Продолжение. Начало см. в №398 от 1.08.2022 

Незваная гостья

Но звонящий очень настойчив. После одной серии звонков, начинается вторая, третья и у Степаныча возникает необузданное желание открыть дверь и с ходу врезать в челюсть тому, кто посмел нарушить его полудрёму.

Он кряхтя поднимается, проворачивает внутренний замок и выглядывает в приоткрывшуюся щелку. На пороге – Ирка.

– Дядя Лёша, дядя Лёша, – тараторит она, не скрывая радостного возбуждения. Поздравляю вас! Мы теперь богаче любого миллионера. Ох, и заживём, порадуемся!

– Дура, – едва слышно выдыхает хозяин. – Чему порадуемся? 

– Сёмка вчера сказал, что у него теперь 100 миллионов рублей, и он мне по телефону сделал предложение. Я пришла сказать ему, что согласна! Я буду верной женой...

Все эти слова пролетали поверх головы Степаныча. Он никак не мог въехать в их смысл.

– Ну пустите же меня скорее, – не унималась Ирка и плечом толкнула дверь.

Силы в этой крепкой и, как всегда выражалась Суламифь, дебёлой тёлке, была на два таких хилых мужчинки, как Степаныч. Этот удар его чуть развернул, и гостья протискивается, наконец, в прихожую.

В ней она не задерживается, а сходу вламывается к Сёмке. Её полузадавленный крик вовсе не напоминает пароходный гудок, как могло бы статься у женщины такой стати. Она что-то бормочет, всхлипывает, пенсионер может разобрать только одно: «Сёмушка, Сёмушка!»

Потом она выскакивает к Степанычу и, размазывая тушь по щекам, тихо спрашивает:

– Когда?

– Сегодня ночью, – отмахивается от неё, как от назойливой мухи Степаныч. – Я спал, но мне казалось, что из его комнаты вышли двое.

– Полиция уже была? – деловито осведомляется Ирка. – Медики?

– Никого не было, ты же видишь – всё нетронуто.

– А где у Сёмки пластиковая банковская карточка?

– Откуда мне знать? Она уже ему ни к чему…

– Ему, конечно, – поясняет женщина, – а нам, то есть вам, – быстро поправляется она, – очень даже нужна. Пока банкомат её не заблокировал, мы можем снять деньги…

– Да какие там деньги у Сёмки? – начинает звереть от Иркиной бесцеремонности Степаныч.

– Здрасьте вам, какие? – удивляется гостья, – а эти сто лимонов? Не в банкнотах же он их хранил дома…

– Дура, – с ещё большим нажимом подчёркивает хозяин квартиры. – Деньги у него были, но как их получше назвать – не настоящие.

– Виртуальные, что ли?

– Да-да, они у него в каких-то битках хранились, не знаю даже где.

– Все-все? – не верит Ирка.

– Все-все, – передразнивает Степаныч. – Из наличности только остатки моих отступных, которые мне при увольнении дали. Посмотри внутри пиджака, не унесли ли денежки эти чёртовы архаровцы? Хотя, погоди, я сам. В моих карманах только Суламифь имела право копаться…

Он телепается в коридор, лезет во внутренний карман, бережно достает три рыжие купюры по пять тысяч каждая.

– Не тронули, сволочуги, хоть одна хорошая новость за последние двадцать четыре часа, – улыбается в один день постаревший лет на пятнадцать мужичок. И тут же дыхание у него перехватывает. Как там, в подъезде. Он оседает на пол, держась за коридорную стенку, Ирка болидом несётся в кухню, возвращается со стаканом воды, вручает его больному, а сама зубами отгрызает бумагу с упаковки валидола. Достается таблетку, и дождавшись, пока ее несостоявшийся свёкр допьет воду, протягивает ему кругляш.

– Под язык, дядя Лёша.

Затем она легко и бережно отрывает податливое тело от пола, осторожно заносит в комнату и укладывает на диван.

Мир снова растворяется в густом тумане, и Степаныч впадает в сон.

Он у него тяжелый, как огромный ртутный шар, который накатывается на них с Суламифью и Сёмкой, когда они гуляют в лесу. Шар скатывается с косогора, тоненько разламываются ветки кустарников, которые он перемалывает на пути к ним. Хорошо ещё рядом с семейкой Веленгутовых растет огромный и очень прочный тополь.

