* * *
Тот, кто пришел к вам,
тот, кто был с вами,
и тот, кто ушел от вас –
три разных человека.
Так по которому из них
вы скучаете?..
* * *
Мой колокол разбит и больше не звонит.
Прости меня, прости, мой вестник безъязыкий –
Последний твой удар пришелся о гранит...
Пытаясь заглушить неслышимые крики,
Сорвался ты на хрип, слетая с высоты –
За век мне не собрать пропавшие осколки.
Да я и не ищу – они уже не ты,
А просто глупый хлам на шумной барахолке.
Мой колокол разбит – но помню я по ком
Он плакал всякий раз, отчаянно и звонко,
Кого он отпевал тяжелым языком –
Внезапно из души ушедшего ребенка.
* * *
В этой огромной рыбе чадит свеча –
Плавься, Иона, скоро коснемся дна.
Смерть моя, как жива ты и горяча...
Жизнь моя, как нема ты и голодна.
Алое чрево, черные облака –
Разум сдается, сердце кричит ура.
Только одно и бьется внутри пока:
Можно остаться на стороне добра.
Слышишь, Иона, то поминальный звон
Чьи-то отбили склянки... не по тебе.
Сколько их было – в рыбе твоей – Ион,
Не увидавших моря своих небес.
Море пророков – рыба на всех одна.
Вместо врача, причастья и палача...
Жизнь моя, как нема ты и холодна.
Смерть моя, как жива ты и горяча.
* * *
Когда темно внутри и ветрено снаружи,
И, кажется, спасти не может ничего,
Ты всё же говори – пока кому-то нужен
Твой голос – и прости не слышащих его.
Когда, устав дышать, твое забудут имя,
Не веря ни в рассвет, ни в новую весну,
Ты говори опять – как говорил с живыми –
Иных за тенью лет сама я помяну.
Прости, что к февралю закончились чернила,
И сам февраль исчез, и все календари –
Но каждое "люблю" спасает то, что было…
Словами или без – но всё же говори.
* * *
Это то, что гора говорила горе,
Что звезда говорила лучу.
Что веками таилось в древесной коре,
Что порой, прислонившись к плечу,
Тихо шепчет мне ангел – но я разобрать
Не могу даже четверти слов…
Что кому-то проклятье, кому благодать,
А кому-то, увы, ремесло.
Это то, без чего не заблещут моря,
Без чего не споют соловьи –
Без нее это все получается зря…
Получается зря без любви.
* * *
Налей вина – и выпьем, друг Сальери,
За то, что мы с тобою не враги,
За наш уход из видимых материй –
И в собственные вслушайся шаги,
Пока они расплывчаты и зыбки
В звучании, и место есть еще
Случайности – божественной ошибке,
Не принятой гармонией в расчет...
* * *
Не то, чтоб мы с тобою сложные
Или других каких-то рас...
Но почему для них возможное
Не получается у нас?
Ни их беспамятство надменное,
Ни их уверенный прищур,
Ни их квадратная вселенная
Беспроводных клавиатур.
Да что тут слюбится и стерпится
С такою мощью строевой?
Мы травоядная нелепица
В чужой цепочке пищевой –
И, очевидно, будем взысканы,
Поскольку вечно на виду…
О, мой любимый, мой изысканный
Жираф единственный
в чаду.
МОНА ЛИЗА
Нет, ты представь – всё это время,
Пока вокруг война ревела,
Рвались снаряды, гибли люди,
Она всё так же улыбалась.
Как глупо, правда? Как нечестно
Так улыбаться среди боли,
Среди всеобщего безумья.
Да как она могла и смела?!
Как ей не стыдно было в мире,
Где мы друг друга убивали,
Смотреть на это и не видеть,
Не видеть смерть перед собою?..
А может, нас она держала
Самим своим существованьем,
Своей улыбкой безмятежной
Под белым саваном бессмертья?
Нет, ты представь, всё это время...
* * *
“А эту зиму звали Анной,
она была прекрасней всех”.
