Доски, на которых лежал мальчик, тихонько покачивались. Мальчик долго  лежал на спине, подложив под голову руки и крепко сомкнув глаза. В темноте его закрытые глаза видели яркие белые круги – широкие и узкие, летящие друг за другом, один сквозь другой, один навстречу другому. Круги тоже немного покачивались – как доски, на которых мальчик лежал.

Мальчик приподнял голову  и опустил затылок на прохладные доски.  Он  раскинул босые ноги и широко развел в стороны руки, так что пальцы рук тронули сырые борта лодки. Доски и борта были прохладными, лодка мерно покачивалась на воде, и мальчику казалось, что он лежит на поверхности моря, а волны баюкают его. 

Мальчик открыл глаза и стал смотреть на чёрное небо. Луны он не увидел, но звёзд было много. Все звёзды были яркими. Они висели совсем низко над ним. Мальчик подумал, что все звёзды похожи меж собой. Он стал внимательно разглядывать самые яркие из звёзд, но в глазах опять появились белые круги, которые без конца двигались, а не стояли на месте, как звёзды. Круги мешали ему смотреть в чёрное небо.

Мальчик снова подложил руки под голову и почувствовал, что его ладони сырые, как борта лодки, а сгибать руки больно и неудобно, и лежать на досках – неудобно и больно, и смотреть на белые круги неприятно и страшно. Мальчик вытянул руки прямо перед собой, чтобы они болели не так сильно. Он решил повернуться и  услышал, как из его горла выбрался тонкий скрипучий звук. 

В чёрном дверном проёме показалась старуха. Она постояла там немного, разогнувшись лишь наполовину и ухватившись руками за кривые косяки. Старуха замерла в дверном проёме, прислушиваясь. Потом она выпрямилась, запахнула на худой груди рубаху и шагнула к нему.

– Ты спишь? 

– Нет, – ответил мальчик. 

Старуха подошла ближе и присела на доски рядом с ним. Она сидела спиной к нему и смотрела в море.

– Почему ты не спишь? Нельзя терять ночь, если не хочешь потерять день, – сказала старуха. 

– Знаю, – ответил он. – Не могу спать. Голова болит, и глаза, и руки. 

Старуха не повернулась, только протянула назад руку. Она положила ладонь на его лоб, и мальчик почувствовал, какая сухая и холодная у неё рука. 

– Я заболел? – спросил мальчик.

– Сегодня твоё тело впустило в себя слишком много солнца, – сказала старуха и вздохнула. 

Мальчик тоже вздохнул. Он не хотел, чтобы старуха уходила. Он хотел, чтобы она осталась вместе с ним на досках под чёрным небом со звёздами и говорила с ним. Он думал, что надо что-то сказать старухе, но ничего не мог придумать и от этого еще сильнее боялся, что она уйдет.

– Я заболел. 

– Да. 

– Я могу умереть, как мама? – спросил мальчик.

– Нет, –  ответила старуха. – Твоя мама умерла от родов. С тобой такого случиться не может. Ты станешь мужчиной, как твой отец. Сегодня твоё тело впустило в себя слишком много солнца. Ты видел солнце? Солнце большое, а ты  маленький. Даже твой отец – маленький, а ты ещё меньше, чем он. В твоём теле сейчас жаркая погода. Хочешь, я скажу, что ты чувствуешь?

– Скажи.

– Твои глаза смотрят на страшные белые круги, твои ноги болят, а руки стали чужими. 

– Правильно, – сказал мальчик. – И я не могу спать.

– Да. И ты не можешь спать. Со мной тоже такое случалось. Это не страшно. Это пройдет, когда в твоём теле станет прохладней. 

Старуха повернулась и молча посмотрела на мальчика. 

Потом сказала:

– Спи, – и она погладила его лоб, отведя в сторону мокрые липкие волосы.

– Я не могу. 

– Попробуй, ладно? Просто закрой глаза и ни о чём не думай.

Мальчик  испугался, что старуха уйдет. Он так не хотел, чтобы она уходила, что чуть не расплакался.

– Останься со мной.

– Для двоих здесь слишком мало места. Ты стал таким большим.

– Но ты говорила, что я становлюсь больше, а ты – меньше. Нам хватит места, смотри, – и он подвинулся к краю доски как мог плотнее, плечо и нога свесились вниз, и он ощутил пяткой  мокрое дно.

Старуха рассмеялась хрипло и тихо. Потом она вздохнула и, кряхтя, улеглась на доски рядом с мальчиком. В середине осталось немного пустого места. Мальчик старался незаметно придвинуться ближе к старухе, чтобы плечо и нога не свисали с доски. 

Ночь была тихой и звёздной. Когда старуха и мальчик укладывались на доски, лодка стала раскачиваться сильнее. Мальчик заметил, что звёзды на чёрном небе качаются.  Качаясь, звёзды прочерчивали на небе  яркие полоски, похожие на серебристые спины сардин. 

А потом лодку болтать перестало, и звёзды замерли на своих местах в чёрном небе. Лодка застыла и лишь изредка вздрагивала на воде, когда нос её упирался в мелкий завиток волны. Мальчик закрыл глаза и уснул, а старуха смотрела в черное звездное небо и прислушивалась к дыханию мальчика.

Старуха лежала на спине, смотрела в небо и ждала рассвета. Она терпеливо ждала часа, когда издалека на небо ляжет первый осторожный свет. Старуха знала, что, едва увидев его окраску, она поймёт, каким будет день. И когда низко над горизонтом чуть засветлело, она подумала, что день будет жарким, и им надо успеть сделать всё до восхода солнца.