– Устоит, – прикидывает Степаныч, и подталкивая снизу сначала Сёмку, а потом супругу, помогает им взобраться повыше.

– Папка, – по-заячьи визжит сынок, – папка, спасайся!

Степаныч вскарабкивается по стволу, мощно отталкивается от толстого сука.

Вне игры

– Гляди, – говорит кто-то у «спящего» над ухом. – Ещё брыкается.

Тяжелые веки едва разлепляются, пропуская в просвет два неясных силуэта почему-то во всём белом. Ангелы?! За ним?!

– Где я? – разлепляет сухие губы Веленгутов.

– Где-где? – передразнивает его один из ангелов. – В приемном отделении. Сейчас повезём тебя…

– В морг? – вскрикивает Степаныч.

– Идиот, – беззлобно шлёпает пациента по плечу медик. – В реанимацию. Если бы ты знал, сколько мы с тобой помучились?! Два раза пришлось прижигать тебя дефибриллятором. Считай, с того света вытащили. Отлежишься, наберёшься силёнок и возвратишься к нормальной жизни.

– А Сёмка?

– А что Сёмка? Сыну твоему уже никакая реанимация не поможет. Тут какая-то баба с нами порывалась ехать, да её полиция не позволила. Допрашивают её. Она не очень умная, на первый взгляд. Зачем-то сказала им про какие-то сто миллионов рублей. Вот они в неё и вцепились, как питбули. О, пока всё о денежках не узнают – вряд ли отпустят…

Вроде бы только три слова произнёс пенсионер, а уже разбит. Губы как свежим цементом прихватило – ни слова сказать не может. И пошевелиться тоже. Открывает глаза и безучастно следит за тем, как по потолку коридора приёмного покоя проложила себе путь тонкая тёмная трещина – это значит – его уже везут на каталке к лифту.

Где же ты?

Последующие несколько дней, со счету которых он давно сбился, Степаныч решает очень важную задачу для себя: жить или не жить? И от жизни вроде бы теперь никакой радости, но и помирать не особо хочется. Он пытается вспомнить, что такое важное он не успел сделать? Это мысль ворочается, как медведь в берлоге, но никак не хочет показать свое «лицо», чтобы всё прояснилось.

Наконец, «лицо» ему показывают – это пигалица Светка из 35-й квартиры. Вся в конопушках. Смотрит на него строго и будто говорит:

– Ты меня обманул, дедушка! Так и не написали в нашу школьную стенгазету заметку о том, как я тебя спасла…

– Тьфу ты! – пытается сплюнуть Алексей Степанович. – Вот только мне теперь и нужно твоей стенгазетой заморачиваться. У меня есть дела поважнее – нужно найти 100 биткойнов от Сёмки. Это все равно, что привет с того света. И в память о сыне я обязательно должен это сделать!

Только где их искать? Что вообще они собой представляют? Одному, наверняка, не справиться. Нужно найти какого-то мозговитого человека, который в них разбирается. Но где его взять? 

Ничего путного ему в голову не приходит. Лоб покрывается испариной, того и гляди, опять прихватит сердце. И тут на потолке, словно материализуется лицо Ирки.

– Вот у неё и спрошу, – решает больной и проваливается где-то посередине между сном и явью.

Окончание пролога

Глава 1. Где же ты?

Алексей Степаныч с недавних пор спит очень чутко. Даже заполночная пробежка таракана в кухне – от одной крошки к другой – будит его, поднимает с постели и заставляет идти. Он всё ещё не может простить себе того, что не защитил в ту трагическую ночь сына.

Ему очень одиноко, страдание почти каждую ночь впивается острыми когтями в сердце, будит воспоминания, в которых в его жизни всё очень даже хорошо – любимая жена, сын. Не сразу он и понимает, что все это – морок, ночная блажь, что ни Суламифь, ни Сёмку уже никто вернуть не в состоянии. Ни Бог, ни царь, и не герой.

Если бы не Иркина болтливость, жил бы Степаныч если и небезбедно, то хотя бы спокойно. Но когда в квартиру «вломились» все эти дознаватели-следователи, она вдруг не выдержала и похвасталась: «Ох, и жили бы мы с Сёмкой, он ведь вчера заработал сто «лямов» в рублях. Немного, конечно, но на первое время хватило бы…»

Дело приняло совершенно иной оборот. Первый же вопрос, заданный хозяину квартиры в лоб, звучал неотвратимо, как удар бича:

– Вы знали об этой сумме?

