Главная
Главная
О журнале
О журнале
Архив
Архив
Авторы
Авторы
Контакты
Контакты
Поиск
Поиск
Обращение к читателям
Обращение главного редактора к читателям журнала Relga.
№05
(407)
21.07.2023
Коммуникации
Метапропаганда как явление: генезис, свойства, тенденции и перспективы развития
(№16 [349] 10.10.2018)
Автор: Георгий Почепцов
Георгий Почепцов

1. Метапропаганда как доминирование пропаганды над идеологией, а не наоборот

17.09.18  

   Советский Союз считался очень идеологическим государством, отсюда его частое рассмотрение как вербально-ориентированного общества. Временами говорили даже о начетничестве как базе, поскольку все занимались цитированием классиков марксизма-ленинизма, которые, конечно, не могли так помогать строительству реальности, как хотелось, поскольку реальность уже была иной, а классики писали о прошлом ее состоянии. Цитирование классиков выродилось в ритуал, которые хоть и был обязательным, но не нес никакой информационной нагрузки. Но ритуалы всегда выполняются, поэтому выполнялся и этот.

    Вхождение идеологии во все сферы советской жизни рассматривается как аксиома. Однако все это было не так или не совсем так. Идеология пыталась стать заменителем жизни, поскольку идеологическое — всегда правильно, а реальное — иногда. Более важной идеологией стала пропаганда, поскольку именно с ней сталкивался человек, а с идеологией сталкивались М. Суслов и его подчиненные в ЦК.

     Охранные функции в СССР вроде бы были на высоте: КГБ следил за действиями людей, цензура — за текстами, производители литературы, искусства, кино — за формированием мыслей советского человека. Причем искали уже даже скрытые, спрятанные мысли, поскольку прямо высказать критические мысли было нельзя, искались разного рода намеки.

Но при этом СССР разваливается, и это почему-то не нарушает желания масс, подвергавшихся такой мощной обработке. Они как будто ждали, когда же это произойдет. 

     Монополизм на истину был у советской пропаганды непререкаем. Особенно потому, что других источников истины не было. С одной стороны, это радио, телевидение, газеты, с другой, литература, искусство, кино, с третьей, образование и наука, — все они говорили об одном и том же, правда, разными словами и интонациями. Это был почти бесконечный поток правильных мыслей и слов, всем остальным оставалось только повторять их.

    Одним из источников других интерпретаций были, конечно, зарубежные радиоголоса, которые подвергались глушению. А того, чего не было в советском телевизоре, не могло было быть в реальности. Источником несогласия были и сами граждане, которые развили в себе мощный инструментарий чтения между строк. 

   Активным компонентом воздействия была трансляция веселых и приятных людей с экранов телевизоров. Они пели песни, шутили, рассказывали о великом и могучем государстве. Психологически, видя все это, человек любые недостатки вокруг себя считал исключением, ведь вокруг так все хорошо. Это была продиктовка оптимизма с экрана, побеждающая пессимизм перед ним. Телевизионными глазами он видел более сильную правду, чем та, которая была ему доступна на его уровне. Телеправда была непререкаемой правдой, подкрепленной визуально, а не только вербально.

    Это странный феномен визуальных коммуникаций, которые создают как бы «уверенную достоверность» даже в случае художественных коммуникаций. Если сталинское время держалось на радио, печати и кино, то после него базой пропаганды стало телевидение. Причем работали не столько пропагандистские его функции, как развлекательные или развлекательно-пропагандистские. Это то, что потом на Западе развилось в инфотейнмент.

    Это было мозаичное воздействие, основной поток которого можно обозначить как ПИР — пропаганда + идеология + развлекательность.

   Плюс к этому и госпропаганда нуждалась в подпитке финансовой, все издательства, к примеру, приносили очень большие доходы, в том числе и для КПСС. Они должны были поставлять на рынок то, что могло быть продано и куплено. По этой причине приходилось издавать переводы зарубежных детективов, еженедельник За рубежом, да и все типы изданий должны были давать другую информационную и виртуальную продукцию, где как раз идеология должна была быть не выпячена, а спрятана. 

     Правда, и цензура в некоторых случаях имеет смысл. Генерал Ф. Бобков вспоминал: «Зачем поощрять к действию? Люди подвержены влияниям. Вот мелкий пример: время от времени стены в Москве покрывались свастикой. А почему? Да потому, что показали по телевидению «Семнадцать мгновений весны». Я и сейчас считаю: не надо подробно сообщать про убийства, про безнаказанность убийц – зачем? По этим же соображениям мы не пускали на экран фильм «Шакал» по роману Форсайта – там очень грамотно была показана подготовка к теракту» [1]. 

    Метапропаганда как объединение пропаганды и идеологии, работавших на разных уровнях, приводило к созданию в головах нужной модели действительности. Все такие модели от религии до идеологии иерархичны, в них определенные идеи и лица являются более равными, чем остальные, как акцентировал Оруэлл.

    Советского человека посадили к телевизору, создав ему уютный аналог его жизни. Результат был настолько системен, что не нуждался ни в каких исправлениях. Хорошие герои побеждали злодеев, заводы строились, космонавты отправлялись ввысь, и повсюду перерезались ленточки, возвещавшие об очередной победе советских людей под руководством КПСС. Интересно, как власть довоенная любила летчиков, так власть послевоенная полюбила космонавтов. Не только полет Ю. Гагарина, а и всех других космонавтов порождал всплеск позитивной энергии, направленный на СССР. Вся эта когорта — альпинисты, летчики, космонавты — захватывали то, чего не увидеть земными глазами.

Гагарин, выигрыш в хоккее, футбольные чемпионаты создавали череду социальных побед, которые хотя бы на минуту убирали не-победы бытового порядка. Человек жил победами других людей, ожидая своего личного счастья.

   Советская власть хорошо умела играть с торжественными моментами. Прием в пионеры, комсомольцы, военные парады, демонстрации трудящихся 1 мая и 7 ноября, — все они строились по модели завышения социального над индивидуальным. «Небоскребы, небоскребы, а я маленький такой», — пел Вилли Токарев об американской действительности, но это чувство еще сильнее культивировалось в советской реальности.

     Интересно, что тут есть параллели с христианскими миссионерами, приобщавшими новые народы к вере. У них считалось, что в процессе обращения в христианство следует достичь того момента, когда человек вдруг почувствует внутри себя нечто неземное. И тогда дело сделано. Эта методика была уже у И. Лойолы, и ее изучал С. Эйзенштейн, пытаясь проанализировать в чем сущность пафоса [2].

     Телемир был как раз примером пропаганды, но не идеологии. 

   ПИР как сочетание «пропаганда+информация+ развлекательность» оказалась вариантом ментального наркотика для послевоенного советского человека. Он, например, мог смотреть программу Время целиком, чтобы в конце ее увидеть что-нибудь интересное. А заодно он видел и то, что в норме не захотел бы, но идеология требовала. Любому художественному фильму в кинотеатре предшествовала свежая кинохроника. В газете, чтобы прочесть страницы про спорт или фельетон, приходилось перелистывать и политику.

    В принципе, конечно, эта система была облегчена тем, что альтернативные источники коммуникации реально отсутствовали. В этой замкнутой системе не было места противоречию, которое могло бы вызвать сомнение в  массовом сознании. В индивидуальном это сомнение могло зародиться, но в целом население видело мир телевизионный как более правильный, чем мир идеологический или мир реальный. Наверное, еще и потому, что в нем не было проблем, он был весь построен из решений.

    Россия сегодня смогла сделать тот же ПИР и при наличии этих альтернативных источников, которых нет в мейнстриме, но при желании их можно найти. Она снова усадила население у телевизоров, где не только новости, но даже юмор, как, например, в «Прожектореперисхилтон», несли метапропагандистские цели. Актуальность такого юмора  состояла в том, что можно, например, шутить на темы Эстонии, Украины, Беларуси, не затрагивая России. Причем это не столько юмор тех, кого мы видим на экране, как десяти сценаристов, спрятанных за их словами. Передача продержалась 2008 по 2012. Ее закрыли с подачи «Газпром медиа». К. Эрнст вспоминал: «Это искусственно прерванная песня. Не нами. Николай Сенкевич, который тогда возглавлял «Газпром медиа», использовал более-менее правдоподобный повод, чтобы не отпускать на Первый канал ведущих Светлакова и Мартиросяна» [3,4]. Но потом снова вернули.

      Модель понятна: не следует трогать грязными юмористическими руками ничего святого. А перечислять это святое нет нужды, оно понятно каждому, хотя список может быть достаточно длинным в зависимости от опыта вспоминающего.

     Ю. Сапрыкин говорит о современном российском телевидении: «Это уверенность многих телевизионных людей в том, что телевизор — универсальная машина, с помощью которой с людьми можно делать что угодно. Эта уверенность несколько раз в критических точках российской истории была экспериментально подтверждена. Сначала в 1996 году телевизор выбрал Ельцина президентом, потом выбрал Путина в 2000 году, потом было еще что-то, и, наконец, в 2014 году этот телевизор стал нашим коллективным пропагандистом и агитатором в смысле новой конфронтации с Западом и всеобщего интереса к конфликту на юго-востоке Украины. Очень многие люди перестали жить своей жизнью, главными вещами в их жизни стали Порошенко, Обама и то, как они пытаются насолить простому русскому человеку, в том числе через людей, которые живут на Донбассе. Это была виртуозно проделанная операция, которая эмоционально захватила огромное количество людей. Сейчас, по-моему, мы видим, как эта машина вдруг показывает, что она не всегда одинаково успешно работает. Тебе рассказывают, что никакая пенсия не нужна, потому что, например, Ивану Петровичу 96 лет, а он только собрался жениться, бодро бежит на беговой дорожке, только недавно научился языку программирования Ruby on Rails. Вся жизнь впереди, какая ему пенсия?…» [5].

    В чем сложность этого пропагандистского подхода? Дело в том, что его надо все время удерживать в состоянии натянутой струны, для чего все время надо давать доказательства, оформленные визуально и вербально. Все время нужен новый «распятый мальчик» для удержания созданной пропагандой модели ужасов за границами России.

  При этом получается, что Россия воспользовалась старой советской метапропагандистской парадигмой. Это модель осажденной крепости, которую все время хотят захватить. При этом одних внешних врагов мало, обязательно нужна пятая колонна. А. Дугин добавил к ней еще и шестую колонну, в которую внес либеральных агентов влияния во власти [6]. Конечно, в этом есть определенная нестыковка, поскольку Россия является сегодня частью капиталистической экономики, ее элита живет на Западе и держит там свои капиталы, а заодно и детей. Однако с точки зрения Дугина идеологически это все равно враги. Он пишет: «Америка стремится сохранить свою гегемонию, выраженную в форме глобализации: всем народам навязывается единая система правил и ценностей. Россия бросает вызов этой гегемонии.

      Есть такое понятие — эпистемология, наука о знаниях. Смысл ее в том, что тот, кто управляет знанием, управляет всем, — человек полностью подконтролен той силе, которая устанавливает параметры восприятия действительности. Сейчас Россия находится в эпистемологической оккупации. Речь вот о чем. Существуют зримые признаки оккупации: внешнее управление, отсутствие суверенитета, колониальная администрация, отсутствие вооруженных сил. Но бывает и эпистемологическая оккупация. Когда то или иное общество или страна оказываются в концептуальной или интеллектуальной зависимости от гегемона. Россия живет по либеральной конституции, скопированной с западных образцов, руководствуется либеральными принципами экономики, навязанными нам Западом. Следует либеральным установкам в культуре и образовании. Мы живем в условиях либеральной диктатуры. Если человек не признает нормативов и догм либерализма, он маркируется как бунтовщик. И сегодня можно говорить, что мы имеем дело с восстанием в эпистемологической колонии»  [7].

