В середине девяностых годов прошлого столетия окончательная капитализация общественного сознания еще не овладела массами. Болезненно-непродолжительный процесс выдавливания из себя «по капле» вредных иллюзий о земном рае в дружной семье народов перекатывался тяжелыми волнами из губернии в губернию, из дома в дом. Случалось тогда всякое. Даже из танков в крупных городах постреливали.
Многие мужики зимой и летом спасались на рыбалке. Кто от безработицы. Кто от безденежья. Кто от безысходности. Сколько историй там прозвучало, сколько судеб было выправлено или утоплено, сколько ухи сварено…

Как Митя Стопочкин не стал мироедом

…Мите Стопочкину достался пригодный к эксплуатации самоходный экскаватор и видавший виды уазик-буханка. Не от богатого дяди из Канады, но в качестве отступного в процессе приватизации основных фондов родного стройтреста. Много лет подряд Стопочкин распределял среди рабочих почти дармовые курсовки во всесоюзные здравницы и выколачивал из обкома профсоюза престижные турпутевки в соцстраны для немногочисленного стройтрестовского начальства. Все были довольны его работой, а собственная семья пребывала в состоянии относительного достатка. Стройтрест обанкротился вдруг, не выдержав конкуренции с акулами мирового капстроительства. Не стало бесплатных путевок. Рабочие прекратили платить профсоюзные взносы. Надобность в Митиных хлопотах отпала решительно.
Незаменимым инженером или проектировщиком он к своим сорока годам так и не прослыл, поэтому престижных вакансий в частных фирмах, возникавших как грибы на животворной плесени рухнувшего стройтреста, для него не оказалось.
Ну, какой из Мити капиталист, если он всю жизнь права рабочих отстаивал?..

Все знали, правда, что у Стопочкина Мити ловко выходило ловить щук на блесну да окуней на мормышку. Но на Вологодчине это не профессия, а баловство и культурная отмазка для любителей выпить на лоне природы и вдалеке от женского присмотра. Зарабатывать деньги вредными привычками у нас тогда еще только начинали учиться.
Не все ведали, что у Мити независимый и гордый характер, а также чувство глубокой ответственности не только за «семью братских народов», но и за свою собственную. Эти качества не дали ему удариться в беспробудную пьянку, как многим, потерявшим работу. Они же и не позволили ему сдать экскаватор на металлолом, чтобы получить в одночасье жалкие деньги на хлеб насущный.
Митя раз в неделю выпивал маленько с друзьями по рыбалке, обсуждая с ними в неприглядных забегаловках свои перспективы на достойное место в обществе почитания желтого дьявола. Разговоры имели неконкретный характер, а заканчивались всегда одной темой:

- Надо свое дело открывать!..
Поскольку закуски в те времена мужикам не хватало, а может быть, и просто из совершенно искренней любви к пельменям склонялся Митя к тому, что надо эти самые пельмени изготавливать на продажу.
- Вот ты бы от пельмешков-то отказался? А? То-то…
И другой бы купил, и третий взял… Чем теперь вот эти прошлогодние-то бутерброды остатками зубов коверкать.
- А где ты их делать собираешься?
- Дома!
- Ага. И все к тебе будут домой ходить закусывать. Тебя Нинка через неделю из дому попрет!
- Не-е-т!
- Что, не попрет, хочешь сказать?
- Попрет! Только не через неделю, а через три дня. Два дня она мне попьянствовать позволяет. Выпил, опохмелился – и хорош! Надо кафе открывать, пельменную!
- Да тебя санэпидстанция замучает! А менты с пожарниками? А другие контролеры, которых сейчас не пересчитать? Ты от них пельменями откупаться будешь? Больно они им нужны…
С тем и расходились.
Первым не выдержал месяца через два Валерка Кирсанов:
- Да что ты наладил: «Пельмени, пельмени!» Ты сходи на рынок, там каких только нет! Из Ярославля, из Москвы, из Италии - «Равиоли» называются…
- Неужели правда, из Италии к нам в Вологду пельмени привозят?
- Да какая разница, откуда они! Ты собираешься пельмени свои делать из чего?
- Из теста и мяса.
- А у тебя мяса с тестом несметные залежи, да? А еще лук нужен, специи. Много ли ты их вручную налепишь?
- Всех своих домашних посажу.
- Через неделю они тебя проклинать начнут, Митя!
- Машинку куплю.
- Не смеши народ, если делом заняться хочешь.
- Хочу, а ты вот меня отговариваешь.
- Я тебе, дураку, добра желаю!
Валерка в нашей компании отличался трезвым умом. И в прямом, и в переносном смысле. И уж если он кому-то что-то посоветовал – это звучало, будто приговор или диагноз.
- Дак ты говори, Валера, что ты мне желаешь, не тяни душу!
- Ты на рыбалке часто бываешь?
- Сам знаешь…
- Хоть раз задумывался, сколько в Вологде рыбаков?
- Не сосчитать их…
- А толковых из них сколько?
- Дураков совсем мало, остальные толковые! Ты к чему это, не пойму?
- Погоди маленько, поймешь. Ты где свою катушку брал, леску?
- Катушку в Ленинграде, года три назад. А леску в прошлом году в Москве.
- А почему не в Вологде?
- Дак у нас в «Спорттоварах» одни наборы для сопливых пацанов, чего там брать-то?
- Зачем в «Спорттоварах», ты в специальный магазин для рыбаков зайди и там выбери, что твоей душеньке угодно.
- Дак нет у нас такого магазина, Валера!
- А ты возьми и открой, валенок, чем пельмени лепить вручную для алкашей!
- Вот возьму и открою!
- Да не тяни время, а то найдутся люди порасторопнее…

