейского народа. «Заниматься самовосхвалением — непристойно. Восхвалять свой народ, принижая другие, — так же глупо и стыдно», — пишет Довлатов. Для убедительности он приводит в пример некоего знакомого Гришу Певзнера, который «при слове «еврей» лез драться» и «был уверен, что защищает свое национальное достоинство».

На противопоставлении отношения к еврейскому происхождению в СССР и в эмиграции эта тема развивается и в другой колонке (НА, № 75, 19-25 июля 1981 г.). «Еврей — знай свое место! В школе добивайся золотой медали. В институте будь первым. На службе довольствуйся второстепенной ролью. А не еврей — докажи! Предъяви документы. Объясни, почему ты брюнет? Почему нос горбатый? Почему «эр» не выговариваешь? Почему ты Наумович? Или даже Борисович? Про Абрамовичей я уж и не говорю…», — описывает Довлатов абсурдную ситуацию в советской действительности. Евреи в эмиграции сталкивается с противоположным, но не менее абсурдным отношением: «И выяснилось, что евреем быть не каждому дано. Что еврей — это как бы почетное звание. И вновь мы слышим — докажи! Предъяви документы. Объясни, почему ты блондин? Почему без затруднения выговариваешь «эр»? Почему ты Иванович? Или даже Борисович?..». Свою позицию автор выражает весьма недвусмысленно: «Между прочим, это и есть расизм. Ненавидеть человека за его происхождение — расизм. И любить человека за его происхождение — расизм. <…> Будь евреем. Будь русским. Будь грузином. Будь тем, кем себя ощущаешь. Но будь же и еще чем-то, помимо этого… Например, порядочным, добрым, работящим человеком. Любой национальности…».

4)    Сравнение советской и американской жизни.

Сквозным мотивом в редакторских текстах проходит сопоставление государственного устройства и жизни в Советском Союзе и США. Редактор рассуждает о том, как меняется профессиональная жизнь в связи с эмиграцией, вынуждая осваивать, пробовать десятки профессий, но приходит к позитивному выводу, что талантливым и трудолюбивым удается найти себя и самореализоваться в профессии. Подтверждает свой вывод он многочисленными примерами музыкантов Ростроповича, Пономарева, Сермакашева и Батицкого, литераторов Поповского, Парамонова, Соловьева, Клепикова и Алешковского… «Мои товарищи  Вайль и Генис сменили десятки профессий. Насколько я знаю, вершина их советской биографии – пожарная команда. А теперь уважаемые люди. Критики. Попробуй тронь!», — живо рассуждает Довлатов (НА № 25, 1-5 августа 1980 г.), а заканчивает редакторскую колонку обращением к собственной биографии, что, казалось бы, нескромно, но он делает это так изящно, с легким привкусом самокритики и самоиронии. — Лично я стал тем, кем был, наверное, и раньше. (Просто окружающие этого не знали.) То есть — литератором и журналистов. Увы, далеко не первым. И, к счастью, далеко не последним».

Другой редакторский опус (НА № 28, 19-26 августа 1980 г.) посвящается разному пониманию дружбы в США и в Советском Союзе. Начинается колонка с жалоб приятеля автора, что «с американцами дружить невозможно. Это холодные, черствые, меркантильные люди». Довлатов признает существующую разницу, но видит в ней не только негативные черты:

«Да, американцы сдержаннее нас.

В душу не лезут. Здесь это не принято.

Если разводятся с женой, идут к юристу. (А не к Толику – водку жрать.)

О болезнях рассказывают врачу.

Сновидения излагают психоаналитику.

Идейного противника стараются переубедить. А не бегут жаловаться в первый отдел…».

При этом автор убежден, что не всегда американцами практический расчет и доказывает это собственным опытом американской дружбы.

Сравнение советских и американских пенсионеров (НА № 80, 23–29 августа 1981 г.) оказывается не в пользу первых: «Вспомните раздражительных советских пенсионеров. Вспомните их усталые, хмурые лица. Их дешевые папиросы. Их черные пальто и бесформенные скороходовские туфли. Их возбужденные, недовольные голоса:

— Я, мамаша, Перекоп брал! А ты мне чекушку без очереди не даешь…

А теперь пожалуйте к нам в Форест-Хиллс.

