 |
||||||||||||||||||
|
|
|
|
 
* * * Не бойся отворить заветную калитку, Не бойся сотворить запретную молитву – Ты возвратился вновь в заглохший этот сад – Вернулся, как письмо, пришедшее назад. Остался позади твой путь: асфальт ли, шлак… Ты отыскал свой флаг средь скуки, лжи и благ? Узрел Господень знак среди вранья и выгод Среди кухонных благ – обрёл покой и выход? Ты осознал свой крах? Так не страшись отныне – Открыто прославлять запретные святыни! – Вне скуки, болтовни, проклятий и наград – Как этот древний сад. Как этот древний сад… * * * Дождь идёт, его не слышат… Дождь идёт в степи широкой – В синеве, в траве зелёной, В чёрной вспаханной земле… Ветер там сосну колышет, Там дрожит огонь далёкий – Так призывно и влюблено – Вспомни, милый, о себе… Но на что мне эти речи? – Или мне заняться нечем? Про меня ль дожди и травы? – Я железный! (Хоть и ржавый), Эти бредни бесполезны: Пусть я ржавый, но – железный! У меня – иное время, Да и то – в обрез, едва; У меня – больное бремя: Всё слова, слова, слова… … Дождь идёт, его не чают. Дождь идёт – чужой, никчемный, Сгорбленный, совсем не важный, – В степь, как будто в райсобес… Там ветра сосну качают… Огонёк в листве вечерней… Паровоз гудит протяжно… Вспомни, милый, о себе…
* * * Церковь прикрылась ветвями… Вблизи, у Каяни, – Вот они – радио – для равновесья! – глушилки!.. Всё замечательно в нашей судьбе окаянной! Некуда только убечь, Да трясутся поджилки. Красный трамвай (№ 10) икает на стыках, Долгая, гулкая – как с похмелюги – икота! Сколько ещё предстоит мне – простите – муздыка- Ться по чужбине – Как срок отбывать за кого-то?! Впрочем, заботы мои… До звезды они дверцы! На пересылке обрящешь – Свободу, права ли… Помните строки – «уходит наш поезд в Освенцим…»? Лихо – с Сельмаша – Да прямо к перрону – Подвозят трамваи… Так что давай, «корешок», дабы всякие мысли померкли – День свой деньской начинать – Хорошенечко «вмазав»! … Теплятся свечи в моей запечаленной церкви, Дико скрежещет трансляция новых Указов…
Дунаевский. Марш юных нахимовцев Не успел на вас я наглядеться, Легкокрылые фрегаты детства, Не сумел тобою надышаться, Яркое мальчишеское счастье... Детство! Вдохновенное восстанье... Милые нахимовцы мои! Знал бы я – к а к о ю жизнь предстанет И какие выйдут мне бои – Я бы в сердце сохранил доныне Синий трепет дальних странствий – Я Был бы сильным – на чужой чужбине «Взрослого» – кандального – житья, Гордым – в промороженном бараке, Дерзким – вопреки календарю, Я бы здесь – в острожном этом мраке – Запрокинувшись, трубил зарю! Я... Да что уж – в запоздалом раже – Восклицать, бравировать тоской... Гордо реет флаг Отчизны – ВАШЕЙ – Над чужой толпой! * * *
* * * Всё – по лицу, всё – по плечу: Разлука, снег, погоны, память… Гремят солдаты по плацу, – Р А В Н Я Й С Ь ! Всё прочее – отставить! Какой Христос? Какой там крест?! Отставить! Сказки – не пригодны! Играет полковой оркестр, Гремит весёлый марш походный. Плевать – на холод и на снег! Сильней стучи о плац – и браво! Отставить плач, отставить смех! – КРУГОМ! РАВНЕНИЕ НАПРАВО! … Трубач – играет. Он – привык. Труба – как скатка полевая. Мороз – что надо. Рот – в крови. Двадцатый век. Тоска такая…