Когда в небе посветлело чуть больше, старуха поднялась, пошла в каюту и разбудила сына. Каютой им служил небольшой сарай, сколоченный из листов фанеры и картона, скрепленных тонкими рейками и бечёвкой. Там было тесно. Зимой они втроем спали в каюте, потому что так было теплее. А летом лучше спалось на воздухе, но на корме места было ещё меньше, чем в каюте, поэтому в прошлые годы снаружи на досках ложились спать мальчик со старухой, а теперь мальчик подрос, и, когда пришло лето, старуха уступила ему место на досках на носу лодки. 

Ещё до того, как солнце в полный рост показало себя над морем, старуха и её сын вынесли из каюты все нужные им вещи. Они вынесли одеяла и одежду, укрепили одеяла на крыше каюты, навесили плащ над сквозным маленьким окошком так, чтобы немного воздуха поступало внутрь, но попадало поменьше солнца,  штаны и рубахи они со всех сторон прицепили к стенкам сарая. Так внутри дольше сохранится ночная прохлада. 

Когда её сын бережно нёс мальчика в каюту, старуха смотрела в лицо ребёнка и старалась понять, выдержит ли он удары первой в его жизни болезни. Когда её сын неловко качнул мальчика, внося в дверной проём, мальчик приоткрыл глаза, но проснуться не смог. Мальчик приоткрыл глаза совсем немного, но старуха успела заметить его быстрый взгляд сквозь чёрные ресницы. 

Старуха отвернулась от каюты. Она улыбнулась солнцу и тихо сказала:

–  Он справится.  Нужно только отогнать лодку ближе к скалам, там бывает тень.

– Сначала поедим, – ответил из каюты её сын.  

*   *   *

Мальчик спал в каюте до самого вечера. К вечеру внутри стало душно, и старуха решила, что пора вынести ребенка на воздух. Их лодка стояла у берега, притянутая тросом к ржавой трубе, давно вколоченной кем-то в расщелину меж камней. Сегодня над лодкой долго хранилась тень, но теперь полоска света приближалась к корме, сантиметр за сантиметром подбираясь к ней по тросу.  

В этой маленькой бухте они бывали редко. Здесь было красиво и прохладно, но на приливе волны швыряли лодку к скалам, грозя разломать днище об острые  прибрежные камни. Становиться дальше от берега не было смысла: тени там никогда не бывало, рыба там не водилась, а потоки течения были быстрыми и часто менялись.

Другие лодки тоже редко становились в этой маленькой бухте. В сезон дождей и в начале лета на скалах слабо бил родник. Об этом знали немногие. Такое держали в тайне, как удобные места с хорошим клёвом или тихие гавани для спокойных ночёвок, или шхуны, куда брали на рыбалку в дальних водах, или другие шхуны – куда можно продать рыбу.   

Старуха сидела на досках на носу лодки и чистила сеть. Её сын поднялся за водой на скалы, и она дожидалась его возвращения. Сеть уже просохла на солнце, и сора в ней было мало. Старуха не спеша выпутывала из ячеек водоросли, обломки веток и осколки ракушечных раковин. Она бросала сор за борт и думала, что руки её стали быстро уставать даже от такой легкой работы. 

Закончив чистить сеть, старуха убрала её на дно, под доски, на которых сидела. Старуха опустила руки на колени, прикрыла глаза и стала слушать прибой. Каждый шлепок волны о берег становился чуть сильнее предыдущего. Старуха поняла, что начинался прилив, и теперь им придётся тратить керосин, чтобы выбраться из бухты.  

Вскоре к шуму прибоя присоединился другой, посторонний  звук. Старуха знала, что слышит шаги сына, спускающегося к берегу. Она знала, что всегда  улыбается, когда слышит его приближающиеся шаги. Старуха не стала дожидаться его возвращения. Она устало поднялась с досок и пошла в каюту, чтобы  посмотреть на мальчика. 

Солнце всё стояло высоко над морем, но оно начало темнеть и наливаться краской. Когда старуха вошла в каюту, мальчик не спал. Он лежал на картонном настиле и смотрел в маленькое окно, где из-под полы плаща показался  румяный бок солнца. Мальчик думал, сердится ли он на это розовое солнце, которое вчера днём влило в него так много жара. Он думал об этом, следя за тем, как плавно опускается солнце из-под плаща и как оно целиком закрывает их окно своим большим телом.

– Давно проснулся? – спросила старуха. 

– Да, – ответил мальчик и подумал, что уже простил солнце за вчерашнее. 

– Выходи. Там уже не жарко, а здесь становится душно, – сказала старуха. 

Она  вынула руку из окна и потянула к себе полу плаща, затаскивая его внутрь каюты. Плащ упал вниз и с шумом пополз  в открытое окошко, зацепился пуговицей за край фанеры, и снова пополз, когда старуха дёрнула его сильнее. Старуха закряхтела, выпрямившись, свернула плащ и бросила его на пол в углу. 

Солнце ещё не село, и мальчик увидел, что их маленькое окно стало розовым квадратом в стенке. Он сел на настиле и обрадовался тому, что руки и ноги теперь не болят. Они были совсем слабыми, но не болели. И белые круги в глазах исчезли. Мальчик понял, что он не умрёт, как его мама. Он подумал, что старуха не обманула его, и улыбнулся ей.