Вы только посмотрите, как одеты наши старики! Как они моложавы и элегантны! Как доброжелательны и любезны!»

Автор стремится к объективности оценок, подчеркивая, что Америка далеко не по всем позициям выигрывает у его оставленной родины (НА № 78, 9–15 августа 1981 г.): «Режьте меня, четвертуйте, но спички были лучше здешних. <…> Милиция в Ленинграде действовала оперативней. <…> Если крикнуть на московской улице: «Помогите!» — толпа сбежится. А тут — проходят мимо. Там в автобусе места старикам уступали. А здесь — никогда. <…> В общем много было хорошего. Помогали друг другу как-то охотнее. И в драку лезли, не боясь последствий. И с последней десяткой расставались без мучительных колебаний».

Есть вещи, которые выше географии и эпохи, находятся на другом уровне восприятия и имеют куда более важное значение, определяет Довлатов (НА № 78, 9–15 августа 1981 г.): «Глупо делить людей на советских и антисоветских. Глупо и пошло. Люди делятся на умных и глупых. Добрых и злых. Талантливых и бездарных. Так было в Союзе. И так будет в Америке. Так было раньше. И так, я уверен, будет всегда».

Довлатов был ярым приверженцем демократии. Вероятно, этим объясняется повышенный интерес к американскому политическому процессу. В частности, в своих колонках редактора Довлатов внимательно следит за президентскими выборами в США. Так, в колонке «На родине…» (НА № 24, 25 июля – 1 августа 1980 г.) он начинает с размышлений о том, что «на родине государством управляли мистические существа», о руководителях страны рядовые граждане знали мало, поэтому «было абсолютно все равно, за кого голосовать». В США даже вчерашние эмигранты из СССР оказываются ближе к политике, поскольку выбор американских граждан реально определяет курс страны. И автор даже делает прогноз: «… я уверен, что президентом будет Рейган. Мне кажется, именно такого президента требует эпоха». Еще раз к президентским выборам Довлатов обращается спустя три месяца, в конце октября 1980 г. (НА № 38, 29 октября–4 ноября 1980 г.), когда предвыборная кампания уже близится к концу. Главный вопрос, которым задается автор: за кого отдать голос советским эмигрантам? На противопоставлении с советскими лидерами, когда гражданам из двух зол предоставлялось выбрать меньшее, в Америке, по авторской мысли, ситуация прямо противоположная: «Рейган или Картер? Оба — люди достойные и порядочные. Образованные и корректные. Умные и привлекательные. <…> Короче — оба хороши. Конфликт прекрасного с еще более замечательным». Сергей Довлатов полагает, что Рейган станет президентом, и в колонке редактора, опубликованной в газете от 12 ноября 1981 года, радуется предсказанной им победе Рейгана на выборах.

Редактор «Нового американца» ясно дает понять, что считает демократию лучшей формой государственного устройства, но при этом признает справедливые недостатки жизни и в этой стране. Порой американская жизнь вызывает у Сергея Довлатова возмущение и недоумение, смешанное с ужасом. Такую реакцию, например, вызвало покушение на президента США Рейгана. «Боже, в какой ужасной стране мы живем!» — начинает свой редакторский текст Довлатов (НА № 61, 8–14 апреля 1981 г.). И продолжает: «Американский юноша стреляет в президента, чтобы обратить на себя внимание незнакомой женщины! Беда угрожает стране, где такое становится нормой. <…> Что-то главное нарушено в американской жизни». Равнодушие к ближнему, ставшее нормой, вызывает ужас у Довлатова (НА № 104, 9 – 15 февраля 1982 г.): «Женщина тонет в реке Потомак. Некий отважный господин бросается с моста и вытаскивает утопающую. Герой, молодец, честь ему и звала! Дальше начинается безудержное чествование героя. Газеты, телевидение поют ему дифирамбы. Миссис Буш уступает ему свое кресло возле Первой леди. Говорят, скоро будет фильм и мюзикл на эту тему… Из-за чего столько шума? Половина мужского населения Одессы числит за собой такие же деяния. Так что же происходит в Америке? Равнодушие становится нормой? Нормальный жест воспринимается как подвиг?»