   Несомненно, что экономика сильнее связывает Россию с Западом, чем идеология разъединяет, которой не только нет официально, но и неофициально никто не может сказать, какова она.  Поэтому избран самый легкий путь ее построения — это отрицание того, что имеет Запад, идеология которого тоже существует в телесериалах и бестселлерах. И тут Россия повторяет Запад своими телесериалами, где, например, происходит война с американскими агентами (телесериал «Спящие»). Причем спящими агентами оказались бывшие студенты МГИМО, сидящие сегодня в разных местах, что одновременно отражает неприятие элитной прослойки. Кстати, и В. Сурков в свое время акцентировал «инаковость» российской конструкции, говоря, что они за «управляемую демократию».

     Инструментом всех этих построений и является телевидение. Но чтобы вложить в их головы умные мысли даже ненароком, людей надо удерживать у экрана на постоянной основе. Вот и возникла потребность в ПИРе, объединившим в единое целое  Пропаганду, Идеологию и Развлекательность. Обратим внимание и на то, что собственно реальность в этом подходе носит факультативный характер. От нее могут отталкиваться, но не отражать.

    Телемир побеждает реальность, что научились делать еще в советское время. Только теперь за создание телемира идет огромный поток денег налогоплательщиков.

Все это давно и качественно описывал Д.Дондурей, называя людей, конструирующих все это смысловиками по аналогии с другой мощной кастой силовиков. И вот чем они заняты: «Крупнейшее, вездесущее и самое влиятельное производство современного мира – изготовление массовых, элитарных, групповых и индивидуальных представлений о происходящем – многократно усиливается сетевой природой этой деятельности. Тут в одних случаях есть, а в других нет жесткой организационной системы, штатного состава, закрепленных полномочий, процедур утверждения внедряемых идей. Нет субординации при их утверждении. Наряду с министрами и высшими чинами администрации, генеральными продюсерами телеканалов и знаменитыми ньюсмейкерами действует армия профессионалов «на местах»: ученые и прокуроры, журналисты и бизнес-аналитики, сценаристы сериалов и директора школ. Они делают свою работу как с ангажементом, так и без него» [8, 9].

     Смыслы — это не факты, это другой более глубинный уровень. С одной стороны, это интерпретации, в результате которых факт получает свой смысл. С другой, это ценности, на которых базируются сами смыслы. За смыслы люди готовы отдавать свои жизни, если их к этому подготовят. Еще легче они будут отдавать за свои смыслы жизни других людей. Мир построен смыслами, великими и низменными. Есть смыслы «обманщики», с помощью которых можно увлечь массовое сознание в бездну, из которой смогут выйти только следующие поколения. И так получается, что наша история все время строится на таком «выныривании» из одних смыслов и погружения в другие, которые на данный момент кажутся более правильными, причем они равномерно распределены между разными поколениями, что и является причиной разнообразных «внутренних» войн.

     Смыслы задают для человека осмысленность, а не хаотичность его мира. Они уводят мир от реального хаоса, который тоже в нем присутствует. Или даже сложнее в мире хаоса они выстраивают заповедники осмысленности, поскольку хаос уничтожить нельзя.

    Мы видим, что всесилье пропаганды таково, что временами именно она диктует действия политикам, а не наоборот. Это все следствие усиления информационного мира в противовес реальному. Отсюда не только постправда и фейк, но и то, что можно обозначить как пост-политика, то есть тип политики, вызванный потребностями не реалий, а  телевидения и его символизаций. Это связано как раз с метапропагандой, поскольку она более близка и понятна населению, чем просто пропаганда. К примеру, телесериал может раскручивать какую-то одну идеологическую характеристику, «выгодную» для него, поскольку он представляет художественную реальность. Пропаганда же вынуждена работать по всему идеологическому спектру.

   СССР как вербальная цивилизация, вспомним, что ее подавали как самую читающую в мире, сегодня легко потеряла и чтение, и книги. Конечно, такую подножку подставили постсоветским поколениям  интернет и соцмедиа, но, как писал Е. Шварц, учили всех, «но почему ты оказался первым учеником?».

     Б. Дубин обратил внимание на ситуацию после 2014, увидев ней следующие особенности: «это перевод существования, вообще-то говоря, всего национального сообщества из реального режима в символический. Когда «он» только вступил на место, еще даже был исполняющим обязанности, Юрий Александрович Левада, оценивая первые действия Путина как и.о., сказал: «Почему он ухватился за символы?! Что, других дел нет?!» Оказалось, что это чрезвычайно важная составляющая режима. Может быть, гораздо более важная, чем собственно реальная составляющая. Мы знаем, что россияне готовы по 10, 20, 30 лет жить с затянутыми поясами ради «большой цели» и в исключительных обстоятельствах. Поэтому мне в год-полтора не очень верится. Проблем у Советского Союза, вступившего в мировую войну, потом вышедшего из нее и потратившего 10 лет хотя бы на какое-то минимальное восстановление жизни, было выше крыши. Но символическая вещь, победа в войне — это штука, которая действовала до сегодняшнего дня и будет действовать дальше» [10].

     Система метапропаганды имеет тот же список сакрального, что и идеология. Но говорить она может об этом другими словами. В то же время пропаганда старается говорить теми же словами из-за своей более жесткой сцепки с идеологией. На повторе построена и сама идеология, поэтому она видна за версту, и потребитель информации пытается от нее увильнуть.

     Телевидение является главным информационным источником  для российских граждан [11]. Ответ на вопрос, откуда узнаете новости, получился такой: 85% — телевидение, 27% — друзья, родные, соседи, 27% — интернет-издания, 21% — соцсети,  15% — радио, 13% — газеты, 2% — журналы (можно было дать несколько ответов). При этом никто не обращает внимание на то, что все, кроме телевидения, характеризуется дополнительно разноголосицей, а телеящик говорит по основным каналам одно и то же. Наиболее популярными новостными телеканалами названы: «Первый канал» (72%), «Россия-1» (57%), НТВ (44%), Россия-24 (38%). Такая иерархия есть и в интернете: Яндекс-новости дали 29%, а Медуза — только 2%. И 27% не пользуются вообще интернетом. Ежедневно социальные сети посещают 36%, никогда — 40%. Самыми популярными информационно-политическими передачами названы «Вечер с Владимиром Соловьевым» (34%), «Вести недели» (29%), «Итоги недели» (18%). Правда, в основном их смотрят люди старшего возраста.

    Правда, данные 2018 года впервые продемонстрировали падение доверия к телевидению: телевидение как основной источник информации упало с 85% к 73%, интернет-издания возросли с 27% до 37%, друзья, родные, соседи упали — с 27 на 18, социальные сети возросли с 21% до 28 % [12].  В продолжение этого возник и такой вопрос: согласны ли вы, что некоторые темы полнее и объективнее освещаются в интернете, чем по телевидению. И здесь по всем темам прошел скачок в сравнении с 2017 г., подтверждающий возросшую необъективность телевидения. Для власти это нехороший сигнал, поскольку одновременно рейтинг одобрения деятельности Путина за десять дней обвалился почти на 14%:  с 78% на 14 июня до 64,1% на 24 июня. Рейтинг неодобрения за тот же срок вырос на 10,6%, с 13,9% до 24,5% [13]. Последние данные  ВЦИОМа, более благожелательного к власти, чем центра Левады.

   Поскольку телевидение направлено на старшее поколение, Россия также  использует нетрадиционные каналы коммуникации с молодым населением. Уже не только блогеры, что привычно и в Украине, но и рэперы получают деньги от властей, причем суммы эти могут исчисляться миллионами. Выходят на блогеров, имеющих более ста тысяч подписчиков. Причем с рэперами сотрудничают и за бартер — в обмен на ротацию артиста на телеканалах и радио.

      Исполнитель С. Слепаков, который тоже упоминается в таких списках, говорит: «Просто сейчас самое важное направление на телевидении все-таки развлекательное. Мы хотим экспериментировать, расти, делать что-то новое, но наш зритель по-прежнему усталый возвращается с работы и садится в кресло, взяв еду и параллельно разговаривая с женой; он хочет, чтобы что-то такое доброе, знакомое, то, к чему он уже привык или быстро привыкнет, звучало фоном, периодически выступая на передний план, когда у него есть время это воспринимать. Это правила, по которым живет телевидение, ты не можешь сказать: «А теперь давайте погасим свет, замолчим и насладимся шедевром». Это уже будет кино или же интернет, где человек находит что-то конкретное и смотрит по собственному желанию» [14].

    Бог и царь – телевидение – диктует массовому сознанию все. Если телесериал в новых системах типа Нетфликса можно остановить и посмотреть позже,  то телевидение надо смотреть только сразу и сейчас, поскольку записи программ появляются позже, когда обсуждать уже нечего.

       Если звучал лозунг «знание — сила», то сегодня он явно поменялся на «телевидение — сила». Стар и млад легко находит там то, что ему надо. Хотя молодежь, уже выросшая в интернет-эру, более прохладно относится телеящику.

    Р. Гринберг говорит о том, что приблизило население к телевидению: «Тоталитарное сознание, постсоветский синдром сделали население в огромной мере зависимым от телевидения. Раньше была такая максима: «Если это напечатали в «Правде», значит, это правда». Сегодня в результате опрощения можно услышать: «Я не вру! Это по телевизору показывали…»» [15]. Кстати, об идеологии такого сказать никто не сможет.

      Завтрашний день будет другим, но мы всегда несем в себе «хвост» из вчерашнего. По этой причине религия и идеология в тех или иных форматах будут сопровождать нас всю нашу жизнь. Но они не смогут победить естественную тягу к развлекательности. Ведь чем сложнее будет становится мир, тем большую роль будет играть развлекательность, хотя бы на время уничтожающая эту сложность.

     Холодная война одновременно была не войной, а жизнью. Люди не ходили с деревянными винтовками по улицам, они жили, влюблялись, воспитывали детей. Жизнь в каких-то ключевых точках оказывалась сильнее пропаганды. По этой причине соревнование пропаганд постепенно становилось чемпионатом витрин.

     И вот здесь вновь телевизионная метапропаганда отмела идеологию, которая проиграла ей начисто. Любые западные новости, любой западный фильм демонстрировали визуально преимущества Запада, хотя вербальный текст новостей мог быть иным.

     Причем такие непредсказуемые переходы встречаются более-менее часто. Например, вот действие фильма «Секретные материалы» на выбор профессии: «Согласно исследованию, проведенному в феврале 2018 года фирмой JWT Intelligence, две трети американок от 25 лет и старше, работающих в области науки и высоких технологий, решили получить соответствующее образование, выбрав Дану Скалли как ролевую модель. Более того, согласно выкладкам исследователей, вероятность получения связанной со STEM (Science, Technology, Engineering and Mathematics — «Наука, технология, инженерия и математика») профессии у женщин, смотревших «Секретные материалы», наполовину выше, чем у тех, кто равнодушен к сериалу. Феномен получил название «эффекта Скалли» — и, наверно, это одно из лучших паранормальных явлений, случившихся за всю историю ТВ» [16]. Это при том, что в конце двадцатого века сериал был развлечением для домохозяек, в то время как сегодня это вполне интеллектуальное занятие. И это тот же интересный пример метапропаганды, поскольку никто не может увидеть в этом идеологию, хотя она присутствует в совершенно ином обличье.

    Этот ментальный переход от агента к STEM (Science, Technology, Engineering, Mathematics) можно объяснить также тем, что тут сработали не факты, а ценности. Идя просто по факту, этот переход увидеть сложно, поскольку он осуществляется на более глубинном уровне.

