* * *
Боже, друже, старче, человече…
Как прекрасен звательный падеж.
Жаль, на этот зов ответить нечем.
Ну, хотя бы в книгах нас утешь.
Канули давно, уплыли в Лету
те слова, что можно напевать...
Есть глагол и правило, но нету
тех, кого душа устала звать.
Отче, муже, сыне, сестро, брате…
Словно эхо дальних голосов,
словно плач о горестной утрате
давних лиц, имён и адресов…
* * *
Ты любил меня светлой, воздушной,
золотой, завитой, молодой.
Полюби меня старой, ненужной,
неказистой, больной и седой.
Отражась в зеркалах, обижаюсь
на безжалостный времени след.
Я всё больше к тебе приближаюсь
по обшарпанной лестнице лет.
С каждым днём мы всё ближе и ближе.
Но любовь – не источник утех.
Полюби меня чёрненькой, слышишь?
Белоснежка завидна для всех.
Что ты скажешь, увидев морщины
и поблёкшие пряди волос...
Мы пред старостью все беззащитны,
если б встретиться нам довелось.
Но я знаю – осушишь мне щёки
поцелуями жарче весны,
и их будет без счёта, без счёта,
и объятия будут тесны.
Ты полюбишь как прежде – любую,
пусть я буду один лишь скелет.
И иду я наощупь, вслепую,
в твои руки по лестнице лет.
* * *
Я была твоей няней и неотложкой,
а теперь встречаемся под обложкой,
где героев двое – она и он.
Как любовно ты выбирал расцветку,
как украсил титул вишнёвой веткой,
мой создатель, Мастер, Пигмалион.
Ты звонил в отчаянье из больницы:
я тебя не нашёл, всё чужие лица,
каждый врач казался тебе врагом.
Лунный луч на сердце моём как пластырь.
Где ты, мой небожитель, вожатый, пастырь,
лишь чужие лица опять кругом.
Привыкай потихоньку к ионосфере,
будет каждому воздано нам по вере,
вере в нашу встречу во мне и вне.
Млечный путь – один, мы не разминёмся
и однажды утром вдвоём проснёмся,
позабыв о смерти как страшном сне.
Крестик к имени милому приплюсую,
и себя следом, юную и босую,
чтобы в скобки объятий меня вобрал
и укрыл от всего болевого мира...
Бог за пазухой выделит нам квартиру,
где звучит величавый ночной хорал.
* * *
Я на любовь свою обречена,
погружена в её речные воды.
Струится речь, свободна и вечна,
её впитали облачные своды.
К любви моей я приговорена
пожизненно, посмертно, безлимитно.
В твоих чертах лица растворена,
я вижу то, что никому не видно.
Как дождь ночной похож на шум шагов,
родных шагов вдали затихших комнат...
Река любви течёт без берегов.
Я помню то, что уж никто не помнит.
Всё забываю – сумку, кошелёк,
но лишь не то, что бережётся снами,
и раздуваю в пепле уголёк
в священное божественное пламя.
Услышь же, как слова мои нежны,
годами их не смазало, не стёрло.
И кляпом благодушья тишины
мне не заткнуть израненное горло.
Пусть Бог иль чёрт однажды скажет «пли!»,
но и тогда искать я буду Кая...
Меня в средневековье б не сожгли
так, как сейчас сама себя сжигаю.
Мой бедный Кай не умер, не убит,
он крепко спит и знает: всё на месте.
Спасибо всем, кто верит и скорбит,
сочувствует и пишет, что «мы вместе».
* * *
Смакую это лето
как сладостный ликёр,
пока не канет в Лету,
покуда Бог не стёр.
Цежу его я в рюмку,
любуюсь на просвет -
какой же тонкий, хрупкий,
изысканный букет!
Пью лето как лекарство
по капле натощак,
пока былое царство
не спряталось в плащах.
