Почти полвека назад, в начале шестидесятых годов двадцатого века поэт — Иосиф Бродский и композитор — Игорь Стравинский — написали в своем виде творчества произведения, которые связаны были с библейским сюжетом жертвоприношения Исаака (Пятикнижие Моисеево, книга Бытие, глава 22).
   Вероятно, что одним из поводов создания молодым ленинградским поэтом так называемого «большого стихотворения» на библейскую тему, так сказать, дополнительным импульсом мог стать  и приезд Игоря Стравинского в Россию, который тогда работал над сочинением музыки на тот же возвышенно-трагический сюжет.

   В связи с этим очевидно, что логично говорить о параллелизме творчества двух корифеев искусства и литературы двадцатого века. Основные аспекты сопоставления двух произведений на библейский сюжет — Стравинского и Бродского — намечены в данной статье.

              Сосуществование в контексте Библии 

  Иосиф Бродский вспоминал, что читал Библию одновременно с «Божественной комедией» Данте. Можно предположить, что , именно благодаря чтению двух произведений возвышенного строя письма, тем более — одновременно, в его «Исааке и Аврааме» есть поразительная величавость стиха, торжественность интонации, волнующая, поражающая искренность личного переживания при соприкосновении с описанной в Библии трагедийной истории, в чем-то и пророчество о будущей своей судьбе с тюрьмами, психушкой и эмиграцией в США, выраженные столь мощно, возвышенно и ясно.

                В пустыне Исаак и Авраам

                четвертый день пешком к святому месту

                идут одни по всем пустым холмам,

                что зыблются сродни( под ними) тесту.

                Но то песок. Один густой песок.

                И в нем трава (коснись — обрежешь палец),

                Чей корень — если б был — давно иссох.

                Она бредет с песком, трава- скиталец.

                                                              с. 64

(Здесь и далее цитаты приведены по книге: Иосиф Бродский. Холмы, Спб, 1991).

  Поэт к религиозному тексту относился именно как к поэтическому осмыслению бытия, не имея, скорее всего, в проявленном виде четкого религиозного опыта. Хотя в доносе на выступление его на вечере поэзии в культурном заведении родного города осведомитель сообщает, что Бродский читал свои стихи, как кантор пел псалмы. Подобная характеристика подтверждается аудио- и видеозаписями постперестроечных лет, когда снимались фильмы про Иосифа Бродского.

  Несомненно, что у Игоря Стравинского, к тому времени уже достаточно зрелого (шестидесятилетие композитора отмечалось в 1962 году) человека, родившегося в конце девятнадцатого века и по определению верующего, имелся качественно иной опыт религиозного осмысления жизни. Известно, что житейски и творчески и в уже достаточно зрелом возрасте композитор перешел по вероисповеданию из православия в католицизм.

  В чем-то поэтому  предопределено было совпадение позиций  поэта и музыканта, при том, что первостепенным для них все же являлось творчество. Так, думается, в религии они проявляли себя не адептами исключительно, а прежде всего деятелями искусства в широком смысле слова. Религия могла быть для них  благодатной и необходимой потребностью духовной самоидентификации, расширяющей  возможности высказывания о себе и о действительности, им современной.

  Примечательно не то, в принципе, что в начале шестидесятых годов прошедшего века во времени и протсранстве  совпали два великих человека, а то, что с формальной точки зрения, понимая теперь, с течением лет новаторство и масштаб дарования каждого из них в истории отечественной и мировой культуры того времени, так или иначе они не могли не совпасть. И это органично состоялось на безоговорочно значительном материале , взятом и одним , и другим из Библии.

  Игорь Стравинский неоднократно в те годы рассказывал, что работает над священной балладой «Авраам и Исаак». (Обратим,  пока к слову , внимание на программное развитие названий поэтического и музыкального произведений.) Об этом композитор говорил и во время  выступлений в Лениграде, и в США перед вручением Премии Папы Римского (1). О том же Игорь Стравинский писал и в «Программных заметках». (2), описывая, как строилась его работа над сочинением названной баллады и о том, какие проблемы творческого характера при этом возникали и требовали разрешения. В « Программных заметках» Игорь Стравинский в свойственной ему лаконичной манере так свидетельствует о том, что послужило отправной точкой  сочинения «Авраама и Исаака»:

  Начальным стимулом явилось мое открытие древнееврейского языка как звучания. В то же время я не хочу скрывать сильных внемузыкальных  влияний.(3).

  Иосиф Бродский , наверное, читал Библию в русском переводе, скорее всего, протестанском, привезенным кем-то из-за границы. В силу идеологических и иных причин понятно, что перевод несколько уступает оригиналу. Но величие библейского текста таково, что даже в переложении его с библейского иврита на любой другой язык сохраняется и пафос, и возвышенность, и обобщенность этого изумительного и вневременного текста.

  Следовательно, подчеркнем: возникла поразительная ситуация единодушия — два гения, отличающихся друг от друга по возрасту, мировосприятию, подходу к Библии — прониклись желанием  прочитать и переосмыслить  сюжет, который неоднозначно поспринимается представителями разных конфессий. (Не вдаваясь в подробности, отметим, что речь тут не об экуменизме, а о том, чтобы близко к тексту воссоздать содержание библейского эпизода, что поэту и композитору удалось в совершенстве.)