     Приблизительно так же подается и суть работы главного героя в романе «1984» Оруэлла: «Новостная работа Уинстона демонстрирует тип пропаганды, который представлен широко в романе: распространение лжи как фактов. Статистика, сообщения о войне, исторические записи и т.д. являются не просто лживыми, они неправдивы потому, что известны как ложь.  Однако целью является не просто распространение фактов (или лжи), но распространение ценностей, или ценностных суждений, что пропаганда фактов делает косвенно. Доверяющий читатель Таймс будет верить мнениям не только о фактах, но и о ценностях. То, что люди верят тому, что определенная ложь станет фактом, не самое важное для Партии; важным являются представления, формирующиеся у них по политическим вопросам, в которых их убедили факты. Например. Факты (или ложь, подаваемая как факт) используются для доказательства того, что несмотря на значительные лишения людям сейчас лучше, чем до прихода Партии к власти. И даже этот месседж, который повторяется по всему роману, подчинен более общему месседжу, что Большой Брат хороший и достоин восхищения, если не любви» [17].

      В определенной степени перед нами квинтэссенция советской пропаганды, которая, кстати, все сравнивала с 1913 годом, чтобы доказать, как все улучшилось. И для нее продвижение ценностей или смыслов всегда стояло на первом месте.

    Чтобы всего этого добиться, власть занималась и занимается укрощением медиа, чтобы мир описывался не так, как есть, а так, как надо. О. Крыштановская замечает по этому поводу: «В целом, политика укрощения прессы была довольно умная. Главное – телевидение. Здесь все должно быть под контролем. В печатных СМИ были оставлены лакуны свободы слова. Власть понимала, что нельзя допускать ошибок советского периода, когда тотальный контроль над средствами массовой информации приводил к обратному эффекту. Система взрывается, если некуда выпустить пар. Это всегда опасно. Нельзя было допустить повышения давления в обществе. Нужно было оставить клапаны, через которые люди могли выпустить свое негодование, излить недовольство. Поэтому зона свободы слова сужалась, но не была уничтожена полностью» [18]. Кстати, сегодня ее вполне можно и сузить, поскольку для выпускания пара остались социальные медиа.

     Жесткое удержание картины мира идет с помощью телевидения и печати. Флуктуации возможны только в социальных медиа. Именно поэтому информационные интервенции выборы были сделаны с помощью соцмедиа.

    Советский Союз победил прошлое, но не смог победить настоящее, поскольку сквозь западное настоящее было видно будущее в то время как СССР активно погружался в «застой». И телевидение тоже в этом принимало посильное участие, поскольку оно оказалось сильнее идеологии. 

Литература:

  1.  Терехов А. Генерал, потерявший страну // www.sovsekretno.ru/articles/id/128/
  2.  Почепцов Г. Пропагандистские уроки от Игнасио Лойолы, создателя ордена иезуитов // psyfactor.org/lib/propaganda32.htm
  3.  «Прожекторперисхилтон»: вспомнить все за 5 минут // www.sobaka.ru/city/cinema/55368
  4.  Кто виноват в закрытии «Прожекторперисхилтон» // dni.ru/lifestyle/2017/3/4/363089.html
  5.  Сапрыкин Ю. «История с пенсионной реформой выбила какую-то психологическую табуретку из-под ног» // www.znak.com/2018-09-07/zhurnalist_yuriy_saprykin_o_...
  6.  Дугин А. Шестая колонна // vz.ru/opinions/2014/4/29/684247.html
  7.  Дугин А. Нужно бороться с шестой колонной // portal-kultura.ru/articles/person/64670-aleksandr-dugin-nuzhno-borotsya-s-shestoy-kolonnoy/
  8.  Дондурей Д. Смысловики могущественнее политиков // www.vedomosti.ru/opinion/articles/2016/06/08/644510-...
  9.  Дондурей Д. Российская смысловая матрица // www.vedomosti.ru/opinion/articles/2016/06/01/643174-...
  10.  Дубин Б. Роль всемирного шантажиста в таком объеме Россия никогда не исполняла // www.colta.ru/articles/specials/4792
  11.  Волков Д. и др. Информационные источники // www.levada.ru/2018/04/18/informatsionnye-istochniki/
  12.  Каналы информации // www.levada.ru/2018/09/13/kanaly-informatsii/
  13. Политолог предрек дальнейшее падение рейтинга власти // nsn.fm/policy/politolog-predrek-dalneyshee-padenie-reytinga-putina.html
  14. Сулим А. «Россия — это одно сплошное „Фарго“: вечная зима и маразм» Интервью Семена Слепакова — о сериалах, сатире и свободе // meduza.io/feature/2015/12/22/rossiya-eto-odno-sploshnoe-fargo-vechnaya-zima-i-marazm
  15. Гринберг Р.С. К чему ведет избыточная сплоченность масс в мирное время // www.ng.ru/stsenarii/2018-06-26/10_7252_lie.html
  16. Крылов В. Тайная власть: «Секретные материалы» как символ поколения 1990-х // iz.ru/778541/vladislav-krylov/tainaia-vlast-sekretnye-materialy-kak-simvol-pokoleniia-1990-kh
  17. Yeo M. Propaganda and Surveillance in George Orwell’s Nineteen Eighty-Four: Two Sides of the Same Coin. — , Global Media Journal — Canadian Edition. — 2010. — Vol. 3. — I. 2
  18. Крыштановская О. Российская элита на переходе // polit.ru/article/2008/07/31/rus_elita/

_____________________________

http://hvylya.net/analytics/society/metapropaganda-kak-dominirovanie-propagandyi-nad-ideologiey-a-ne-naoborot.html

https://psyfactor.org/psyops/metapropaganda93.htm

dneprcity.net/ukraine/metapropaganda-kak-dominirovanie-propagandy-nad-ideologiej-a-ne-naoborot/

psyfactor.org/psyops/metapropaganda93.htm

www.anews.com/ua/p/97544543-metapropahanda-kak-domynyrovanye-propahandy-nad-ydeolohyej-a-ne-naoborot/

 

 

 

2. Соцреализм и другие примеры метапропаганды

21.09.2018 

    Соцреализм был ментальным каноном, который выполнял несколько функций. С одной стороны, он облегчал цензурирование, поскольку произведение уже заранее становилось в ряд себе подобных, выполняющих определенную политическую задачу. С другой, создавало мощный единый голос искусства во славу происходящего. С третьей, увеличивало число правильных произведений, поскольку вся система производила только их.

      Канон потому и является каноном, что он встретится в каждом произведении. Это заранее заданные правила игры. Как в футболе нельзя играть кому-то по правилам волейбола, так и соцреализм четко выстраивал нужную символическую иерархию как в глазах потребителя искусства, так и самого создателя этого искусства.

    Причем творческий человек, особенно это касалось художников, должен был найти вещественную реализацию символических формул. Вот картина «Пионеры в музее» неизвестного художника. Кстати, неизвестный художник, конечно, не имел права на отклонения, поэтому в его произведении канон должен быть представлен сильнее.

     Это явно художественный музей, а не исторический. В центре композиции, поскольку на него обращены все взоры, вождь читает газету, которая наверняка называлась «Правда». Среди посетителей, сгрудившихся вокруг, кроме пионеров, военнослужащий и несколько взрослых. Одна из пионерок тут же записывает свои впечатления. Лица пионеров серьезны, они не разговаривают друг с другом, а неотрывно смотрят на вождя. Между ними нет никакой конфликтной ситуации, которая бы могла отвлечь, они все внимают… скульптуре, которая по определению безмолвна. Здесь очень понятная символическая  иерархия: много детей, мало взрослых, один вождь. И он, конечно, с газетой, а не с удочкой.

  Как подобного вида ментальную цензуру можно рассматривать разные примеры метапропаганды, которые происходят когда пропаганда начинает «обгонять» идеологию, предлагая новые типы врагов. Идеология в принципе более стратегический ресурс, внутри которого изменения происходят не так часто. Медиа как рабочий ресурс пропаганды является в этом плане тактическим ресурсом, который вынужденно обсуждает, трактует, интерпретирует бесконечный поток ежедневных событий.  Собственных ресурсов сцепки идеологии и пропаганды на это не хватает, пропагандистам приходится обращаться за помощью к метапропаганде, которая сама создает заменители и реализации официально принятых единиц идеологии и пропаганды.

      «Распятый мальчик» как пример отсутствовал и в реальности, и в инструкциях сверху, он явился порождением собственного понимания пропагандистов, которые живут сегодняшним днем и желанием выполнить приказ начальства. Удостоверение СС с украинской фамилией, которое крутил в руках на экране Д. Киселев, причем напечатанное в сегодняшнем варианте орфографии, а не в том, который был во время войны, тоже из этой же серии.

    Метапропаганда усиливает направление, заданной идеологией и пропагандой, но усиливает его до такой степени, что начинает вступать в противоречие с ними. Метапропаганду легко создает увлекающийся оратор типа Гитлера. Кстати, пропагандистов даже трудно наказывать за выход за пределы, поскольку они делают это исключительно правоверно, что всегда нравится начальству.

    При этом А. Дугин иногда понимает анормальность сложившейся ситуации, в которой слова и дела власти расходятся в разные стороны. Он замечает: «Идеологии нет, духа нет, экономика дышит на ладан, зверство либералов в правительстве, полный провал в образовании, культуре и науке. Царит чудовищная лживость, которую уже невозможно разрулить. Правда настолько далеко исчезла за горизонтом, что мы даже не знаем, в каком направлении она была когда-то. Это море лжи. И все опять становится безысходным, и дно становится все глубже и глубже… Мы уже сами себя не понимаем. Здесь меня не понимают, там меня не понимают… Такое ощущение, что это уже не маскировка, а биполярное расстройство, когда во внутренней политике одна рука делает одно, другая — другое Во внешней политике при этом все замечательно: Крым наш, Россия выдерживает санкции, силой нас не сломить. В этом странном состоянии мы и застыли»  [1].

     И это вновь говорит нам, что метапропаганда может еще больше уходить от реальности, чем просто пропаганда. Она может делать это в целях публицистического воздействия, в пылу споров и дискуссий, в целях создания все более точных уколов в массовое сознание. В этом плане метапропагандой было информационное воздействие на выборы в США и Европе.

     Хоть идеология долговечна, но она может и, как правило, отражает вчерашний день, а метапропаганда — точно сегодняшний или завтрашний, в зависимости от задач, поскольку она четко работает на точках уязвимости массового сознания современного человека: человека, кричащего с одной стороны экрана, и человека слушающего — с другой. Вышеупомянутые пионеры в музее находятся в полной безопасности, их охраняет символическое присутствие вождя. Вождь с газетой в руке символизируют «смычку» власти и медиа. В эпоху газеты «Правда» это было одно и то же. Переиначив поэтическую строку, можно сказать: «мы говорим медиа, подразумеваем власть; мы говорим власть, подразумеваем медиа». Так было пока медиа не выбрались из-под опеки власти. Сегодня эти процессы многократно усилились.

   В 2018 г. наиболее враждебно настроенными к России странами стали по ответам респондентов: США — 78%, Украина — 49%, Великобритания — 38%, Латвия — 26%, Польша — 24%. Литва, Германия, Эстония получили следующие количество негативных оценок: 23%, 17%, 15%. У Грузии, кстати, сейчас «рейтинг врага» — 8%, хотя в 2009 — 2011 ее считали врагом 62%, 57%, 50%.

      Мир врагов оказывается может быть не только системен, но и подвижен. Грузия побывала врагом России, потом ушла из этого черного списка. Сегодня в нем прочно находится Украина, тем более что она трактуется  в связке с врагом номер один — США.