Старуха не смотрела на мальчика. Она кряхтя собирала его сырую постель, чтобы вынести её из каюты и успеть высушить до захода солнца. Мальчик помог ей развесить бельё на проволоке над досками, где они натягивали брезентовый тент, если в море долго шёл дождь. Потом он помог отцу поднять на лодку пластиковые бидоны. От родниковой воды бидоны стали холодными, и их стенки покрылись круглыми каплями. 

Они умылись прохладной водой, но пить её не стали, как не хотелось. Мальчик очень хотел, но не стал просить пить. Он знал, что отец скажет: «В жаркий день холодное не пьют». Только, умываясь, мальчик незаметно  слизнул с ладони горсть холодных капель и почувствовал, как они остудили зубы.

Чтобы выйти из маленькой бухты, пришлось завести мотор. Он был горячим и включился сразу. Мальчик сидел на досках, подставив лицо ветру, а его отец правил лодкой. Старуха сидела к мальчику спиной. В ногах у старухи стоял широкий таз, на дне которого плавали сардины. 

Немного посмотрев на удаляющиеся от них скалы, старуха вздохнула, опустила в таз руку и замерла так, наблюдая за рыбой. Старуха дождалась, когда самая крупная из сардин станет посреди таза близко к её руке и быстрым цепким движением схватила рыбину за скользкую спинку. Потом она вынула из таза руку с трепещущейся сардиной и, кряхтя, выпрямилась. Рыба трепыхалась и сыпала мелкими брызгами, которые падали на  коленки мальчика.    

 *  *  *

Мальчик  проснулся, когда старуха и его отец пили чай, сидя на краю досок. Он  вспомнил о болезни и прислушался к своему телу. Руки не болели, ноги не болели, хотелось поскорее встать и пойти к старшим. Он почувствовал запах лепёшек и передержанного напревшего чая. Вчера вечером, когда старуха нажарила рыбы, он не смог есть и проснулся очень голодным. 

Мальчик очень проголодался, но решил полежать ещё немного, не открывая глаз, чтобы чуть-чуть подержать в себе радостное нетерпение. Он притих под простыней и радовался вернувшейся к нему силе. Он слушал, как старуха чмокала губами, заталкивая в рот подмоченные в чае куски лепешки, и иногда покряхтывала. Её сын с протяжным шумом втягивал в себя большие глотки чая и выдыхал сигаретный дым. 

Неподалеку кричали и крыльями били по воде чайки. Мальчик знал, что там, где галдят чайки, стоит их маленькая сеть, и что за ночь в сеть попалось немного рыбы, и скоро они с отцом будут тянуть сеть и вынимать из неё  ночной улов. Подумав об этом, мальчик не смог больше тихо лежать под простыней. Качнув крепкими плечами, он подбросил себя вперёд и, выпрямив спину, сел на досках.

Отец посмотрел на него и кивнул головой в сторону сети. Мальчик встал на доски и нагнулся. Он посмотрел за борт вниз. Вода была чистой и синей. Под водой борт лодки зеленел налипшими водорослями. Мальчик  увидел глубоко в воде серебристые пятна и присмотрелся к тому, что было ближе к поверхности. Он понял, что рыба попалась крупная, и что отец уже знал это, но всё-таки не будил его, хотя с сетью надо было торопиться.

– Я быстро, – сказал мальчик и в два прыжка оказался за каютой, у кормы, где висел жестяной умывальник.

Мальчик бренчал соском рукомойника и слышал, как старуха наливает в его кружку чай. 

– Плыви с ними, мы справимся,  – услышал он голос старухи. – Позже не продашь так много рыбы. Сейчас – самое время. Море будет спокойным. И деньги нужны. Керосин скоро закончится. И рис, и масло для жарки.

Услышав слова старухи, мальчик сразу всё вспомнил. Он вспомнил, что рано утром, когда за дальним левым бакеном только проступал рассвет, к ним причалила лодка. Мальчика разбудил рокот её двигателя. Рассыпав над водой последние звуки, мотор пришедшей лодки смолк, раза три чужая лодка  тупо ударилась об их борт и стала. Мальчик вспомнил, как запахло керосином, послышались шаги отца, выходящего из каюты, и над водой поплыли мужские голоса. Мальчик снова уснул, но засыпая,  слышал, что его отец и человек с лодки говорили про рыбалку в дальних водах. 

Мальчик знал человека с лодки – это был дальний брат его отца. Каждый год ранней весной отец мальчика и дальний его брат  нанимались рыбаками на шхуну, идущую в дальние воды. И каждый год мальчик мечтал, что когда-нибудь отец возьмет его с собой. Мальчик знал, что когда-то этот час настанет, и думал, что он будет самым счастливым часом в его жизни. Но в этот раз отца нечего было и спрашивать: из-за чёртовой болезни отец даже слушать его не станет.

Радостное настроение мальчика пропало, когда он всё вспомнил. Вытирая лицо обрывком чистой тряпки, служившей им полотенцем, мальчик подумал, что пока ещё не простил злое солнце за нанесённую ему обиду. «Это могло бы случиться раньше или когда-нибудь потом, – думал мальчик. – В этот раз он точно взял бы меня. Я уже большой. Старуха не умещается на досках рядом со мной, а макушкой головы я почти дотягиваюсь до его плеча. Проклятое солнце». 

В громоздких и шумных резиновых штанах отец на коленях стоял на мокром дне лодки и медленно выводил из воды трос. Он поднимал его крепко зажатым в кулаке, то одной, то другой рукой, и его чёрные руки с большими чёрными кулаками поочередно появлялись над  его соломенной шляпой. Мальчик смотрел на руки отца и старался, чтобы движения их рук совпадали. Только так можно не запутать сеть. 

