Спроси его: «Тебе не больно?»

                                                                               А он прицелится в тебя

                                                                                                      Б. Окуджава

       На лабораторной работе я собрал схему не по прилагаемому рисунку, а в соответствии с собственным разумением – чтобы не цеплять слишком много проводов на одну клемму. Электрически ничего не менялось, к тому же на тот период я был ещё страстно влюблён в радиотехнику и вольт-амперную характеристику лампового триода мог нарисовать по двум точкам и не проводя измерений. Преподаватель глянул и велел привести в соответствие с рисунком. Я беспечно отмахнулся, мол, думаю, что можно и так. Тогда тот безаппеляционно изрёк первую из трёх сакральных фраз, на которых стояла советская государственность. 

      – Вы здесь не для того, чтобы думать, а чтобы исполнять!

     С тех пор я слышал эту фразу много раз по разным поводам и от разных людей и научился относиться к ней философски. Ну, хочется человеку почувствовать себя командиром, да ради бога. Пусть дурень потешится. Но тогда я был молодым и наглым, и беспечно возразил: 

     – Партия учит сначала думать, а потом делать.  

     Преподаватель сдвинул очки на край носа и, глядя на меня поверх стёкол, изрёк вторую фразу державного набора, опять же произносящуюся в разных обстоятельствах с вопросительной интонацией 

     – Вы в армии служили?

       И получив отрицательный ответ, подвёл черту 

     – Оно и видно!

      Надо ли говорить, что схему мне пришлось привести «в соответствие»…

      А в армии мне действительно служить не довелось. В советское время это значило, что либо человек серьёзно болен, либо у него крепко подмочена анкета. Но так сложилось. После школы я поступил на заочное отделение ТРТИ с намерением затем перевестись на очное в ХАИ, куда не прошёл по конкурсу. Но в 1967-м грянули перемены – отсрочку заочникам отменили, а призывной возраст снизили с 19 до 18 лет. И мне сразу же пришла повестка. Родители переполошились, я же, полный комсомольской дури, был спокоен. Подумаешь, отслужу, потом закончу. Опять же, окрепну физически. И на вопрос военкома после призывной комиссии, где бы хотел служить, заявил: «В ВДВ!»

       Тот не стал смеяться над малорослым призывником, а тактично пояснил, что, мол, там особые требования к физической подготовке и почему бы мне не послужить в войсках связи. Что пригодится потом и для дальнейшей учёбы. Связь, так связь. И я поехал ждать повестки.

      А тем временем государство спохватилось, что берёт слишком круто и появилось дополнение к закону, что поступившим на заочное в 1966-м отсрочка от призыва сохраняется. А потом я перевёлся на дневное, о чём уже писал раньше. Институт имел военную кафедру, так что одновременно с будущим дипломом я нарабатывал и лейтенантские звёздочки. Строевую подготовку вёл полковник Г. Естественно, для меня это было признаком статуса института – ещё бы: полковник, там, где в армии хватает сержанта! (Сейчас у меня другое мнение. Это же явное перепроизводство: куда ни глянь, везде отставные полковники!) 

        А на занятиях по специальности самым страшным был вопрос — показать цепь заряда конденсатора С4. (Позиционное обозначение изменено из-за соображений неразглашения военной тайны). Сыпались абсолютно все, цепь хранила тайну, как партизан на допросе. Правда, когда главный полковник, начальник кафедры К., однажды расслабился, студенты упросили всё же показать эту самую цепь. И тот, не задумываясь, провёл её через корпус радиолампы.. И я понял, что военная наука воистину велика и непостижима. (Потом уже, следующая смена всё же разобралась с засекреченной цепью. Оказалось, что чертивший схему лаборант просто забыл поставить точку соединения на пересечении проводов. И – какие последствия…)

     Тем не менее, экзамен мы сдали и после защиты диплома отправились на двухмесячные сборы в Латвию для принятия присяги и получения первой «звёздочки» на грядущие погоны. Ясное дело, с нами провели специальную беседу о бдительности. Граница рядом, возможны провокации. И, естественно, в первое же увольнение из части мы закатились в городское кафе, завязали разговор с местными девушками. Узнав, что мы из Таганрога, они сказали, что всё знают, назвали имена наших командиров и сколько нас, и зачем. У меня челюсть отвалилась – агенты! Девчата засмеялись и рассказали, что просто вчера расслаблялись с нашими начальниками, вся «инфа» от них. Надо заметить, что никто из нас не осудил болтовню «отцов-командиров». Девушки были настолько прекрасны, что не существовало тайн, способных устоять перед их благосклонностью. 