Между тем Довлатов констатирует свое превращение в старого американца, уже освоившегося в новой среде: «Мы и не заметили, как превратились в старых американцев» (НА № 105, 16 – 22 февраля 1982 г.).

5) Советская политика.

Новых американцев, вчерашних советских граждан, по-прежнему волновала жизнь на родине, ведь с Союзом было связано не только их прошлое: по ту сторону океана остались родственники и друзья. Значительная часть колонок редактора посвящена советской действительности в разных ее аспектах: внешней и внутренней политике, культурной жизни, советской пропаганде и диссидентском движении, продолжающейся эмиграции…

Повседневные трудности обычных людей, вроде «хорошего мяса в Ленинграде не купить», «мыло исчезло, зубная паста», вплетаются в общеполитическую картину: «Они думают, что американский хлеб попадет на стол русскому человеку! Аргентинское мясо зашипит на его сковородке! Какая глупость!  Народ голодает по вине собственного руководства. Экономика и сельское хозяйство безобразно запущены. Колоссальные средства расходуются на военные цели. Коммунистическая экспансия обходится Советам в миллиарды рублей. Наряду с этим партийные функционеры живут отлично» ( НА № 36, 9 – 14 октября 1980 г.).

Неоднократно Сергей Довлатов обращается к теме советской пропаганды: «Есть в советской пропаганде замечательная черта. Напористая, громогласная, вездесущая и беспрерывная — советская пропаганда вызывает обратную реакцию. Критикуют фильм — значит, надо его посмотреть. Ругают книгу — значит, стоит ее прочитать. На кого-то персонально обрушились — значит, достойный человек…» (НА, № 27, 12 – 17 августа 1980 г.).

Не просто достойным человеком, но героем современности называет Довлатов Солженицына, это имя встречается не в двух колонках. В связи с объявленной академиком голодовкой он пишет: «Жизнь академика Сахарова — в опасности. Это значит, в опасности — сама идея цивилизации. <…> Мне кажется, его должны спасти! Иначе просто быть не может. Иначе жить на этой планете будет совершенно отвратительно. Если убьют Сахарова, то не пощадят и вас!» (Новый свет, № 8 (96),12 – 18 декабря  1981 г.).

Военная тема в колонках неразрывно связана с политикой СССР, она встречается у Довлатова довольно часто как в общем ключе, так и по конкретным поводам. Он отмечет, что взгляды его были сформированы еще в лагере:

«Готовность к драке означает способность ее начать. Если к этому вынуждают обстоятельства.

Можно и воздержаться. Уйти с побитой физиономией. То есть — капитулировать…

Увы, поражение в драке не означает ее конца. Тебя будут избивать систематически. И наконец уничтожат в тебе человека.

То же происходит и с государством» (НА, № 15, 23 – 29 мая 1980 г.).

Главред «Нового американца» высмеивает несмелые попытки Запада противостоять Советскому Союзу, в частности бойкот Олимпиады-80, который он считает вялой и бессмысленной ответной мерой на ввод Союзом войск в Афганистан: «Хапнут завтра Советы какую-нибудь Полинезию. А мы в припадке благородного негодования отменим симпозиум. Какой-нибудь биологический форум по изучению ящериц» (НА, № 23, 11–16 июля 1980 г.).

Пристально следит С. Довлатов за событиями в Польше. Он явно симпатизирует польскому народу. На протяжении года периодически эта тема всплывает в редакторских колонках. 

Довлатов, три года отслуживший в вооруженной охране заключенных, скептически относится к могуществу советской армии, о чем свидетельствует один из текстов (Новый свет, № 7 (95), 5–11 декабря 1981 г.): «Принято думать, что советская армия могущественна и непобедима. И потому весь цивилизованный мир дрожит от страха. По-моему — зря. Я три годы был советским военнослужащим. Более того, пассивным участником некоторых военных действий. В ходе которых меня постигло разочарование относительно боевой готовности советской армии. С тех пор я больше не дрожу».