    А. Зорин смотрит на главного врага исторически: «Более интересно, когда «врагов» находят в невоенное время. Есть представление, и религиозные корни его, видимо, в русской истории, о том, что Россия – такая единственная хранительница святой веры, окруженная врагами со всех сторон, которое потом приняло национальную окраску. И в этой схеме очень часто возникает какой-то набор таких вот устойчивых валентностей. Есть «главный враг», который хочет нас погубить – им, как правило, в русской истории долго была Франция, но потом эта роль перешла к Америке. И есть те, кого они хотят соблазнить, наши вроде бы «братья», но которые нас «предали» и перешли на сторону врага. И в традиционной русской истории это были обычно «окатоличенные» поляки! И мы говорили: «Вы же славяне, ну, что же вы ей богу, не понимаете, что ли, что вы наши братья?» А они что-то не понимали – и быстро стали врагами. Сейчас про поляков все забыли, они уже мало кого интересуют, и эту роль «врагов» функционально выполняют украинцы. И то, что Украина воспринимается как враг, это первое, но очень симптоматичное признание того, что российское общественное мнение начинает понимать, что украинцы – все-таки другой народ» [2].

   Сила героя определяется силой его врага. Именно поэтому почти всегда «вихри враждебные веют над нами». Мобилизационная политика позволяет делать мобилизационной экономику, когда все плохое можно легко объяснить происками врагов.

     От массового признания засилья врагов по периметру недалеко и до теории заговора.  И он расцвел вовсю: «Две трети россиян (66%) считают, что существует группа лиц, которая стремится переписать российскую историю, подменить исторические факты, чтобы навредить России, приуменьшить ее величие. Среди 45-59-летних и людей старшего поколения 60 лет+ эта доля выше – по 72%. Четверть опрошенных (26%) полагают, что такой группы лиц не существует. Чаще такой точки зрения придерживаются молодые люди от 18 до 24 лет (47%) и люди с неполным средним образованием (42%), утверждая, что если отдельные историки и пересматривают исторические события в России, то потому, что они стремятся докопаться до истины. Большинство наших сограждан (63%) верят в существование некой организации, которая стремится разрушить духовные ценности, сформированные у россиян, с помощью пропаганды нетрадиционных сексуальных отношений. Выше эта доля среди 45 — 59-летних (69%) и людей со средним специальным образованием (67%)».[3]

     Понятно, что это результат работы медиа, включая сюда не только новости и выступления должностных лиц, но и фильмы и телесериалы, которые еще ярче могут осветить врагов в анфас и в профиль.

    К. Гаазе посмотрел на проблему шире, увидев в этом опросе подготовку к следующему шагу — созданию новой пятой колонны: «Опросы ВЦИОМ о заговоре против России выглядят как часть подготовки к этим процессам. Ставшие рабочими, рутинными во внутриполитическом блоке Кремля обсуждения кампаний против «врагов»: врачей, коррупционеров, либералов, – добавляют аргументов в пользу таких опасений. Кто станет новой «пятой колонной»? Учитывая очевидно левый крен протестов, учитывая острое желание ФСБ выйти не с парой дел шпионов, а – как прокурор Мюллер – с большой политической заявкой, кажется, что жертвами будут не правые, а левые. Новые левые. С Алексеем Навальным во главе, хотя назвать его левым в современном понимании этого слова нельзя» [4].

     Враг — великий мобилизатор. Он заставляет даже гражданских ходить строем. Он отменяет разнобой слов и мыслей, поскольку все главные слова и мысли говорят другие, которым это и положено делать по должности. Если нет правильных слов, вскоре исчезнут и правильные мысли. За ненадобностью.

      Д. Травин привязал идеологему «Россия — враг» к успеху американского телесериала «Родина»: «Популярность этого фильма лучше всяких соцопросов показывает реальные настроения широких масс. Социологам люди могут говорить не то, что думают на самом деле. Но смотрят они то, что хочется. И если сериал пользуется успехом, значит, он предлагает зрителю именно ту картину мира, которая у него в голове сложилась. В общем, получается следующая история. Присоединение Крыма к России сформировало недоверие между народами. Затем на базе этого недоверия широкое распространение в США получили представления о вмешательстве русских в выборы. И вот уже Россия  вновь становится империей зла. Мы сами создали условия для такой трансформации сознания, но наши действия легли на благодатную почву» [5].

   Кстати, Россия со своей стороны озабочена тем, что в западных компьютерных играх она играет роль врагов. Это еще один пример метапропаганды, когда идеолого-пропагандистские символы используются не в своей стихии. Но раз они воспринимаются как такие, то свою роль они выполняют. 

     А. Святославский справедливо пишет о восприятии соцреализма в довоенное время: «В чем еще обвиняли и обвиняют советскую литературу, однозначно относимую в советскую эпоху к успехам соцреализма? Больше всего в приукрашивании действительности, иначе в т. н. «мифологизации советской действительности». При всем возможно широком понимании мифа в мировой культурологической науке, в данном словосочетании постулируется один-единственный конкретный смысл: в СССР все было плохо (ГУЛАГ, очереди и т.д.), но советские писатели приукрашивали советскую действительность и тем самым врали читателям, что все хорошо и будет еще лучше (NB: кстати, последнее важно для понимания самого воспитательного феномена той литературы). Вполне возможно, так оно и выглядело бы, если бы речь шла лишь о зарубежной аудитории. Однако, в том-то все и дело, что основная масса читателей этой «неправильной» литературы знала советскую действительность не понаслышке! И эти читатели в большинстве своем вполне искренне принимали и саму действительность, и ее отражение в советской литературе соцреализма… Или просто людям приятно заблуждаться? Есть ведь и такая точка зрения – что в 1930-40-х все было так плохо, что нужна была отдушина в виде счастливых лиц хотя бы на киноэкранах и на страницах литературных произведений» [6].

    Ответ на этот вопрос может быть один: модель мира никогда не будет совпадать с самим миром. Мир намного многозначнее, из него мы можем строить разные модели, одна из которых становится доминирующей, когда берется на вооружение религией или идеологией. За отклонение от этого взгляда на мир тогда наказывают уже не в информационном или виртуальном пространствах, а в физическом.

     Россия вернула в школы астрономию, как просил Роскосмос, чтобы дети думали не только о том, как пойти работать в нефтяную компанию или в суд, а смотрели на жизнь пошире.

     В. Волошина пишет: «В 1947 году в некоторые советские школы в порядке эксперимента вернули уроки логики и психологии, которые упразднили после революции большевики. По одной из версий, кто-то внушил Сталину, что наши потери в войну были бы много меньше, умей советские военачальники рассуждать последовательно. Да и при восстановлении разрушенного народного хозяйства понадобятся специалисты, способные думать на три шага вперед. Пришедший к власти Хрущев этот эксперимент быстро свернул. А жаль. Сегодня людей, которые умеют устанавливать взаимосвязи между фактами и событиями, а не бездумно соглашаться с тем, что им рассказывают по телевизору, в России явно не хватает»  [7].

    Кстати, это общемировая проблема, в числе прочего связанная вычеркиванием книги из системы чтения. В то же время книга давала и эмпатию, и сложные мысли, и интеллектуальное развитие

    С. Переслегин дает следующее объяснение тому, что можно обозначить как вытеснение книги на периферию: «Появление компьютеров, 3d-кино и так далее поставили под серьезную угрозу цивилизацию книги. Никуда от этого не деться. Современные школьники и студенты живут в визуальном мире. А мы их учим с помощью текста. Они, между прочим, читать сложные тексты не умеют. А не умеют, потому что их этому никто не учит, ибо это всегда подразумевалось, что человек научится сам собой и чтобы что-нибудь понимать в мире, ему придется читать тексты все более и более сложные. Но сейчас ему читать не приходится, он другим способом все это получает. Детей учат в текстовом формате, при этом подразумевая, что они этот формат воспринимают, а это не так. Говоря о постмодерне, я не сказал еще одной важной вещи. Поскольку учились они чему-нибудь и как-нибудь, они очень легко относятся к предшествующему накопленному знанию. Отсюда и вся идея постмодерна. У них нет понятия об истине, они не хотят с ней работать. А если у вас нет представления об истине, то у вас нет оснований, чтобы начинать читать сложные тексты» [8].

     Метапропаганда является опережающим действительность инструментарием. Она смотрит на мир сегодняшний глазами мира будущего, каким его считает власть. Если все должны стать в том мире лысыми, то она уже сегодня посвятит себя рассказам о лысых, выискивая их на улицах. Она строит будущее в наших головах, чтобы облегчить его создание в действительности.

     Побыв в дне сегодняшнем, мы можем смело вернуться к соцреализму в его связке с метапропагандой. Соцреализм как метапропаганда разделил и весь мир, и всю страну на правильных и неправильных. Возможно, это действительно помогало идти вперед, не отвлекаясь на врагов народа.

    И. Переседов говорит о роли медиа: «Мейнстрим — не столько понятие массовой культуры, сколько понятие, которое человек заимствует из медиа. Понятно, что медиа и массовая культура напрямую между собой взаимосвязаны, но, все-таки, несколько разнятся. Поэтому мейнстрим — медийное понятие, которое транслируется медиа и, в общем-то, медиа и измеряется. Теория относительности Эйнштейна приобрела статус мейнстрима вне зависимости от своей достоверности и доказательности, а скажем так, опосредованно. В какой-то момент какая-то группа решила, что теория относительности достоверна, широко разнесла это знание, оно было подхвачено медиа, были сделаны выводы, это стало достоянием медиа, и теория стала восприниматься как мейнстрим» [9,10].

  Метапропаганда всегда будет возникать в условиях смены ситуации, поскольку ее не может охватывать идеология и пропаганда, работая в замедленном темпе. Они не могут увидеть того, что будет создано метапропагандой, которая может быть не просто синхронной действительности, а даже опережать ее.

     Соцреализм дает модели поведения человека в разных реальных ситуациях. Сегодня этого уже мало. Современный телесериал, например, активно обучает ситуациям, которые могут прийти в будущем. По этой причине такая метапропаганда сильнее старой пропаганды, поскольку может работать на упреждение даже в области неизвестного.

    А Г.Павловский тоже сравнил ситуацию с Советским Союзом времен Брежнева, когда государственное телевидение продвигало личностный имидж власти по мере загнивания коммунистической системы [11]. Путину нужен постоянно растущий культ личности. Имидж Путина приравняли к имиджу страны. Идея такого фильма совершенно из сферы метапропаганды — нужно было самим создать события, которых хотя бы частично не было в публичном дискурсе. Из набора обыкновенных событий постарались сделать символически значимые. Пришли даже фразы ленинского типа –  «Путин любит людей».

      Работу с теми, кто комментирует ситуацию, можно увидеть из опыта работы В. Соловьева над фильмом «Президент». Тогда он сказал следующее о приглашении комментирующих: «Был очень широкий круг. Мы рассылали письма. Не все захотели — это тоже надо учитывать. Кто-то просто не смог. Например, ряд западных коллег были заняты, по каким-то своим причинам отказывались. Кто-то нам не очень подошел. Мы пытались приглашать тех людей, которые были не просто свидетелями эпохи и президентства Владимира Владимировича, но были очень близки, то есть видели «кухню» происходящего, могли знать какие-то нюансы, неизвестные широкой аудитории. Именно поэтому наш принцип был брать не просто близких, а тех, кто внутри процесса» [12].

     Первое лицо всегда привлекает особое внимание. Любые его действия сразу приобретают символическое значение, начинают интерпретироваться. Когда же эти символизации начинают накладываться друг на друга, на сцену выходит именно метапропаганда, поскольку здесь имеет место уже не просто лакировка действительности, как в пропаганде, а лакировка в квадрате, характерная для метапропаганды.

