|
|
|
Фотоальбом Солнце, грязь и дерева нагие… Синий март лежалый снег казнил, Смятые зимой сердца людские Яркими сосульками блеснил. Сквозь порывы ветра, гомон каржий, Локотком прижав фотоальбом, Продвигался дяденька отважный – Шаг назад и два вперед бегом. Опьяненный – вовсе не весною – Кто он был? Откуда путь держал? И куда с тоскою вековою Шаг стремил? – я этого не знал И не знаю. Путник поскользнулся, Вскинул руки. Старенький альбом, В луже оказавшись, распахнулся, Вплавь пустились те, кто были в нем: С соской грудничок и пионеры, Бодро отдающие салют, Старый снимок – в поле землемеры, А на этом – у костра поют, Черно-белых и цветных с десяток Женщин, с бородой седою дед, Мальчик с воблой среди дачных грядок, Надвое разорванный валет… Всё обдумав, соразмерив силы, Путник, пошатнувшись, пнул альбом… Лица ветром по воде носило, А под утро затянуло льдом.
В коробкЕ Мальчишки прежде любили играть со спичками. Самая простая забава заключается в следующем: зажженная спичка вставлялась в щелку коробка со стороны, где теснились новенькие, пахнущие серой спичечные головки, и .... На ладонях затылок, а ноги в воде… Душной ночью от всех и всего отсеченный, Ощущая спиною шершавость досок, Он лежит, будто, зренья и слуха лишенный.
Тих камыш, нет ни всплесков, ни стона цикад, Мелкокрылая тварь имитирует ветер, Облетая лицо... Даже если здесь ад, Все равно – это лучшее место на свете. Спит мобильник на ласковом илистом дне. Боже правый, какое великое счастье Быть на солнцем прогретых и тихих мостках Недоступным общенью и прочим напастям. Нарастающий гул?.. Это бред… Черт возьми, Не ходили сюда отродясь электрички. Капля пота с виска тихо в ухо ползет… В черноте среди неба след чиркнувшей спички.
Фонтан Воскресенье последнее летнее, Уж давно заготовлен таран Для тепла и бормочущей зелени. Детвора понабилась в фонтан. Дела нет ребятишкам до осени – Шум воды, оглушительный визг – А задумчивый дед на скамеечке Вне контекста веселья и брызг. Резкий ветра порыв безошибочно Среди струй жизнестойких нашел Нетугую косичку и в сторону Отогнувши, умело расплел.
Идти домой не хочется Ветер борется с парой настойчивых чаек. Серый день. Для чего на пустынном причале машет всем проплывающим баржам вослед человек?.. Дан в названии ясный ответ.
Карфаген Холм. Березы, на месте церквушки – Хлам да пара обугленных стен. Вероятно, по этой причине Называли бугор Карфаген. Там – не знающий жизни мальчишка – Я Рубцова подруге читал. Но внезапно запутавшись в рифмах, С нею в сорные травы упал. Приключившийся счастья припадок Хоть стремителен был, но глубок; Тексты книжки, на лавке лежащей, Неспеша изучал ветерок… Сколько лет, а всё, кажется, помню Теплый бархат коленок и плеч. Больше мы в то июльское утро Не вели о поэзии речь. Молчаливо на тучи смотрели. «Сколько ж было здесь счастья и драм», – Думал я. Сорняки в это время В рост пошли и упрятали храм: Листья ширились и умножались, Плющ гигантский по травам полез. Миг один… и сомкнулся над нами Безголосый и сумрачный лес…
Чайка Отдыхать на волне не пристало тебе – Счастье виделось только в движеньи. Крылья легкие резво несли в синеву И бросали в ее отраженье. Птахам вольным не нужно о завтрашнем дне Размышлять. Птицам чужды боренья С притяженьем, уныньем, страстями, молвой, Чужды горести, зависть, сомненья. Может быть, ты, ловя мной подброшенный хлеб, Снисходила, а может, жалела Дурака… Я не знаю. Потом наступил День, в который ты не прилетела. Полземли обошел, чтоб найти, и нашел На каком-то заброшенном пляже: Подкрепиться спустившись на мусорный бак, Грязь и небо ты сшила в пейзаже. Знать, свобода – мираж, коль везде и во всем Диалектики смрад неминучий… Как печально, что в птице небес чистота Уживается с мусорной кучей.
Летняя ночь в Астрахани Душно, вакуум, небо без звезд (здесь не надобны слух и глаза), в ступор впал даже чуткий камыш: ждет сигнала к атаке гроза.
… а человек – где лучше Тучи за шиворот лезут свинцовые, Где-то внизу шевелится вода, Старый толкач ее черно-лиловое Платье утюжит. Упорный балда. В редких ветвях оголенного дерева Накрепко впаяны гнезд колтуны. Лес, что темнеет у дальнего берега, Вызвать старается чувство вины. Все мироздание серою краскою Густо записано. Холст не отмыть Даже дождю с многодневной закваскою. Лишь сигареты он мастер гасить. В воду швырнувши окурок погашенный, Медлит мужик на крутом берегу. Муторно с темной реки неотглаженной В гладкий уют возвращаться ему.
Плавание От старого причала без усилий Неведомо кто лодку оттолкнул. Полз по воде туман, но постепенно – Когда желанный ветерок подул – Исчезла хмарь. Вначале в чистых водах Шло судно по течению. Но вдруг… Плывущий осознал, что незаметно Исток стал устьем, севером стал юг, Что на пути воронки да болота, Да отмели, что двигаться трудней. И чем трудней, тем встречное теченье Упорней, бесшабашней и наглей. Позднее был на лодке установлен Для скорости новехонький мотор. На камнях он потерян, и движенье Шестом осуществляется с тех пор. И все же плыть по-прежнему охота, Ведь солнце то же, так же ветер шал. И что с того, что рано или поздно Уткнется лодка в старенький причал.
*** Земную жизнь пройдя до остановки… Солнце покончило с ливнем. Бурный поток у бордюра К центру дороги скромней. Как с тротуара шагнувши – В слякоти не замаравшись – В яркий проникнуть трамвай…
*** Погода внутри Р. Фрост Ярко-серый внезапный дождик Зашумел во мне для того лишь, Чтоб на свет появилась строчка «Ярко-серый внезапный дождик…»
Одиссей Бесконечные лязги, звонки и гудки, Разноцветные краны, вагоны, Снегопады, жарища, туманы, дожди, Ребятишки, любимые, жены. Здесь участьем убьют, а наветом спасут, Здесь сравняют с землей, если прав ты, Полифемы и Кирки кругом стерегут. Здесь, по сути, мы все – аргонавты. По утрам, когда всё в еще спящем порту Не эффектно (и не эффективно), Я подолгу лежу на морском берегу И на воду гляжу неотрывно. Как смешон, кто удумал на зиппер закрыть Горизонт. В нашем счастье и мраке Мне не сможет никто никогда запретить Размышлять и мечтать об Итаке. ___________________________ © Косулин Владимир Александрович |
|