Отечественная война длилась 1418 дней. Илья Эренбург опубликовал за эти дни около 1500 материалов –статей, очерков, заметок, памфлетов. "Красная звезда", "Известия", "Комсомольская правда", "Труд" практически ежедневно обстреливали идеологические  позиции врага меткими публицистическими залпами знаменитого писателя.

Они были  безжалостны, эти  газетные бомбежки рафинированного  интеллигента. Гуманитарные, но смертельные. "Убей немца!» – наставляли денно и нощно засевшего в окопах советского бойца передовицы Эренбурга. Именно немца, а не только эсесовца или полицая –  неизлечимого, по мысли советской пропаганды, носителя фашистского вируса.
"А ля гер, ком а ля гер", – кому, как не прожившему десятки лет в благословенной Франции, Эренбургу было известно это оправданное ожесточение войны. Без этого оправдания, при самом малом проявлении мягкотелости к  врагу – ты будешь убит. Задача – нанести уничтожительный удар самому. И в публицистике – упреждая. На главном идеологическом направлении разгромом врага талантливо ведал  неукротимый Эренбург.
История свидетельствует, что немцы наградили Эренбурга особой ненавистью. Гебельсовский штаб неустанно изучал его пропагандистский талант. И, по достоинству оценив, обещал его обладателя при первой возможности повесить первым: гораздо прежде Сталина и Левитана. Сам Илья Григорьевич,  очевидно догадывался об уготованной  ему фашистами участи, примечая, будучи сам на фронте, как среди бойцов действует негласное правило: газеты со статьями Эренбурга на самокрутки не пускать.
У Эренбурга была особая ненависть к фашистам. По сути, в Советской стране более ни у кого не встречаемая. А именно: давняя, глубинная, цивилизационная  вражда, вынесенная из раннего соприкосновения с коричневой чумой ещё в довоенной Европе. Начиная с середины 30-х в Испании, потом в 40-е во Франции, плюс – личное свидетельствование постепенного фашистского зачумления остальной Европы. Резкий антифашистский пафос Эренбурга, как ни странно, до последнего момента с опаской воспринимался сталинским режимом, будучи обкуренным молотовско-рибентроповским дурманом. Мол, главный враг человечества не фашизм, а империализм.
22 июня пришло раскаяние. Стойкий антифашист Эренбург оказался востребован. Его перо приравняли к штыку. Штыков, впрочем, в первые, самые тяжкие месяцы войны, катастрофически не хватало. Ни штыков, ни танков, ни самолётов... Оставалось надеяться только на мужество. На жертвенность. На стойкость. Но и – на жестокость к врагу. За эту составляющую обороны отвечал Эренбург.
После войны многие его упрекали: насаждал лютость и ненависть к целому народу, к немцам, всем чохом, оправдывал убийства, поскольку враг – тоже человек. Короче – "промывал мозги", "высушивал сердца"  своих же воинов. Причем очень действенно...
«– Убей его! – И убиваю,
хожу, подковами звеня,

 – скорбя признавался поэт-фронтовик Николай Панченко в своей сердечной растраченности – 
Я знаю: сердцем убываю.
Нет вовсе сердца у меня.
А пули дулом сердца ищут.
А пули-дуры свищут, свищут.
А сердца нет,
приказ – во мне:
не надо сердца на войне».
История, между тем, не рисуется только двумя красками. Кроме белой и черной есть масса других. Не счесть их оттенков, слияний, накладываемых друг на друга теней, мазков, проекций...  Чтобы всё это схватить разом, надо отойти на какое-то расстояние. В том числе – и временное. И разглядеть в необъятном в принципе литературном наследии Эренбурга, не всегда равнозначном по качеству, а временами откровенно скатывающемуся к пропагандистской поденщине – зерна честной литературы, маяки исторической правды.
Роль и значение Ильи Эренбурга в литературе далеко не исчерпывается военной периодикой. И не перечеркивается нередко слабой беллетристикой.  

Роль эта величава его бессмертными  мемуарами: "Люди. Годы. Жизнь" – вот настоящая вершина. Или наоборот – столпы в фундаменте великой эпохи, так полно и мощно представшей в литературном наследии великого публициста. Неистового борца. Пропагандиста. Воина. Летописца Победы…

__________________________

© Мельников Алексей Александрович