Культпоход на троих, не считая трости и портфеля

(Рассказ от имени Мотиной сестры. Часть первая)

Матильда, а по-простому Мотя, человек исключительно одухотворенный и любящий всякие художественные и другие изыски. 

Периодически организовывает выставки картин в Германии... 

Одна из них, необычная, намечается в Гамбурге.

Художница – настоящая баронесса фон..., неважно, лет семидесяти от роду, безукоризненно воспитанная и богемно-эстетствующая дама, выставляет свои картины o жертваx войны по мотивам фотографий времен сороковых годов, в той самой галерее, где Матильда наметила следующую выставку.

 Кроме исключительной одухотворенности, Мотя страдает исключительной общительностью, причем общается с самыми разными людьми. Поэтому она совершенно случайно сообщила о выставке своей хорошей знакомой по имени Каля. 

 Каля, в анамнезе доктор, профессор филологии международного университета (так она всем представляется), в настоящем – пишет в газетах околоискусственные статьи с грамматическими ошибками и периодически уходит от жестокого мира в компании с вином и сигареткой. Мир жесток... Каля уходит довольно часто...

Но она хорошая, и Мотя с ней поэтому дружит.

 Узнав о выставке, Каля решила тоже поучаствовать, написать статью – и развила бурную деятельность по организации дешевой поездки в Гамбург. Дойче бан предоставляет возможность всем гражданам дешево кататься  на один билет, стоимостью 30 евро, в выходные могут ехать 5 человек (и скинуться, соответственно, на этот билет по 6 евро) – и всем хорошо – все едут и всем дешево.

 Собственно история – Каля собрала друзей на поездку – несколько граждан, желающих задешево приобщиться к культуре.

Они покорно ждали Матильду, и она пришла – невозможно прекрасная, породистая, крупная женщина – в шубе, тяжелых дорогих кольцах и бутиковом шарфике (для общения с баронессой). 

Матильда проводит психологические тренинги – ее чудный город маленький, и oна знакома лично со многими, в том числе и с теми, кто сейчас стоял на вокзале. Она мягко попросила Калю (высокую, худую женщину в вельветовых штанах с узором из турецких огурцов) отослать избранников по домам. Они бы не выдержали мотивов выставки, в их возрасте и с их нервами. А Мотя не выдержала бы их дольше, чем полчаса. В ее возрасте и с ее нервами.

 Остался один – мелкий субтильный мужчина лет семидесяти пяти в кепке (от фирмы Ллойд, на что он неоднократно ссылался, хотя это старинная фирма, занимающаяся туризмом и не имеющая ничего общего с кепкой), по имени Аарон Плотник.

 Вместе с кепкой Аарон едва доставал Моте до плеча. Аарон оказался находкой.

Помимо кепки, к левому запястью Аарона голубым шелковым бантом был привязан изрядно потертый черный портфель искусственной кожи с биографиями его различных родственников и где лежала смятая старая газетка, которую, как он сказал, всегда и везде подкладывал под портфель. Чистоту надо соблюдать, знаете ли.  

 Аарон трепетно относится к родственникам и пишет их биографии на досуге, а потом, рассовав все по полиэтиленовым пакетикам, чтобы не загрязнились, дает ознакомиться всем окружающим.

 К портфелю резинкой от трусов, (весьма потертой), привязан ярко-желтый огромный плотный пакет из аптеки, такой, с уставшим пингвином и c провизией, как пояснил Аарон, чтоб не тратить деньги на чай, булочки и почему-то на финики. Хотя он, (Аарон), – миллионер, чтоб вы правильно понимали, владеет пиццерией и готов прямо завтра доставить Матильде килограмм пиццы совершенно бесплатно с вручением на центральной улице Любека, почему-то в 20.40 вечера. Когда всё закроется и Мотя будет умирать с голоду. Причем этот акт он готов совершать каждый день. А еще он иногда может и на такси проехать. За 5 евро.

 К правому запястью Аарона голубым шелковым бантом была привязана грязная серо-голубая поцарапанная трость. "Чтоб пускать золотую и серебряную пыль в глаза" всем встречным...

На шее у Аарона висели серебряные бусы и синий элегантный галстук-бабочка.

Представили себе? Из кармана невероятных размеров пиджака торчал устрашающий грязный платок неизвестного цвета. Голубые атласные банты на запястьях, бусы и бабочка... сверху кепка ... да, и перстень!! На левом мизинце Аарона красовался крупный круглый перстень, усыпанный розовыми блестящими стеклышками. А с лацкана пиджака вниз головой болталась камея.

 Условием поездки, сказала Матильда ледяным тоном, будет упрятывание желтoгo пакета в портфель и снятие с руки этого чудовищного кольца. 

 Не хотите желтый пакет, я могу переложить в черный, у меня в портфеле есть все, заявил наглый старичок. A это – вообще-то аметисты, победоносно взглянув на Мотю, продолжил Аарон, указывая на кольцо. 

Но надо сказать, что по странному, абсолютно необъяснимому стечению обстоятельств, именно сегодня, на пальце Матильды красовался действительно старинный итальянский перстень с аметистами, который она крайне редко надевала, разве что для встречи с баронессой. Если вы хотите увидеть аметисты, посмотрите на мой палец, заметила Мотя. 

 Ну ладно, тогда это – Сваровски, горделиво пояснил Аарон, – его, взглянув на Мотю, продолжил Аарон, мне подарила одна итальянка, за то, что я подарил ей горячую ночь.

Мотя почуяла, что можно развлечься:). 

 – Аарон, – вежливо сказала моя сестра – это не Сваровски. это "КИК" (*сеть дешевых магазинов)… 

– Что вы понимаете в Сваровски! – возмутился Аарон, – я лично беседовал с ним в его штаб-квартире в Австрии! 