У эмигрантов оставались прочные связи с Советским Союзом: там жили друзья, коллеги, родные, и каждое письмо из-за океана дорого и желанно. Неслучайно тема переписки неоднократно возникает в колонках редактора. Письма оставались единственным доступным способом связи, шли долго и не всегда доходили. «Не каждое письмо доходит из Союза. <…> Они — бесценны. Мы читаем их внимательно, слово за словом. Расшифровываем намеки, по крупицам добываем информацию», — пишет Довлатов (НА, № 57, 10 – 16 марта 1981 г.). В этой же колонке автор удивляется негодующему письму в защиту Советского Союза: «Сострадания достоин узник, томящийся за решеткой. Презрения достоин раб, возлюбивший свои оковы». Другая колонка (НА, № 87, 10–16 октября  1981г.) цитирует тайно вывезенное из СССР письмо: «Не бывать тебе американцем. И не уйти от своего прошлого. Это кажется, что тебя окружают небоскребы… Тебя окружает прошлое. То есть — мы. Безумные поэты и художники, алкаши и доценты, солдаты и зеки. Еще раз говорю — помни о нас. Нас много и мы живы. Нас убивают, а мы живем и пишем стихи».

Письмо в Ленинград являет собой колонка редактора, где автор признается, что помнит о своих корнях и родине (Новый свет, № 3 (91), 7–13 ноября 1981 г.): «Стоит ли говорить, что я вас не забыл и постоянно думаю о Ленинграде. <…> Я знаю, кто мы и откуда. Я знаю — откуда, но туманно представляю себе — куда. <…> Мы живы, и одно это уже — показатель качественный».

Тема американской жизни тесно переплетена с темой эмиграции как в жизни, так в творчестве Сергея Довлатова. Он отмечает, что эмигрантов волнует, выпустят ли из СССР их родственников и друзей, позволят ли уехать. Новых американцев в Америке встречают с ликованием. И автор делает прогноз, что эмиграция продолжится: «Массовая эмиграция продолжится. И отнюдь не потому, что советские власти гуманны. Совсем наоборот. Именно жестокостью режима объясняется массовый характер третьей эмигрантской волны. Выпуская евреев, советское руководство преследует две главные цели. Первая — добиться от благодарного Запада уступок в торговых соглашениях. Вторая — уничтожить «пятую колонну» в государстве» (НА, № 54, 17 – 23 февраля 1981 г.).

Колонка редактора откликается и на решение Израиля отказать в поддержке эмигрантам, которые выбрали страной проживания Соединенные Штаты, и таким образом стимулировать приток эмигрантов в Израиль. Довлатов, понимая предпосылки этого решения, все его не поддерживает: «Израиль — маленькое воюющее государство. Ему необходимы военные и профессиональные кадры. Ему дорога идея объединения, монолитности своего народа. Значит, Сохнут будет помогать лишь тем, кто намерен жить в Израиле. <…> Хотя вряд ли это решение достигнет цели. Много ли проку от беженцев, которых заполучили насильственно?.. Нелегко будет превратить этих людей в героев даже капиталистического труда» (НА № 84, 20 – 26 сентября 1981 г.).

6) Личная тематика.

 Бытовой и личной тематике также уделяется внимание в колонках редактора. Например, один из редакторских текстов (НА № 51, 27 января-2 февраля 1981 г.) посвящен женам организаторов газеты «Новый американец». С заметной долей самоиронии и утрирования Довлатов размышляет о том, как мужья и жены, оказавшись в эмиграции, по-разному приспосабливаются к новым условиям: «Мужчина вещает и пророчествует. Сеет разумное, доброе, вечное… Мужчина сеет, а женщина — пашет. На фабриках и в пиццериях. За три пятьдесят в час… Лично я пролежал на диване ровно год. Моя жена работала с утра до ночи. За ужином она дремала под мои размышления на тему свободы и автократии». Интимный характер этому выступлению придает сугубо личное, поименное, обращение к женам эмигрантов, единомышленников и коллег автора, которым заканчивается редакторская колонка: «Ирина, Галя, Таня, Рая, Лена! Еще немного, и мы заживем по-человечески! Простите нас! И пожелайте нам удачи!»