Галапагосская элегия
В подражание и в продолжение Александру Галичу Вот и Октябрь наступил уж на свете… В печке стреляют сырые дрова, Всё – «по уму». Всё по плану, по смете. Что ж мне взгрустнулось? Память о лете? Откуда свалились внезапные эти – Чужие – не знаю какие – слова: ГАЛА… (Прочёл, восседая в клозете?) – ГАЛАПАГОССКИЕ ОСТРОВА… Что в них – не ведаю. Где они, кстати? Я в заграницах – понятно – слабак. Читатель! Ты умный. Ты в белом халате: Бехтерев! Доктор Рагин! Литвак! Спой-расскажи: что там – чёт или нечет? Есть ли там пиво? Растёт ли трава? А строй социальный? – Кто кого лечит? И вообще – что это значит? – ГАЛАПА… (Ах, да едрит… Мучит, хнычет…) – ГАЛАПАГОССКИЕ ОСТРОВА… Я не романтик. Куды? Уж под сорок! – Вкалывай знай да знай наливай! … Постой!!! Это, кажется, – новый посёлок… И надо – всего-то! – сесть на трамвай. Всех-то делов! Хрен там Крым, что Кижи те, Что Валаам или храм Покрова?! Нынче, товарищ, всё НАШЕ на свете – Красный – грохочет трамвай – по планете – Эх, по морям – по волнам… Где же эти ГАЛАПАГОСС… (Старшина, подскажите!) – ГАЛАПАГОССКИЕ ОСТРОВА…
* * * Здесь не бывает тишины – В местах – не столь, как молвят. отдалённых… Гремят минуты, словно батальоны, Бессонной канонадой рвутся сны… Тюрьма. Здесь все поражены, больны, Отмечены одной бедой и метой, Охвачены палящим мраком – этой Гражданской – нестихающей – войны! Здесь ты один: ни друга, ни жены. Здесь мир встаёт на мир, И брат – на брата, И каждый пьёт – награда и расплата! – Смертельный яд познанья и вины…
Один… Как ни кричи, как ни хрипи – В толпе тюремной – что в пустынном храме… Из лязгающей кружки – на цепи – Хватай судьбу – зубами и губами! Губами и зубами пей до дна Цикуту дней – настырных, злых, печальных! – Все на поверку! … Жизнь. Гражданская война. Застыл с дубинкой «гражданин начальник»… И всё же, Всё-таки – Опереди тщету, Не опускай перо: уж поздно ставить точку! Как подкрепление – в расстрелянную строчку Добавь одну стопу, и – перейди черту! И страшный этот мир пойми и назови, И Правду поднеси к устам неутолённым… Смотри: опять твои восстали батальоны! Ясна твоя судьба: передний край Любви…
* * * Время – великого снега, Глобальной метели, Время – печати срывать да Судьбу привечать. Помнишь, как гневно созвездья осенние с неба глядели? – Вот и кружат над тобою… Пора отвечать. Чем же ты встретишь Судьбу – Эту маниакальную дуру? Хватит ли мужества, правды, вина и конфет? Что там гадать?! – Расставляй поскорее фигуры, И выбирай – наплевать на приличия! – Белый воинственный цвет! Кто б там ни пел: дескать, лучше судьбу обойдите… Кто бы ни куксился – ВРЕМЯ – переть на рожон! Пусть в обречённом, зато королевском гамбите Ты проиграешь. Но ты поиграешь ужо! … Время великого снега, Пленительной страстной метели: Смолкнешь, уснёшь ли, воскреснешь – Метёт без конца Снежное пламя – столетия, годы, недели… С грохотом дверь распахни – Это небо стоит у крыльца!