– Да, знал. Но она же виртуальная…

На последнее слово полицейские не обратили никакого внимания. Наоборот – их глаза разгорелись, потому что в комнате появилось незримое доказательство – повод. А если есть повод, то и в доказательствах особой нужды нет.

Три месяца отца продержали в СИЗО. Причём, что самое обидное – на допросы его не вызывали, просто чалился.

Потом состоялась странная беседа со следователем с дурацкой фамилией – Святосветов. Он не обмолвился со Степанычем ни словом – просто для начала чиркнул что-то в блокноте и пододвинул его подозреваемому.

«Я верю в вашу невиновность. Попытаюсь вас спасти. За 20 % от 100 лямов. Но умоляю – никому ни слова. Вы согласны?» – прочитал сиделец.

Пенсионер внимательно посмотрел в глаза «гражданину начальнику». Но в них царила пляска святого Витта. Честность, правда, надежда, обман, мошенничество, риск, недоверие сплелись в такой плотный клубок, что всё это напоминало кубик Рубика. И пока человек старательно пытается выстроить в один цвет одну грань, на других, как в доме Облонских, всё смешалось. В общем был полный облон…

«Что делать?» – по-чернышевски накарябал бухгалтер.

«Сейчас я отправлю вас на три месяца на лечение в психушку, после чего вы будете избавлены от уголовного преследования. Через три дня после вашего выхода мы в 15:00 встречаемся в кафе «Белая лебедь» для того, чтобы обговорить детали. Запомните?» 

«Дураком сроду не был», – отписался Степаныч. – Психом, так психом. Сумму обговорим. Не будем привлекать внимание. Мне бы только литературку. Подбросите?»

«А, понимаю. Вы евангельский христианин-баптист? Пятидесятник? Свидетель сатаны?»

«Теперь я вижу, кто из нас псих. Эти брошюрки читайте сами. Я хочу всё знать про биток».

«Я был в районной библиотеке. Про биткойн нет ни одной самой тонкой книжки»

«Ищите! 20 лямов на ветке не растут. Вы когда-нибудь зубочисткой унитаз чистили?»

«Вы с ума сошли!»

«Ага, диагноз подтверждается. Если у меня не будет книг, как мы выцарапаем эти лямы?»

«Понял. Буду стараться»

«Я свободен?»

«Потерпите. Пока пройдите в камеру. Вас отправят в психушку на этой неделе. Только постарайтесь перекусить зубами себе вену»

«Ещё чего, компаньон? Можно я просто перекушу себе сухожилие?»

«Сделайте хотя бы что-нибудь»

Три месяца в психоневрологическом диспансере для Степаныча пролетели, как один день. Никто его в смирительную рубашку не заворачивал, врачи назойливо не били молоточком в коленную чашечку, в разговоры с Николаем II, Наполеоном Бонапартом и Юрием Гагариным он не вступал.

Книжечек про «биток» оказалось две. Но уже с первых строк Степаныч понял, что авторы брошюрок имеют только одну цель – прославиться за счёт «модной» темы. Никто из них в этой теме, как говорится, и «лыка не вязал». Но бодро взял в руки мачете и вышел перебирать просо.

Одна книга представляла собой перевод, причем не без сентиментальности: «Я взялся за  перевод этого текста, во-первых, в качестве некоей дани уважения погибшему коллеге (и другу), с которым я работал на протяжении нескольких последних лет…»

Степаныча сразу покоробило: что значит некоей дани уважения? Либо ты человека принимаешь, уважаешь, либо нет. И слово «некоей» тут неприлично. Как нельзя быть немножко беременной, так и нельзя стать немножко проституткой.

Вторая брошюрка была посвящена жизнеописанию некоего Сатоси Накамото. О том, как он рос в небогатой японской семье, скушал первую горсточку риса и постоянно боролся за социальную справедливость, чтобы люди труда ни в чем не уступали аккумуляторам, тем, кто собирает все ручейки в речку. «Собирателям» гораздо проще, как говорила любимая бабушка Степаныча – Марфа  – сливки ложкой сгребать – нет заботы. А ты вырасти эту коровку, попаси её на заливных лугах, найди правильного быка, дождись телёнка, подои, собери молочко в ведро и только потом, собственно, сверху начнут густеть сливки.      