  Состоялась  необычайная перекличка времен и судеб, когда  воспроизведено было словом и звуками не два варианта одного и того же, а один и тот же ответ, данный в феноменальных  по мастерству и выразительности фрагментах:

1. И. Стравинский. Публицист и собеседник. М.: Советский композитор, 1988, с. 201, 211
2. там же, с. 419 — 420
3. там же, с. 420

  Действительно, чтение Библии в оригинале по сути музыкально, кантиленно, величественно, поэтому   и даже далекого от религии слушателя поражает мощью, заключенной в звучании слов и фраз ее, произносимых кантором в синагоге.

  Библейский иврит — язык конкретный, лаконичный и емкий, что также могло быть востребованным композитором, как и поэтом, который ощущал могущество его в переводе на русский язык, а, возможно, и на английский, будучи и переводчиком с него.

  Живя продолжительное время в Европе и в США, Стравинский , несомненно, имел представление о канторском пении , хотя бы в его концертном бытовании, что и в подобном варианте исполнения  достаточно эффектно по создаваемому впечатлению, несет в себе заведомую и различимую печать многовековой, трехтысячелетней традиции.

  Несомненно, влияние на великого композитора не могла не оказать встреча с Папой Римским  Иоанном Павлом ХХ111, который умер в 1963 году, когда произведение Стравинского «Авраам и Исаак» было закончено.

  Примечательно, что Первосвященник католической церкви  в последние годы отпущенного ему земного пути  активно готовил церковную реформу, что продолжено было во время деятельности Второго Ватиканского собора. Одним из поворотных моменто нового отношения христианства в его католическом выражении  должно было стать изменение отношения к евреям в связи с описанной в Евангелиях смерти в Иерусалиме Иисуса из Назарета, называемого последователями его Христом, то есть, официальное, на уровне теологической доктрины ,признание того, что за смерть провозвестника мировой религии  не несет ответственности  целый народ.

  Таким образом, важно подчеркнуть, что возникновение священной баллады «Авраам и Исаак», при всем прочем, оказывалось злободневным и актуальным жестом. Вероятно, и это вкадывалось Стравинским  в обозначение внемузыкальных влияний, которые по-своему также способствовали написанию сочинения библейской тематики.

  Композитор точно ощущал, осознавал дух времени, передавая его в собственной музыке. Речь отнюдь не о конформизме или прямолинейной публицистичности его исканий, а именно в слышании гула времени, того, что харатерно для его композиторской практике на протяжении десятилетий плодотворной его деятельности на данном поприще.

  Священная баллада «Авраам и Исаак» написана не просто на библейский текст, на музыку здесь положен библейский иврит. Игорь Стравинский указывал, что он использовал в данном случае транслитерацию. (1). При том, что композитор чутко прислушивался в музыке произношения текста, передал ее конкретно, сдержанно и аутентично. В воспоминаниях о встречах с поэтом Оденом он объясняет, что и того заинтересовал его способ работы с текстом. (2). То, что композитор называет  «методом перевода слогов в длительности нот еще до того, как написаны реальные ноты». Процесс этот чрезвычайно интересен и потому, что, в принципе, показывает, как Стравинский работал с текстом священного содержания, именно как с текстом, который нужно было положить на музыку. То, что заявленная тщательность при вслушивании в звучание слов и фраз используемого произведения( текста) принесла свои заслуженно положительные результаты не только в примере переложения фрагмента Библии о жертвоприношении Исаака, но и при создании других произведений композитора, основанных на фрагментах латинского и английского бытования библейского собрания книг.

  Правда, с библейским ивритом Стравинский имел дело в тот момент впервые в своей творческой практике. Примечательно, что в качестве примера ответственного отношения музыканта к оригиналу свидетельствует, например, то, что в «Вавилоне» голос бога передан хором мужских голосов , а в «Потопе» - дуэтом мужских голосов. (Заметим, что Библия в первых главах, показывая присутствие Всевышнего в мироустройстве и мирских делах , описывает Его словом во множественном числе.)

  Исследователь творчества Стравинского — М. Друскин отмечает, что наряду с композитором двадцатого века  примененный им прием многоголосого воплощения в музыке божественного присутствия актуален был и до Стравинского в композиторской практике. (3)Однако, сказанное ничуть не умаляет новаторства его отношения к Библии, ведь его хоры и дуэты звучат в унисон, что точно соответствует содержанию и грамматике процитированных музыкально фрагментов Библии.

1. И.Стравинский- публицист и собеседник., с. 211
2. там же, с. 366
3. М.Друскин. Игорь Стравинский. Личность. Творчество. Взгляды., с. 124

   Важно, что, имея дело со священным текстом, композитор сочетает в созданной им музыке внимание как к форме, так и к содержанию оригинала, взятого в данном случае за основу композиции. Хотя несомненно, что, в отличие от работы  с английским или даже латинским текстами Библии, обращение к ивриту предопределяло дополнительные трудности при воспроизведении его в произведении светского рода. Собственно, откровенно восточного, экзотичного элемента в музыке «Авраама и Исаака» практически нет, а вот  удачная и корректная стилизация под канторское пение, под чтение Пятикнижия Моисеева в синагоге — есть. При этом — достаточно деликатная, выразительная и ясная в передаче национальных особенностей передачи очередной недельной главы во время чтения свитка Торы в синагоге. (Несомненно, что у разных по изначальному ареалу пребывания общин сохранились и утвердились несколько отличные друг от друга варианты звучания священного текста при чтении его. Однако, Стравинский опирался, скорее всего, на то, что ему было известно по тому, как воспроизводят данный текст в Европе и в Америке в ашкеназских общинах.)