Мальчик работал только правой рукой.  Он стоял босиком на досках, левой рукой он прижимал к себе мокрую сеть, а правую вытягивал, принимая отрезок троса из руки отца и передавая его пальцам своей левой. Когда на поверхности воды появлялась рыба, отец быстро хватал её и бросал на дно лодки. Он делал это очень ловко, и лишнее движение не нарушало ритма работы. Лодка чуть накренилась вбок и покачивалась. На борт её иногда как бы случайно садилась чайка и тут же испуганно улетала под сердитый «пшшы» старухи. 

Доски под ногами мальчика были мокрыми и скользкими, и когда лодка сильно кренилась набок, он сжимал на ногах пальцы, чтобы не соскользнуть с досок. Если в сети попадалась крупная палка, мальчик старался сразу выпутать её и бросить в воду. Застрявшие в ячейках сети коряжины были кривыми и покрытыми  слизью. Нужно было выпутывать их ловко и быстро, чтобы не отстать от отца, и каждый раз, когда мальчик видел приближающийся  обломок коряги, у него колотилось сердце.

Это была старухина сеть. Сеть была небольшой, но удобной и прочной. Ни мальчик, ни его отец не знали, когда и как старуха ее связала. Они только знали, что это была старухина сеть, что сеть служила им уже много лет, никогда не рвалась и всегда давала рыбу.  Отец мальчика никогда не уносил старухину сеть с их лодки, потому что она была слишком мала для ловли на продажу. Сеть ставили, чтобы прокормиться. 

Старуха сидела на низком табурете, единственном на лодке, и сухой щепкой чистила плоскую сковороду. Когда на дно лодки шлёпалась рыба, она быстро вытягивала руку, хватала рыбу и швыряла её в таз. Мальчик посмотрел на старуху и подумал, что та отпугивает чаек, совсем не глядя на них. Он давно заметил, что старуха многое делает не глядя, хотя видит она даже лучше, чем он, особенно то, что находится  вдали. В ясную погоду в большом заливе мальчик видел от первого их бакена шестой. Отец видел только пятый. А старуха – самый далёкий, восьмой. 

Развесив сети для просушки, отец занялся двигателем. Он сказал, что надо разобрать, почистить, смазать его и заново собрать. Он сказал, что слишком давно этого не делал, и их двигатель может забарахлить и сломаться. Старуха не отвечала ему, только покряхтывала. Она мыла доски и ковшом вычерпывала за борт воду, скопившуюся на дне. Вода пахла сырой рыбой и водорослями. 

Присев на низкий табурет, мальчик принялся за завтрак. Чай остыл, но был тёплым, так как кружку оставили на крыше каюты, и поднявшееся солнце прогрело её до дна. Резко дёргая головой в сторону, мальчик откусывал большие куски подсохшей лепёшки, запивал их тёплым чаем и думал о том, что завтра его отец на большой шхуне поплывёт в дальние воды, а они со старухой останутся на лодке вдвоём. 

Мальчик посмотрел на далёкие острова у горизонта, и в самом низу его живот сразу стиснуло. Мальчик не мог больше жевать лепешку и глотать чай. Его живот всегда стягивало вот так, если он начинал думать о дальних водах, большой шхуне, настоящей рыбалке и смотрел на далёкие острова. Сегодня, как назло, острова были видны очень отчётливо. Если приглядеться внимательней, можно разобрать, где на ближайшем из островов кончается песчаная отмель и начинается поросший кустами берег.   

– Давай вылью тебе остатки чая, – старуха протянула закопчённый чайник и, придерживая крышку, стала лить мутный чай в подставленную мальчиком кружку. 

– Завтра надо проводить твоего отца до большой шхуны, – сказала мальчику старуха.

– Знаю, – буркнул он. 

– Не злись.

Старуха стала полоскать посуду. Кряхтя, она присела на чистые и ещё сырые доски, подтянула ближе к себе ведро с водой и стала опускать в него чашки и миски, бултыхать ими в воде, а потом вынимать их из ведра и расставлять на досках  под солнечный жар. Мальчик допивал свой чай, сплёвывая за борт попадавшие в рот листья, и смотрел, как красиво сияет на солнце чистая посуда, как поблёскивают натёртые доски и как быстро копошатся  в воде жёлтые старухины руки. Он всё ещё злился на себя за то, что решил не спрашивать отца про рыбалку. 

«А вдруг он разрешил бы, – думал мальчик. – Но я не спросил его. А  теперь уже поздно, потому что старуха сказала «не злись». 

Мальчик подумал, что надо пойти искупаться в море. Потом подумал, что, может, отец ждёт, что он поможет ему с двигателем. Ни купаться, ни помогать отцу мальчику не хотелось. «Проклятая старуха. Если бы её не было, отец точно взял бы меня с собой, он не смог бы не взять меня на шхуну». Мальчик подумал так и посмотрел на старуху. Ему стало жаль её, и он разозлился на неё ещё сильнее.

Старуха подняла лицо от ведра, в котором болтала теперь сковородку, посмотрела на мальчика и опять сказала ему:

– Не злись. 

Мальчик отвернулся от неё, стянул с себя влажные штаны, бросил их под ноги, потоптался по ним, обтирая ступни, чтобы не скользили. Поверхность моря была гладкой и синей. Мальчик сделал шаг, встал одной ногой на борт лодки и нырнул в море. 

