От редакции: опубликованный в рубрике "Общество" данного выпуска материал с сайта Anews – «5 страшных трагедий, которые скрывали в СССР», вызвал интерес у нашего автора - профессора судебной медицины Вила Ивановича Акопова. Он пожелал поделиться еще одной, долго скрываемой трагедией, свидетелем и участником которой он был. Вил Иванович обращает внимание не только на засекречивание информации от общества, но и на нарушения прав конкретных людей, в данном случае родных и близких погибших. Нам представляется очень важным, даже спустя многие годы, эту информацию донести до людей, имеющих отношение к тем событиям, а также для большего представления современников о сущности того общества. И еще один вопрос остается: сколько еще было подобных скрытых трагедий? (Например, история о ядерных испытаниях на Тоцком полигоне 14 сентября 1954 г.)

19 мая 1973 г.

Скрывали 18,5 лет (первая публикация в «Комсомольской правде» от 8.11.1991)

Врспоминания участника события, судебно-медицинского эксперта.

    19 мая 1973 года рано утром мне позвонили домой и сказали, чтобы я немедленно явился в облисполком в связи с чрезвычайным происшествием. В кабинете председателя собралось руководство области, прокуратуры и судебно-медицинской экспертизы. Совещание начал прилетевший из Москвы крупный начальник КГБ, если не ошибаюсь, в звании генерала. Вел он себя как самый главный, несмотря на высшее руководство области, коротко и как-то нехотя, он сообщил, что накануне, 18 мая, при посадке потерпел аварию рейсовый самолет ТУ-104 Москва-Чита, все погибли. Есть подозрение, (хотя ему это было известно точно), что самолет взорван на высоте около 6 тысяч метров. Задача состоит в том, чтобы за один день вскрыть все трупы и на завтра представить документы. Все должно быть выполнено совершенно секретно, никому о случившемся и о результатах экспертизы ничего не сообщать. По всем вопросам обращаться (тут он слегка повернулся и показал на человека в форме юриста) к следователю по особо важным делам при Генеральной прокуратуре СССР Любимову.         

   Следствием установлено, что за 200 км от Читы, на высоте 6 тысяч метров самолет начал посадку. В это время к стюардессе подошел  мужчина и потребовал изменить курс на Китай, с которым тогда были напряженные отношения. Тут же требование было доложено командиру экипажа, который связался с начальником отряда аэропорта Читы. Позже мне рассказывал начальник Читинского авиаотряда, что было в тот час на земле. Содержание магнитофонной записи примерно такое: «из салона поступило требование срочно прекратить снижение и лететь в Китай, иначе самолет будет взорван». В ответ тишина, а потом вопрос: «на какой вы высоте?». Раздраженный и взволнованный командир борта ответил: «на 6 тысяч 600!» - и вновь пауза. Начальник отряда аэропорта Читы досадливо заметил, что мы сразу поняли ситуацию, кто-то даже предложил, чтобы командир согласился с террористом, а самолет полетел в Борзю (аэропорт которого сойдет за китайский). Но принять решение и здесь, на земле, как и командир  экипажа в полете,  не имели право: надо было запросить местное управление КГБ. А тем временем  сопровождающий сотрудник дорожной службы милиции (за 3 года до этого, после угона самолета в Турцию и гибели бортпроводницы Надежды Курченко, было принято решение в первом салоне иметь сопровождающего милиционера) – молодой человек в штатском костюме выстрелил в  мужчину, который держал в руках взрывное устройство, и произошел взрыв. Это был взрыватель обратного действия, то есть срабатывал, когда нажатую пальцем кнопку террорист отпустил. Но более вероятно, что  пуля, пробив грудную полость на уровне лопатки сзади, попала во взрывное устройство, которое сдетонировало и привело к взрыву. Одно ясно, что стрелять было нельзя, но милиционер Ежиков действовал по инструкции: переговоры с врагами система не допускала.