     При этом метапропаганда может опережать не только позитив, но и негатив. Создание паники, например, предлагается признать медиаискусством [13]. Это инструментарий движения «языка впереди мысли», а точкой отсчета стало заявление зам. Главы банка ВТБ А. Костина о принудительной конвертации долларовых сбережений российских граждан в рубли, что в результате привело не только к обсуждению, но и к множественному числу опровержений со стороны власти. Все это лежит в сфере того, что в своем время А. Пентленд обозначил как социальная физика, науки, которая позволяет, отталкиваясь от big data, приходить к моделям поведения людей [14]. В таких, а не интуитивных предсказаниях будет построена и будущая метапропаганда.

    В сталинское время метапропаганда становится главным строителем мира, а не идеология или простая пропаганда. Социальные условия ужесточаются до такой степени, что игнорировать их нет никакой возможности. Образцы правильного поведения все время «выстреливают» в массовое сознание, как и показательные наказания тех, кто ослушался.

Метапропаганда освоила все — науку и образование, литературу и искусство, все виды медиа, общественные организации, включая пионеров и комсомольцев. Школьное образование давало четкие схемы, в чем марксизм был в принципе силен, особенно выигрывали от этого история и география.

     Метапропаганда создает героев. Каждая страна имеет принципиально свой такой пантеон. Невозможно себе представить поклонение чужим героям. Героем человека признает государство, считая таким человека, отдающего свою биологическую жизни ради жизни социального коллектива. Это реальные герои. Виртуальные герои рождаются в виртуальной, а не физической действительности. Сильное воздействие образуется, когда реальный и виртуальный герой совпадают. Это происходит, когда, например, кино берет своим героем реального человека. Фильм «Чапаев» дети смотрели в Союзе множество раз, надеясь, что герой будет спасен.

      СССР воспевал сильного человека, покоряющего моря и океаны. До войны он летал в стратосферу, после войны — в космос. Практически точно так воспитывались и дети. И тут был понятен лозунг, вызывающий этот подход: «Если завтра война». Каждый  должен был уметь прыгать с парашютом и стрелять из винтовки… Из СССР делали страну-воина. Уже потом, в застой, она постепенно стала становится страной-торговцем. Можем увидеть нечто сходное с индийскими кастами, правда, в нашем случае речь идет о смене руководящей модели. Сначала правили «брахманы» — политработники в нашем измерении. Потом — кшатрии воины, потом — торговцы…

     Метапропаганда может менять героев для подражания, даже сохраняя идеологическую цель движения вперед. Чтобы убрать ненужные раздумья, довоенный СССР переключили на будущее. Страна все время строила будущее, что позволило не обращать внимание на настоящее. Это так и ненаступившее будущее победило и прошлое, и настоящее. В будущее надо было успеть первым, пока туда не добрались враги. 

Литература:

  1. Дугин А. Мы стремительно летим в черную дыру// izborsk-club.ru/14863?utm_referrer=https%3A%2F%2Fzen.yandex.com
  2. Шароградский А. и др. «Вдруг выяснилось, что украинцы — враги» // www.svoboda.org/a/27776948.html
  3. Теория заговора против России // wciom.ru/index.php?id=236&uid=9259
  4. Гаазе К. Книга судного дня. Почему крымский консенсус закончился // carnegie.ru/commentary/77231
  5. Травин Д. Как продать «Родину»? // www.rosbalt.ru/blogs/2018/07/13/1717193.html
  6. Святославский А. Социалистический реализм: проблемы веры и интерпретации // www.intelros.ru/readroom/kulturologicheskiy-zhurnal/ku2-2015/27664-socialisticheskiy-realizm-problemy-very-i-interpretacii.html
  7. Волошина В. Дырка от звезд // www.rosbalt.ru/blogs/2018/09/07/1730210.html?utm_sou...;utm_medium=web&utm_campaign=editorchoice
  8. Переслегин С. Образование и трансмодерн // naslednick.online/rubric/science/science_507.html
  9. Переседов И. Обсуждение темы «Мейнстрим как стратегическое оружие системы» // peresedov.pro/mainstream-as-a-strategic-weapon-systems/
  10. Мейнстрим как стратегическое оружие системы // politosophia.org/page/meynstrim-kak-strategicheskoe-oruzhie-sistemy.html
  11. Halpin A. a.o. Putin Gets Dose of Love From State TV as His Poll Ratings Slide // www.bloomberg.com/news/articles/2018-09-03/putin-gets-dose-of-love-from-state-tv-as-his-poll-ratings-slide?srnd=premium-europe
  12. Альперина С. Интервью после интервью. Владимир Соловьев: послесловие к фильму «Президент» // rg.ru/2015/04/27/solovyov-site.html
  13. Мейстер. Паника как медиаискусство // echo.msk.ru/blog/maester/2279644-echo/
  14. Wladawsky-Berger I. Social physics reinventing analytics to better predict human behaviors // blogs.wsj.com/cio/2018/09/14/social-physics-reinventing-analytics-to-better-predict-human-behaviors/

_______________________

hvylya.net/analytics/society/sotsrealizm-i-drugie-primeryi-metapropagandyi.html

uainfo.org/blogosphere/obshestvo/1537798676-sotsrealizm-i-drugie-primery-metapropagandy-georgiy-pocheptsov-.html

psyfactor.org/psyops/metapropaganda91.htm

www.noravank.am/rus/articles/detail.php?ELEMENT_ID=17706

brest.regiony.by/#!news/13503

 

3. Распад СССР под руководством…. метапропаганды

25.09.2018

 

   Метапропаганда, идя впереди и идеологии, и пропаганды, может решать совершенно противоположные задачи. Она может идти  в одном направлении с идеологией и пропагандой, только принципиально своим путем, а может быть контр-ходом, разрушающим идеологию и пропаганду.

  В начале перестройки Горбачев говорил с трибуны исключительно о ленинском пути, хотя шел в другую сторону. А. Яковлев писал: «Группа истинных, а не мнимых реформаторов разработали (разумеется, устно) следующий план: авторитетом Ленина ударить по Сталину, по сталинизму. А затем, в случае успеха, Плехановым и социал-демократией бить по Ленину, либерализмом и «нравственным социализмом» — по революционаризму вообще. Начался новый виток разоблачения «культа личности Сталина». Но не эмоциональным выкриком, как это сделал Хрущев, а с четким подтекстом: преступник не только Сталин, но и сама система преступна» [1].

     В то же самое время у А. Ципко есть другие воспоминания: «Представьте, например, что Вадим Андреевич Медведев вызывал меня, новоиспеченного консультанта, в кабинет и говорил примерно так: «Александр, вы же творческий человек, скажите — ведь можно же сделать социализм более привлекательным для людей? Опишите мне образ социализма, о котором вы мечтаете». А это был декабрь 1986 года…» [2].

    Если идеология и пропаганда шли по одному пути, метапропаганда — по другому. Никаких планов перестройки в головах у ее лидеров не было. Но был придуман проект Гласность, по которому просто стали печатать то, что было запрещенным до данного момента. То есть система отбора уже была сделана советской цензурой. В результате на фоне ритуальной советской идеологии и пропаганды заработала яркая и привлекательная антисоветская метапропаганда, которая делала все то, на что не были способны лидеры перестройки.

     Если сюрреализм является отклонением от действительности, и его за это клеймили, то точно таким отклонением является и соцреализм. Советский сюр — это доведенная до абсурда пропаганда, которая заменяла реальность. Завтрашняя красивая реальность никак не наступала, поэтому все жили исключительно в сегодняшнем дне. Правда, глядя из настоящего, следует признать, что это менее обидно, чем когда сейчас часть людей живет уже в будущем, часть вообще в далеком будущем, их теперь именуют олигархами, а основная масса населения, как и тогда, в настоящем, а кто — и в прошлом.

     Цензура является странным увеличительным стеклом, которое преувеличивает одно и не замечает другое. Мир ее глазами полон социально прекрасного. Но стоит ее убрать, как сразу оказывается, что и Павлик Морозов не тот, и Зоя Космодемьянская не та, и не было вовсе 28 панфиловцев. Все это виртуальный мир или виртуальная защита, выстроенные вокруг проекта по имени СССР.

    Виртуальная защита призвана блокировать неправильное поведение в физическом пространстве и неправильные мысли в пространстве информационном. Исследования показывают, что люди быстрее понимают и обрабатывают знакомые им истины, что доказывает их достоверность. Поэтому частое повторение пропагандой нужных истин ведет к повышению их достоверности.

    СССР хорошо умел сдерживать, слабее были его умения по активации. Была выстроена мощная система остановки и сдерживания, которая не разрешала никакой модернизации. Любое новое встречалось в штыки, поскольку оно несло отклонения, с которыми никто не хотел работать. А так настоящее должно было очень походить на прошлое. Это и был главный принцип советского управления, поскольку любые реформы, включая косыгинскую, почти автоматически проваливались.

     Общество мечты хотело стать обществом потребления. Вместо спасения других в виде построения всеобщего коммунизма оно захотело спасать самого себя. Советскому государству не удалось уничтожить инстинкт собственности у граждан, как оно ни старалось это сделать, затрачивая на это множество пропагандистских усилий.

    В довоенное время боролись с мещанством и геранью на подоконнике. У крестьян забирали их земельные наделы, объединяя всех в колхозы. Но уже в послевоенное время верхушка позволила себе нажиться. Можно вспомнить эшелоны с трофеями генералов из Германии, начиная с маршала Жукова. Вот результаты негласного обыска его дачи в 1948 г., то есть еще во времена Сталина: «Заслуживает внимания заявление работников, проводивших обыск, о том, что дача Жукова представляет собой, по существу, антикварный магазин или музей, обвешанный внутри различными дорогостоящими художественными картинами, причем их так много, что четыре картины висят даже на кухне. Дело дошло до того, что в спальне Жукова над кроватью висит огромная картина с изображением двух обнаженных женщин. Есть настолько ценные картины, которые никак не подходят к квартире, а должны быть переданы в государственный фонд и находиться в музее. Свыше двух десятков больших ковров покрывают полы почти всех комнат. Вся обстановка, начиная с мебели, ковров, посуды, украшений и кончая занавесками на окнах, — заграничная, главным образом немецкая. На даче буквально нет ни одной вещи советского происхождения, за исключением дорожек, лежащих при входе на дачу. На даче нет ни одной советской книги, но зато в книжных шкафах стоит большое количество книг в прекрасных переплетах с золотым тиснением, исключительно на немецком языке. Зайдя в дом, трудно себе представить, что находишься под Москвой, а не в Германии» [3].

    Здесь уже сама жизнь реализуется как метапропаганда, поскольку она никак не синхронизируется с официальными идеологией и пропагандой. Был советский анекдот на тему асинхронности: Если наши руководители считают, что они платят нам заработную плату, то пусть они думают, что мы работаем!

   Д. Шепилов, который, кто помнит, был «примкнувшим к антипартийной группе Молотова, Маленкова, Кагановича» и исключен из партии, что стало мемом до того, как о мемах заговорили, например, «появился анекдот: «Самая длинная советская фамилия — Ипримкнувшийкнимшепилов»; если пол-литровую бутылку водки распивали «на троих», а к этому примыкал четвёртый, то его называли «Шепиловым» и т. п. Благодаря этой фразе имя партийного функционера узнали миллионы советских граждан» [4]. Шепилов потерял работу в ЦК, был исключен из партии, выслан из Москвы. В своей книге «Непримкнувший» Д. Шепилов вспоминал о партфункционерах: «Все они, используя свое положение в аппарате ЦК и на других государственных постах, лихорадочно брали от партии и государства полными пригоршнями все материальные и иные блага, которые только можно было взять. В условиях ещё далеко не преодоленных послевоенных трудностей и народной нужды они обзаводились роскошными квартирами и дачами. Получали фантастические гонорары и оклады за совместительство на всяких постах. Все они в разное время и разными путями стали академиками…, докторами, профессорами и прочими пожизненно титулованными персонами» [5]. Кстати, у Шепилова есть интересные воспоминания и о т.н. «деле Александрова», и о Хрущеве, в основном, негативные. То есть «о высоком уровне управления страной можно не говорить». И Хрущева не зря пытались снять. Если в 1957 г. это не прошло, то удалось в 1964.

