Поэзия США насчитывает в своем историческом бытовании чуть больше трех с половиной столетий. Практически она сопутствовала рождению американской нации, создававшейся из волевых устремлений эмигрантов, осваивавших Новый Свет. В ней нашли свое отражение как исторические события, связанные с обретением независимости и Гражданской войной, военные конфликты двадцатого века, расовые проблемы, пролетарское движение, как и многое другое. Естественно, что в томе переводной американской поэзии встречаются и стихотворения непосредственно или образно посвященные музыке.

  Написанные в разных стилях авторами несоизмеримого дарования и поэтического мастерства, они выражают как национальный менталитет, так и следование разным направлениям в литературном творчестве.

   Подборка из нескольких стихотворений при всей её избирательности дает представление о том, что такое музыка для американцев, как тема для поэзии. Стихотворения приведены по сборнику: Поэзия США. Пер. с англ. – Сост., вступ. статья, комментарии А.Зверева. – Художественная литература, 1982  (Библиотека литературы США) 

                           Уоллес Стивенс (1879 — 1955) 

  Всю жизнь проработавший банковским служащим в одном из американских городов, поэт разделял свой досуг между литературным творчеством и собиранием классической музыки. Его интересовали дела не небесные, а земные. Но будучи настоящим американцем, в данном случае, человеком, соединяющим в своем мировосприятии практицизм и религиозность, Стивенс помнил библейские сюжеты, как и мелодии любимых им произведений великих композиторов. И то, и другое чувствуется в его стихотворении о музыке.

  Любопытно, что переводчик передал здесь и смену ритма от одной строфы к другой, так что поэтическое изложение сюжета про Сусанну и старцев передано и как музыкальное произведение, как вариация на библейские темы с помощью мелодий новейшего времени. 

                          Питер Квинс за фортепиано

                                 (перевод Э.Шустера) 

                    I           

Как клавиши рождают звуки,

Так звуки музыку рождают

В моей душе в такт фортепиано.

Но музыка тогда — не звуки;

Она — томительная рана

Желанья моего и память

О шелковисто-синей тени

О твоей. Да, музыка -тоска,

Разбуженная в стариках Сусанной.

Она в закатный час зеленый

Купалась в тихом озерке садовом,

А старцы красноглазые смотрели

И слушали басы их естества

В ведьмовском хоре вместе с пиццикато

Их крови, пискнувшей осанну.

                    II

В зеленых струях чистоты

Сусанна млела;

Их прикосновений

Она ждала;

Что ей

До тайных вожделений.

Звучал, как музыка,

Сусанны вздох.

Сусанна ежилась на берегу 

От ветерка

Желаний вялых.

Меж тем соленая роса

Растраченных страстей 

На листья пала.

Сусанна зябла от росы,

Вся -тремоло,

Служанок резвых с покрывалом,

Чтоб госпожу согреть,

Всё не было.

Сусанна, ах! в ладонь

Разбередило ночь.

Увидела Сусанна старцев -

Цимбалы треснули

И рев рожков заглох. 

                    III

Как бубны с грохотом и звоном

Примчались слуги и с поклоном

Напрасно силились понять,

В чем старцев можно укорять.

Их шепотки текли дождливо

По серебристым листьям ивы.

Зажгли огонь. Ах! Что за вид -

Нагая женщина стоит.

Умчались слуги без поклона

В ухмылке грохота и звона. 

                       IV

Прекрасное для разума — полет,

На миг застывший в абрисе портала,

Но только плоть — прекрасного начало.

Не умирает с телом красота.

Зеленый вечер, тот умрет, конечно;

Волна, завидев берег, безутешна;

Умрут сады, услыша вздох зимы,

Бредущей в рясе леденящей тьмы;

Умрут служанки, и во храме

Отслужат упокой с хорами.

Сусанны музыка коснулась струн

Расстроенных, и в стариках беспутных

Родился только смех и скрежет Смерти.

Но музыка бессмертна: до сих пор

Виола красоты Сусанны

Ведет коленопреклоненный хор.

                                                          (с.484)

                                            Карл Рэкози (1902-1977)               

  Американец венгерского происхождения, родившийся  в Берлине, семья которого после Первой мировой войны эмигрировала в США. Американскую жизнь поспринимает как бы со стороны, поэтически осваиваясь в ней, принимая культуру Нового Света как неофит.

Вероятно, его взгляд приблизителен и немного восторжен, но вместе с тем позволяет ему без прикрас, но все же с некоторой долей идеализации увидеть типичное в США — в жизни, в музыке, например. По сути, принимает новую родину как свое и сочиняет своеобразные гимны в ее честь, иногда чересчур радикальные и прямолинейные.

                      Американа IV

              (перевод В.Британишского)

Весь город толпился вокруг четырех джазбандов

в четырех салунах на этой улице.

Хозяин бара Окей Богач сверкал бриллиантовой

                                                       булавкой в галстуке,

а игрок Эд Мошез, от которого осталось сто десять

                                               костюмов, когда он умер,

в покер с любым противником дрался, как тигр.

