* * *                        

О время наше, бег твой быстротечен,

И оглушителен твоих событий шум…

Вдыхаю горький дым былых отечеств,

Их поражений пепел ворошу.

Не учит время опытом былого,                    

Хотя свежо предание о том,

Что на Земле был Рай. И Бог. И Слово.

И был Потоп. – Но это о другом.

* * *

Не найти никого – днём с огнём,

Кто сродни был бы ясному свету.

В неизбывной печали о Нём

Бог во тьму повергает планету. 

Светоч гаснущий сводит с ума, 

Исчезают последние блики…

Но, чем гуще грядущая тьма,

Тем светлее античные лики.

Не спрашивай

Не спрашивай, откуда горечь слов?

Об этом я не ведаю сама.

Где безмятежность юношеских снов?

Где цвет кудрей, что всех сводил с ума?

Не спрашивай! – Клонится голова

От горьких дум и от дурной молвы.

Стою и ни жива, и ни мертва,

С глазами цвета выжженной травы.

Господь другого мира нам не дал

Мечтой напрасной разум поманил. 

А век-торгаш нас в розницу продал,

И душу на удушье подменил.

Везде, куда ни глянь, одно и то ж:

У власти прощелыга держит кнут.

А если кто-то на Христа похож,

То продадут его или распнут.

Не спрашивай! Как ураган степной,

Ответ хлестнёт жестокой правдой слов –

Внезапный, будто выстрел за спиной,

Тревожный, будто звон колоколов.

Послание в рай 

                      Белый буйвол и синий орёл, и форель золотая…

                                                                          Б.Окуджава

Вам, должно быть, теперь хорошо –

Ни пальбы, ни гульбы, ни скандала.

Век чумы и холеры прошёл,

Обожжённый, как днище мангала.

Революций и войн ореол

Обернулся терновой короной.

Белый буйвол и синий орёл

Отреклись от земли разорённой.

Обратясь на иконы лицом,

В тёмных душах мы Бога не ищем.

Иже с Сыном и иже с Отцом,

Прячем ножички за голенищем.

На Земле то Чечня, то Майдан –

Звон мечей гладиаторов Спарты…

Лихолетья слепой ураган

Снёс полмира с потрёпанной карты.

В райских кущах покой, благодать –

Парадиз в золочёном багете,

Но не время ещё умирать –

Зло гуляет по грешной планете.

Потому нам и снятся порой:

Ключ к воротам от светлого рая,

Белый буйвол и синий орёл,

И – в мерцанье – форель золотая.

Райские яблочки

Не дорóгой  брела – обочиной,

Не в строю – а так, стороной…

Грызла яблочки с червоточиной,

Щедро взращенные страной.

Ах, страна – сторона восточная!

Дым отечества. Гарь и чад.

Райских яблочек червоточины

До сих пор на губах горчат.

* * *

                       …пятизвёздное кочевье

                                          Валерий Рыльцов

Сквозняки пятизвёздных кочевий

Над песчаным свистят пятачком,

Выдувая сыновне-дочерний 

Смысл в понятиях: Родина, Дом.

Здесь искали мы воли и доли,

Лопоча на чужом языке,

Рассыпаясь кристаллами соли                                 

В европейском промытом песке.                   

Врозь – во многоязычном смятенье –                      

Мы родную коверкали речь,

Потеряв наше предназначенье,  

Перепутав – что жечь, что беречь.

Здесь раскинут шатры бедуины,

Здесь, где храмы стояли вчера, –

Станут земли подобием глины,

Станут книги добычей костра.

Минаретов воинственных дула

Прорастут, в небеса устремясь,

И померкнет, чураясь разгула,

Золотая славянская вязь…

Но, сдаётся мне, в отблеске майском,

Сто ли, триста столетий спустя,          

Колокольчиком звякнет валдайским

В кочевой колыбели дитя.

Ноктюрн для птицы 

                      Лиле Ракевич

То не ветер в трубы дует,

Норовя попасть в минор,

Это недруг мой колдует –

Чёрный маг, злодей и вор.

Вздорной кликою над крышей

Разметалось вороньё.

Но сквозь хриплый гомон слышу

Тихий стук в окно моё.

Тень крылатая качнулась,

Отворить окно спешу –

Птицу позднюю, ночную, 

Запоздалую впущу.

Напою, насыплю зёрен,

Травы к ранам приложу. 

Путь на чистые озёра 

На рассвете укажу. 

Возвращайся в эти стены,

Зимовать теплей вдвоём.

Для тебя горит нетленный,                                  

Огонёк в окне моём. 

Прогулка

Соседка с собачкой идут по проулку:

Соседка собачку ведёт на прогулку.

В изящной перчатке соседки рука 

Уверенно держит кольцо поводка.

За ними шагаю и я по проулку:

Я с тенью своей выхожу на прогулку.

И тоже в изящной перчатке рука,

Но тень моя движется без поводка.

* * * 

ты видишь меня 

сквозь затемнённые стёкла

твоей дорогой машины

сквозь объектив модной камеры

сквозь мутное дно пивной кружки

и обложку порножурнала 

но если б ты мог меня видеть

как видит по утрам моё зеркало 

без грима и без украшений   

как видит смятая ветка сирени

которую я подобрала

на раскалённом асфальте

как видит меня 

старинная чашка

я пью из неё в одиночестве кофе

и думаю о художнике

изобразившем дивную птицу

на тонком фарфоровом донышке 

как видит полночная сигарета

дрожащая в пальцах

когда я стою у окна

открытого в небо                

и молча молюсь за живых

и за ушедших 

как видит перчатка с левой руки

а с правой я потеряла

так и ношу только одну

эти перчатки мне подарил 

тот, кого я любила 

как видит видавшая виды монетка

которую я привезла издалёка

иногда я гадаю на ней – «орёл» или «решка»

если б ты мог меня видеть 

глазами одушевлённых вещей

то мы бы с тобой не расстались

* * * 

Мой светлый Ангел, ты зачем ко мне?

Не расправляй светящиеся крылья –

Они угаснут под слоями пыли

На этой заземлённой глубине. 

И не касайся сердца моего

Такою совершенною рукою,

Такою нежной, неземной такою,

Какой достойно только Божество.

Здесь, в погребах земного бытия

Тебе не выжить без небес и света,

А я уже привыкла к жизни этой,

Привыкла, что мы порознь – ты и я.

Тебе – вершить небесный твой балет,

Мне – золушкой служить мостов горящих,

Таких воздушных и ненастоящих...

Тебя привлёк обманный этот свет. 

Не для тебя сожжённая страна –

Лети, любимый, молодой, красивый...

Хранимая твоей небесной силой,

Мой путь земной осилю я одна.

* * * 

Мне теперь всё равно – всё, что было.

Мне теперь все равны – все, кто был.

Я не помню, кого я любила,

Кто меня – молодую – любил. 

Отпускаю румяное лето –

Мне понятней и ближе зима.

Отчуждённые звуки кларнета

Не для сердца звучат – для ума. 

И маэстро, седой от заботы,

За пюпитрами прячет глаза,

Прячет скрипку в футляр, прячет ноты...

Повторить увертюру нельзя.

Ни тоски, ни печали, ни боли,

Ни записки: «Прощай и прости.»

Да и грусти осталось не боле,

Чем шагов на исходе пути.

* * *   

Листаю дни моей – ещё открытой – книги,

Мелькает список стран, событий, судеб, лиц…

Пока не прерван в ней ход жизненной интриги,

Но тонок правый пласт оставшихся страниц.  

_______________

© Ивлева Татьяна