       На тот момент эти бывшие работники ЦК имели такие должности: это министр культуры академик АН СССР Георгий Александров, зам. зав. отделом науки и культуры ЦК КПСС член-корр. АН СССР Владимир Кружков, еще один член-корр. АН Александр Еголин. Поскольку Александров был философом (он был автором «Истории западноевропейской философии»), то возникла такая шутка, что «философ Александров на практике доказал неразрывную связь формы и содержания: если ему нравились формы, он брал их на содержание». Был еще один мем: «философский ансамбль ласки и пляски имени Александрова».

      Кстати, Л. Млечин также рассказывает, что сам Александров книжек и не читал, и не писал. Его творческой манерой было запугивание какого-то молодого талантливого ученого, что им интересуются органы. Для спасения он предлагал написать конкретную книгу, которую потом спокойно издавал под своим именем.  [6]

       В любом случае понятно, что советская система хорошо работала в случае войны и плохо в случае мира. Когда уровень контроля падает, поведение людей снизу доверху меняется. Мобилизационная экономика и политика диктуют жесткие нормы, когда происходит послабление, все идет в разнос. Кстати, о нынешней российской ситуации Д.Орешкин справедливо пишет: «Опыт недавнего прошлого нам наукой: после брежневского застоя непременно должна последовать фаза андроповской заморозки — как последняя попытка сохранить вертикальный контроль над ситуацией, которая стала слишком сложна для вертикального контроля. А перестройка и полный развал наступают уже потом, когда станет окончательно ясно, что заморозка тоже не спасает» [7].

      Советская система действительно в результате рушится не в военное, а в мирное время, когда роль вражеского окружения уже не может мобилизовать на свершения, малые и великие. Вспомним, что Советский Союз и до Горбачева несколько раз двигался к той или иной разрядке напряженности. Правда, размещение ракет на Кубе или ввод войск в Афганистан держали ситуацию умеренно напряженной. В ряде случаев, как это было в Афганистане, США сами сознательно подталкивали к обострению. После ввода войск в Афганистан советник президента США по национальной безопасности так и писал своему президенту, что, наконец, Советский Союз получил свой Вьетнам.

      Советский Союз, как входящий в земную атмосферу спутник, терял одну за другой свои защиты. Самой главной из которых был военно-мобилизационный настрой, удерживаемый у населения. Он объяснял любые негативы, а все позитивы можно было откладывать на потом.

С приходом на авансцену Ю. Андропова связывают заключительный этап СССР. Причем, как и всё, что касается Андропова, это всегда имеет противоположные интерпретации. Никто не может сказать точно: то ли он спасал СССР, то ли разрушал его. Например, можно сказать, что он поднял борьбу с диссидентами на новый уровень, а можно сказать, что благодаря этому диссиденты и их идеи стали более известны и у нас, и на Западе. Половина людей говорит, что он привел к власти Горбачева, другая половина утверждает обратное, что он не хотел Горбачева во власти, разочаровавшись в нем. В любом случае после череды «невнятных» лидеров массовое сознание хотело видеть в Андропове «спасителя», даже если он и не был таким.

     Андропов, несомненно, был сильнее остальных, тем более у него был компромат на любого члена Политбюро. И они это знали. Всё это гипотезы, но они имеют под собой серьезные основания. Хотя главным ощущением все же остается психологическое непонимание и недоумение по поводу того, что произошло. Мощный поезд по имени СССР шел от  станции к станции под музыку, а потом вдруг исчез.

     Реально же произошла смена сюжета. В одном сюжете люди работали-работали ради построения счастья на земле, а в другом — ради построения собственного счастья. И в головах победил второй сюжет. Сначала он действительно победил в головах, придя туда в виде виртуальной реальности — кинофильмов, книг, теленовостей, которые говорили об одном, но фоново открывали мир за рубежами. Это похоже было на третье открытие Запада. 

    Первым был возврат солдат и офицеров после войны, когда Сталину пришлось ужесточить идеологическую работу, запуская новые кампании, нацеленные на «внутренних врагов». Вторым был фестиваль молодежи и студентов, который подтолкнул приход оттепели. Такие «открытия» СССР сопровождались «закрытиями», когда Советский Союз вводил войска то в Венгрию, то в Чехословакию, а это в свою очередь приводило к росту антисоветских выступлений как внутри страны, так и за ее пределами. Модель осажденной крепости как сюжет со своими типами героев и антигероев каждый раз приходит на помощь, заставляя замолчать нетерпеливых и неугомонных.

     А. Чадаев говорит о роли сюжетов: «Функциональной основой цивилизационной машины — в диапазоне от макроэкономических циклов до электоральных процессов — все более становится принцип синхронизации переживаний и впечатлений. Ты должен не просто испытывать переживания — ты должен испытывать те же самые переживания, что и другой, в то же самое время, что и он, — и только в этом случае общность переживаний создает возможность коммуникации: «А помнишь, как он?». Система, построенная таким образом, обречена постоянно испытывать крайнюю степень голода на яркие сильные сюжеты; она — кадавр, неудовлетворенный эмоционально. Дайте сюжет! А не успеете — всемирная депрессия сама начнет творить его из подручного человеческого материала. Сюжеты, а не факты управляют мировой политикой. Факт, который невозможно вписать в сюжет, не существует; факт, который противоречит логике сюжета, игнорируется или оспаривается. Утвержденные сюжеты диктуют логику действий политическим акторам, они же задают предельную рамку комментариев. Попытки упрямых одиночек вырваться за пределы навязанных сюжетов — гиблое дело: «С тобой не о чем говорить, зануда: ты просто не смотрел этот фильм». Главное — успеть сориентироваться в том, какой фильм сегодня надо смотреть» [8].

    Советский Союз построил сильный мир, но, как выяснилось, у него было шаткое основание, которое можно было легко раскачать. Это его прошлое с репрессиями. Но и будущее было максимально неконкретным. Там ничего не было, кроме лозунга: «каждой семье отдельную квартиру». Все эти недостатки с лихвой перекрывала пропаганда.

    Д. Шепилов пишет: «Подлинной страстью Сталина было кино. И здесь у него вкусы и эстетические требования были вполне определившимися и очень твердыми. Он одобрял и щедро поощрял прежде всего историко-революционные фильмы, фильмы эпического плана и большого социального звучания».

    Интересно, каким четким было видение силы визуального искусства. Сталин, например, нарушил правило не давать Сталинской премии за еще не построенные здания. Он сказал на заседании комитета: «За высотные здания премии архитекторам можно дать сейчас. За проекты. Это первая попытка перейти от старых архитектурных форм к новым. А университет — это не просто здание. Это — комбинат. В порядке исключения можно дать премии за проекты».

    И это тоже отражает реакцию на величественность, даже в проекте. Интересно, что у  немцев была теория красоты руин, созданная под влиянием созерцания того, что осталось от Древнего Рима: «В действительности, красота руин, причем именно руин своей страны, — вот посыл, который определенные люди назвали бы уникальным. И всячески приветствовали бы его трансляцию через массовую культуру на российское общество. Речь о «теории ценности руин», придуманной Альбертом Шпейером, личным архитектором Гитлера. В своей книге «Воспоминания» он пишет: «…современные здания, смонтированные из строительных конструкций, без сомнения, мало подходили для того, чтобы стать „мостом традиции“, который, по замыслу Гитлера, следовало перебросить к будущим поколениям: немыслимо, чтобы ржавеющие кучи обломков вызывали бы то героическое воодушевление, которое восхищало Гитлера в монументах прошлого. Эту дилемму должна бы решить моя теория: использование особых материалов, а также учет их особых статических свойств должны позволить создать такие сооружения, руины которых через века или (как мы рассчитывали) через тысячелетия примерно соответствовали бы римским образцам» [9].    

  Всё это примеры метапропаганды, поскольку многие подобные вещи не может запланировать идеология, а пропаганда может. Если идеология может быть чисто теоретическим конструктом, то пропаганда и особенно метапропаганда обязательно должны опираться на точки уязвимости массового сознания.

       Гигантомания по этой причине является характерной приметой авторитарных государств, которые повсюду воздвигали свои «пирамиды». Это выше человеческого понимания, поэтому столь высоким становится воздействие. В результате пропаганда снова стала из ритуальной метапропагандой, которая является самодостаточной, и именно она начинает задавать идеологию, а не идеология — ее. Интересно, что и отдельный человек сам по себе тоже может превращать пропаганду в метапропаганду. Примером этого был советский вариант чтения какой-нибудь критики буржуазной философии для того, чтобы получить информацию об этой философии, а не критиковать ее.

     Ритуальность советской пропаганды уже не работала. А. Колесников напоминает нам историю Швейка: «Одним из признаков, по которым судебные врачи выявили слабоумие бравого солдата Швейка было то обстоятельство, что он всерьез выкрикивал: «Да здравствует император Франц Иосиф Первый!». Подобострастие по отношению к власти и восхваление ее – тоже из области комического. Государственная пропаганда в ее прямолинейности становится по-настоящему смешной и дискредитирует и ослабляет власть. То, что должно быть устрашающим, страшным быть перестает. То, что должно умилять и увеличивать народную поддержку, становится поводом для пародий. А священная борьба за чистоту нравов и блеск скреп приводит к чистке библиотек от Пушкина, изданного Соросом, и даже кострам из книг» [10].

    Против советского пропагандистского аппарата работала огромная машина западной пропаганды, которая просчитывала возможности входа в СССР даже через железный занавес. Таким, например, было проект Троя 1951 г. [11–13]. Он был выполнен учеными Массачусетского технологического института и полностью был посвящен разным вариантам использования политической войны.

     Это сегодня Ю. Харари говорит: «мы располагаем технологиями по взлому людей» [14]. Он говорит о технологиях, связанных с соцмедиа. Но и тогда был свой инструментарий, только был он менее зависим от технологий.

     Пропаганда и особенно метапропаганда в виде сегодняшних телесериалов распространена и на Западе. Но им для работы со своим населением нужна более сложная система, чем та, которая была в СССР, потому что властям надо преодолевать, побеждая, большую свободу слова и информации, чем мы имеем в постсоветском пространстве. По этой причине все четче в СССР, где все построено на черном или белом, у всех остальных много «серого»

Литература:

  1. Яковлев А.Н. Большевизм — социальная болезнь ХХ века // www.agitclub.ru/gorby/ussr/blackbook1.htm
  2. Ципко А. Я пришел дать вам волю! Интервью // vm.ru/news/2015/04/02/ya-prishel-dat-vam-volyu-282788.html
  3. Докладная записка В. С. Абакумова И. В. Сталину от 10.01.1948 // ru.wikisource.org/wiki/
  4. Шепилов, Дмитрий Трофимович https://ru.wikipedia.org/wiki/
  5. Шипилов Д. Непримкнувший, — М., 2001
  6. Млечин Л. Один день без Сталина. Драматическая история обороны Москвы. — М., 2017
  7. Орешкин Д. Месть мундира // snob.ru/entry/165564?utm_source=email&utm_medium=digest&utm_campaign=snob&utm_content
  8. Чадаев А. Анатомия русского сюжета // www.russ.ru/pole/Anatomiya-russkogo-syuzheta
  9. Дыдышко А. Творцы руин: что хотели сказать разработчики S.T.A.L.K.E.R. и «Метро 2033»? // rossaprimavera.ru/article/306d7afd
  10. Колесников А. Когда власть становится смешной // www.gazeta.ru/comments/column/kolesnikov/11970847.shtml?updated
  11. Project Troy // en.wikipedia.org/wiki/Project_Troy
  12. Excerpts From Project Troy Report to the Secretary of State, February 1 , 1951 // archive.org/stream/CIA-RDP79S01011A000900030019-8/CIA-RDP79S01011A000900030019-8_djvu.txt
  13. Николаева О. Психологическая война США против СССР: рассекреченные документы ЦРУ и Госдепа // rossaprimavera.ru/article/psihologicheskaya-voyna-ssha-protiv-sssr-rassekrechennye-dokumenty-cru-i-gosdepa?gazeta=/gazeta/194
  14. Харари Ю.Н. Мы располагаем технологиями по взлому людей // www.inopressa.ru/article/19sep2018/lemonde/harari.html

____________________________

hvylya.net/analytics/society/raspad-sssr-pod-rukovodstvom-metapropagandyi.html

psyfactor.org/psyops/metapropaganda92.htm

 

4. Метапропаганда и пропаганда: сходства и различия

28.09.2018

     Метапропаганда и пропаганда сходны в том, что обе они, воздействуя на чужой разум, пытаются сохранить или, наоборот, трансформировать его модель мира. Только пропаганда делает это более открыто, а метапропаганда — скрытно, мимикрируя под обычные информационные или виртуальные потоки. Метапропаганда — это флаг, который разный с двух сторон. Одни глаза видят его одним, другие — другим.