* * * … В степном селе, среди ветров и трав, На этот мир взирая равнодушно, Стоит, свой звон за годы растеряв, – Забытая церквушка. В ней тишина – пустынна и мрачна: Сошли святые в шум цивилизации. Здесь молится наверно лишь весна Руками озарёнными акации. И только птицы – всех эпох, времён, Что поселились в ветхой колокольне, – Летят над степью, как вечерний звон, Как долгий звон – старинный и спокойный…
* * * Фонарь, застенчивый пророк, Окутанный туманным нимбом, – Как одуванчик, как пролог Какой-то сказки анонимной. Он озаряет бледный дождь, А дождь на музыку похож, Точней – на исповедь столетья, Нет – на полощущее сплошь, На сорванное междометье – Из той возвышенной глуши, Той вдохновенной, лишней, книжной, – Тем более, что ни души На мокрой площади булыжной…
* * * Гортанным голосом, напомнившим весну. Аллея – без конца, дорога – без предела – Куда-то в нежность, в жизнь… Увы, не объясню, Ах, нет, не передам… И, может, в этом дело Поэзии – её единственная суть! … Зелёный семафор, немых костров мерцанье, И этот дальний звон, И этот тайный путь – От рынка шумных слов к великому молчанью…
* * * Мы – призраки бывших минут, Погибших и ввергнутых в бездны. Доносы на нас бесполезны, И с обыском к нам не придут… Валяйте! Вперяйтесь во мглу! Сжимая надёжную сталь пистолета, Обнюхивайте следы на полу! Срывайте зловещую дверь туалета! … Журчит в унитазы пустынная Лета, Дымится забытая – кем?!! – сигарета, и чёрная кошка скребётся в углу…
* * * Пойми: мне страшно возвращаться В мир, где слова – колокола, Где страсть и гибель, смерть и счастье, Где ты – и сердце и стрела. В мир – к той судьбине, к той отчизне, Где все впотьмах, все – «на зеро», Мне страшно возвращаться к жизни. Мне страшно брать перо.
Домик над степью … Что – время? Стоит ли об этом вздоре? Здесь, на крутом холме, на диком взгорье – Таком нечаянном, внезапном, сладком… Как детский змей, висит над степью хатка – В дожде дремучем или в дымке синей – Над степью, Над станицей, Над Россией… Но надобно понять, Что здесь таится. Здесь, на высоком взлёте, над станицей – Какие неприкаянные песни, Не вынесшие – жить на ровном месте. Отчаянные чьи года, надежды – Что этот дом в открытом небе держит? … Брось. Не спеши! Ну что тебе не спится? Всё образуется, старик, Всё – объяснится. Жизнь – посмотри – проста и бесконечна: Горит в углу, потрескивая, печка, Внизу гутарят гуси, веет ветер. Который час? Да кто ж тебе ответит…
* * * Любимая, ещё не встали травы. Ещё апрель. Чуть-чуть, едва, слегка. И в небе тихо – ни грозы, ни славы – Улыбчивые млеют облака… Ещё апрель. И я молчу о главном. О, как светло! И не болит ничуть – Знамением твоим самодержавным Крест-накрест заколоченная грудь. Ещё апрель. Не август полуночный! Но, страсть моя, мой ангел роковой, но – грянет час (он грянет!) – И поймёшь ты: Твой крест на мне, мой крест. – Не только мой! … Стоп. Замолкаю: все слова – лукавы! Ещё апрель. Слова, слова, слова! Спи, нежная, – ещё не встали травы. Младенческая, разве что, трава…
* * * Роняет жизнь багряный свой убор… – Чуть-чуть поднимемся, И всё, и – дома. Тебе дорога разве незнакома? – Каких-то пару тысяч лет с тех пор… Да, ты права: ни «завтра», ни «вчера» Не оступись! Крутой крошится камень. Ещё чуть-чуть. Темнеет день. Пора! Смотри: здесь травы – вровень с облаками! Любимая! Да, ты права, права… Вот те руины, вот она – вершина! И я молчу последние слова: «Всё те же мы, Нам целый мир – чужбина!», И души наши не взлетают ввысь. Куда ж ещё?! Здесь их полёт причален – Здесь – в дымном небе медленных развалин, Чьё имя – сладостное – ТАНАИС…
* * * В этой комнате – сумрачно, пусто и душно, Извивается дым надо мной, как змея… А на воле – февральская полночь, и слышно – Возвращается ветер на круги своя. Эта ватная, мутная, прелая полночь, Что бывает раз в год – при царе Феврале, – Тускловатая изморозь на фонаре – Вот такой эту жизнь ты поймёшь и запомнишь. И простишь, и отпустишь грехи и обиды, И услышишь, дыханье на миг затая, – Властный шум и шаги: знать, из дальней чужбины Возвращается ветер на круги своя… __________________________
© Брунько Александр Виленович |
       
|