 – Пару веков назад?, – задала коварный вопрос Мотя, – сколько ж вам лет, Аарон? 

 – Да! Мне семьдесят пять, сказал Аарон,  – но я – Контактер! И у меня есть одна немка-любовница 33 лет, что ждет от меня ребенка! И еще одна – турчанка! фотомодель! Красавица!!! ей 30 лет!!! и я прихожу к ней и запросто шарю в ее холодильнике! (видимо, для него это было важным при общении с женщиной, иметь безраздельное право шарить у нее в холодильнике. Он был из Питера. Практически вечно голодный). 

– На сегодня это два места в Любеке, где я запросто в любое время могу скинуть свое нижнее белье.

– И это правда, – странно поблескивая глазами, подтвердила полупьяная Каля.

 Тут Аарон интимно заглянул Матильде в глаза и сказал – на сегодня, дорогая, вы будете моей женой! 

Мотя вежливо отказалась. 

 – Зря, – заметил Аарон, – за это завтра я привезу вам 36 килограмм еды! 

Мотя вежливо отказалась и от еды.

Аарон окинул взглядом Матильду и Калю и скомандовал: «Вы – в поезд»! Он взял инициативу на себя. Я  приведу еще одного на наш билет! будет дешевле! и привел.

К вагону вскоре подошли энергично взбрыкивающий тростью Аарон, и бомжеватого вида тусклый немец в свалявшемся флисовом шарфике и вишнево-оранжевом вязаном свитере под не застёгнутой засаленной курткой.

 – Это мой друг! китайский хайль-практикер! – отрекомендовал попутчика Аарон, – он едет на съезд хайль-практикеров в Петри-кирхе! 

(При этом он не забыл отобрать у него 5 евро за билет, заметьте, какое благородство, не положенные 6!).

 – Где вы взяли этого бомжа, нервно поежилась Матильда. Хайльпрактикеры не ездят на поезде с попутчиками за 6 евро!

 – Хольгер Бюттер, – благовоспитанно представился китайский хайльпрактикер.

 – Ха, – сказал Аарон, слегка недослышав – ты хоть и хайльпрактикер, но имя у тебя женское!!! Красивое русское женское имя Ольга!!!!

Учитывая, что Аарон со всеми говорил только по-русски – этот пассаж остался непонятным его новому другу.

Друг посмотрел на Мотю и сказал: 

 – Mне кажется, вы умеете говорить по-немецки?

 – Умею, сказала Мотя.

 – Вы не могли бы мне перевести слова этого господина? 

 – Не стоит, – сказала Мотя.

И тут вступила Каля – и перевела... Немец офигел и стал доказывать, что это совсем даже красивое немецкое МУЖСКОЕ имя, а не русское женское. Аарон закусил удила! Правда, потом они все помирились и дружно ввалились в вагон на Гамбург.

Аарон со значением посмотрел на Матильду и вдруг сообщил: 

– Я – вхож к масонам... Видите одежду на мне? 

– Конечно вижу – пиджак у вас хороший, – вежливо откомплиментила его моя сестра.

 – Беру у масонов за копейки! Буквально за двадцать копеек!!! Могу и вам взять! 

 – Спасибо, – сказала моя вежливая Мотя, – мне не идут мужские пиджаки.

 – Неважно, – отмел все возражения Аарон, – если я одеваю свою турчанку!!! Фотомодель!!! То что – я, своей жене шмотки не принесу?!

 – Позвольте, Аарон, но у вас же есть живая и здоровая жена Фая! Я точно знаю! 

 – Да, есть! Но я с ней в разных энергетических потоках и сейчас в процессе разъезда! К тому же она больная и плохо спит!

 – ???

 – У меня в одной комнате комп стоит, а в другой спит Фая! Я ж Контактёр, я вам сказал! И у меня ночное вдохновение!

А в три часа ночи я всегда ем свой бутерброд с красной рыбой! Мне нужно! А Фае воняет – она не любит запах красной рыбы!

 В какой-то момент Аарон заметил, как Каля развивает беседу с немецко-китайским хайльпрактикером, подыхивая на него вчерашним перегаром, и бурно включился.

Псевдокитаец Хольгер был вынужден поставить ему все возможные диагнозы и тут же на скорую руку полечить. Аарон вытянул у него все его номера телефонов и сказал, что он за ним придет, когда их мероприятие по посещению выставки завершится.

Лицо практикера выражало смесь легкого ужаса и надежду, что он больше никогда не встретится с Аароном. Еще Аарон успел раздать немецким соседям заламинированные в фольгу биографии родственников на русском языке и требовал восхищения. При этом просил не запоминать имена – поскольку люди известные и зачем им черный пиар?! зачем?!

Потом Аарон достал из кармана пробничек вонючейших духов и сказал, что если Моте только захочется – он прямо завтра принесет ей 40 пузырьков таких духов, просто 40 пузырьков!

– Ставки растут, – заметила Матильда, – мы начали с килограмма пиццы, продолжили 36 килограммами еды и закончили 40 пузырьками духов.

– Да, – согласился Аарон, – а еще я возьму вас в ближайшее время на тайный джазовый концерт! Мы пойдем туда вместе – у меня пропуск от маcонов. Вот вам брошюрка, – тут он ловко выхватил из бездонного кармана рекламный буклетик, быстро оторвал от него адрес и отдал Моте. 

– Это чтоб вы адрес не запомнили и не пошли туда сами, потому что без меня вас не пропустят и будут крупные неприятности. А я куплю вам билет по дешевке, всего за 5 евро!

Они в конце концов доехали до Гамбурга. Хайльпрактикер в поношенных кроссовках резво и очень быстро бежал с вокзала, втянув голову в плечи, мотивируя, что он опаздывает на съезд и не забыв галантно поцеловать кончики пальцев Кале и Моте. Оправдывая свое звание хайль-практикера (хоть и на пенсии), он успел прокричать на ходу, что Аарон очень нервный и в гневе страшен, так как у него правое плечо выше левого! 

