 |
||||||||||||||||||
|
|
|
|
 
С казаками или по-хорошему, или война! Так уж повелось у нас на Руси, на Тихом Дону, что, как на хорошей пьянке, — на войне искомый результат и в середине и, особо в конце действа, натиском казачьим «шлифовали». И Бонапарта когда били, казаки-победители по Парижу гордые гарцевали, по кабакам, да по «мадамам» здешним, гуляя с решимостью особой, как на войне, на ратном поле. И Гитлеру тоже от них нормально досталось. А ведь мирные они люди, когда по-хорошему, — землепашцы, хозяева, семьянины. В семье Агеевых, деда моего, полного тезки – Александра Ивановича семеро детей было. Ваня — младшенький (отец мой) способности к учебе свои рано проявил. В четвертом классе, частенько, вместо учителя у доски сверстникам своим задачки растолковывал... Да вот беда — хорошо жили, богато, ибо работали от зари до зари, не покладая рук, на себя работали, да сметку хозяйскую имели, а после Революции, на себя-то вот оказалось и нельзя.
И то сказать: в семье этой коней, скота крупнорогатого под сотню, мелкого и не считали вовсе, и мельница ветряная и маслобойня, которая на электричестве, а к ней, как положено — дизельная электростанция. Прогресс! Оттого и считали станичники деда Александра «колдуном» типа, ну как же без помощи «потусторонней» такого достигнуть? За благословением на дела разные приходили, особо хозяйственные, детей перед свадьбой приводили показать, совета спросить — сойдутся ли? Такой случай был: повадился некто с «база агеевского» по ночам кизяки (топливо казачье!) по ночам таскать, так дед, не думая долго, тайком, выбрав самый крупный, «зарядил» его пол-пачкой пороха. То-то громыхнуло по станице, да печку у соседа, за три куреня от дедова дома, да и разворотила. И не осудил никто, а наоборот - поддержали — воровства в станицах тогда практически не было, да и посмеялись ещё: «Неча, у «колдуна»-то брать было. Поделом!» Но раскулачили, под разнарядку из области — не посмотрели, что дед в колхоз новоиспеченный тогда уже вступил с маслобойней, да мельницей своей, на которую устроился работать мельником... «Десяточку» дали, в Сибирь сослали, в далекую Новосибирскую область - по иронии судьбы - колхоз там семеноводческий организовывать, учитывая опыт его уникальный крепкого хозяйственника и наглядные результаты. Там и похоронен был дед мой, который умер через 4 года от сердечного приступа, получив за успехи, колхозом достигнутые, сталинский указ о досрочно-условном, без права выезда... (И то верно: бабушка вскоре после ареста умерла, дети осиротели и были разобраны по родственникам и соседям, чтоб в приют не забрали - негоже казачатам, в приют-то от коммунистов!) Хоть крепок и суров был дед – казак Агеев, а сердце его боли такой не выдержало... И не видел никогда я ни деда, ни бабку своих живыми, на фотографии только. Ваню, младшенького в семью свою старшая сестра забрала, пожалела, а с учебой в школе в 12 лет покончить пришлось, на жизнь зарабатывать. На гармошке играть, петь научился, по свадьбам, крестинам-именинам, да поминкам копейку живую зашибать... Но, главное, закончил в Цимле курсы радистов-киномехаников и стал с кинопередвижкой по хуторам донским ездить, кино пролетарское, идеологически правильное непокорным казакам крутить. Тревожные вести привозили казаки из Ростова о войне скорой, большой и зело лютой. Европа под Гитлером вся почти, Манергейм укрепил оборону, сколотив хорошо обученную и оснащенную финскую армию, передовые рубежи которой стояли всего в 32 км от Ленинграда. Время пришло — Родину защищать, и 19-летнего донского казака Ивана Агеева призвали на службу в далекую северную Карелию, где назначили на военную должность радист-телефонист-киномеханик. Выдали машину-«полуторку», весь кузов которой занимал рупорный громкоговоритель с «чудовищной» по тем временам мощностью 1500 Ватт и, соответственно, усилитель и проигрыватель. Боевая задача состояла в том, чтобы, подъехав на кратчайшее расстояние к месту боёв, в назначенное командованием время, поставить на проигрыватель пластинку с артиллерийской канонадой, автоматными и пулеметными очередями и победным многоголосым «Урр-а-а-а!», подавляющими волю противника и вдохновляющими на доблесть славных бойцов победоносной Красной Армии. О мощи «адской машины» можно судить по рассказу самого рядового Агеева — перед пуском записи, просто проводя для проверки пальцем по игле проигрывателя, она создавала такой «шорох», что в радиусе 500-600 м сметало снег со всех близлежащих елок и сосен. То ли «машина» была очень эффективной, то ли рядовой Иван Агеев очень старался, выжимая из неё всю невиданную доселе грозную мощь, но «финская кампания» была завершена успешно, и новоиспеченные победители были переброшены в Белоруссию, на границу с Польшей, где и встретили войну вторую — Великую. Отечественную. Как рассказывал мне отец, в последние дни накануне войны солдаты в казарме спали с оружием, но дабы не случилось что, во «избежание провокаций» боеприпасы к последнему хранились в опечатанном складе. Все ходили с противогазами и каждый день отрабатывали на плацу приемы защиты от химической атаки. Напряжение у всех было огромное. Политзанятия, учебные тревоги, постоянно поддерживаемая готовность... Но внезапность нападения Германии была столь стремительной, что буквально в первый день войны их воинская часть оказалась в окружении, в глубоком тылу противника. «Первое, что я сделал – рассказывал мне отец, – так это выбросил противогаз и полную сумку от него набил колотым сахаром из разорённого склада вещевого довольствия, что спасло мне и последовавшим моему примеру бойцам жизнь. В спешке и неразберихе отступления, командир оставил штаб, с документами и полковым знаменем, которое один из бойцов образовавшейся у нас группы спрятал под гимнастёркой...». А дальше - изнуряющий непрерывный марш отступающих частей и групп на восток, спали на ногах, двигаясь в строю, причём каждый стремился двигаться внутри колонны, поддерживаемый и приободряемый соседними товарищами. Крайних бойцов, которые падали на обочину, охваченные смертельной усталостью и сном, будить было бесполезно, они оставались и попадали в плен или погибали. На понтонной переправе в бешеном темпе пропускали только технику, для освобождения моста заглохшие машины попросту сбрасывали в реку, живая сила, бойцы переправлялась кто как может, вплавь, на лодках, дверях, досках — разобрали всё! Многие не умели плавать. И здесь помогло полковое знамя, отец подошел к начальнику переправы и потребовал обеспечить пропуск группы, переносящей документы и атрибутику полка. И это сработало, как тот сахар, который спас их от голодной смерти.