«Сегодня его тело впустило в себя слишком много обиды», – подумала старуха, выливая из ведра воду. Она поставила ведро под доски и, кряхтя, выпрямилась. Старуха оперлась руками в поясницу, прищурилась и следила за тем, как под слоем воды скользило его гибкое тело. Вода была светлой, и тело мальчика под водой казалось лёгкой тёмной тенью. Потом на поверхности показалась чёрная голова, и старуха отвернулась, чтобы мальчик  не видел, что она на него смотрит.

Мальчик уплыл далеко и подумал, что совсем не устал. Он повернулся на спину и смотрел на лодку, ставшую теперь тёмной крапиной на синем. Переливаясь через его голову, в его рот иногда попадала солёная морская вода, и мальчик сплёвывал её, думая, что по отливу он мог бы доплыть и до большой шхуны, и тогда, может быть, отец взял бы его с собой. «Если бы моя сестра не ушла, она осталась бы в лодке со старухой, а я поплыл бы с отцом в дальние воды», – думал мальчик, качаясь на волнах.

Старуха села на доски и подтянула вперед угол платка надо лбом, чтобы спрятать лицо от солнца. Её лицо было маленьким, сухим и всегда чёрным от загара. Старуха сидела, прикрыв глаза, и вспоминала, как мальчик первый раз уплыл с его отцом далеко от лодки, чтобы догнать стаю дельфинов.  Мальчик был тогда совсем маленьким, а его сестра только выучилась ходить и топталась по мокрому дну лодки, перебирая ручками по бортам. Она тоже хотела посмотреть на дельфинов, но, конечно, не могла плавать. 

Когда мальчик и его отец возвращались обратно к лодке, отец уплыл вперёд, оставив мальчика далеко позади себя. Мальчик плыл один в открытом море. Старуха видела, как сильно устал мальчик, и боялась за него. Но она ничего не сказала своему сыну, когда тот, не глядя на мальчика, влезал в лодку. Когда мальчик подплыл близко к лодке, его сестра вдруг упала, стукнувшись о дно лодки подбородком, и заплакала. Старуха подняла девочку и держала её на руках. Мальчик тогда совсем выбился из сил и с каждым гребком хлебал ртом солёную воду, старуха видела это, и маленькая сестра мальчика тоже увидела это и перестала плакать. 

*  *  *

Они проводили отца на большую шхуну, и теперь их лодку приливом гнало в сторону берега. Было пасмурно и тихо. Над водой висел невысокий слой тумана. Они знали, что скоро туман начнется подниматься. Когда туман поднимется выше крыши их каюты, к берегу подует бриз, и их лодку потащит вперёд быстрее. Они придут на место ещё до того, как начнётся отлив, поднимется солнце и над морем снова станет душно. Если с запада не подует ветер, к вечеру туман соберётся высоко над морем, и тогда  пойдёт дождь и, возможно, будет гроза. 

– Если будет дождь, не забудь выставить тазы на доски, – сказала старуха.

– Будет, ты же знаешь, – ответил мальчик. 

– Не забудь.

Мальчик сидел на борту на носу лодки и следил за её ходом. Иногда он опускал за борт короткое весло и немного поправлял направление движения лодки. Море выглядело гладким только издали, вблизи на его  поверхности мерно поднимались и садились вниз мелкие уголки водной ряби. Мальчик сидел на борту и смотрел, как мягко лодка резала своим острием притихшую воду, как медленно поднимался над морем туман, и светлело небо. 

Старуха стирала штаны и рубашку мальчика, шоркая ими по ребристой деревянной доске. Когда её руки уставали, она опускала их в воду вместе с одеждой и давала рукам немного отдохнуть. Отдыхая, старуха слушала, как шуршит, скользя по воде, дно их лодки. Было очень тихо, и когда мальчик опускал весло в воду, всплеск долго летел над морской гладью, пока не застревал  в слое тумана. 

– Почему ушла моя сестра? – спросил мальчик. 

– Не знаю, – ответила старуха.

– А как там, на земле?

– Там люди.

– На воде тоже есть люди.

Старуха остановила стирку, давая рукам отдых. 

– Люди есть и в воздухе, ты же знаешь, над морем иногда летает самолет. Но на земле больше людей. На земле очень много людей, – сказала старуха и опять принялась шоркать бельём по ребристой деревянной доске.

– Как птиц в небе?

– Наверное, больше.

– Как рыбы в море?

– Не знаю, – сказала старуха, выдохнув. 

Она отжала бельё, положила рядом с собой на доски и, кряхтя, поднялась, чтобы выплеснуть из ведра воду. Потом она встала на доски и повесила  штаны и рубашку мальчика на проволоку, закрепив их там деревянными прищепками. Старуха подумала, что её колени стали болеть сильнее, чем раньше. Она обтёрла о подол юбки свои руки и сказала:

– Никто не знает, сколько в небе птиц, сколько в море рыбы, и сколько на земле людей. 

– Почему рыба живёт в воде, птица – в море, а человек может жить везде? – спросил мальчик.

– Не знаю.

– Ты всегда говоришь – не знаю.

– Потому что я не знаю, – устало сказала старуха. 

Она помолчала немного и добавила:

– Может быть, у человека есть мечта. А у рыбы и птицы мечты нет. 