 Аарон оказался страшно горд, что у него обнаружилось такое! И главное –  совершенно бесплатно поставленный диагноз!

– Мы тебя найдем попозже!, – ободряюще прокричал ему вслед Аарон, а Каля, благоговейно закатив глаза, произнесла с интонацией Фрекен Бок: «Он был такой милый... Я договорилась, весной мы с ним будем у реки встречаться. И он даже познакомит меня со своим другом, доктором литературоведения». На этом слове Каля споткнулась, она устала его произносить. У Кали была странная способность выуживатъ у всех, даже у первых встречных, обещание познакомить ее с каким-нибудь известным им доктором, неважно чего… С Мотей ее тоже кто-то когда-то познакомил, ведь Мотя тоже была доктором, правда технических наук.

Но самое страшное испытание поджидало Матильду впереди.

Культпоход на троих, не считая трости и портфеля

(Рассказ от имени Мотиной сестры. Часть вторая)

По пути к выставке им предстояло пройти мимо шикарного здания "Европа-Центр". В нем находился любимый Матильдой бутик, в котором она еще раньше присмотрела очередную новомодную тряпочку и предложила попутчикам зайти, так как прибыли они на час раньше открытия выставки. И вдруг, о ужас, Аарон заметил яркую букву "М". 

"Макдональдс", радостно завопил он. Какой бутик, когда я вас сейчас напою чаем (бесплатным!!!) и накормлю бутербродами (бесплатными!!!). Мы сэкономим деньги от xайльпрактикера, а вечером пойдем на них в ресторан!  Но я не хочу бесплатный чай, я не хочу в ресторан, я могу уплатить деньги, – безуспешно взвывала Матильда, отбиваясь от повисшего на рукаве Аарона. Каля шла, упрямо поджав губки. Она была заодно с Аароном. Она хотела вечером в ресторан, это так шикарно, за это не жалко пожертвовать Мотей.

Как назло, отстать от них Мотя не могла, у них был общий билет, и она боялась их потерять навсегда. Макдональдс был нестандартно длиннющим, вдоль прозрачных стен стояли бесконечные столики. За странной троицей могли наблюдать отовсюду. Дама в шубе, дама в бомжеватой курточке с капюшоном и безумного вида мужичонка с тростью, блестящим кольцом и в голубых бантиках вызывали неподдельный интерес и внимание. Мужичонка раскланивался со всеми и обещал всем посетителям райскую жизнь на том свете. Хорошо, что немцы не понимают русского языка! 

Заведя своих дам в самый дальний угол, Аарончик отправился за бесплатным кипятком, который и был торжественно, на подносе, принесен через полчаса в трех бумажных стаканчиках. На возмущенное Матильдино: "Г-н Плотник, мы опаздываем на выставку", – он ответил небрежно: "Я же должен был пустить пыль в глаза! Или вы думаете, что кипяток дают просто так?!"  Потом он достал из недр своего кулька смятый пакетик с чаем, и стал по очереди опускать его в каждый бумажный стаканчик. 

У Моти началась истерика, она порывалась уйти, но Аарон исчез снова в поисках бесплатного сахара, который лежал повсюду. Каля нервно рвала на кусочки старую газетку, заботливо расстеленную Аарончиком под своим портфелем на стуле. Вскоре он снова возник с двумя пакетиками сахара и одной упаковкой молока, и сказал, что сейчас мы все поделим и пойдем добывать бесплатные бутерброды.

Оставалось 15 минут до открытия. Матильда, учащая на семинарах всех быть спокойными в любой ситуации, не выдержав, схватила за оттопыренный воротник пиджака Аарончика и сказала, что она в состоянии аффекта сейчас его придушит, и ей ничего не будет. С жалостью покидая Макдональдс с немецкими парами, ожидавшими продолжения спектакля, и, пеняя на изорванную газетку, служившую ему верой и правдой долгие дни, а сейчас изодранную Калей, Аарончик все время повторял, что он никогда не забудет черной неблагодарности в виде не выпитого чая и несъеденных бутербродов. Кстати, за бутерброды Матильда расплатилась, сказав очумевшим продавцам, что она не больная жена Аарончика, а это просто он так шутит. Понятно, что кроме кипятка, Аарончик успел прихватить с собой все, что он успел раздобыть.

По ходу к выставке Аарон вежливо здоровался со всеми по-русски, желал приятного аппетита сидящим в кафе, в полный голос обсуждал задницы и прочие достоинства идущих впереди теток и изо всех сил пускал всем в глаза "золотую и серебряную пыль", помахивая ободранной тросточкой и цепляясь за рукав Матильдиной шубы. 

Высокая и задумчивая Каля в вельветовых штанах шла с другой стороны Аарона и порыкивала периодически: "Господин Плотник, ведите себя прилично, иначе она, (то есть суровая Матильда), не доведет нас до означенного места"!

На подходе к нему Аарон остановился, заговорщицки достал из своего портфеля странный полупустой флакон с духами и сообщил Матильде: «Щас я установлю контакт с баронессой – с этим запахом – она на меня просто слетится»!

Побрызгался ... и они пошли покорять баронессу...

Там Матильда на какие-то минут сорок отвязалась от Аарона, который сначала снял свой чудный пиджак и переоделся в ярко-малиновый свитер, оставшись все в тех же бусах и непревзойденном кольце. Пиджак надлежало беречь, потому что Аарон Плотник, выступая как импресарио известных  джазменов, как бывший представитель бывшей интеллигенции бывшего Ленинграда, зарабатывал в нем по 400 у.е. за вечер в гостиных Лондона и Парижа! А свитер было не жалко, он достался ему по дешевке от масонов. Впрочем, как и пиджак, только пиджак был „приличный“. Он со всеми пытался фотографироваться, установить контакт, и продемонстрировать "перстень от Сваровски"...