Отступление длилось несколько месяцев. То, кажется, ну вот - воссоединились со своими, обрадовались прилегли поспать, а утром, опять отступаем с боями, опять в окружении. Благодаря спасенному знамени, воинскую часть Ивана Агеева сохранили, пополнили, переоснастили. И были бои, были потери, были победы местного значения и были поражения. В 1943 году в тяжелом бою отец получил серьезную контузию и в бессознательном состоянии попал в гитлеровский плен. Три концлагеря, из них последние два на территории Германии. Плац, пленные с котелками выстроились в очередь за лагерной «баландой». Поели, построение, военврач ходит заглядывает в порожние котелки, находит плохо вымытый с остатками пищи, выхватывает и с ругательствами неистово бьет военнопленного котелком по лицу, пока тот, окровавленный, не падает навзничь. Конвоиры оттаскивают и его больше никто не видит. Немец, военный инженер, с переводчиком отбирает пленных, которые знакомы со станками для механической обработки деталей для работы на машиностроительном заводе. Радисты-киномеханики не требуются... Отец назвался токарем, пошёл с группой и инженером по цеху, увидел маленький станок, токарно-винторезный — показал немцу: «Могу!». Остался, освоился, работал, выжил. Неквалифицированных отправляли на каменоломни, на тяжелый физический труд, скудное питание, голод, болезни... Два-три месяца – и человека нет... Машина «вермахта» работала на уничтожение. «Онэ юден унд унтерменшен!». Исполняйте приказ, я - ваша совесть», - призывал Гитлер. И они подчинялись... Год 1945-й. Второй фронт — американцы, англичане, канадцы. На востоке же немцам основательно «надрали жопу» наши, русские. Поведение охраны и местных бюргеров, отношение к пленникам меняется. Военнопленный Иван Агеев, вполне сносно заговоривший на немецком, приобрел известность в окрестных деревнях как человек мастеровой, ремонтирующий радиоприемники, часы и прочие домашние механизмы, и ему, в порядке исключения, разрешается частично «расконвоированный» режим с периодической работой за территорией лагеря по заявкам местных жителей на дому. Особенно часто заявки поступают от одинокой пожилой женщины, у которой на восточном фронте погибли муж и единственный сын. И если поначалу эти вызовы действительно были сопряжены с какой-то работой, то со временем она стала приглашать его, как сына, чтобы пообщаться, накормить, проявив материнское внимание и ласку: «Возьми этот костюм, Иван. Он остался от моего сына. Вальтер был примерно, как ты... Скоро здесь будут американцы. Это тебе должно пригодиться». Так у отца и нескольких доверенных ему товарищей из военнопленных появилась гражданская одежда. О том, что лагерь скоро будут этапировать подальше от линии второго фронта, отец узнал из разговоров охраны. Последняя уже не столь рьяно относилась к несению службы, ослабив контроль за узниками. Поэтому, запасясь кое-какими продуктами и в одну ночей переодевшись в гражданское, отец с товарищами покинули зону и двинулись на запад, в сторону, откуда временами слышался отдаленный рокот канонады. Американские солдаты нашли беглецов в дренажной трубе под полотном дороги, препроводили в свою часть и долго допрашивали с целью установления всех обстоятельств их появления на оккупированной союзными силами территории. Отцу предлагали остаться с перспективой вида на жительство в США, но как он сказал мне позднее: «Казак, родившийся на Дону, на Дону и жизнь свою прожить должен. До конца. Там мои три сестры остались, могилы предков наших. Там Родина». У него не было проблем с НКВД, когда американцы передали его в зону, контролируемую советскими войсками, – то ли побег из лагеря сработал, то ли нехватка опытных радистов-киномехаников, но в Восточной Германии отец прослужил ещё 4 года, демобилизовавшись в 1949-м. Как пришел на службу в звании рядового, так в звании рядового из армии и вышел... А потом он приехал в Ростов и познакомился со своей будущей женой Лидией — моей мамой, а потом у них родился я, чтоб унаследовать, наверно, всё лучшее, что таили в себе эти красивые, талантливые и вдохновенные люди, а потом он много учился сам, наверстывая годы, потраченные на борьбу за выживание в период раскулачивания и двух войн, а потом, имея более 50 изобретений и несколько сот рационализаторских предложений, он стал заслуженным изобретателем, членом Президиума ростовского областного совета ВОИР. Исключительным отцом и дедом (уже с моей помощью)... Иван Агеев прожил 87 лет удивительно яркой и наполненной порой непостижимыми коллизиями, трудностями и испытаниями жизни и, если вы спросите: «Кто был для тебя твой отец?», то я отвечу: «Он был Моим Героем!».
______________________ © Агеев Александр Иванович |
       
|