Давид Самойлов
Все зимы как зимы – а эта,
Безумная тезка твоя –
Мечта старика и поэта,
Божок городского зверья.
Пришла, как ни в чем ни бывало
Весенним дождем обдала,
Как будто ей холода мало –
И так захотелось тепла,
Что, больше вотще не надеясь
На редкую милость небес,
Ударилась в нежную ересь...
А ты, как слепой мракобес,
Твердишь о законах природы
И в нос ей суешь календарь –
Как скучный и седобородый
Чужой бессердечный сухарь.
Очнись, вы же тезки, вы сестры!
Признайся, тебе же знаком
Весь этот отчаянный, острый
Порыв на ветру городском
Стать легче, раскинуть объятья,
Назваться кому-то весной,
Надеть разноцветное платье
И зонт завертеть расписной;
Поднять свое облако света
И сделать глоток забытья....
Все зимы как зимы – а эта
Безумная тезка твоя.
* * *
А может быть, стоит начать это все с нуля?
Локальный такой потоп и почтичтобог.
Не ради забавы, а токмо лишь пользы для
Опять завести себе жизнь, как заводят блог.
И взять в нее тех, кто прошел немудреный квест –
И смог в нем остаться хотя бы самим собой...
Но то заморочки с подсчетом ковчегомест,
То снова оглохнет вполне подходящий Ной.
А то вдруг оглянешься – как же их так, за раз?
Ведь есть же надежда, и вложен немалый труд...
Зевнешь – и махнешь рукою: четвертый час.
Авось обойдется...
Пускай еще
поживут.
* * *
Посмотри, как мы с тобой одичали
В этом взрослом записном адеквате...
Даже в смехе нашем столько печали –
Никаких на свете знаний не хватит.
Как таимся от несчастья и счастья
За подобием тепла и уюта...
Только жилки на висках и запястьях
Набухают всё сильней почему-то.
Что в них льется, что в них бьется такое –
Непонятное, забытое что-то?..
Разве мы не заслужили покоя
После всех своих тугих переплётов?
После правок – всё дотошней и строже,
Всех редакций, примечаний и сносок..
Отчего же всё милей и дороже
Самый первый, неумелый набросок?..
* * *
Если долго жить и быть,
Привыкаешь понемногу.
Волочишься, волчья сыть,
Не пеняя на дорогу.
Продолжаешь куковать –
Вместо сломанной кукушки,
Застилать быльем кровать,
Спать без света и подушки.
Улыбаться тут и там,
Плакать вместе с тем и этим.
Звать по детским именам
Всех на том и этом свете.
* * *
Оставайся, если хочешь –
Но не требуй ничего.
Из её полярной ночи
И из света твоего
Мальчик сложит слово «вечность».
Ну, конечно, «ночь» и «свет»...
У него есть бесконечность –
У тебя и ночи нет.
* * *
В час, когда не спеша угасает камин
И удары сердечные редки,
Можно просто сидеть, вырезать балерин
Из дешевой бумажной салфетки.
Подбирается сон – и скребутся в углу
То ли мысли твои, то ли мыши:
В этот час в тишине обостряется слух –
Каждый шорох особенно слышен.
То свеча затрещит, то осыпется снег
С потревоженной ветки снаружи –
Каждый звук оживает в твоем полусне
И вокруг неприкаянно кружит.
Ты отдал бы все сказки, одну за одной,
Лишь бы кто-нибудь обнял за плечи,
Заслоняя собой целый мир – и окно,
За которым сгущается вечер...
Но пустое, ты с этим один на один –
Так же стар, как и твой копенгаген.
Можно просто сидеть, вырезать балерин
Из ненужной мечты и бумаги...
* * *
А о чём эта сказка?
А сказка о том,
Что нельзя ничего
Отложить на потом.
Ни любовь, ни войну,
Ни серебряный грош...
Если я не усну,
Если ты не уснешь,
Расскажи мне её –
Или я расскажу.
И пока я в руке
Эту спичку держу,
В тридевятом моём,
В тридесятом твоём –
Где-нибудь мы с тобой
Никогда не умрём.
_____________
© Полетаева Анна