Кажется, пришел его звездный час, все забыли, зачем пришли, похоже, что баронесса тоже забыла, что ей пора открывать выставку. Никто не рассаживался по местам, все смотрели на фокусы Аарона, который вдруг заявил, что он знает цирковые номера, и стал подпрыгивать в центре зала, смешно поджав под себя худенькие ножки, слегка отведя в сторону потертую трость.

Мотя успела осмотреть картины, зал и поговорить со всеми, с кем хотела, включая баронессу, музыкантов, спонсоров... и тут...

...тут объявили фуршет... в честь открытия выставки... Мотя не очень отреагировала, продолжая болтать в небольшой комнатке с редактором одного немецкого журнала.

Она немного успокоилась, забыла об Аароне Плотнике, жизнь стала налаживаться. Вокруг были интеллигентные люди, друзья баронессы, как вдруг в комнату прокрался Аарон с  огромным свертком, завернутым в бумагу и салфетки... 

 – Давайте сумку, – оглядываясь, прошипел Аарон...  – Это бутерброды! Храните их для меня, – пояснил он и быстро слинял...

Через пару минут с диким воплем «где бутербродыыыы????» в комнату ввалился страшного вида бородатый мужик и спросил, кто тут жена Аарона, подозрительно оглядывая мелких немецких благообразных старичков и старушек.

Старички и старушки разбежались по углам, как тараканы... Остались Матильда и редактор...

Бородач недоверчиво их оглядел и вежливо спросил, не вы ли жена Аарона?

– Вы же понимаете, что это не может быть правдой, это такой юмор, – величественно бросила Матильда, – а если вы ищете бутерброды – вот они, – и она достала из сумки сверток и отдала его в руки бородача... 

– Понимаете, этот господин подкрался и все подчистую смел со стола, сказал – моей больной старой жене (!!!) а я отвечаю за организацию (!!!) и бутерброды...

– Идите, – отпустила его Матильда и продолжила обсуждение с редактором...

Прошло минут десять... в комнату снова откуда-то просочился Аарон с бантами на запястьях, тросточкой и портфелем, со свертком в руках и попенял:

– Что ж вы все отдали?! прячьте! – и опять сунул Моте в сумку сверток...

Ровно через минуту  сцена повторилась в ускоренном темпе – бородач уже точно знал, где бутерброды, за которые он отвечает.

Матильда, не прерывая светской беседы, протянула ему сверток – он проверил, не слишком ли там все помялось и помчался обратно...

На обратном пути они шли мимо Кирхи и вытащили оттуда, со съезда единомышленников, упирающегося китайского хайль-практикера, он отказался с ними ехать назад ни за 6, ни за 5 евро, затравленно глядя на Аарона Плотника в бантах и кепке – потому что хватит с него сумасшедших русских на всю оставшуюся жизнь и съезд его еще продолжается.

Матильда просто тихо ждала, пока закончится этот балаган, и, может быть, воспитанный немецкий бомж даст по физиономии интеллигентному питерскому персонажу.

По пути oна узнала от неуемного Аарона всякие дополнительные интимные подробности о масонах, джазе, 30-летних красотках-турчанках, магазинах и закрытых элитных ресторанах для настоящих Контактёров...

С вокзала в Любеке Моте удалось слинять домой без сопровождения...

Дома в сумке она нашла затвердевшие бутерброды и пакетик с финиками, который заботливый Аарончик сунул ей, пока она развлекалась и презирала его за все на свете сразу.

И жалела за пережитую блокаду…

Наверное, эта выставка посвящалась таким, как он, оставшимся жить, но таким, как сейчас, больным, странным, делающим запасы, что-то ищущим в чужом холодильнике, сторожащим, пока в 20.40 закроются пиццерии, чтобы забрать по дешёвке остатки и раздавать всем голодным. Она не знала, что ей, всегда такой самоуверенной, делать: смеяться, удивляться, негодовать, благодарить, плакать?

Ей стало плохо.

А Каля и Аарон вернулись назад в Гамбург отрываться от реальности. Кале яростно хотелось промочить горло в ресторане за счет миллионера с розовым кольцом и поплавать на кораблике почему-то за счет Дoйче бана, на их билетике, так удачно купленном на вокзале в Любеке. 

Утром на работу Матильде позвонила Каля и поблагодарила за поездку, добавив, что они с Аароном гудели до полуночи...

Следом за ней позвонил Аарон и добавил, что у них с Калей все почти дошло до постели, но он вовремя вспомнил о Матильде, o своей любовнице с ребенком и турчанке-модели и решил не заводить еще одну женщину, чтоб не ранить ее сердце...

Вот так...

Ну, а на тайный вечер джаза в ближайшую пятницу он, конечно же, пообещал прихватить Калю и Матильду в натуральных аметистах и без желтого пакетика…

Всего за 5 евро.

Ведь он же миллионер!..

Главное, чтобы они адрес не запомнили. И не пошли туда без него, видного импресарио в кольце с аметистом от Сваровски…е

Мотя и елочка

Я про елочку... Обожаю ее наряжать. Приезжает сын из Берлина, и мы начинаем всё так красивенько развешивать.

В первые годы после приезда сюда на елке висело все, что привезли с собой из дома. Попугайчики, собачкикошечкизайчикибелочкишарикиснежинки. Сверху жезлзвездаверхушка, а рядом часысбезпятидвенадцать. Главное – был Дед Мороз, который стоял под елкой, усыпанной ватным снегом. На елке горели гирлянды лампочек, красножелтосинезеленых и блестели золотые бусы. Это было празднично и волшебно. Пахло мандаринами, апельсинами, шоколадом, ванилью, корицей. В Деда Мороза верили, что он придет, принесет подарки, все исполнит и уедет назад в Лапландию, а у нас снова будут весна и лето.