  Композитор тщательно и вместе с тем живо передал и дух , и букву того , что заинтересовало его как материал для нового опуса.

  Перед нами по существу как бы концертное исполнение оперы. Можно с определенной уверенностью обобщить, что известные произведения Стравинского религиозного содержания - «Вавилон», «Потоп», «Месса», например, по способу интерпретации изначального текста соотносимы с тем, что задействовано и в «Аврааме и Исааке».

  Несомненно и то, что между тем, как композитор передал музыку библейского текста и тем, как он воссоздается в однократном прочтении в ходе молитвы , есть и существенные различия.

  Пятикнижие Моисеево не исполняется, а читается как единое произведение с мгновенными паузами в конце каждой строки. Здесь все, будь то монолог, диалог или описание, перечисление — есть возвышенная проза, потому все передается в разговорной интонации особого рода и качества, а не как инсценировка. То есть, драматизм описания, в конкретном случае — жертвоприношения Исаака Авраамом — специально не выделяется и не подчеркивается интонационно. У Стравинского же в кантате «Авраам и Исаак» есть несколько больших и малых пауз, что связано прежде всего с тем, что библейский фрагмент поется, но так, что это напоминает декламацию. Очевидна заведомая драматизация сюжета, с задействованием чисто музыкальных средств и возможностей. В музыке встречаются и повторы , когда одно и тоже слово выпевается дважды, и таким формальным приемом трагизм рассказываемой истории усиливается. Этому же подчинено и ударение в отдельных словах( Еще раз отметим, что и тут напоминает о себе особая уважительность отношения композитора к национальной традиции. Так, в Пятикнижии Моисеевом некоторые слова повторяются тоже дважды, чтобы обратить на них внимание.)

  Кроме того, здесь музыка вступает в диалог с текстом, трепетно и подчиненно комментируя его, чего, естественно, не бывает при звучании данного материала  во время звучания его в ходе утренней молитвы.

  Подчеркнем, что традиционное чтение Библии в синагоге не монотонно, как может показаться, в сравнении, например, с канторским пением даже. Тем не менее, оно более ровно в свойственной ему музыкальности, поскольку приоритет имеет не отдельное слово, а абзац, фрагмент, колонка , написанная на пергаменте. И короткие до предела паузы тут имеют чисто практическое значение — чтецу необходимо перевести дыхания, не потеряв при этом воодушевления при произнесении читаемого им.

  Стоит обратить внимание и на некоторые принципиальные расхождения произведения Стравинского «Авраам и Исаак» с оригиналом. Так, в его священной балладе в полном варианте произносится имя Всевышнего, хотя это категорически запрещено традицией иудаизма вне синагоги и , тем более, в концертном воспроизведении библейского текста. Это, во-первых, а, во-вторых, если уж композитор так внимательно и старательно воспроизводил  Пятикнижие Моисеево на иврите, то произведение его должно было бы называться «Аврагам и Ицхак», но он взял за основу имен их бытование в русской переводческой практике. 

  Уже указывалось в начале статьи, что Стравинский написал музыку на текст из 22 главы книги «Берешит» («Бытие»). Деление Пятикнижия Моисеева на главы есть дань исключительно христианской традиции, которую иудаизм воспроизвел, вкладывая в членение библейского текста на книги и главы иной смысл и подтекст, тем принято это у последователей христианского вероисповедания. Принципиально, что эпизод жертвоприношения Исаака завещает четвертую большую главу первой книги Пятикнижия Моисеева, куда наряду с нею входят еще четыре небольших главы. В них повествуется о благословении Авраама Всевышним, о гибели жителей Содома и спасении Лота и его семьи, от предвещании Аврааму стать отцом Исаака и о рождении Исаака. Видно даже при таком перечислении, что жертвоприношение Исаака становится мощным и знаменательным аккордом в ряду других важнейших событий, что торжественно и патетично передано музыкой Игоря Стравинского.

  (Вспомним, что, создавая музыку «Потопа», композитор  обозначал, вслед за первоисточником, ретроспективу происходящего, музыкально выражая то, что привело людей к гибели, отхождению от подлинной веры во Всевышнего, проявлению гордыни и эгоизма.

  В «Аврааме и Исааке» он же воссоздал перспективу, подкрепив текст музыкой. Уже обращалось внимание на то, что автор музыки в данном случае несколько раз прерывает текст, прилагая к нему нечто вроде музыкального комментария. Тому же служат и небольшие перебивки в сосуществовании музыки и слова, когда слышна одна музыка, без текста.