На два месяца Митя Стопочкин пропал и для нас, и для рыбалки. Но в конце ноября всех обзвонил, обошел, всем выдал письменные приглашения на торжественное мероприятие, посвященное открытию специального магазина «Рыбак», которое «…состоится в пятницу в 17 часов на первом этаже областного Совета профсоюзов».
Половина профсоюзного гардероба отошла к Мите и была переоборудована под рыбацкий магазин. Чего тут только не было! Лески японские, французские, германские и клинские. Спиннинги пластиковые разной длины и строя. Разноцветные и разновеликие блесны, колебалки и вертушки, твистеры и воблеры, балансиры и мормышки, поводки и карабинчики, кормушки и подсачеки, шарманки и коловороты… А на отдельной витрине Митя Стопочкин разложил невероятное количество безынерционных катушек, поблескивающих матово невероятными по красоте шпулями. Их названия звучали торжественно и обнадеживающе – «Дайва», «Шимано», «Шекспир»…
За прилавком рядом с Митей стояли смущенные Санька и Ромка – пацаны из подростковой команды, которых Митя готовил к первенству России по зимней рыбалке, а теперь вот принял к себе на работу. Угловатые, с ломающимися голосами, они пунцовели при всяком обращении к ним. Товар свой расхваливали, сильно смущаясь. В глаза покупателям смотрели с чувством глубокой вины перед всеми.
Мы выпили шампанского из пластиковых стаканчиков, пожелали Мите и его помощникам удачи в бизнесе, ожидая, когда же начнется главное торжество, но ни один мускул не дрогнул на лице важного Мити. Тогда всем стало ясно, что на фуршете по случаю открытия нового магазина на глазах у посторонних покупателей, которых набралось около десятка, нажираться не положено. Даже если ты друг и товарищ владельца магазина.
Наступала новая эра в нашей жизни. Новая жизнь подкралась и к Мите.

…На улице подмораживало. Было ясно, что через несколько дней случится торжественный выход на первый лед. Все тысячу раз было проверено и перепроверено, чтобы это сладостное мгновение не было омрачено каким-то пустяком. Валентин Гагарин, невозмутимый острослов и фотограф, в деревенском доме и бане которого, как правило, происходили все приятности после «первого льда», закурил и с обидой в голосе констатировал:
- Потеряли мы Стопочкина. Мироедом он станет. Стал уже. Шампанское, бл…
…Целый год Митя носился как угорелый между Москвой, Питером и Вологдой. Он прочно встал на ноги. Построил себе новое здание под магазин в самом центре города. Научился ладить с властью и бандитами. Стал продавать нам с огромными скидками новые товары в обмен на квалифицированное тестирование их. У него всегда можно было перехватить деньжат, возврата которых он, как правило, срочно не требовал.
Наладив свой бизнес, Митя снова вернулся в нашу компанию. Каждые выходные, за редким исключением, он заезжал за нами на отремонтированной «буханке», за рулем которой сидел не он, конечно же, а кто-нибудь из его помощников. Перед дальней дорогой мы выпивали по соточке, обсуждали в течение двух-трех часов пути перспективы на рыбалку, на дальнейшую нашу жизнь…