Нарежу мельче зелень
иллюзий и надежд,
чтоб экономно ели,
а то зимою – где ж?
Помалу, потихоньку
прожить не торопясь,
и думать, как бы только
с ним не расторгнуть связь.
Я из него закладок
наделаю для книг,
чтоб между книжных складок
в морозы был цветник.
Когда уже без пледа
не выйдешь на порог -
я выну краски лета
из сбережённых строк.
* * *
Даю обет наутро, как проснусь -
жить надо независимо и гордо...
Но лишь к бумаге ручкой прикоснусь -
и нежность перехватывает горло.
Ну что мне делать с нею, чтоб унять?
Отдать портным на меховую шапку,
чтоб голову твою могла обнять,
чтоб грела и ласкала лисья лапка.
А может лучше высадить в кашпо,
чтоб вырос нежный аленький цветочек…
На что её ещё?… Да ни на что.
Запрятать незаметно между строчек.
Окончен день и даль черна как смоль.
Напрасная звезда в ночи светилась.
Цветок засох, а шапку съела моль.
И нежность никому не пригодилась.
* * *
Лето – плоть, весна и осень – души,
а зима – рассудочность ума.
Солнце, ветер, лужи или стужи –
это строки Высшего письма.
Нужно слышать, всматриваться в почерк,
понимать любой намёк и знак,
чтоб душа не знала обесточек,
чтоб сквозь камень пробивался злак.
Без тебя мне жить уже не больно.
Я любовь накапливаю впрок.
Обнимаю рифмою глагольной,
укрываю сердцем между строк.
Из песка пространства неземного,
из барханов мертвенных пустынь
вылеплю песочный замок снова
для своих немеркнущих святынь,
где живёт прощание славянки,
звёзд стеклянки водят хоровод,
где гармонь в завьюженной землянке
счастье заплутавшее зовёт.
* * *
Одуванчик – не пышная роза,
не гортензия и не пион.
Но прогалы бесцветности прозы
может также заполнить и он.
Не гляди на его худосочность,
хоть он взгляда и не поразит, –
обесточенность, обесцветочность
нашей жизни уже не грозит.
Чуть подуешь – и пух облетает,
остаётся один черенок.
И подумаешь, душу латая,
что он так же, как мы, одинок.
Без ответа, любви и привета
ждём дыханья чужого и мы,
и летим как пушинки по свету,
как предвестники скорой зимы.
* * *
Дождик шёл, шелестел, нашёптывал,
закрывая небес экран,
что во мне сохранён скриншотами,
чтоб никто его не украл.
Не беда, что вокруг убого всё –
и в тиши, и в ночной глуши
достаю из себя как фокусник
всё что надобно для души.
Лишь почую слегка неладное –
как лекарство глотаю впрок
десять капель дождя прохладного,
Пастернака десяток строк.
Это сумеречное облако,
нежно-розовые мазки...
и вытаскиваю, как волоком
жизнь из холода и тоски.
А пригасится чуть горение –
распахну окно до зари,
и сдвигается фокус зрения,
и меняется всё внутри.
Строй дворец из воздушных кубиков,
что прочнее любых основ,
словно краску из пёстрых тюбиков,
суть выдавливая из слов.
Чтоб играть дорогими смыслами,
на палитре смешав в одно
сладость мёда с плодами кислыми,
высь небес и земное дно.
* * *
Жизнь заговаривает зубы
и тень наводит на плетень.
Уж сколько бито мной посуды,
а счастья нет который день.
Я поменяю все настройки,
но всё ж небесный судия
мне не поставит выше тройки
за сочиненье «жизнь моя».
Всё меньше хочется прощаться,
мосты сжигая напослед.
Всё больше тянет возвращаться
на пепелища прежних лет.
Но верится, хотя б отчасти,
что кто-то там за всем следит...
И незаслуженное счастье,
как снег на голову, летит.
______________
© Кравченко Наталия