  Напомним содержание главы о жертвоприношении Исаака. Всевышний проверяет силу веры Авраама, и приказывает ему принести в жертву любимого сына. Авраам, Исаак и их сопровождающие, направились к месту, где должно по слову Его произойти испытание веры. Только Авраам знает о цели пути, Исаак спрашивает его о ней по дороге, но отец его не раскрывает всего, что дано ему знать свыше. Дойдя до названной Всевышним горы, Авраам поднимается на нее с Исааком, связывает его, кладет на жертвенник и заносит нож, чтобы убить. Но ангел останавливает его и указывает на запутавшегося рогами в кустарнике неподалеку ягненка, который и принят был в качестве жертвы. Несомненно, что и , следуя к месту жертвоприношения, и в момент подготовки к нему оба — отец и сына, патриархи еврейского народа — пережили сильнейшее сочетание чувств, что и описывается в данной главе Пятикнижия Моисеева. Пройдя через тяжелейшее испытание, отец и сын выдерживают его. Оба возврашаются в свой кров, а Авраам получает благословение Всевышнего.

  Понятно, что столь лаконичный пересказ одной из библейских глав выявляет только сюжет истории, а не все, что связано с нею в иудаизме. Игорь Стравинский, как уже отмечалось, передает именно сюжет, а также в меру доступной его осмыслению сути ситуации также и музыкальную трактовку столь эпохального и волнующего события.

  Сначала музыка священной баллады тревожна, драматична, в полном соответствии с развитием истории, с которой она сосуществует на равных. А ближе к финалу опуса она просветвленнее, прозрачнее, оптимистичнее, что основывается на адекватной передаче настроений указанного фрагмента Библии.( Отмеченный переход от драматизма к умиротворению, например, напомнит о себе в «Introitus”, написанном через несколько лет после сочинения «Авраама и Исаака».

  Стоит подчеркнуть, что мызыкально-смысловое ударение Стравинский делает не только на имени Авраама, но и на словосочетании - « и сказа», что указывает в тексте на могущество Всевышнего, Его власть над всем сущим, необходимость неукоснительно подчиняться его всеблагой воле.

  Кроме того, повышением тона передано нарастание страданий и душевной борьбы Авраама, где на равных любовь к Богу и любовь к сыну. Периоды данной душевной дисгармонии — три большие фрагмента, на которые разбиты 19 из 24 строк названной здесь главы.

  Первый музыкальный комментарий Стравинского звучит после исполнения пяти первых строк, тогда, когда  Авраам приказывает сопровождающим остаться у горы. В тот момент происходит важный этап подготовки Авраама к испытанию:  ун заметил уже место, куда надо подняться, он помнит, зачем шел сюда, и за оставшуюся часть пути обязан собраться с физическими и душевными силами, проститься мысленно с сыном.

  Второй завершает 12 строку текста. Все приготовлено для жертвоприношения, уже занесен острый нож над телом связанного собственноручно сына, еще мгновение и Исаак будет умерщвлен, но слова посланника неба останавливают руку отца. Музыка передает состояние отца после всего , что ему заповедовано было испытать — радость, что ему хватило духа и сил выдержать то, что от него требовал Всевышний, счастье, потому что сын жив после всего происшедшего с Авраамом и Исааком.

  В третий раз музыкальный комментарий являет собой переход к финалу повествования. В 18-й строке произнесено благословение Всевышнего, а в 19-й рассказывается о возвращении Авраама , Исаака в родной дом. Музыка феноменально и в адекватном бытовании усиливает значимость полученного патриархом благословения, показывая его во времени и вне его, выходя за пределы истории отца и сына, которая есть завет их потомкам, народу, который от них умножится по слову Всевышнего.

  В священной балладе есть, наряду с основной темой и комментариями к ней, вступление, практически, короткая увертюра, перадающая величественное настроение избранной для музыкального освоения Стравинским истории, а также — финал, столь же пронизанный подъемом, как и вступление, но все же иной по тональности, в проникновенном единстве с библейским текстом.

  Немаловажно, что композитор использовал не всю главу, а большую часть ее. Последние пять строк ее, где описано, что у Авраама появились  многочисленные потомки, оставлено автором музыки без внимания. Ему важен был драматизм сцены жертвоприношения, а в финале он показывает перспективу, продолжение отца и сына в потомках, что воссоздано хоральным аккордом, продлевающим событийность изложенного словом и музыкой вплоть до наших дней.

  Подведя итог, следует сказать о том, что Игорь Стравинский на библейском материале создал оригинальное, самодостаточное произведение, в меру политкорректное и уважительное по отношению к его исходному материалу. Оно сочетает в себе светскость и религиозность одновременно, что являет собой неординарный по глубине постижения Библии образец правильного отношения к оригиналу, передчи музыкой масштабности и обобщенности того, что описано в данной главе Пятикнижия Моисеева.

  Игорь Стравинский в названии священной баллады «Авраам и Исаак» обозначил, что для него в библейском сюжете первостепенен отец, а не сын, что, в свою очередь, могло быть, к тому же связано и вероисповеданием композитора, сначала православным, а затем — католическим. Во всяком случае христианский подтекст названия опуса однозначно прочитывается здесь, поскольку основателя данной религии соотносит традиция христианской теологии с агнцем, которого принесли в жертву вместо Исаака.