    Метапропаганда скорее, чем просто пропаганда, будет направлять массовое сознание на а) изменения, отклонения от «генеральной линии» при ее официальном нерушимости, б) на стратегические, а не тактические цели, поскольку тактические цели хорошо отрабатывает именно пропаганда под указаниями господствующей идеологии.

    Вспомнился интересный пример. Научные консультанты Обамы написали ему доклад, что если не изменится ситуация с отношением американцев к точным наукам, то в ближайшие десять лет Америка уйдет из передовых стран мира. Они писали в  этом тексте, что в США много докторов наук по нужным специальностям, но из-за того, что они не являются американскими гражданами, их нельзя использовать в лабораториях в сфере национальной безопасности. И была развернута соответствующая программа, в результате которой, к примеру, отдается приоритет направлению в образовании STEM — Science, technology, engineering, and mathematics — науке, технологии, инженерии, математике. В школе уже в младших классах отбираются математически одаренные дети. В американской школе в принципе можно уходить на несколько классов вперед по отдельным предметам. Тебе создают для этого все условия, отдельное расписание, автобус отвезет тебя в старшую школу, если ты пока учишься в младшей.

      Но примером метапропаганды является другое. Пентагон создал семинар из молодых докторов  наук, пытаясь сделать из них сценаристов для Голливуда. Например, в качестве примера они разбирали телесериал «Числа» («Numbers»), где героями являются два брата, один из которых работает в ФБР, а второй — профессор математики из университета. И вот этот второй брат, применяя разные математические методы, делает прогноз, например, где именно преступники совершат свою следующую атаку. Все это было нужно, чтобы привлечь молодежь к науке.

      Такое внимание к коммуникациям может быть вытекать также и из того, что американская коммуникативистика была с самого начала тесно связана с военными [1]. Это было до войны, но особенно проявилось после войны, когда вовсю искались способы повышения эффективности пропаганды из-за вовлеченности всех в войну холодную.

      Метапропаганда такого рода помогает поменять мозги и судьбы людей, делая это под потребности государства, а не самого человека. В Голливуде, например, есть представительства всех родов войск и всех спецслужб. Если они заинтересованы в каком-то фильме, они помогают консультантами и предоставлением «антуража» — самолета, корабля, базы и под., причем платить надо только за горючее. Но это как бы стандартная пропаганда, которая понятна, метапропаганда в принципе работает с изменениями, под которые надо подвести население, чтобы обеспечить нужный переход.

       Пропаганда работает прямо и напролом, метапропаганда — косвенно. В ряде случаев ей требуется, чтобы объект воздействия сам прокрутил в голове вводимую информацию и сам же получил нужный результат. Пропаганда в свою очередь хочет цитатного повтора сказанного, а поскольку она сама занята бесконечным потоком повторов, то не выучить нужное сочетание слов практически невозможно.

       Нам встретилась интересная социология, которую теоретически можно использовать при создании подобного рода метапропагандистской кинопродукции. Как мы помним, правильный советский герой чаще был членом партии, чем беспартийным, тем самым связывая партийность с героическим подвигом в мозгах зрителей. Но как быть американцам, где действует двухпартийная система?

       У йельских исследователей мы можем найти ответ на этот вопрос. Они пришли к выводу, что идеология может влиять даже на рекомендации по лечению больных [2]. Это демонстрирует анализ того, кем по политическим интересам являются доктора. Так, две трети хирургов, анестезиологов  и урологов склонны поддержать республиканцев, а инфекционисты, психиатры и педиатры — демократов. Исследователи объяснили этот феномен уровнем зарплат. Те, кто находятся наверху, поддерживают республиканцев, внизу — демократов.

    Соответственно, американцы могут делать фильм, где главным героем окажется специалист в той или иной сфере, чтобы захватить незримо этот тип аудитории. Но это всего лишь гипотеза будущего воздействия. Нам такие примеры не встречались.

    Интересно, что Доктор Хаус возглавил список идеальных боссов в России среди киногероев [3]. На втором месте оказался Шерлок Холмс. Потом идут Глеб Жеглов и Штирлиц. И только на пятом доктор Быков из «Интернов». Обратим внимание на то, что в пятерке лидеров два доктора, а три героя относятся к сыску и разведке. А по поводу Хауса американские доктора отмечает, что к ним идут пациенты, которые ставят себе сами диагноз, ориентируясь на Хауса. И этот диагноз не всегда верный [4].

         Один из основателей микротаргетинга, в рамках которого работала Cambridge Analytica, когда вмешивалась в американские президентские выборы, меняет термин «микротаргетинг» на «психологический таргетинг». Он пишет в одной из своих статей в соавторстве с коллегами об индивидуальном типе воздействия: «Убеждающее воздействие, которое опиралось на экстравертность или уровень открытости опыту дало в результате на 40% больше кликов и до 50% больше покупок, чем без этого учета. Наши исследования показывают, что применение психологического таргетинга делает возможным влияние на поведение больших групп людей с помощью опоры убеждающих призывов на психологические потребности целевой аудитории» [5].

  Пропаганда чаще всего бывает усилителем ранее введенного. Она «передавливает» аудиторию массовостью своего воздействия, метапропаганда находит новые пути воздействия, одним из которых вполне может быть психологический таргетинг того или иного вида.

      Мы, конечно, живем в мире пропаганды, поскольку она явно заметна, но мы не считаем, что мы живем в мире метапропаганды, поскольку она скрыта. Но невидимое может воздействовать не менее серьезно, чем видимое.

     Примером успешной метапропаганды можно считать телефильм «Семнадцать мгновений весны». Советский телезритель не мог от него оторваться. Кстати, впервые на экране были умные и хитрые немцы, поскольку врага надо завысить, чтобы подвиг героя был сильнее.

Что мы получили в результате? КГБ в общественном восприятии как бы оторвалось от НКВД, став разведкой, работавшей не со своим населением, а за рубежом.  Более того, как описывал неоднократно Г. Павловский в операции «Преемник», появился в качестве кандидатов в президенты России В. Путин, в том числе и потому, что население в соцопросах называло Штирлица наиболее близким  к образу нового президента после Ельцина.

   Значит, не зря Ю. Андропов работал с Ю. Семеновым, не зря по ночам смотрел отснятые серии, прежде чем дать добро. Его метапропаганда в результате протянулась даже до нашего времени.

    И такое точечное управление касалось многих. Оно было точечным с точки зрения воздействия на индивида, но оно было массовым поскольку этот индивид сам по сути был каналом коммуникации, будучи писателем, режиссером или …певицей.

   Генерал КГБ Ф. Бобков называет в числе своих друзей: Андрея Вознесенского, Юрия Любимова, Марка Захарова, Александра Лазарева. А если вспомнить, то именно они были главными кумирами интеллигенции советского времени.

       Ф. Бобков говорит, что дружил долго с Аллой Пугачевой: «Познакомился с ней в середине 70-х, когда начинающая артистка только появилась на сцене. «Ясно было, что девочка талантлива, поэтому мы ее всячески опекали, чтобы талант не смыло», — поделился Бобков. В 1984-м, когда Алла задумала сбежать из СССР во Францию, именно ФэБэ, как называли Бобкова в узких кругах, убедил ее остаться. «Алла Борисовна, вы нам нужны здесь. Вас любит вся страна, а что вы там будете делать? Петь в борделях и кабаках?» — увещевал он свою протеже» [6].

     В результате не КГБ, а эти творческие личности порождали нужный вариант метапропаганды, которая несомненно радовала власть. Власть всегда будет сильнее финансово и материально, а интеллигенция, с которой работал Бобков, всегда будет сильнее креативно. Но почему-то не ЦК, а именно КГБ взялось за это.

     Генерал Ф. Бобков разъясняет так контекст своей работы: «»Диссидент» — я не знаю такого слова. Его придумали на Западе, чтобы наша деятельность выглядела как борьба с инакомыслием. Но мы не боролись с инакомыслящими, мы боролись с теми, кто вел нелегальную борьбу против существовавшего в нашей стране строя. Надеюсь, вы понимаете разницу. Тот, кто написал какую-нибудь книгу или статью — тот еще не враг, не борец против нашей страны. А тот, кто организует какие-то выступления против советской власти, печатает листовки и так далее — вот с такими людьми мы боролись» [7].

    И еще по поводу создания пятого (идеологического) управления, которое он возглавил после прихода Ю. Андропова: «Надо было знать обстановку в стране. Надо было видеть то, чего нельзя увидеть с помощью традиционной оперативной работы. Каких-то людей можно было удержать от того, чтобы они не превращались во врагов государства, и мы это делали, удерживали их. Кого-то удержать не удавалось. Но до нас этим вообще никто не занимался. Например, Никита Сергеевич Хрущев — при всех его положительных сторонах — часто практиковал такие решения, последствия которых с точки зрения доверия народа были очень серьезными. Например, изъятие скота у крестьян или изъятие приусадебных участков — даже когда эти решения были отменены, доверия это не вернуло, потому что люди думают: конечно, сегодня вернут, а завтра все опять отберут. Обстановка требовала новых методов работы, новых отношений с обществом».

      Историк Н. Яковлев (см. о нем [8]) тоже рассказал о своей работе с Ф. Бобковым и Ю. Андроповым уже в сфере истории, и она тоже завершилась его нашумевшими в советское время исследованиями. Кстати, Яковлев отдает интеллектуальную пальму первенства Бобкову, а не Андропову. Он пишет: «Сравнивая обоих, при всем интеллектуальном лоске Ю.В.Андропова я безоговорочно отдаю пальму первенства Ф.Д.Бобкову, который на много порядков был выше формального начальника, а главное несравненно лучше подготовлен. О чисто профессиональных делах судить трудно, Филипп Денисович в беседах со мной никогда их не касался, но, судя по молитвенному отношению к нему подчиненных, он более чем устраивал их. Я разумею другое: весь комплекс проблем, подпадающих под емкое понятие «идеология». Никогда не встречал лучше осведомленного человека, обладавшего такими громадными познаниями, невероятной сказочной памятью. Его никогда нельзя было застать врасплох, на любой вопрос в этой области следовал четкий, исчерпывающий ответ. Если бы судьба направила его на иную стезю, страна получила бы крупнейшего ученого, безусловно, мирового класса» [9].