      Как потом мы узнали, 18 мая были привлечены военные для поисков и сборов трупов в тайге. Их собрали в ангаре аэропорта, а 19 мая опытный эксперт и следователь распределяли их по моргам. На кафедру, которой я заведовал были доставлены 9 (из 86) «главных» трупа: членов экипажа, четверо из которых, находились в кабине и двух подозреваемых в причастности к взрыву. У здания кафедры, как и при всех моргах больниц, дежурили автоматчики, не пропускавшие без разрешения никого. А надо сказать, что желающих было много: это представители партийных и советских органов, прокуратуры и милиции, которых приводило сюда не только любопытство, но и желание быть информированными и прикоснуться к столь важному событию. Машиностроительный завод Читы срочно изготовил цинковые гробы, предназначенные для вскрытых трупов. Дежурные рабочие разместили перед входом на кафедру 9 цинковых гробов и по мере готовности их закрывали и запаивали. По мере накопления приезжали грузовые машины, которые наполнялись гробами и везли их в аэропорт, откуда  самолетом отправляли в Московский крематорий, а оттуда привозили урны, которые выдавались родственникам. Трудно объяснить эти абсурдные правила и жестокость по отношению к родственникам. Многие пытались найти в морге своего сына, отца, супруга, чтобы до отправки в крематорий проститься с ним, но от них скрывалось место пребывание тела, они не допускались в морги, а о получении согласия на кремирование от родственников - и речи не было.

      В середине дня (19 мая) к нам привезли тело  мужчины, без одежды, у которого вся передняя поверхность туловища, органы  грудной и брюшной полостей, а также правая нижняя конечность с частью ягодицы и поясничной области отсутствовали. Голова была резко деформирована, сплюснута с боков с запавшими внутрь глазными яблоками,  множеством мелких линейных ран на поверхности и обнажением обломков костей в теменной области. На шее по передней поверхности отсутствовала кожа вместе с органами шеи, на которой удерживался галстук темно-синего цвета, обвязанный обычным узлом. На уровне левого лучезапястного сустава отсутствовала кисть, также как и правая рука на уровне верней трети предплечья, поверхности отделения было размозжены, с множеством кожно-мышечных лоскутов свисающих на разном уровне. Было ясно, что это и был тот самый труп, который искали среди всех остальных. Позже нашли и привезли недостающую ногу.

    Постановление о назначении экспертизы было вынесено следователем по особо важным делам при генеральной прокуратуре СССР государственным советником юстиции 3 класса Ю.Любимовым.  На разрешение экспертизы было поставлено 13 вопросов. Исследование трупа производилось мной и ассистентом кафедры экспертом Б.В.Лозовским, в присутствии следователя городской прокуратуры. К утру из морга горбольницы, доставили правую нижнюю конечность с частью обнаженной ягодицы и тазовыми костями и обнаженной головкой бедренной кости и осколком длиной 18 см. Весь труп и отдельно эта конечность подверглись рентгенографии, были обнаружены множество идентичных металлических частиц, что вместе с другими данными позволило утверждать, что доставленная нога принадлежит этому трупу.         Совершенно неожиданным оказалась огнестрельная пулевая рана на спине со всеми признаками входного отверстия, это подтверждалось исследованием и рентгенографией кожного лоскута, а также доказательством наличия меди вокруг раны. Об этом сразу после всех исследований по телефону я сообщил  следователю генпрокуратуры, который  срочно приехал и, отметив, что пулевой раны быть не должно, внимательно все осмотрел и выслушал объяснения, кому-то позвонил. Вскоре в морг кафедры приехал и генерал КГБ, который отметил важность сенсационной находки, выслушал и предупредил, что ошибки быть не должно, так как меняется обстоятельства дела. Очень важным для следствия была идентификация личности, которая была затруднена тем, что не было одежды, голова была деформирована, лицо с множеством повреждений, правая нога отделена от туловища, конечности и другие кости скелета с множественными переломами. Пользуясь своим положением руководителя института, я привлек к проведению высококвалифицированных специалистов: анатомов, челюстно-лицевого хирурга, ортопеда-стоматолога,  рентгенолога. Тогда не были  разработаны методы идентификации личности, как и экспертизы взрыва, поэтому мы пользовались впервые тем, что были в разных дисциплинах, а также своей модификацией.