  Бродский в названии стихотворения , написанного в связи с тем же фрагментом, использовал логическую инверсию, что не расходится с традицией иудаизма, ведь эпизод называется жертвоприношение, вознесение Исаака. Русский язык позволяет толковат такое определение и как, собственно, принесение в жертву , и как готовность принести себя в жертву. При том, что жертвенность Исаака в любом из вариантов осмысления ситуации равносильна жертвенности Авраама. Другое дело, что и у Стравинского , и у Бродского вряд ли уместно было давать название библейского фрагмента с соединительным «и». Достаточно, как кажется, оставится имя одного из патриархов еврейского народа, в полном согласии с тем, какой акцент при воплощении в музыке и в слове задан автором музыки и стихотворения. А то получилось, что библейские персонажи уравнены между собой, хотя несомненно, что и родственная, и иная субординация между ними существует в рассказе о них.

  Здесь скажем и о том, что перестановкой имен библейских персонажей Бродский сознательно обостряет восприятие стихотворения. Его аспект повествования — жертва отдельного человека, жертва народа, что заметно в том, как от описания частной судьбы он постоянно в строках своего стихотворения переходит к обобщению, что выдержано от начала до конца поэтического произведения. Далекое прошлое тут подано и прочитано навсегда ставшим настоящим.

  Примечательно, что, если композитор вводит текст первоисточника с первой строки названной главы Библии, то в стихотворении «Исаак и Авраам» описание началось примерно с 3-4 строк, с того, что Авраам и Исаак подходят к горе, на которой указано Всевышним совершить акт жертвоприношения.

  Если  отношение к  вере Игоря Стравинского , в принипе, не вызывает вопросов и сомнений, то того же нельзя сказать о том, как к вере относился Бродский. Он после «Исаака и Авраама» писал стихи только на евангельские сюжеты, но о рождестве — только в день его по католическому календарю. Религия, по его замечанию, его прежде всего интересовала как этика, будучи для него в основе своей не теологической, а культурной данностью.

  Тем не менее, «Исаак и Авраам» нельзя назвать бесстрастным повествованием о прошедшем событии. Возможно, впервые и , наверное, единственный раз в творчестве, Иосиф Бродский выступил от имени народа, с которым связан происхождением. Однако, не подчеркивал его никогда в интервью и в стихах специально, как и не считал возможным для себя рассуждения на этот счет. Он позиционировал себя русским поэтом, религия была частью феномена культурного наследия, поэтому произведения его на библейские темы есть попытки проникновения в суть евангельских событий без ажитации и предубеждения, как бы со стороны, с долей объективности, возможной в данном случае. И лишь в «Исааке и Аврааме» сама канва представленных событый увлекла его настолько, что он вышел за пределы иллюстрации и  в чем-то обозначил свою личную симпатию к персонажам Пятикнижия Моисеева. Можно только предполагать, что и сугубо индивидуальный, явный и однозначно заявленный взгляд на библейский текст повлиял на то, что поэта через короткое время после написания «Исаака и Авраама» осудили и приговорили к ссылки на Русский Север. СССР оставалось до горбачевской перестройки идеологически светским государством. И «хрущевская оттепель», на исходе которой поэтом создан был его религиозный манифест, особенно не меняла заведенного до того положения дел. Более того, есть версии, что Бродского наказали в том числе, вкупе со всем остальным, чтобы не то, чтобы досадить Хрущеву и его окружению, а показать, что смена власти в стране являлась необходимостью, чтобы не допускать свободомыслия и чего-то подобного в жизни, литературе и в искусстве.

  Потому само  по себе обращение к Библии в СССР даже в то благотворное десятилетие надежд и перемен предполагало серьезные неприятности, если религиозный догмат оценивался не с точки зрения атеистических марсистско-ленинских позиций.

  Сошлось тут, кроме сказанного выше еще многое: и то, что поэт подготовил вариант перевода Библии, и то, что выполнил его не в догматике православного канона, и то, что взял сюжет из так называемого Ветхого Завета, еврейской Библии. То есть, чего-то одного хватило бы для обструкции, для осуждения в любом смысле слова. Но то, что Иосиф Бродский осуществил самодостаточное и цельное переложение Пятикнижия Моисеева, стало вызовом власти, идеологии, всему, что подавалось как литература и культура. Поэт не просто максимально приблизился , насколько это вообще было возможно для талантливого светского, скорее всего, молодого человека к первоисточнику, а сделал интерпретацию Библии так сильно и убедительно, что оставить его произведение как поступок не представлялось власти возможным, о чем не мог не знать Бродский, как не мог иначе выразить свое кредо человеческое и духовное в данном конкретном случае.

  Несомненно, что поэтом написано ни что иное, как комментарии религиозного сюжета, транформация его в самостоятельное произведение литературы, оригинальное и неожиданное по бесспорности дарования и честности автора его.

  Поэт достоверно показал основные  события , связанные с темой жертвоприношения Исаака, характеры Авраама и Исаака, как отца и сына и как верующих людей, их уважение друг другу и преданность Всевышнему, их диалоги друг с другом и со Всевышним, то, что намечено в лаконичности рассказа об этом событии.