Другую колонку (НА № 71, 21-27 июня 1981 г.) Довлатов посвящает своей собаке Глаше, вернее, по его замечанию, «ее самочувствию в эмиграции». Этот текст проникнут теплотой, автор с юмором рассуждает о том, как Глаша привыкает к эмиграции.

В колонке «Три города…» (НА № 67, 24-30 мая 1981 г.) Довлатов вспоминает главные города, через которые прошел его жизненный путь: Ленинград, Таллин и Нью-Йорк. Он рассуждает об индивидуальных особенностях каждого из них и приходит к выводу: «Я думаю, Нью-Йорк — мой последний, решающий, окончательный город. Отсюда можно эмигрировать только на Луну».

7) Ностальгия.

Ностальгия — та тема, без которой редко обходится творчество писателей-эмигрантов. В колонках редактора Сергея Довлатова эта тема не является главенствующей, но присутствует и раскрывается весьма оригинально: он пишет, что, собираясь эмигрировать, боялся разных вещей, в том числе ностальгии, однако в США ему не пришлось испытать все тяготы тоски по родине, мучившей Бунина, Цветаеву, Куприна… «И вот мы приехали. Испытали соответствующий шок. И многие наши страхи подтвердились. Действительно – грабят. Действительно – работу найти трудно. Действительно – тиражи ничтожные. А вот ностальгия отсутствует», — утверждает он (НА, № 52, 3-9 февраля 1981 г.). Однако два последние абзаца этого текста полностью опровергают все вышесказанное:

«Лишь иногда, среди ночи… Или в городской суете… В самую неподходящую минуту… Без причины… Ты вдруг задыхаешься от любви и горя. Боже, за что мне такое наказание?!

Но это так... И говорить не стоит… Да и газета наша – принципиально оптимистическая…».

Похожим настроением проникнута еще одна колонка редактора (Новый свет № 5 (93), 21-27 ноября 1981 г.), где Довлатов сравнивает наступление зимы в Нью-Йорке и родном Ленинграде:

«Зима в Нью-Йорке лишена сенсационности. Она – не фокус и не бремя. Она – естественное продолжение сыроватого, теплого бабьего лета. <…> Так чего же мне не хватает? Сырости? Горечи? Опилок на кафельном полу Соловьевского гастронома? Нелепых скороходовских башмаков? Телогреек и ватников?

Как это сказано у Блока:

…Но и такой, моя Россия,

Ты всех дороже мне…

Тяжело заканчивать разговор этой печальной нотой. Правильно написал Григорий Рыскин:

«У нас была судьба. Не биография, а судьба. И мы не сдались…».

Тема ностальгии порой смешивается с темой патриотизма. Довлатов пишет о том, что Америка уже стала домом для вчерашних жителей Советского Союза, подтверждением чему служит возникший на американской почве патриотизм: «В Ленинграде я жутко гордился Эрмитажем. Хотя не был там лет двадцать пять. А здесь горжусь Музеем современного искусства. Даже издали его не видел, а горжусь! Видимо, это и есть патриотизм – гордиться неизвестно чем…» ( НА № 86, 3-9 октября 1981 г.). Между тем и эта колонка заканчивается на лирической ноте с явной примесью ностальгии: «Начинается день. И я к нему готов. А потом неожиданно вспоминаю: «В Пушкинских Горах закончился сезон. В Ленинграде дожди… Или заморозки?..».

В еще одной колонке (НА № 101, 15-21 января 1982 г.) Довлатов признается, что чувство национальной гордости он ощутил только в эмиграции. Именно вдали от Советского Союза, по другую сторону океана, он ощутил тесную связь всех эмигрантов, радуется успехам каждого из них вне зависимости от личных и профессиональных отношений: «Хорошие или плохие – разберемся. А пока, удачи вам, родные, любимые, ненавистные, замечательные соотечественники. Вы – моя национальная гордость!»