При этом елочка была куплена небольшая, пушистая, искусственная, но классная. К сожалению, про нее нельзя было петь, что она родилась в каком-то неведомом лесу и ее срубили под самый корешок. При упоминании об этом корешке Тема в детстве рыдал до изнеможения.

На нашей новой родине у нас было два Деда Мороза, один с почему-то абсолютно синей головой, синими щеками, который как-то зловеще светился в темноте. Где мы его взяли, я не помню. Наверное, кто-то подарил за ненадобностью. Нам много тогда всего дарили, в том числе и того, что нельзя было никак утилизировать. Правда, понимать это я стала с годами.

Так вот, этого синего мы выносили в подъезд, ставили на подоконник, окружали красными рождественскими цветами, ждали чуда. Соседи-немцы тоже ставили странных бегемотиков и собачек. Все ждали, что кто-то заберет их себе, кому понравится. Но никто никому не нравился. Снегурочек у них априори не было. Собачки, бегемотики и наш синий Дед Мороз возвращались к себе домой 1 января.

Я работала тогда в Гамбурге и особое удовольствие доставляло рано утром проснуться, включить на окне кухни пирамидку со свечками, заварить свежий кофе, приправить его ванилью, корицей, отпить пару глотков и убежать на поезд, оставить его остывать и вспоминать целый день, что вечером дома ждет свет в окошке от пирамидки и остывшая вкуснятина, куда можно еще добавить мороженого.

Потом постепенно я стала узнавать удивительные вещи. Моя сестра рассказала, что в Израиле отмечать Новый год елкой в декабре не принято, он отмечается в сентябре. С годами появилась новая эстетика в украшении елки. Все должно было быть выдержано в одной цветовой гамме, подобрано по форме, размеру, стилю и т.д. Елка чуть уменьшилась, начали отпадать ветки, верхушка. Я начала рыдать, глядя, как менялась моя красавица. Впрочем, глядя на себя в зеркало, я тоже начинала рыдать, созерцая теперь уже свои новые размеры.

В подъезд въехали новые жильцы. Слышался детский мат, и появились испачканные стены. Одни немцы-соседи переехали в дома престарелых, другие умерли. Исчезла традиция дарить друг другу маленькие подарочки с приклеенными на них на счастье листочками клевера, звездочками и трубочистами. Больше никто не ставил мне под дверь сапожок со сладостями и не давал пробовать свежеиспеченный тортик со сливами и штрудель. С подоконника исчезли все игрушки и пропал мой синий Дед Мороз. Соседи-немцы такого названия не знали и называли его Санта Клаус. Я его не любила, мне было все равно. Так как отсутствовала Снегурочка, я думала, что он одинокий пропойца... Перестало пахнуть ванилью. За порогом новые жильцы стали оставлять обувь. …без подарков... и с другим запахом.

На работе мы устраивали новогодние балы и снимали зал в доме напротив. Это оказалась настоящая масонская ложа! Там ставили огромную елку высотой метров семь. Привозили специальную конструкцию, немеряное количество елок и елочек, все соединяли таинственным образом. Потом вешались огромные, потрясающе красивые шары, украшения. И снова на душе было так празднично.

Пока откуда-то не появился раввин и не сказал, что это не принято, елка на Новый год, и чтобы елку убрали. И шары тоже. Послушные немцы все разобрали, провели злосчастный бал без елки, света и подарков, а на следующий день опять все собирали для других посетителей ложи.

Постепенно я привыкла и к тому, что здесь покупают изумительно красивые пушистые елки всего на два дня Рождества, и тут же выносят их, срубленных под корешок, на свалку во двор. Причем делают это все одновременно, как по команде. Иначе потом не утилизируешь!!! А здесь ездят специальные машины и все собирают. Собирают чудесный праздник. Традиционного Нового года здесь нет, сюда приходит Сильвестр. И так же быстро уходит.

Но это уже совсем другая история.

Найди три различия

Киев. Начало 90-х. Зима. Света нет. Есть муж. Есть здоровье. Магазины пустые. Продукты исчезли. По вечерам жарили котлеты. Кто-то рыбу. В подъезде стоял дивный запах. Спускались во двор. Было молодо и весело. Все здоровы и, несмотря ни на что, счастливы… Все угощались. Иногда пили. Грелись... Смотрели в звездное небо. Смеялись, болтали. Ночью расходились. Утром на работу…

Любек. Конец второго десятилетия. Зима. Свет есть. Мужа нет. Магазины полные. Продуктов тьма. Здоровья нет. Котлеты никто не жарит. Рыбу тем более. В подъезде будет запах. Никто не пьет. Все на диетах. Да и вообще, кто ест по ночам жареное, острое, с чесноком и перцем, глютеновое, с лактозой??? Во двор никто и никогда не спустится. Не принято и все боятся "понаехавших". В гости к соседям не ходят, не будешь же котлетами через забор бросаться. Уже не молодо и совсем не весело. И даже не холодно. Снега нет, морозов нет… На небе звезды. По ним определяют, будет ли завтра дождь. Задрать голову вверх – проблема. Она кружится. Спать все укладываются рано. Чуть ли не в восемь часов. Не забыть бы таблетки. Завтра на работу… 

Kосмос красный, Kосмос белый

Когда-то давно, по воле случая, я начала вести в местах не столь отдаленных креативные курсы, устраивать выставки, рисовать. Для меня это было так же неожиданно, как улететь в Космос…

Там было много одаренных людей, на которых никто никогда не обращал внимания в силу разных обстоятельств. Жаль. Все было от души и очень мне нравилось. 