  Его стихотворение существует в библейской системе координат. В нем нет стилизации и вторичности копии с оригинала, а есть конкретность и эмоциональность письма, правдоподобность рассказа, узнаваемые и поэтически воссозданные подробности. Все, что дает представление о событии вневременного масштаба, то, что оставалось в подтексте библейского повествования в данном случае.

  С оригиналом стиховторение «Исаак и Авраам» роднит  и характерная разговорность интонации, свойственная изначально поэзии Бродского, когда естественно тут присутствует диалог персонажей друг с другом и со Всевышним. И само оно есть один большой монолог, точкой отсчета которого стал эпизод из Библии. Это и создает ощущение законченности произведения, при том, что явно, что оно есть и часть целого, которое подразумевается по определению.

  Музыка Стравинского все же не оставляет похожего ощущения, поскольку ориентирована на историю сочинительства религиозных опусов.

  Стихотворение Бродского ритмичностью своей напоминает и законченное музыкальное произведение., где все подчинено целому, где каждая строка — максима, как бы отдельная часть этого опуса. В подобном дают о себе знать как специфика самого библейского текста, влияние его на творчество поэта советских времен, так и своеобразие взаимоотношений лично Бродского с Библией и со словом.

  Поучительно указать и еще на один существенный аспект взаимосвязи  позиций творческих Стравинского и Бродского. Бродский знал и любил музыку, в его стихотворениях, по интонации своей очень  мелодичных, часто есть в названиях и в тексте упоминания музыкальных произведений разных жанров. Поэт мог быть знаком, как и композитор с тем, как произносится библейский текст на английском языке, вместе с тем, ему мог быть известен и протестансткий, а не только Синодальный перевод Библии на русский язык. Иностранцы, с которыми поэт встречался, в том числе, привозили и Библии, так что Бродский имел возможность сравнивать не только русское и английское сосуществование Священного Писания, а и русское и русское — то, что принято было в качестве канона в 1875 году , то что в 1947 году выпустило Американское Библейское общество. Практически, речь идет не только о текстологических различиях. Разница тут гораздо весомее и заметнее, поскольку православный и протестансткий переводы Библии даже на русском языке некоторыми уточнениями отличаются друг от друга. Английский перевод священного текста, отразивший заведомые расхождения в своих особенностях, выражал вероисповедальные расхождения между католиками, протестантами и православными. Потому даже в русском варианте в СССР при всем декларируемом государственном атеизме восприниматься мог не иначе, как крамола. Но именно такой текст , в принципе, именно по заложенному в нем свободомыслию в контексте религиозной традиции , в принципе, заинтересовал бы свободолюбивого молодого поэта, каким в начале шестидесятых годов двадцатого века позиционировал себя Бродский.

  Понятно, что для Стравинского не было проблем с поиском первоисточника, со знакомством с Библией на разных языках. Но и, подчеркнем снова, для него фрагмент из Пятикнижия Моисеева оставался именно частью пусть и религиозной по содержанию, но литературы. Сакральности исходной, заложенной в нем, композитор вряд ли ощущал в должной мере.

  Нечто подобное позволительно указать и в связи с обращением к Библии Иосифа Бродского. От стихотворения к стихотворению на библейские темы он обретал потенциал веры, необходимый хотя бы для того, чтобы не быть в жизни и в литературе атеистом. Вряд ли здесь находил себя только протест против системы, которая навязывала в качестве канона коммунистическую идеологию. Идя за библейском текстом, несколько упрощенно и заданно переведенным под имеющиеся в титульной религии догмы, он не мог не открывать в себе , в собственном творчестве внутреннее совпадение с том, что прочитывалось им в книгах обоих Заветов.

  В творчестве Иосифа  Бродского стихотворение «Исаак и Авраам» не единственное, написанное на религиозный сюжет. (Так, ежегодно он писал в конце декабря рождественские стихи, а среди его ранних произведений есть и «Рождественский романс» и «Сретенье»). Но только описание жертвоприношения Исаака передано поэто близко к библейскому тексту.

  Однако, и для Бродского история испытания отца и сына есть все же момент не религиозного, а этического, душевного переживания и опыта, даже и через обретение потом большой веры во Всевышнего.

  Примечательно, как поэт словом передает описанное словом же. В «Исааке и Аврааме» и отец , и верующий во Всевышнего старец, умудренный опытом и десятилетиями ожидания первенца. Ему безмерно жаль сына, страшно самому стать его убийцей, но ему нельзя выдать чувств, которые борются в нем. Потому Авраам даже резок с Исааком, вместо ответов на его вопросы постоянно торопит его. Вместе с тем, у Бродского с тихотворении главный герой среди двух — Авраама и Исаака — прежде всего сын, Исаак. За время перехода к месту жертвоприношения, он повзрослел и укрепился в вере, в нем прорастает чувство жертвенности, преданности отцу, осознание того, что тот делает все правильно и именно так, как от него требует Всевышний. Суть его состояния заключается в том, что подчинение безоговорочное отцу все заметнее превращается в подчинение Всевышнему. В какой-то миг Исаак вдруг чувствует, что это именно он жертва, которую должен принести на горе отец. Правда, ни тот, ни другой не могли наперед знать, что Всевышнему нужно было не убийство отцом сына, что является грехом, поскольку человеческая жизнь бесценна. Иудаизм истолковывает данную историю именно в качестве жертвы духовной, проверке того, что оба участника обытия готовы пожертвовать собой ради веры в Бога, что и должна была по сути своей доказать со всей наглядностью пережитая обоими жизнеутверждающая ситуация. Исходя из библейского рассказа о жертвоприношении Исаака, Бродский передал его как путь действенной веры, когда она подкрепляется безусловно выполняемыми поступками, как бы трудны и мучительны на первый взгляд они ни были.