Особенностью тематического своеобразия колонок редактора Сергея Довлатова является соседство серьезных и шутливых тем. Читателям, привыкшим к возвышенному пафосу советских передовиц такой подход был непривычен. «Довлатовские «Колонки редактора» могли вызывающе посвящаться тараканам, и нам писали, что в пору, когда «Сахаров томится в горьковской ссылке, когда в лагерях…» Но Довлатов не унимался и, замечательно рисовавший, выпускал вместо текста «Колонки редактора» изображение водоразборной колонки. Или сооружал «Колонку редактора» из фотографий сотрудников», — вспоминает Петр Вайль [3; с. 6]. Мы полагаем, что Довлатов основным критерием выбора темы считал ее интересность аудитории: он писал о том, что волновало в первую очередь его самого, и считал, что это найдет отклик и у других эмигрантов.  

Если говорить о специфике подачи темы, то она выражается в отказе от дидактизма. При всей эмоциональности, оценочности и субъективности довлатовских выступлений автор оставляет читателю право самостоятельно делать выводы, не соглашаться, спорить. По сути каждая колонка является приглашением к разговору, дискуссии на актуальные темы дня. Книга, собравшая все колонки редактора Довлатова, озаглавлена «Речь без повода». На самом же деле сам редакторский текст, написанный на любую тему, шутливую или самую серьезную, был поводом к началу дискуссии: автор как будто закидывал удочку, начинал беседу с читателями и ждал, когда они заглотнут наживку — выскажут свое мнение. Живой отклик, тысячи писем и широкое обсуждение колонок редактора были желанным результатом и лучшей наградой публициста.

Объединение колонок редактора «Нового американца» органично и закономерно. Впервые их собрал сам Довлатов и выпустил с небольшим предисловием под названием «Марш одиноких», затем с некоторыми дополнениями стараниями его вдовы и дочери они были опубликованы как «Речь без повода». В предисловии к первому изданию публицист пишет об этих текстах: «Два года я писал свои «Колонки редактора». Мне кажется, в них отразилась история третьей эмиграции. Если не история эмиграции, то история газеты. Если не история газеты, то история моей взыскующей души» [5]. Продолжая довлатовскую мысль, мы полагаем, что колонки образуют макротекст, который в своем единстве оказывается глубже и значительнее суммы всех колонок по отдельности. Этот макротекст действительно отразил жизнь третьей волны русской эмиграции, сохранил историю газеты «Новый американец» и воссоздал лирическую повесть о личных и профессиональных поисках эмигранта Сергея Довлатова.

Огромный интерес к изданию объясняется тем, что «Новый американец»,  созданный как печатный орган третьей волны эмиграции, помогал эмигрантам сориентироваться в новом культурном и политическом пространстве. Главный редактор вместе с читателями проходил этот процесс ассимиляции, учился жить по-новому в Соединенных штатах и фиксировал на бумаге свой опыт, не всегда реальный, но определенно правдоподобный. Колонки редактора стали летописью третьей волны эмиграции, ее площадкой и трибуной. Очень верно поняв состав потенциальной аудитории «Нового американца», Сергей Довлатов создал газету, отвечающую потребностям эмигрантов: по большому счету издание оказалось «в нужное время в нужном месте», но оказалось там неспроста, а по замыслу Довлатова — не только талантливого журналиста и писателя, но и прозорливого и успешного редактора.

Примечания:

1. Для удобства восприятия использована единая система сокращений: «Новый американец» - НА. Далее в круглых скобках указывается номер издания и дата выхода.

2. Е. Довлатова, «Новый американец» в Новом свете / С. Довлатов. Речь без повода… или Колонки редактора, М., Издательство «Махаон» и Международный фонд Сергея Довлатова, 2006, с. 31.

3. П. Вайль, Из жизни новых американцев / С. Довлатов. Речь без повода… или Колонки редактора, М., Издательство «Махаон» и Международный фонд Сергея Довлатова, 2006, с. 5-6.

4. См.: Доброзракова Г.А. Сергей Довлатов: диалог с классиками и современниками, Поволжский государственный университет телекоммуникаций и информатики, Самара, 2011.

© Ткачева Елена Викторовна