И вот меня неожиданно решили наградить за эту работу в Министерстве юстиции и Европы. Но сначала нужно было доехать до столицы. А это, как всегда, проблемы. Дома необходимо было все перемерять, психануть, что ничего не подходит, поломать полку в шкафу, забыть дома паспорт, некоторые бумаги. Потом долго ждать машину подруги.

Наконец, она у подъезда. Нервно курит, говорит, что стесняется вьетнамца, который увязался с ней и еще какого-то Марио, сидящего рядом. И вот мы едем. У Марион дрожат руки. Я привыкла к тому, что мы часто не туда едем. Но гости ее машины были не очень к этому готовы. Крики Марион "Дай воды!", "Дай конфетку!" и советы справа-слева довели меня до ручки. Я уснула. Через некоторое время открываю глаза, мы едем по желтому полю.

Вдали виден белый вагон, а на нем плакат: "Здесь много места для твоих идей! Заходи"! Интересно, кто может забрести в какой-то вагон в Б-гом забытом поле сурепки? Ладно, проехали. И тут снова видим шедевр! По обочинам дороги стоят разные по величине указатели. На одном из них прикреплен розовый лист бумаги со словами "Schatz, nimm am Abend ein Taxi, bitte!". Перевод: "Мое сокровище, возьми такси до дома сегодня вечером"! Как он туда попал? Почему его никто еще не снял? Так, развлекаясь, доехали до Киля, при этом плутали, искали объезды, ехали не в ту сторону, все, как всегда.

В Киле никто, конечно, не знал, куда ехать, на Марио и вьетнамца было мало надежды. Навигатор посылал нас, мы его. Марион искала туалет, ей было уже все равно, куда парковаться. Она тут же убежала, а нам небрежно указала на необходимость уплатить штраф замаячившим впереди политессам (контролируют парковки). Наконец, мы дошли до Министерства юстиции, куда всей душой и стремились. На дверях сидели суровые дядьки – вахтеры в форме. На вопрос, где паспорта, оказывается, не одна я его дома забыла, вьетнамец указал на нас, это со мной! Я поняла, что он, наверное, вьетнамский КГБ-ист. А мы были просто занесены уже в списки церемонии.

Внутри оказалось очень тихо, чисто и пусто. Двери кабинетов были открыты и на каждой висела табличка Dr. ... За столами сидели холеные мужики с почти голливудскими внешностями, спокойные и умиротворенные. Они никуда не спешили, кто-то что-то писал, кто-то разглядывал нечто в интернете. На всех были костюмы, рубашки, галстуки. Давно я не встречалась с таким контингентом. Да, это все же столица, пусть и провинциальная, но столица.

Само здание было много повидавшим. В далекие годы Третьего рейха здесь располагался Sondergericht, т. e. особый суд, генеральная прокуратура и прочие подобные учреждения. Честно говоря, ощущения были не из приятных. Времени до начала приема было еще достаточно, и наш вьетнамец унюхал запах кофе, а я запах котлет. Вскоре мы нашли кафе. Оно было узким, но уютным, домашним. В очереди стояли все те же мужики в аккуратных костюмах и типичные немецкие тетки в джинсах и пиджаках. Изможденно худые, с приклеенными улыбками и лошадиными зубами. Это все была публика из серии ЗОЖ, здоровый образ жизни. Пробежки по утрам, питание из Bio магазинов, мытье волос раз в неделю и полное отсутствие косметики на сморщенных лицах. Здесь каждый стоял друг за другом в затылок и видел, что ты заказывал. Поэтому меня не удивила их реакция на мою котлету и пепси. Сами же они, исходя из вышеописанного, заказывали исключительно свежие салатные листья, отварной картофель с петерзилью (петрушкой), и отварные яйца. С укропом в Германии плохо, не идет у них укроп. Ну никак. Под их осуждающими взглядами я еще заказала кофе и мороженое. Стоило это все для меня 2,20 евро, без кофе 1,70, а для них всего лишь 1, 20!!! Это поразило в самое сердце, но слуги народа – они везде слуги народа. Мой умный сын потом объяснил мне, что они просто на гос. дотации. Само собой, там никто не курил, ни в кафе, ни на улице. Окурки никто и не решился бросить просто так, а урн не было. Видимо, даже думать о мусоре там было само кощунство. Пришлось идти искать канализационные решетки и в их отверстия пристраивать окурки.

Потом, собственно, всех пригласили в аудиенц-зал, появилась министерша, референты, какие-то начальники отделов, пресса и т. д. Поскольку перед началом все ожидали действа на улице, то видели, что министерша пришла пешком. Кстати сказать, она приезжала к нам на работу, и была так же скромна, и топала с вокзала пешком. А это довольно не близко.

Началась церемония. Министерше поднесли стопку голубых листочков, она брала по одному и зачитывала с каждого из них по одному предложению. Нам рассказали, как в неравной борьбе с бюджетом министерство нашло для каждого по 120 евро премии!.. В тяжелой борьбе доставались министерству эти деньги. Ведь хотели сначала всем по 150, но партия не разрешила.

Потом всех награждали, пожимали, фотографировали, беседовали, пили чай и кофе. Один из награжденных подарил министерше значок с зеброй. Сказал, что и у нее тоже может что-нибудь случиться. Я была одна русская среди всех, и они очень этому удивлялись. Это была большая честь. Я с удовольствием всех разглядывала, общалась, "делала контакты". Мне понравился один представитель Гамбурга (забыла написать, среди участников церемонии были представители 5 городов). На нем был пиджак песочного цвета, длинный, с тремя черными и одной красной пуговицей в центре. На фоне правильных докторов-юристов он был очень колоритным. Потом я болтала с директором тюрьмы, он очень милый и приятный человек, обещал, в случае чего, свою помощь и поддержку.