Старуха  закряхтела, спускаясь с досок. Она пошла к примусу, чтобы разогреть вчерашнюю рыбу. Она подумала, что аппетит её не меняется уже много лет. А аппетит  мальчика растёт с каждым днем. Его тело требует всё больше пищи. Старуха подумала, что это не страшно, потому что рыба у них пока есть. Вечером они могут поставить сеть, а днём опускать  ближе ко дну садок для ловли крабов. «Ничего, мы справимся»,  – думала старуха.

Туман поднялся до крыши их каюты, с моря подул сырой тёплый ветер, штаны и рубашка мальчика звучно трепетали над досками, а в борт лодки стали весело стучать проснувшиеся волны. Старуха и мальчик сидели на досках и ели вчерашнюю рыбу. На запах рыбы слетелись голодные чайки. Сегодня их было меньше, чем вчера, когда вытаскивали сеть. Старуха и мальчик ели рыбу, швыряли кости в воду, а чайки на лету хватали рыбьи кости мощными клювами.

Мальчик подумал, что старуха теперь редко разговаривает с ним. Раньше, когда они спали на досках вместе, старуха часто рассказывала ему о том, что знала. Давным-давно старуха жила на земле и многое там видела. 

Мальчик вспомнил, как однажды старуха рассказывала ему про снег. Он похож на дождь, только холодный и белый. Старуха говорила, что здесь бывает сезон дождя, а очень далеко на земле бывает сезон снега. В сезон снега всё становится таким же белым, как снег. 

– И деревья? – спрашивал мальчик. 

– И деревья.

– И камни?

– И камни.

– И море?

– И море.

– Белое, как песок на длинном дальнем острове?

– Нет, белое, как аист.

– Как наш аист?

– Да, как наш аист.

– Он давно не прилетал.

– Давно, – отвечала старуха.

На их место у берега в большом заливе часто прилетал белый аист. У здешних берегов водилось много аистов. Мальчику нравились эти птицы, нравилось смотреть, как они ловят рыбу, топчась по мелководью своими тонкими чёрными лапами. Лапы белого аиста совсем не такие, как у чайки. Лапы чайки толстые и короткие. Старуха говорила, что чайка – птица неба, а белый аист – птица земли. Чайка красива в небе, а белый аист – на воде у берега. 

– Смотри, это вчерашний аист, – сказал однажды мальчик, показывая старухе на птицу.

– Откуда ты знаешь, что вчерашний?

– Посмотри на его лапу!

Лапа их аиста была неправильной, на ней было два перегиба, они были хорошо заметны, как если бы у человека на ноге было два колена вместо одного. Мальчик первым заметил это, а старуха сказала, что, наверное, аист когда-то попался в рыбацкие сети, но вырвался из них, повредив лапу. С того дня и старуха, и мальчик всегда узнавали их аиста, когда он прилетал и садился на борт их лодки у берега в заливе. 

*  *  *

Темнело и было душно. Мальчик сидел на борту лодки, свесив ноги и опустив ступни в прохладную воду. Он смотрел на большой остров и ждал мига, когда небо, море и остров сольются в один цвет. И небо, и море, и остров были серыми и тёмными. Но небо было светлее, чем море, а остров был темнее, чем море.

Мальчик перестал болтать в воде ногами и затаил дыхание: 

«Вот оно. Небо было светлее, чем остров, но остров первым слился в один цвет с небом», – подумал мальчик и стал ждать дальше. 

«Вот. Теперь всё стало чёрным, и я не вижу, где небо, а где остров». Он закрыл глаза и подумал, что, закрыв глаза, может увидеть остров на фоне темнеющего неба. Стало совсем темно, но мальчик не хотел вынимать ноги из прохладной воды, он знал, старуха скажет ему, что пора спать, и оттягивал это время. Мальчик украдкой посмотрел на неё. Старуха сидела к нему спиной и тёрла колени. «Как всегда перед дождём у неё болят ноги», – подумал мальчик. 

*  *  *

Дождь закрапал под утро. Когда упали первые капли дождя, мальчик выставил на доски пустые пластиковые тазы. Когда дождь  подошёл ближе к их месту в заливе, по днищам тазов громко забарабанили водные струи. Старуха и мальчик сидели в каюте и сквозь дверной проём смотрели на море. Водная гладь стала серой и сплошь покрылась мелкими ямками от дождевых капель. Дождь бороздил море, а тучи плотно сомкнулись низко над небом.  

– Моя сестра ушла, потому что мой отец не любил её? – спросил мальчик.

– Твой отец любил её.

– Он не любил её, потому что моя мама умерла от родов, когда мама родила мою сестру. Отец не любил мою сестру, поэтому она ушла.

– Твой отец любил твою сестру, потому что она его дочь.

– Он никогда не разговаривал с ней.

– У тебя и твоего отца есть общие дела. А у твоей сестры не было общих дел с твоим отцом. Поэтому они мало разговаривали. 

–Тогда почему она ушла?

– Не знаю, – ответила старуха. 

Она кряхтя поднялась и ушла вглубь каюты. Старуха легла на настил и сразу почувствовала, как сильно болят сегодня её ноги. Они болели сильнее, чем вчера. Старуха подумала, что раньше её колени болели только перед дождем, а с приходом дождя болеть переставали. Она подумала, что когда-нибудь ноги станут болеть в любую погоду, и тогда ей придётся туго. Старуха не хотела разговаривать с мальчиком, но подумала, что он должен знать. 

– Твой отец однажды тоже ушёл на землю, – сказала старуха, помолчав ещё немного. 

– Мой отец? – мальчик повернулся к старухе и старался увидеть её лицо.