Митя Стопочкин забыл о пельменях, но так и не поверил мне, что изюм – это сушеный виноград, а не особая ягода, растущая то ли на дереве, то ли на кустах в теплых странах.
Мироедом он не стал. Общинный дух на Руси всегда был превыше личной выгоды.
Еще через год Санька погиб в пьяной драке в кафе. Ромка горевал по своему другу, казалось, безутешно. Пробовал пьянствовать, но сильной рукой Мити был вытащен из трясины. Правда, все стали замечать, что Митя стал нервным каким-то. Он все чаще стал на всех покрикивать и обижаться. И выпивать без нас он стал все чаще…

Мутанты из реки Шексны

Рассказывать о рыбалке, тем более на полном серьезе, - занятие слишком никчемное. А вдруг какому настоящему, у которого руки с рождения ближе, чем на два аршина не сходятся, когда о рыбе говорит, вдруг такому рыбаку, который в каждой луже по две говорящих щуки в день ловит, мои заметки попадутся? Не оберешься греха тогда! Вот я заранее и предупреждаю: все, что прочитаете ниже, коли захочется, - чистой воды правда! Ей-ей…
Озерищ, озер, да озерушек в наших краях больше четырех тысяч. А еще рек, речек да речушек две тысячи с лишним. И в каждой самой маленькой лужице – рыба водится. Я уж не говорю про большие – там и подводные лодки погуливают. Потому и рыбаков в наших городах и селах – никто точно и сосчитать не может до сих пор, как ни пытались. А попробуй, застань их дома, чтобы сосчитать?

Но каждый настоящий рыбак нескольких друзей-рыбаков и среди ночи может узнать в полной темноте. И еще нескольких рыбаков по голосу определит запросто. Даже в самом густом тумане. Потому как в большинстве случаев, так уж выходит, рыбалка – это дело коллективное, артельное, товарищеское. Дружеское, можно даже сказать…
Так вот, поехали как-то несколько таких товарищей на зимнюю рыбалку из Вологды на славную реку Шексну. Поездом поехали. А поскольку было темно и холодно, то у каждого «с собой было». Это не соблюдения вредной привычки для, а исключительно в целях того, чтобы лишку не озябнуть. А-то подумаете глупость какую про вологодских-то рыбаков! В вагоне оказалось не совсем жарко, потому один из товарищей сразу же и предложил: «Предлагаю всем согреться!»
Это предложение очень долго не находило понимания среди товарищей преданных. Секунд пять-семь. А на восьмой секунде на столике стала появляться закусочка…
В Шексну рано приехали. Затемно. Взяли с собой еще маленько. Без труда и опозданий оказались на льду. Просверлились, конечно же, обрыбились.
Тут второй товарищ, который все время до этого молчал, вымолвил, наконец: «Предлагаю – за рыбалку!» Упираться, как язь в лунке, никто не стал.
А уж потом с чистой совестью за дело взялись. На мотылька попробовали, на червячка, на блесенку, на мормышку, на гармошку…

Наворотили самой разнообразной рыбы по полной шарманке (так в Вологодской области называют ящики для зимней рыбалки), а до вечернего поезда из Шексны в Вологду - как до Киева на карачках!
Товарищи хапугами не были, чтобы там кальсоны с себя снимать под рыбу да еще что-нибудь, но память имели великолепную. Вспомнили как-то разом, что прямо тут, в Шексне, недалеко от вокзала, проживает еще один рыбак-товарищ, которого на льду видно не было, а значит, он еще ни о чем не догадывается.
По пути взяли с собой самую малость и махнули к товарищу. Не на улице же продолжать! Я имею в виду рыбалку…
Как только дверь нам открыл друг наш закадычный, сразу все про все без слов поняли. Он понял, что мы по нему соскучились, а мы – что у него жена в отъезде.
Ухи из лещей да судаков с окунями наварили быстро. Из щук котлет наделали. Плотвы нажарили. К вечеру решили домой не ехать, потому как поезд давно ушел, а у нас еще не все закончилось.
Утром, когда все спали в густеющих муках совести, хозяин самовар поставил. Потом достал из холодильника оставшиеся рыбьи головы и разложил их по шарманкам строго по справедливости. Чтобы, значит, каждый мог достойно перед своей супругой отчитаться за количество пойманных голов. Прощались молча. Да и о чем орать, когда все удалось на славу.

Вернулись в Вологду затемно. Покурили на перроне, а потом по домам разошлись. Тоже молча. В предчувствии.
Жены, конечно, обрадовались сперва, что кормильцы не утонули, а вполне относительно живыми вернулись под родные крыши. А потом спрашивать начали подозрительно, где, мол, рыба? Ехидно так начали спрашивать, хоть перед этим и не сговаривались. Где-где? В шарманке!
А когда заглянули жены в шарманки, то ведь не поверили, что рыба в славной реке Шексне стала ловиться без туловища. Голова, выходит дело, еще ловится, а спинка, ребрышки, плавнички наваристые – перевелись! И про ночевку у товарища, соответственно, не поверили жены.