  Поэтому центром, кульминацией стихотворения «Исаак и Авраам» становится именно акт предполагаемого жертвоприношения. Центром смысловым, композиционным, драматическим. Стихотворение разделено на две равные по объему строк части — до заглавного события и после него. Так, тут уместно выделить в качестве смысловой и художественной характеристики геометризм, соразмерность частей целого, как такое свойственно музыкальным произведениям вообще и тому, что создавалось Игорем Стравинским , в частности.

  (В его «Потоме» есть повтор в финале тем из начала, но в заведомо измененном виде.)

  Схожий прием пропорциональности и равновесия составного в едином применем в «Исааке и Аврааме» Бродским: начальные строфы стихотворения в финале его повторены автором почти дословно. Однако, благодаря тому, что изменилось после случившегося с ними душевное состояние героев стихотворного повествования, коррективы произошли и при повторении начальных строк в конце произведения. Таким образом, подчеркнута и перемена в читательском восприятии поэтического текста, как и внутренней интонации его при все том же напряженном, динамичном ритме письма, заданном с самых первых строк «Исаака и Авраама». 

  Несомненно, что тут есть узнаваемое совпадение с музыкальными средствами выразительности, которые применил Игорь Стравинский, сочиняя священную балладу «Авраам и Исаак».

  Композитор работал с подстрочником, с транслитерацией. Поэт — с текстом на знакомом ему от рождения языке. Передавая послоговое бытование слов композитор уделил большое внимание сохранению музыки их. Бродский же, в гениальном прозрении или по наитию даже отдельным буквам имени Исаака посвящает объяснение. (Известно, что каждая буква иврита имеет как числовое значение, так и философское содержание.)

                    Твой мозг сейчас, как туча, застит мрак.

                    Открой глаза: здесь смерти нет в помине.

                    Здесь каждый куст — взгляни- стоит, как знак 

                     стремленья вверх среди равнин пустыни.

                     Открой глаза: небесный куст в цвету.

                     Взгляни туда: он ждет, чтоб ты ответил.

                     Ответь же, Авраам, его листу-

                     ответь же мне — идем.»- «Поднялся ветер».

                     «Пойдем же, Авраам, в твою страну,

                     где плоть и дух с людьми — с людьмиродными,-

                      где все, что есть, — живет в одном плену,

                      где все, что есть, стократ изменит имя.

                      Их больше станет — но тем больший мрак

                      от их теней им руки, ноги свяжет.

                      Но в каждом слове будет некий знак,

                      который вновь на первый смысл укажет.

                      Кусты окружат их, поглотит шаг

                      ТРАВА полей и ЛЕС в родной  лазури

                      мелькнет, как Авраам, как Исаак.

                      Идемте же. Сейчас утихнет буря.

                      Довольно, Авраам, испытан ты.

                      Я нож забрал -теперь уж он не нужен.

                      Холодный свет зари залил кусты.

                      Идем же. Исаак почти разбужен.

                      Довольно, Авраам. Испытан. Все.

                      Конец всему. Все ясно. Кончим. Точка.

                      Довольно, Авраам. Открой лицо.

                      Достаточно. Теперь все ясно точно». (1)

                      (Холмы, с. 72-73) 

  Из подробной цитаты «Исаака и Авраама» заметно, что Иосиф Бродский уверенно и свободно перекладывает, пересказывает библейский текст. По сути, перед нами не только изложение сути описанного в Библии, но и , так сказать, поэтическая транскрипция избранного для воссоздания эпизода, развернутое повествование на основе его.

  Несомненно, что Игорь Стравинский, стилизуя священную балладу «Авраам и Исаак» был все же в некотором смысле не столь свободен, как поэт. Возможно, таковы особенности религиозной музыки, как вида композиторской деятельности, где задан какон и поддерживается из века в век традиция, так что порой музыка становится больше фоном текста, чем самостоятельным или равноправным участником диалога слова и мелодий. Продолжая следование за поэтическим воспроизведением эпизода  жертвоприношения Исаака у Бродского, отметим и то, что и имена Авраама и Исаака воссозданы в стихотворении по разному в различные этапы истории, протяженной во времени душевной работе .

  Бродский воссоздает их звучание, матефору их содержания, как музыкальный ряд, говоря и тут как о звучании каждой из букв имен отца и сына, так и о том, что есть оно в полном и сокращенном варианте произнесения, имея здесь в виду не только упрощение их внешнего бытования, но и опрощения их сути в переводе, в буквальном, разговорном воспроизведении их в бытовой речи.