В каюте было темно, только из окна и двери внутрь попадало немного света, совсем слабого из-за туч. На лицо старухи свет не падал, и мальчик снова стал смотреть в море, но развернулся и прислонился спиной к стенке каюты, чтобы лучше слышать старуху.  

– Да. Это было давно.

– Почему он ушёл?

– Не знаю. 

– А потом?

– А  потом он вернулся.

– Почему? 

– Не знаю. Может быть, твой отец привык жить на море и не захотел жить на земле, где слишком много людей.

– Его мечта –  море?

– Не знаю. Тогда он вернулся и привёл с собой твою маму. А потом родился ты. Потом родилась твоя сестра. А потом твоя сестра ушла. Может быть, у неё тоже была мечта. 

Мальчик долго молчал. Потом он спросил:

– А у тебя? У тебя есть мечта?

– Не знаю. Наверное, была. Я давно забыла, какая мечта была у меня раньше. 

– Почему ты забыла её? 

– Я просто её не помню. Может быть, я забыла её, когда встретила твоего деда. Мы мечтали о новой  лодке с таким двигателем, который сейчас есть у твоего отца. Мы с твоим дедом хотели ходить далеко в море. Потом родился твой отец. Я заботилась о твоём отце, я ждала с рыбалки твоего деда. Потом у твоего отца появились новые дела. Теперь есть ты. Я должна заботиться  о тебе, пока ты не станешь взрослым.  И я уже забыла, какая мечта была у меня, когда у меня не было твоего деда, твоего отца, тебя и всех других. 

Старуха больше ничего не сказала. Повернув голову к морю, мальчик смотрел, как стихает над лодкой дождь. Тучи поднялись выше и медленно отходили к берегу. «Они ещё вернутся, – подумал мальчик о тучах. – Потому что они ушли на землю, а не в море. Тучи вернутся в море, как давно вернулся в море мой отец». Мальчик услышал, как протяжно и сипло захрапела на настиле старуха. Дождь заканчивался. Мальчик вышел из каюты. Воздух был свежий и легкий, а на досках стояли тазы, полные дождевой воды. 

*  *  *

Через три недели мальчик привёл лодку на обычное место. Они всегда ждали большую шхуну, становясь на якорь в полумиле от фарватера.  Чтобы не пропустить шхуну, они пришли немного раньше, чем условились с отцом мальчика. Дожди стихли, погода стояла тихая и душная. В такую погоду стоять здесь было безопасно, небольшой запас рыбы у них был, а дожидаясь шхуны, они могли рыбачить на спиннинг. 

Ему опять приснились острова. Мальчику часто снились дальние острова. Во сне острова были белыми, как мякоть кокоса. На белых островах росли пальмы, бамбук и лианы. Над островами летали бабочки и птицы. За островами поднималось солнце, и когда солнце поднималось высоко, острова были особенно красивы – ослепительно белые острова в синем море.  

*  *  *

С утра мальчик сидел на досках, перематывал катушку, проверял леску, камнем выпрямлял  покривившиеся местами блесны и вспоминал свой сон. После полудня мальчик надел на голову отцовскую соломенную шляпу, встал на доски и стал забрасывать спиннинг в сторону островов.  Он хотел поймать для старухи большую рыбу. Мальчик кидал спиннинг и думал о своей сестре. «Она должна знать, что отец любит её», – думал он. 

Старуха лежала в тени каюты и смотрела на мальчика. Сегодня опять в её горле стоял ком, а грудь слипалась внутри, когда она старалась вздохнуть поглубже. Мальчик  стоял лицом к солнцу, и из каюты старуха видела только его тёмный силуэт. Она подумала о том, как сильно мальчик похож на своего отца и своего деда.  «Он скучает по сестре», – подумала старуха и закрыла глаза. Давившая грудь не давала ей уснуть. «К вечеру будет гроза», – поняла старуха.

Мальчик кидал спиннинг и плавно сматывал катушку, чутко прислушиваясь к вздрагиваниям удилища и всматриваясь в движения его тонкого острия на фоне яркого солнца. «Старуха много лежит сегодня», – подумал он. Мальчик решил, что уйдёт утром, дождавшись возвращения отца со шхуны, чтобы не оставлять старуху одну в лодке, но не дожидаясь, пока они подгонят лодку к обычному месту  у первого бакена в заливе. Мальчик посмотрел в сторону берега. Он подумал, что проплыть ему придётся много, но он справится. 

Ближе к закату занялся дождь, и в тучах у горизонта загрохотало.

– Гроза, – сказала старуха. – Переждём в каюте?

Они сели на настил в каюте, поставили на пол плоскую сковороду с рыбой и стали есть рыбу и смотреть на дождь. Сегодня мальчик поймал на спиннинг несколько больших камбал, и старуха успела до грозы поджарить на сковороде самые крупные из них. 

Они долго ели молча, слушая дождь и гром. Гром шёл от дальних островов, и слышался пока слабо, но приближался быстро. Каждый раскат идущего грома рассыпался звонче прежнего. Так всегда из открытого моря к ним подбирались короткие, но сильные грозы.

Скоро удары в небе стали оглушительными.  

– У меня есть мечта, – сказал мальчик, когда стих раскат грома.

– Я знаю, – громко ответила старуха.

Они опять долго молчали. 

Ярко вспыхнула молния, а потом снова загрохотало. 

–  Ты хочешь, чтобы я вернулся? – спросил мальчик.

Старуха ничего не ответила. Или мальчик не расслышал её из-за грозы. Они уже наелись. Немного жареной рыбы осталось в сковородке, и старуха ногой отодвинула посудину в угол каюты.