Через три часа мы уехали домой. Наш вьетнамец пригласил к нему на прием в больницу, обещал иглоукалывание от всего, оказалось, он врач. Марио в машине без остановки рассказывал о Рождестве в Дании. Всем советовал туда ехать в парк Тиволи.

Еще мы проехали чудный городок, где каждый год идут представления с Гойко Митичем. Он – Чингачгук, немцы его любят, пьют там пиво, дети едят мороженое. У всех свое счастье.

Розовый плакат так же висел на автобане, приглашая неведомое миру сокровище ехать на такси, а в поле стоял тот же вагон для ваших смелых идей. Недалеко от дома мы заехали в цветочный магазин. Я подарила подруге букет цветов и купила себе несколько горшков с цветами моего детства. Мы обрывали с них лепестки и клеили на ногти. Воображали, что это модный маникюр. Я посадила их на балконе и наконец, узнала, что они называются космос.

Теперь у меня есть свой космос, космос красный и космос белый. Вот так. В общем-то, он у меня всегда был. 

Мотя и реклама

Сегодня мне удалось побыть дома. Под включенный телевизор возилась и вдруг услышала "Улыбка с сильными зубами украшает всех". Что это? Ладно, думаю, пойду посмотрю, зубы у меня сильные или надо что-то уже предпринимать.

Пока кривлялась перед зеркалом, прошло время, и снова реклама: "Ваши пальцы украсят кольца Командор". Думаю, слава Б-гу, мои пальцы украшают просто кольца. Из Парижа, Венеции, Амстердама. Как хорошо, что там нет командоров, командиров и жандармерии. В ювелирном искусстве, как минимум.

Потом меня призывали "металлические нотки в голосе, чтобы они никого не смущали, перенести на губы" при помощи жидкой помады, которая "обеспечит губам великолепный металлический блеск днем и ночью, при любом свете". Думаю, Господи, как же хорошо, что у меня нет мужа. Он бы, наверное, сразу же умер, увидев ночью рядом с собой такого себе терминатора, с металлически блестящими губами, не меркнущими даже в свете прикроватной лампы. 

Я поржала, потом твердо решила напугать своих коллег, и вдруг снова "Шах и мат, шах и мат". Вот, думаю, что-то интеллектуальное, послушаю. И слышу: "Девочки – существа капризные. Чтобы поберечь нервы, компания Catrice выпустила ультрановый топпер для губ. Это гелевое покрытие, которое при нанесении на любую поверхность дарит ей вельветово-матовый финиш". "Средство рассчитано на продление стойкости губ"...

Всё, я сдаюсь. Телевизор выключила надолго. Теперь хожу и мучаюсь, может кто объяснит, что такое топпер? Век живи, век учись...

Про шах я не поняла, а про мат очень даже... 

Мотя и семинар

Вспомнила, что ничего не написала о своем любимом семинаре в тюремном доме отдыха. Обычно он проходит весной, когда тепло. Или холодно. Главное, что ты туда попал, и можно три дня отдохнуть ото всех, за решеточками. Заодно научиться разным психологическим штучкам.

Каждый год приезжают очень разные люди, но среди них встречаются очень забавные. По вечерам все приходят в бар и там начинается самое интересное. Они рассказывают. Главное, успевать записывать или запоминать.

У нас были тетки, которые на свои деньги организовывали поездки в Африку, а там пытались научить камерунцев есть хлеб вместо лепешек, умываться и перестать бегать по грязи после дождя. Они искренне удивлялись, что камерунцы не хотели у них учиться.

Были и такие, которые ездили в Индию и пытались изменить отношение индусов к коровам... Было много чего интересного и смешного. И я с восторгом предвкушала, что же будет в этот раз.

А в этот раз за мной заехала моя немецкая подруга и мы отправились в путь. По автобану мы мотались часа полтора, потому что пропустили какой-то поворот, потом еще один, потом еще. Зато мы обменялись качественными советами, как правильно красить волосы. Честно говоря, нам пришлось вернуться назад ко мне, чтобы стартануть снова, правильно и, главное, молча.

Наконец, мы приехали. Место там чудное, рядом море, милые домики на двоих. Моим соседом оказался угрюмый старикан с жестким лицом и, простите за банальность, колючими глазами немецкого КГБшника. Он тут же поинтересовался, кто я такая и почему лезу к нему в дом. Видимо, мой антураж из разных колечек, кружевных нарукавничков и прочей дребедени не очень ассоциировался у него со строгим обликом тюремного психолога.

Комната была уютная, светлая, а в коридоре стоял шкаф с полным набором кухонной утвари. В углу были подвешены разные щетки, метелки, стояли тазики, сушилки для белья и т.д. Зачем нас этим снабдили – непонятно. На столе стояла бутылка воды, и к ней прилагалась записка, что это знак внимания.

Вдруг в дверь постучали. Думала подружка, оказалось, это сосед, К. Спрашивает, а у вас есть дуршлаг? Непонятно зачем, но есть, улыбнулась я. Это, наверное, приободрило старикана и минут через пять, а есть ли у меня круглая чистка для овощей? Не знаю, не смотрела еще, а что, нужно? И понеслось. Как насчет терки для овощей, есть ли стиральный порошок и т.д. Я поняла, что пора смываться. И ушла бродить по окрестностям.

Наступил ужин. Естественно, моим соседом по столу оказался К. Кушать было невозможно. Он все время пытался узнать, откуда у меня милый французский акцент, что я делаю в тюрьме, видимо он был глуховат, и все время пытался узнать, а что мы кушаем на ужин во Франции. Я безуспешно пыталась объяснить, что место моего рождения, увы, не Париж. Хотя я его очень люблю.

Наконец, ужин закончился, и все плавно переместились в бар. Оформление его не менялось в течение последних лет восьми. На стенах висели картины красоток с непропорционально длинными ногами, висели пучки трав в многолетней пыли, стояли огромные бутыли с пробками от шампанского, которые никогда не сдвигались с места. Все, как всегда. Пьют пиво с колой, орешки, соломка.