Люди входили и выходили днем и ночью,

и все одновременно творили в кабаке балаган.

Где Вилли Красавчик?

                                         Бабы бегали за ним косяками,

когда этот кот прогуливался от набережной к бару

своей шикарной пижонской походкой,

                                     называшейся Стрельба На Ходу.

Однажды мальчишка взял флейту и сыграл на ней

                                                                  просто классно.

Всем показал, что такое флейта!

Подошел к саксофону, и будь я проклят,

но он заставил инструмент говорить!

«Иди , малыш, и неси эту музыку всей стране», -

он шел через юность и зрелость все в той же маленькой

                                                                                   шляпе.

Он выйдет, бывало, на сцену и скажет:

                                                                   «Мне

хотелось бы представить вам мой оркестр», -

                               и представит музыкантов друг другу.

Потом он сделает шаг назад и подымет трубу

и трубит высокую ноту освобождения.

И тогда деревянные духовые  таяли и разливались

мягкой напевной мелодией,

                                             а его тромбоны

добавляли перцу, чтобы вещь была то, что надо,

аж церковь гудела! 

                             Весь город уже подпевал,

Каждый мальчишка был блюзами убит наповал.

Происхождение блюзов?

                                     Блюзы были всегда.

Какая-нибудь бедная гулящая женщина напевала, уго-

                               щая в кухне своего любовника Дэна.

Какой-нибудь бедный парнишка наигрывал басовую

бог весть чью мелодию на своем тромбоне

или вдруг ревел на нем, как осел,

в парикмахерской, где служил.

Какой-нибудь подвальный Юпитер жаловался и тужил:

Господи, раб твой Юба кормится свиными помоями.

Пошли отверженному твои волшебные зелья,

корень царской травы и корень Святого Петра,

майское яблоко и цветок Святого Уильяма.

Происхождение блюзов?

                                     Белый герой.

                                                             (с. 598)

                          Американа XVIII

                  (перевод В. Британишского)                         

                      Нездоровая атмосфера

Лучше я буду петь народные песни протеста

и громыхать как мусорные баки в городе ранним утром

или выть как волк

из открытых дверей раскаленного товарняка,

чем сидеть как Шопен на своей изысканной заднице.

                                                                                    (с. 603)

                    Роберт Лоуэлл (1917 -1977)

  Поэт, внук поэта; классик, внук классика, истинно американский поэт, в стихах которого возвышенное, философское сосуществует полноправно наряду с исповедальным, прекрасная литературная форма, образованность с публицистичностью и откликом на реальные события своего времени. Неторопливая интонация письма, афористичность его — тоже классика, если иметь в виду начало национальной поэзии в середине 17 века. При том, что перед нами несуетное рассуждение о бытии, есть в нем нерв, не отстраненность от событийного, а умение увидеть его диалектически и непрямолинейно.

                         Бетховен

              (перевод  А. Сергеева)

Наша поваренная книга — зелена с золотом,

как «Листья травы». Для меня она сущая гибель,

а я, хотя бестолково, все-таки существую -

на хлебе с маслом, яйцах вкрутую, виски и сигаретах:

могу ли я пировать на несущейся туче,

ближним врать, говорить правду печатно,

быть будничным Гамлетом и отставным Линкольном?

Что для художника мода на туманность?

Бетховен — он был романтик, но трезвый романтик!

Что для него короли, республики, Наполеон?

Он сам себе Наполеон! Что для него глухота?

Кровоточит ли рана на полотне живописца?

В оковах ли хор узников из «Фиделио»?

При хорошем голосе слух — наказанье.

                                                                          (c. 673)

             Теодор Ретке (1908 — 1963)                

  Сын и внук садоводов-эмигрантов немецкого происхождения, лирик и философ, мастер лаконичного настроенческого стиха писал искренно и элегично, воспринимая окружающее небуднично и драматически.

     Вальс моего папы

   (перевод Ю. Мориц) 

Свалить ребенка с ног

Ты мог парами виски,

Но я повис, как дог,

И вальс был слаще в риске.

Посуду тряс сумбур

По шкафчикам стенным,

Был мамин облик хмур -

И мог ли быть иным.

Твой палец как-никак -

Разбитая костяшка.

Когда ты шел не в такт,

Мне в ухо лезла пряжка.

Ритм вальса отбивал 

Ты на моей макушке

И так дотанцевал

Со мною до подушки.

                                      (с. 680)

                Голос

(перевод В. Тихомирова)  

Мне перышко одно -

Вся птица! Ельник — ель.

Мне, смертному, дано

Бессмертья слышать трель:

Из сердца я украдкой

Подслушал голос кроткий.

Как птица, взмыл он ввысь.

Я исходил весь лес,

Где в воздухе он вис,

Спустившийся с небес:

И жил я этой песней

Земною и небесной.

Во мне самом она,

Лазоревая тень.

Чиста и чуть слышна,

Мне пела целый день:

Ей вторил кто-то свыше,

И только я их слышал.

                                  (с. 688)                      

__________________

© Абель Илья Викторович