  Затем вместе с анатомами и рентгенологом мы провели антропометрические и рентгенологические исследования всех целых и пригодных для измерений костей скелета. Возраст определяли с учетом размеров ключиц (по Н.С.Механику), степени облитерации костей черепа (по В.П.Воробьеву, В.Н.Тонкову, Г.Ф.Иванову), по времени синостоза больших рогов с телом подъязычной кости (по Гладышеву), по стертости эмали зубов. Учитывая полученные показатели, был сделан вывод, что возраст неизвестного мужчины составляет 30-35 лет. Длина тела при исследовании трубчатых костей (по данным  Троттера  и Глезера) с поправками составила 158-165 см. Длина подошвы стоп была по 24 см.  Подробно, вместе со стоматологами, изучался стоматологический статус: установлена врожденная диастема между первыми верхними резцами в 3 мм, кривизна челюсти степень стертости эмали. Особенно подробно изучались качество и особенности протезирования моста, золотых и стальных коронок и литка. 

   В целях восстановления головы и лица изнутри были скреплены все обломки костей, проведено  шинирование,  тонкими  капроновыми нитями ушивание всех ран, но кожные покровы по всему лицу были покрыты красноватой корочкой от ушибающего и термического действия газов при взрыве. Судебно-биологическая экспертиза установила группу крови неизвестного мужчины, судебно-химическое исследование ткани головного мозга и мышц на алкоголь дало отрицательный результат, было выявлено 2% окиси углерода. Зав. сектором по исследованию взрыва московского НИИ судебных экспертиз изъяла с области повреждений кожи пробы на химическое определение продуктов взрыва. Ортопедом-стоматологом были выполнены слепки с правой ушной раковины, получены оттиски с верхней и нижней челюсти и отлиты модели челюстей из гипса. Все материалы были переданы следователю.

   Как раз в эти дни по заданию Главного судмедэксперта СССР проф. В.И.Прозоровского я проверял предложенный запорожским экспертом А.Н.Ратневским метод восстановления первоначальной формы колото-резаной раны, изменившейся при высыхании, который  я впервые решил использовать  с целью восстановления кожи лица неизвестного мужчины. После этого реставрированная голова была сфотографирована в фас и профиль с обеих сторон. Эта фотография с описанием некоторых индивидуальных признаков по линии КГБ была передана в Москву по телеграфу. В конце следующего дня кафедру посетил сияющий генерал, который сказал, что террорист установлен, это некий Рзаев из Кировабада, который несколько лет назад служил сапером  в этих краях. На мое удивление, как можно в такой стране за сутки установить личность мужчины, он пояснил, что это работа тысяч сотрудников, «в том числе и ваша».      Интересно, что эта катастрофа вошла в историю как самая трагическая попытка угона гражданского самолета, о чём впервые сообщила «Комсомольская правда» 8 ноября 1991 года, откуда я впервые узнал некоторые обстоятельства террористического акта. А подробности судебно-медицинской экспертизы мной были опубликованы в специальной научной литературе только в середине двухтысячных.

       В заключение хотелось бы  подчеркнуть, что никто из гражданских  экспертов страны не имел опыта исследования трупов людей, погибших в авиакатастрофе, не знали и  взрывную травму, не было системного надежного метода идентификации личности (о геномной экспертизе и не мечтали). Описанный случай – попытка первого угона пассажирского самолета с массовыми жертвами. На этом примере  отразились последствия политической системы с полным отсутствием прав человека, в которой мы жили и работали.

___________________

© Акопов Вил Иванович