Гроза пришла ближе. Бомбило теперь прямо над лодкой. Струи ливня врезались в крышу каюты, стремясь разорвать её в клочья. Небо и море то вспыхивали жёлтым, то темнели, когда меркли молнии. Ветер терзал стены хлипкой каюты, бренчал проволокой над досками, на дно лодки налилось полно воды, а по полу каюты от стенки к стенке потек тонкий ручеёк.

– Может, вычерпаем воду? – спросила старуха.

Мальчик пожал плечами. Он знал, что вычерпывать воду рано. Мальчик смотрел в дверной проем на грозу. Он подумал, что море в один миг стало чужим и незнакомым. Мальчик молчал, а потом старуха услышала, что он засмеялся. Она посмотрела на него и увидела, что мальчик тоже на неё смотрит. Она поняла, что он задумал, ещё до того как он это сказал.   

– А давай, как раньше? – громко сказал мальчик и рассмеялся во весь голос. 

И старуха тоже засмеялась своим коротким, хриплым и тихим смехом. 

Они оба знали, что это такое. Мытьё под ливнем было их старым секретом от сына старухи и отца мальчика.  Это было давно позабытым любимым их развлечением. 

Они придумали это, когда мальчик был совсем ещё маленьким. Тогда старуха выносила его под дождь, ставила на доски и тёрла мыльной тряпкой, смеясь над тем, как он прыгает на досках, кричит и извивается от щекотки. Потом, отвернув мальчика от себя, старуха мылилась сама, а потом она брала его, развёрнутого лицом в море,  за вытянутые вверх руки, и они стояли так, разрешая ливню смыть с себя мыло, усталость и грязь. 

Ливень хлестал по морю и по лодке. Взрывы грома раскатывались во всю ширь горизонта. Мальчик принёс из каюты пластиковую миску с обрывками тряпок и кусками мыла. Отвернувшись друг от друга, они разделись и встали на доски под крепнущие струи ливня. Мальчик радостно намыливал и тер своё тело, стараясь опередить потоки воды, смывающие с него мыло. Он подпрыгивал и смеялся, пряча от ливня островки мыльной пены, и лодка ходуном ходила под тяжестью его прыжков.

Старуха тёрла себя мыльной тряпкой, присев на корточки и вцепившись  рукой в борт лодки. Намылившись, старуха долго тёрла мылом спутанные волосы, а потом скребла ногтями кожу головы. Мальчик мешал ей, раскачивая лодку, но ей было радостно чувствовать его веселье, ей весело было думать о том, что она еле стоит на ногах, что мыло разъедает глаза, а её больные колени ломит от резких и непривычных движений. 

Старуха запыхалась и никак не могла отдышаться, она кое-как выпрямилась и встала на трясущиеся ноги. Сердце её позабыто сильно колотилось. Старуха опустила голову и смотрела, как вода струится по её сморщенному телу, течёт по седым прядям свисавших на грудь  волос. Она чувствовала, как больно бьёт водный поток по её худой шее, как хлёстко лупит вода её затылок и спину. 

На мгновение старухе показалось, что она оглохла. Шум дождя и грома вдруг исчез. Испугавшись, старуха открыла глаза, но шум уже вернулся. Старуха подумала, что сегодня её тело впустило в себя слишком много веселья. Боясь упасть, старуха чуть повернулась и через костлявое свое плечо украдкой взглянула на мальчика. Она посмотрела на него и сразу отвернулась, удерживая равновесие. Старуха улыбнулась, подумав о том, что никакая волна не столкнёт его с лодки. 

Мальчик стоял на прямых ногах на краю досок, его сильное тело покачивалось на фоне серого моря и вбирало в себя силу ливня. Мальчик думал о том, что если он вернётся, то старуха обрадуется, а если он не вернётся – у старухи снова будет её мечта. Ему было жарко, ему весело было стоять под крепкими прохладными струями ливня, закрыв глаза и качаясь над морем. Он подкачивал качку, перенося тяжесть тела то на одну, то на другую ногу, и думал, что он сильнее их обоих – моря и лодки под дождём. 

Когда ливень стал чуть сдавать, он открыл глаза. Мелкой точкой на горизонте появилась большая шхуна. Мальчик засмеялся, подумав о том, что как бы хорошо ни видела старуха, шхуну он заметил первым. «Отец приплывёт к ночи. От него будет пахнуть вином, в сумке его будут  деньги, завтра отец проспит до самого полудня, когда солнце повиснет прямо над навесом лодки, старуха сегодня устала, и завтра она долго не встанет, никто не помешает мне уйти рано утром». 

Дождь стихал. Старуха стояла под смирнеющим дождём, прижав к груди подбородок и силясь расслышать, как нехотя вливается в её старое тело новая сила. Она знала, что нужно постоять так ещё немного, и стояла, хотя ей было холодно, и она скрестила на груди худые руки, чтобы согреться. «Он справится. И, может быть, он вернётся, – думала старуха. – Если оставить еду в сковородке на досках, утром он увидит её и поест».  

Мальчик стоял под дождём, радуясь приятному холодку, кусающему кожу. Всё стихло, только в борт стучалась взбодрённая ливнем волна. Мальчик стоял, уже не глядя на шхуну и не раскачивая лодку. Подставив поднятое лицо слабеющим струям воды, мальчик ловил языком дождевые капли. 

________________________                                                                                      © Некрасова Марина Сергеевна