          Приняли присягу. С оружием в руках, правда, без магазинов. По сути – с макетами оружия. И всё же – раз в жизни и навсегда. Задумался уже гораздо позже: пацанов, ещё не знающих жизни, не умеющих рассуждать, вынуждают произносить клятву и потом безоговорочно следовать ей. Присяга – святое. Много позже святость будет продемонстрирована в Крыму. Когда таких же пацанов, присягнувших Украине, освободят от клятвы и заставят присягать новой родине. Выходит, это просто слова, от которых легко отказаться, когда изменятся обстоятельства… Это будет потом. А пока что делать нам было абсолютно нечего. Бездарная трата времени. И вообще, на мой взгляд, армия должна быть профессиональной. Только тогда она будет армией, а не сборищем случайных людей, собранных вместе с единственной целью – научить безоговорочному исполнению бессмысленных приказов. И с этим ощущением мы стояли в строю, и прапорщик Шустов грозился выбить из нас высшее образование.

         Ладно, что там. Прибыли по распределению на работу. Стали на учёт в военкомате. Сборы каждые три-четыре года. Скучные лекции по радиации и химзащите. И похвальба «чёрного полковника», мол, оружия у нас столько, что можем уничтожить жизнь на Земле 13 раз подряд. Отчего-то чувство гордости у меня не возникало. Была оторопь от услышанного. В уравнении уничтожения жизни эти ребята явно выводили себя за скобки, были уверены, что после первого уничтожения сохранят способность проделать эту операцию ещё 12 раз подряд. Идея овладела массами на всех уровнях. Теперь мы можем уничтожать жизнь на Земле с гиперзвуковой скоростью. И нам опять предлагают этим гордиться. Да, кроме теории были и стрельбы. Всё-таки живёт в каждом первобытная потребность в господстве над прочими. С автоматом в руках ощущение силы умножается многократно. Просто Перун-громовержец.

        Помню одну стрельбу. Зима, мороз, сильный ветер. Нас вывезли в степь на полигон и только тогда хватились, что патроны забыли. Пока гоняли за патронами, мы замёрзли вконец. Уже и оружие не радовало. Зато когда через час привезли патроны и меня поставили набивать рожки, оттянулся и в свой рожок набил исключительно трассирующие, с «зелёной головкой». И потом с огорчением следил, как трассеры уходят куда угодно, только не в мишень. Да собственно и всё мероприятие проводилось для того, чтобы отчитаться о подготовке, а не для того, чтобы научить попадать в цель.  Да и сами «чёрные полковники», затеяв стрельбу по консервным банкам из ПМ и не попав ни разу, сослались на «плохо пристрелянное оружие». Мы ухмылялись. Тогда подтянутый красавец-майор из городского училища взял пистолет и тремя выстрелами сбил три банки. Патроны кончились. Он, не глядя, сунул пистолет в чьи-то руки, так же, не глядя, взял другой пистолет и двумя выстрелами свалил две оставшихся. Есть всё-таки люди, на которых держится это огромное скопление людей – армия. Есть и другие. Тупо исполняющие преступные приказы. 

     Очередную повестку принесли после того, как подчинённые генерала Родионова рубили сапёрными лопатками головы мирных граждан Грузии, требующих независимости. Эту повестку я с лёгкой душой отправил в мусорку. Должно быть, не я один. Мертворожденное государство рассыпалось, и уже никакие потуги и заклинания не могли сдержать распад. И присяги отменились сами собой.

     Ан нет, не для всех. Вместе с крахом государства распался и наш отдел бытовой техники, приходилось искать другую работу, чтобы просто выжить. И на одной из них меня познакомили с упаковщиком Олегом Г. Он тоже писал стихи, говорили о том, о сём. Олег служил в Афганистане, офицер, потомственный военный. Совершенно голливудская история – уронил зажигалку, нагнулся за ней, когда БМП наехала на фугас. Всем, кто стоял, оторвало головы, а он отделался сломанными руками и рёбрами. Комиссовался. Говорю, мол, хоть теперь понимаешь, что не надо было лезть в Афган. Он говорит: «Если бы мы не вошли, то вошли бы американцы» 

        Говорю: «Ага! Вы положили 15 тысяч своих парней и полтора миллиона афганцев, развалили и без того худую экономику. Из дружественной страны сделали враждебную, а американцы всё равно вошли». Он поглядел и с выражением промолвил: «Мало вас Сталин стрелял»!

        И вот это третья скрепа, на которой держится державная риторика. Даже не скрепа – стальной дюбель, вбитый в мозг каждого, чтобы блокировать аналитические связи нейронов. И если первые два я с годами научился принимать с иронией, то этот основополагающий  до сих пор – как красная тряпка для быка. И я завёлся. «Пятнадцать миллионов мало?» «Мало! Надо было 30!»  «Ага, – говорю, – надо было 60, чтоб некому было кормить вашу армию!» 