  Если это и похоже на то, как Стравинский сначала раскладывал текст на слоги, а потом музыкой связывал их в слова и фразы, то все же  ощутимо и явное отличие в повторении подобного процесса у Бродского. В самом  кратком определении естественно сказать, что именно к данному фрагменту библейского текста Иосиф Бродский в силу происхождения, дара и предчувствия перемен собственной жизни из-за конфронтации стилистической, эстетической с властью отнесся очень лично, что в ином ракурсе дало о себе знать в музыке Игоря Стравинского. Здесь есть и апологетика, и выход за пределы сугубо религиозного сознания, характерного для библейского текста на русском языке при отсутствии возможности сравнения его с оригиналом или с тем, что точнее передает его суть на другом языке.

  Для Бродского существенным, многообещающим фактом явилась не сама по себе жертва, как отдельный акт веры, а то, что в связи с нею повторено было благословение Всевышнего и Аврааму, и Исааку, и народу , прародителями которого они стали по слову Всевышнего.

  Как и композитор, поэт опускает последние пять строк используемой главы библейского текста. Но, если композитор делает акцент, логическое ударение на том, что Авраам и Исаак прошли путь к себе и ко Всевышнему достойным путем, поэт описывает то, что сказано в следующих главах Библии, по-своему передавая перспективу, как вопложение в реальность благословения Бога Аврааму.

  Из сказанного выше о священной балладе Стравинского «Авраам и Исаак» и стихотворения Бродского «Исаак и Авраам» становится очевидным, что между тем, как композитор и поэт интерпретировали ситуацию из начальной книги Библии, были и точки соприкосновения, даже совпадения, как и несомненные и опраданные различия, что связано было не только с разными жанрами , в которых Стравинский и Бродский передавали содержание названного ими в произведениях фрагмента, не только различиями мировосприятия, связанными как с возрастом, так и с житейским опытом, но , прежде и первостепеннее всего, отличительными особенностями отношения к первоисточнику, чему было много причин и оснований, как и следствий из того и другого.

  Конечно, в идеальном варианте было бы уникально, если бы Стравинский написал бы музыку на текст стихотворения Бродского. Так два гениальных автора — композитор и поэт — встретились бы в совместном творческом деянии, однократном и плодотворном порыве. (Несомненно, что при таком сотрудничестве удалось бы избежать некоторых шероховатостей стилистических в музыке, поскольку она была бы написана на светский текст религиозного содержания, что было бы и правильнее и бесспорнее.)

  Но чуда не произошло. А, вероятно, и не предполагалось , как бы оно ни оказалось знаковым, величественным и многообещающим по результату. Композитор и поэт написали собственный экскурс в существо библейского текста, сохранив пиетет перед ним, своеобразие своей манеры самовыражения в профессии, оставив два произведения, современных в любом смысле слова, соотносимых друг с другом и сообщающихся друг с другом параллелизмом, в них выраженном и проведенным самобытно, прекрасно и волнующе.

  Стихотворение Бродского «Исаак и Авраам» помечено 1963 годом. Весной 1964 года его автор был осужден, так что, ему пришлось в своей мере повторения пройти через то, что есть принесение себя в жертву. В его случае — ради преданности поэтическому призванию.

  И в религиозном, и в художественном, и в идеологическом смысле именно в «Исааке и Аврааме» Иосиф Бродский проявил себя именно как диссидент( слово, имеющее первоначально религиозный аспект). Пожалуй, и это также вкупе со многим другим, предопределило арест поэта, намеренное изолирование от общества человека, который эстетически противопоставляет себя социалистическому социуму.

  Премьера священной баллады Стравинского «Авраам и Исаак» состоялась в 1964 году в Иерусалиме.  Кто знает, повлияло ли это на предопредопределенность суда над Бродским или нет, но и такое плотное соотношение событий разного рода кажется показательным и, возможно, взаимосвязанным, как знать.

  И для Игоря Стравинского создание музыкальной версии этой истории из Пятикнижия Моисеева  не прошло бесследно. Священная баллада «Авраам и Исаак» завершена была композитором в марте того же 1963 года. А осенью произошло циничное убийство американского президента Джона Кеннеди. США потеряла руководителя государства, как мать — сына. На смерть Кеннеди композитор откликнулся  через год, после сочинения  «Авраама и Исаака» «Элегией Дж.Ф.К» ( памяти Кеннеди)», таким образом тема жертвы одного ради многих получила в творчестве Стравинского дальнейшее продолжение.

  С долей обобщения стоило бы считать, что произведения Игоря Стравинского по содержанию своему стали  отображением темы жертвенности человека и культуры, особенно актуальной в двадцатом веке в силу известных исторических событий и последствий их в судьбах частных людей, в искусстве и жизни стран и народов. Таким образом, музыка Стравинского может быть осмыслена и как реквием человечеству и его духовным потерям, историей жертвоприношения отнюдь не в языческом,  а в духовном бытовании того и другого. Несомненно, что подобное отношение к событиям частным и историческим заметно и в поэзии, прозе, публицистике Бродского, что также связывало современное до определенных пор соприсутствие во времени и в искусстве композитора и поэта. Так что, с уверенностью следует отмечать совпадение произведений Стравинского и Бродского не только в отдельных темах, сюжетах, нюансах, но и в том великом наследстве, которое они оставили в истории культуры двадцатого века.

____________________

© Абель Илья Викторович