        Яковлев передает содержание некоторых своих бесед с Андроповым:

   — «Объявились диссиденты, многие из них изобретали политический велосипед. Андропов многократно повторял мне (судя по четким формулировкам, он постоянно делал это многократно в другой обстановке), что дело не в демократии, он первый стоит за нее, а в том, что позывы к демократии неизбежно вели к развалу традиционного российского государства. И не потому, что диссиденты были злодеями сами по себе, а потому, что в обстановке противостояния в мире они содействовали нашим недоброжелателям, открывая двери для вмешательства Запада во внутренние проблемы нашей страны»;

      — «По мере того, как Председатель увлекался, открывались такие грани «достойных людей», которые не могли не повергнуть в крайнее изумление. Он, пожалуй, весело сообщил, что великий Тургенев после плодотворной службы в императорском политическом сыске, провел многие годы за рубежом главой российской агентуры в Западной Европе, как я понял, был жандармским генералом. Все это так поразило меня, что я не переспросил, когда именно Тургенев поступил в отдельный корпус жандармов и где хранил мундир и награды. Андропов отпустил несколько едких шуток насчет «крыши» Тургенева — Полины Виардо. Его рассказ как молния осветил эту историю, расставил все по местам. Мне всегда представлялась малоправдоподобной страсть дворянина, аристократа, мыслителя, эстета к заграничной бабе. Государственные интересы России – дело иное. Мигом пришла на память политическая направленность тургеневского творчества, бескомпромиссная и изобретательная борьба с «нигилистами», невероятный интерес к российской эмиграции, контакты с Герценом и прочее в том же духе. Мой собеседник назвал среди заслуженных рыцарей политического сыска еще Белинского и Достоевского»;

         — о назойливом Горбачеве в ставропольский период: «На мой законный вопрос, зачем портить отпуск и терпеть провинциального партчиновника, Председатель вздохнул и поведал, что этот скоро переберется в Москву. Домогается поста секретаря ЦК КПСС, на меньшее не согласен. «Так и нужно дать его?» — заметил я. «Что делать, — печально сказал Юрий Владимирович, — он как отец Федор, домогавшийся стульев на веранде под пальмами у инженера Брумса, ползает и осмотрительно бьется головой о ствол араукарии». Я узнал «Двенадцать стульев» и в тон Председателю продолжил: «Так не продавайте ему стульев!». «Что вы, — шутливо замахал на меня руками Юрий Владимирович, — пробовал, а ответом послужил страшный удар головой о драцену. Результат увидите», — загадочно заключил Председатель».

      Н. Яковлев, кстати, вспоминает, как один из будущих демократов Г. Арбатов на посту директора института США, правда, еще в недемократическое время, рубил его книги за то, что там нет цитат из Маркса, или называл его публично агентом Запада, а потом платным агентом КГБ.

     Кстати, нашлась в этих беседах и определенная формула метапропаганды: «Генерал Бобков положил в качестве основополагающей посылки: 1) не навязывать читателю своей точки зрения, дать место и слово «другой стороне». Ему, очевидно, обрыдла наша официальная идеология; 2) писать так, чтобы книги покупались, а не навязывались читателю». Тут особо интересна типичная уловка метапропаганды — дать слово другой стороне, поскольку ей всегда дают такое слово, которое потом очень легко разбомбить.

  Если посмотреть на нее с другой стороны, то получается, что это одновременно формула воздействия на интеллигенцию, конечно, при наличии соответствующего контента. А другие социальные группы, наверное, не так интересны. Поскольку те, кто сверху и снизу, книг особо не читают. Те, кто снизу, и так верят пропаганде, а те, кто сверху, и так не верят. Так что интеллигенция остается единственной целью, тем более что она является рупором для передачи нужной информации дальше.

     Метапропаганда открывает новое в объекте, пропаганда усиливает старое и известное. Поэтому молодежь и другие любители нового всегда будут объектом воздействия метапропаганды. И среди самих коммуникаторов тоже есть любители нового и любители испытанного.

    Примером такого рода можно считать постановку «Десяти дней, которые потрясли мир» режиссера Ю. Любимова [10]. Это даже не пьеса, это сценическая композиция по известной книге Джона Рида. Но добавив сюда режиссера Ю. Любимова (кстати, его часто «спасали» от напастей разные члены ЦК, о чем они пишут в своих воспоминаниях), актеров В. Высоцкого, В.Смехова и др., а в роли билетеров на входе революционных матросов, мы получаем крик-шум-гам по поводу очередной премьеры. А поскольку «контент» был правильным, то получался и нужный спектакль, привлекавший зрителей.

    Это определенная политология внимания по аналогии  с экономикой внимания, когда идеологически правильный контент получает нужную рамку из аплодирующих зрителей. И это тоже никак не пропаганда, поскольку на пропаганду зритель бы не пошел, а метапропаганда, на которую зритель повалил.

    Сходно привлекают внимание любые развлекательные направления, для того чтобы вложить в  них скрытые послания. Они могут быть позитивно направленными и негативно. Наиболее широко сегодня используются в этом плане видеоигры. О них пишут в плане позитивного использования для обучения: «В видеоигры же процесс обучения часто встроен весьма искусно, и ребёнок вряд ли на это целенаправленно обратит внимание. В результате, с одной стороны, подобный подход разработчиков компьютерных игр привлекает тех, кто увлекается историей и поэтому любит таким образом проводить время. С другой стороны, те, кто любит схватки, интересные сюжетные повороты и другие игровые элементы, тоже могут получить знания по мировой истории и, хочется верить, заинтересуются чем-то для себя новым» [11].

    Следующим шагом становятся задачи по переводу на новую форму школьного образования. Институт серьезных игр в Великобритании, например, говорит о более десяти процентов предметов средней школы, уже сегодня переведенных в игровую форму. И это говорит о том, что сегодня уже ставятся в развитых странах подобного  типа задачи. Сегодня создано уже несколько институтов серьезных игр в разных странах [12 — 16].

     Россия ощутила наступление на себя игровых технологий. И С. Кириенко взялся за критику зарубежных видеоигр как проявления как раз метапропаганды: «По мнению Кириенко, в большинстве иностранных игр «военнослужащий российской армии всегда будет выглядеть не очень симпатично. «Это далеко не случайность. Было бы иллюзией считать, что это так само сложилось», — полагает чиновник, называя игры «пространством политической борьбы» [17].

    И еще уже не его слова, а журналиста: «в видеоиграх Russians действительно частенько выступают в роли антагонистов — такое уж наследие холодной войны нам досталось. В конце 2016 года было опубликовано исследование Университета Глазго, согласно которому русские персонажи чаще всего являются противниками в шутерах».

   В образовании возник даже термин “edutainment”, который сочетает entertainment и education [18 -20]. То есть существует устойчивая потребность в подобном инструментарии, который особенно в просто играх содержит компонент метапропаганды, закладываемый фоново.

   Точно так метапропагандистски используется и фантастика, очередной популярный продукт, который ищет население. Фантастика россиян оказалась первой вступившей в войну с Украиной [21 — 25]. Среди пишущих оказались и некоторые авторы реальных военных действий (И. Стрелков, Ф. Березин). Что это просто фантастика можно было говорить до 2014 года, но реально все это ментальные действия, готовящие разум к новым трансформациям.

    Мы видим, что метапропаганда может работать как фон в этих случаях (видеоигры, фантастика). Но в целом это та же политология внимания, когда эксплуатируются «очаги» внимания, на которые затем накладываются нужные рамки. Игрок или читатель здесь будет автоматически из-за популярности этих каналов, а значит, нужное сообщение пройдет в индивидуальное и массовое сознание через любые барьеры. 

Литература:

  1. Whyte J. O’C. The military audience commodity: reopening blind blindspot debate // summit.sfu.ca/system/files/iritems1/11507/etd6360_JWhyte.pdf
  2. Sanger-Katz M. Your Surgeon Is Probably a Republican, Your Psychiatrist Probably a Democrat // www.nytimes.com/2016/10/07/upshot/your-surgeon-is-pr...
  3. Kozlov V. Dr. House, Sherlock Holmes Top Russian Poll of Favorite Bosses Among Film, TV Characters // www.hollywoodreporter.com/news/russia-dr-house-sherl...
  4. Persch J.A. House effect: TV docs has real impact on care // www.nbcnews.com/id/32745079/ns/health-health_care/t/...
  5. Matz S.C. a.o. Psychological targeting as an effective approach to digital mass persuasion // www.pnas.org/content/early/2017/11/07/1710966114
  6. «Грозу диссидентов» Филиппа Бобкова ставят на ноги нейрохирурги // www.eg.ru/politics/49358/
  7. Кашин О. Человек с глазами-сверлами. Филипп Бобков, тот самый // rulife.ru/mode/article/856/
  8. Яковлев, Николай Иванович // ru.wikipedia.org/wiki/
  9. Яковлев Н.Я. О «1 августа 1914», исторической науке, Ю. В. Андропове и других // www.e-reading.club/chapter.php/68032/30/Yakovlev_-_1...
  10. Десять дней, которые потрясли мир // tagankateatr.ru/repertuar/Desyat-dney-kotorie-potryasli-mir
  11. Дубровский А. Assassins Creed скоро: компьютерные игры — старое зло или новое просвещение // regnum.ru/news/society/2488557.html
  12. Virginia Serious Game Institute // vsgi.gmu.edu/
  13. Serious Games Institute // pureportal.coventry.ac.uk/en/organisations/serious-games-institute
  14. Games Institute // uwaterloo.ca/games-institute/about-games-institute
  15. Serious Games Institute // www.nwu.ac.za/content/vaal-triangle-campus-news-camp...
  16. Humanities Gaming Institute // www.neh.gov/divisions/odh/institutes/humanities-gami...
  17. «Нет смысла искать в играх след госдепа». Кремль увидел русофобию в видеоиграх. Объясняем, почему это заблуждение // www.znak.com/2018-0912/kreml_uvidel_rusofobiyu_v_vid...
  18. Stege S. a.o. Serious Games in Education // pdfs.semanticscholar.org/2d7f/20b98562caa2e27952c2319976bb2112b285.pdf
  19. Willingham D. Meta-analysis: learning from gaming // www.danielwillingham.com/daniel-willingham-science-a...
  20. Meta analysis summary — video games // www.indwes.edu/academics/centers/cli/research/meta-a...;video-games
  21. Быков Д. Война писателей. Украинские события были предсказаны и осуществлены авторами боевой фантастики // www.novayagazeta.ru/articles/2014/07/08/60261-voyna-...
  22. Гуткин М. Войну в Украине придумали писатели-фантасты? // www.golos-ameriki.ru/a/ukraine-war—writer-fantasist-mg/2406591.html
  23. Байкалов Д. Фантасты предсказали войну на Донбассе // rian.com.ua/interview/20160828/1015347080.html
  24. Young C. The Sci-Fi Writers’ War // www.slate.com/articles/news_and_politics/politics/20...
  25. Skorkin K. Post-Soviet science fiction and the war in Ukraine // www.eurozine.com/post-soviet-science-fiction-and-the-war-in-ukraine

____________________________ 

hvylya.net/analytics/society/metapropaganda-i-propaganda-shodstva-i-razlichiya.html 

www.1news.info/metapropaganda-i-propaganda-shodstva-i-razlichiya-605358 

psyfactor.org/psyops/metapropaganda94.htm 

____________________________

© Почепцов Георгий Георгиевич

Белая ворона. Сонеты и октавы
Подборка из девяти сонетов. сочиненных автором с декабря 2022 по январь 2023 г.
Почти невидимый мир природы – 10
Продолжение серии зарисовок автора с наблюдениями из мира природы, предыдущие опубликованы в №№395-403 Relga.r...
Интернет-издание года
© 2004 relga.ru. Все права защищены. Разработка и поддержка сайта: медиа-агентство design maximum