       Он посмотрел снисходительно и изрёк: «Армию кормит не народ! Армию кормят тыловые службы!»  Крыть было нечем. Больше мы не общались. 

     Помню, как в прошлом веке приехал домой и отец с возмущением стал рассказывать, что сосед называет ввод войск в Афганистан агрессией. Говорю: «А ты как считаешь»?»  «Ну мы же вошли по просьбе правительства!» Говорю: «А ты не считаешь странным, что войдя по просьбе президента, первым делом штурмовали его дворец и ликвидировали его самого?»  Бедный мой папа замолчал. Он же знал оба факта, но связать их  не мог. Причинно-следственные связи были блокированы державной пропагандой. И сколько таких было в стране! По которой они так прекрасно ностальгируют теперь, передавая детям свою безмятежную веру.

      И не надо клеить мне модные ныне ярлыки: демократия у нас суверенная, а патриотизм исключительно военный! И государство – превыше всего.

        На одной из работ я дежурил на пожарном пульте. А в соседней комнате находились начальники караула. И я наслушался много военных историй. Как раз утонула лодка «Курск», и отставные полковники горевали, что вот командующий ВМФ должен был стать Министром обороны, а из-за «какого-то несчастного случая» всё сорвалось. Такие дела!

        Когда лежал под капельницей после полосной операции, позвонил сотоварищ, писатель С. И сказал, что прочитал мои высказывания о патриотизме и в корне с ними не согласен. «Потому что Родина – это мать, а мать надо любить любую». Я был не в том состоянии, чтобы спорить. Хотя бы мог сказать, что сочетание «Родина-мать» придумано придворными пиитами и с радостью подхвачено царедворцами. Спекуляция на святом. До октябрьского переворота фигурировало всё же «Отечество».  Что за дела – ни на плакат, ни на курган!

        Хотя если бы реальная, а не метафорическая мать так обращалась со своими детьми, её давно бы лишили родительских прав, надели смирительную рубашку и заперли в психушке. И каждый бы день меняли караул, чтоб не склонила прелестными речами бравых молодцев к нарушению Устава караульной службы! 

         Да что там греха таить! Сам был такой. Многократно смотрел «Белое солнце пустыни» и, сталкиваясь с очередной глупостью руководства, повторял крылатые слова спивающегося от безделья таможенника: «За державу обидно!»

         Потом уже, повзрослев, понял, что держава, она же государство, – это всего-навсего армия чиновников, взявших на себя руководство страной. И к Отечеству, и к Родине имеющих только прикладное отношение. К тому же, если бы не братоубийственная бойня, развязанная большевиками в борьбе за власть, все герои фильма остались бы в живых. И никаких обид.

     И всё же фильм прекрасный. С искусно запрятанным двойным дном. Сейчас я воспринимаю его вполне аллегорически. Красноармейцы, скачущие туда-сюда, ищущие врага там, где его нет, это же как раз метафора державы. Суета ради придуманной цели. Героический Сухов – это народ, вынуждаемый отдуваться за бестолковость командиров. Он обречён брести по пустыне, тоскуя о придуманной прекрасной женщине – России. Похоже, он никогда не увидит её. Пустыня бесконечна. Среднеазиатская сменяется ближневосточной, а в перспективе и африканской. И Катерина Матвеевна навсегда останется воображаемой, прекрасной и недосягаемой. «Не жили хорошо, не надо и начинать»…

      В начале 2000-х в часть, расквартированную неподалёку, нагрянула проверка. Страна вставала с колен и надо было поднимать боевой дух. И на машине связи отказала рация. Кстати, дело известное – техника подводит как раз тогда, когда идут сдаточные испытания. На этот случай в гараже стоят 10 запасных машин. Выкатили вторую – рация не работает. Третью, четвёртую… Рации молчали. Тогда стали разбираться, и выяснилось, что на печатных платах вырезаны все элементы, содержащие драгметаллы. Служивый, рассказавший мне это, просто умирал со смеху. Виновных не нашли, хотя крайних назначили.

        Так что я на месте власти поостерёгся бы бахвалиться боевыми арсеналами. Кто знает, что произойдёт, когда Верховный нажмёт пресловутую кнопку. Как бы не пришлось красноармейцу Сухову разруливать новые стратегические незадачи.

      И напоследок о хорошем. Племяннице пришлось рожать в гарнизоне на Чукотке. Персонал неопытный, младенец вышел с родовой травмой. И она летела с ним на перекладных в госпиталь, в Ставрополь. И в каждом порту её встречали военные, устраивали и сажали на следующий рейс. Вот есть всё же и воинская дружба, и честь, и совесть. 

       Хочется верить, что в армии достаточно достойных людей, которые смогут удержаться на высоте в атмосфере нагнетаемого тупого военного психоза. Или опять надежда умрёт последней…

___________________________

© Рыльцов Валерий Александрович