О. пытается влить пиво... в ухо, потом опять в бокал. Публика была очень странной, но я к ним привыкла. Как всегда приехала влюбленная парочка, один из них помоложе, он всегда с собачкой болонкой на руках, с ярко-голубой серьгой, второй постарше, в очках, со скошенными к переносице глазами. Они все годы вместе, что-то всегда то рисуют, то клеят, то коллажи сооружают. Ну и привозят на семинары для одобрения. Третьей в их компании была небольшая барышня с непропорционально большой головой и провалившимся носом. Но потом они рассорились на почве непонимания искусства, и она в этот раз не приехала.

Зато появилась колоритная парочка девушек лет под сорок, одна из которых напоминала мадам Грицацуеву, а вторая была вся в черных шортах, сапогах, чулках, цепях, серьгах в ушах, бровях, губах, в общем везде. Волосы были ярко-сиреневые, а впереди синие, взбитые в кок надо лбом. Зрелище не для слабонервных, честно говоря.

Еще нас, как всегда, охраняла девица-телохранительница почти двухметрового роста. У нас за столом сидела девица, любительница здорового образа жизни. Она всюду ездит на велосипеде, развозит письма, дышит свежим воздухом и жует морковку. Два семинара назад она соблазнила нашего рекламщика, и с тех пор они неразлучны, нежно гладят друг друга, невзирая на весьма не молодежный возраст.

Приехал и Е. Он любит зоологические игры и считает, что рыбы, бабочки, муравьи – животные. Спорить с ним никто не берется. Это всегда долго, нудно, непонятно и бесполезно. Вот такая славная компания собралась!

Предложили интеллектуальную игру. Называть слово из тюремного лексикона, например, решетка, а на последнюю букву, здесь это а, называть другое слово и т.д. Мне надоело это минут через десять, потому что немцы делали это обстоятельно, правильно и серьезно. И тут я сказала, „маммография“. Причем тут тюрьма, а ни при чем. Просто. Думаю, как они это к тюрьме привяжут?

И вдруг телохранительница серьезно говорит „интеграция“. Она теперь играет на вторую букву от конца слова, а это в маммографии "и". Тут любитель животных Е. сказал, что знает слово стоматит. Просто надо было видеть эти серьезные обстоятельные лица.

Я от смеха уползла к себе в домик. Минут через десять сосед постучал и спросил, есть ли у меня мыло, вода, полотенце. В конце концов, свалилась и уснула.

Следующим утром к нам завезли контингент больных людей-инвалидов с умственными отклонениями. Их было несколько автобусов. Почти на каждого был воспитатель, но от этого было не легче. Пробиться к еде было нереально.

Ушли на семинар. Тема была „Риски и методы их решения“. На стенах висели пословицы. Кто встретит на своем пути обезьяну, того она непременно укусит. Мы ее оживленно обсуждали. А. поглаживал свою собачку, Грицацуева ковырялась в носу. Синеволосая тетка задрала кверху ноги и села в позу лотоса на стуле. Лектор, весьма почтенный ректор академии криминалистики, нервно сглатывал слюну. Любитель животных рассказывал об обезьянах.

Я робко спросила, может, уже про риски поговорим? Нам стали показывать картины известных художников, на которых были изображены... различные инвалиды, но без рук, без ног и т.д. Лектор стал говорить, что это счастливые люди! Они независимые, ни с кем не общаются, а значит, меньше всего подвержены рискам. Я начала с ним спорить. Посмотрите у нас в столовой. Они же не могут сами ничего! Они зависят от своих опекунов, рискуют обжечься, облиться. Как это тогда называется? Мне пытались объяснить, что риски – это другое. А мимо окон инвалидов вели на прогулку.

Потом была тема по карательной психиатрии. Не очень приятная, скажем так, тема. Мы обсуждали, а что было бы, если бы в Германии вообще не было тюрем. Предлагались варианты приобщения всех преступников к искусству, чтения им вслух книг. Опять же, неплохо было бы играть им в театрах.

Наконец, наступил последний день. Утром мне удалось выпить сок. Я мечтала уехать поскорее домой. Моя подруга уехала вечером во второй день. Я оплатила все ее выпитое пиво. За это она обещала свозить меня когда-нибудь куда-нибудь. И вообще, она спешила на выборы нового мэра. Мне пришлось уговорить парочку велосипедистки и рекламщика взять меня с собой в их машину.

И вдруг выглянуло солнце. Независимых, ничем не рискующих инвалидов, повели на море. А мы все сидели во дворе, расслабившись, кто-то курил, кто-то пил кофе. Парочка Грицацуевой и синеволосой пытались объяснить, что они очень меня полюбили, что они хотят мне звонить, что я классная, и они хотят приехать ко мне кушать французские блюда.

И вдруг мой угрюмый странный сосед К. говорит: «У вас красивые глаза. И губы. Вам это, наверное, многие говорили». Я обалдела, потому что за почти четверть века жизни в Германии услышала это в первый раз. Признаюсь, неожиданно. Услышать практически забытые комплименты, и где? И от кого? Вот дает старичье! Хоть и в красном пуловере и моднячем шарфике.

Вскоре мы уехали. Синеволосая предложила рекламщику поменять колеса у ее друга в доме, Грицацуева поехала покупать пиво своему бойфренду, а я молча сидела, ждала, когда же мы уедем.

Вдруг к машине подошел молодцеватый бывший сосед-КГБшник и достал из-под пуловера цепочку со звездой Давида. «Мы скоро увидимся», – сказал он. Не забывай, если ты встретил обезьяну, она может и укусить.

Ну а дальше, громко сигналя, наши три машины разъехались в разные стороны.

_____________

© Приен Алла