Был ли – не был Сагоси Накамота – истории доподлинно неизвестно. И ЦК КПСС тоже был, а между тем, он состоял из «группы товарищей». И решение каждый принимал с одной стороны самостоятельно, а с другой в точном соответствии с линией «головняка», тех, кто стоит во главе.

Кто-то подсунул Степанычу по недоразумению брошюру об истории Первой Мировой войны. «Проглотил» за одну ночь, а потом задумался. Почему 12 из 18 английских пэров проголосовали за войну. Что ими двигало? Ведь среди них не было практически никого из обедневших родов. Жили бы и не тужили ещё 250 лет. Но заячья лапка скребнула остатки инстинкта самосохранения, да не активировала.

Почему германский император Вильгельм II, двоюродный брат российской императрицы, был уверен, что восточная империя – Колосс на глиняных ногах? Почему завидовал Наполеону и считал, что главное ввязаться в драку?

Где, где, а именно в «психушке» пенсионер заметно поумнел. Он научился не реагировать на мелкие укусы, а большие старался встречать с «открытым забралом». Во-вторых, он убедился, что не всякому слову можно верить, что помимо настоящих есть ещё и фальшивые бриллианты, которые сверкают куда ярче подлинных. И, наконец, Степаныч убедился в главном – в этом мире можно надеяться только на себя.

…Ирку он принял радушно, угостил чаем, улыбался на каждую её сентенцию, но не забывал время от времени подёргивать седой головой, одновременно, сводя оба глаза ближе к переносице. Вначале Ирка хихикала, потом напряглась, почуяв неладное. А вдруг у её несостоявшегося тестя нервный тик  и в таком состоянии главное – успеть унести ноги. Бог с ним с теми  миллионами, которые так никто в руках и не подержал. Кто знает, что на уме у этого свихнувшегося?!

Со Святосветовым встреча в пятнадцать нуль-нуль состоялась. Однако она не принесла обеим сторонам ни успокоения, ни надежды. Пенсионер всё так же лихо косил к переносице, временами случайно или нарочно клал на стол натруженные кисти рук, которые вдруг начинала мелко-мелко бить «нервенная дрожь».

Более того, за время «дурки» Степаныч успел ознакомиться с героической биографией армянского революционера Тер-Петросяна (Камо) и научился в нужный момент «эпилептически» пускать слюну. Святосветов выпучил глаза, осторожненько выполз из-за стола и растворился не расплатившись.

А Алексей Степаныч только и рад был этому. Неужто, отстал клещ, исчез с горизонта?

Перед пожилым человеком была одна задача – разобраться во всех этих битках, обналичить деньги и нанять самых лучших детективов. Они непременно разыщут этих подонков, которые лишили жизни Сёмку. Зло должно быть наказано – в этом Степаныч теперь нисколько не сомневался.

Но как и где найти тех, кто когда-то работал вместе с Сёмкой? Убитый горем отец не сомневался – взяться за майнинг в одиночку сын не решился бы. Наверняка, рядом находились те, кто подтолкнул Сёмку, использовал его талант для того, чтобы обогатиться!

И инвесторы, наверняка, были – у сына не было столько средств, чтобы построить «ферму». И опять же – абы какая его покровителям не нужна была – они хотели всего и сразу.

Вроде бы Степанычу стало чуть полегче – Ирка и Святосветов растворились в сиреневом тумане и вряд ли к нему сунутся. И всё же он спит так тревожно. И Суламифь, и Сёмка взывают его к отмщению.

А что он может? На десятки лет постаревший старик, не разбирающийся в майнинге.

– Надо трудиться, трудиться и трудиться, – вздыхает Степаныч.

До утра еще далеко – только-только начали гаснуть звёзды.

На него наползает марево. В нём отчётливо видны фигуры Сатоси Накамото и Камо. Черт лиц не разобрать, но слышны тихие голоса.

– Барев, ахпер, – говорит Тер-Петросян. – Здорово же ты провёл этих толстосумов!

– Барев, ахпер, – широко улыбается представитель «японского» народа. – Ты же понимаешь, что всё золото Монтесумы мы сложим в одну корзинку.

Сегодня ночь на пятницу. Сбудутся ли эти сны?! 

Продолжение следует 

________________________

© Москаленко Юрий Николаевич