Все до одной высказали в деликатной форме предположение, что ночевали кобели проклятые у каких-то бл…й, их же пойманной рыбой угощали, потеряв стыд и совесть. А те паскуды еще и понадсмехались над порядочными вологодскими женщинами, мужья которых не стоят их ногтя с мизинца, вечно их ни о чем не допросишься, гвоздя в стену им вбить некогда, а на рыбалку – в любое время суток, теперь-то понятно, что это за рыбалка такая, им все лишь бы глотку свою залить поганую, да когда ж вы, сволочи, нажретесь совсем, хоть бы о детях подумали, если на себя наплевать…

Чтобы не выделывались…

Если «рыбацкий микроб» проникает в чей-то организм – это, как правило, неизлечимо. Симптоматика явления проста: с приближением выходных дней все помыслы, разговоры и действия «инфицированного» направлены на успешную организацию, подготовку и осуществление рыбалки. Хворь эта всесезонна, поэтому очень часто зимой не хватает летней рыбалки, а летом, как вы уже догадались, не дают покоя воспоминания о зимней.

…Случилось это как-то на Ферапонтовских озерах. В марте месяце. Приехала затемно группа товарищей на рыбалку аж на автобусе – слух прошел, что берут там окунь до полутора килограммов и щучка от одного до трех – только опускай блесну в лунку. На берегах несколько угасающих деревенек древних, разрастающиеся новостройки горожан небедных да изумительной красоты и намоленности Ферапонтов монастырь. С фресками Дионисия, между прочим.
Высыпали на лед, быстро по приметам нашли нужное «клевое место», засверлились и притихли, будто языки у всех отнялись. Ледобуры – таких тут никто и не видывал, шведские да финские – одно удовольствие. По пяточку лунок для начала сделали (лед в это время – около метра толщиной!) на разных глубинах, но даже не вспотели. Достали импортные удочки с самой прочной германской и японской леской (цену даже называть страшно), прицепили на поводки, чтобы обрывов не было, самые удивительные финские да французские блесны, притихли еще сильнее и сосредоточенно замахали руками, кому как больше нравится. С лунки на лунку переходим, час машем, два машем – ни тычка.
Разбрелись чуть ли не по всему озеру, уже не обращая внимания на ориентиры и все прочие красоты мартовского утра. Все посматривали друг на друга с надеждой, но всякий раз видели в ответ виновато разведенные руки. Кое-кто не выдержал и ушел под берег, на мелководье, пробавляться ловлей мелких ершиков, окуньков и плотвичек на мормышку. У основной группы потихоньку стали языки развязываться. Блесны зимние все перепробовали, что с собой захватили. Твистеры с воблерами макали в лунки, нитки разноцветные на тройнички подвязывали, прикормку опускали и на дно, и в полводы. Ноль! Хоть бы для смеха у кого-нибудь клюнуло. Или для ободрения духа. Стали грешить на восточный ветер (при полном штиле), на смену давления, на неточность информации и свои собственные прежние грехи…

Потом как-то ненароком достали из шарманок «у кого что было», собрались в кружки по компаниям, совсем отмякли, обезволели, занялись не делом, а тем, чем можно заниматься только после удачной рыбалки.
А что тут поделаешь? И за снасти импортные стало обидно, и за погоду, и за полное отсутствие клева. Сами-то мы, ясен пень, не виноваты! Если бы ловить не умели, а-то ведь у каждого за плечами не один сезон удачный, не один улов рекордный, а кое-кто даже и в соревнованиях по зимней рыбалке регулярно участвует. И медали у многих дома имеются за те соревнования, и призы, и кубки. А тут как обрезало…
Выпили не торопясь, закусили, рассказали друг другу по десятому разу о рыбьих повадках зловредных, о новых снастях, увиденных в самых свежих журналах. Покивали согласно головами, потому как знает много буквально каждый, говорит около дела каждый второй.

Позавтракали без особой радости - одним словом, как бы даже вынужденно.
Тут из прибрежной деревеньки, выкрашенной в розовые тона полностью выкатившимся солнышком, спускается к нам невзрачный мужичишко местный. В треухе засаленном, телогрейке залатанной, ватных штанах и подшитых валенках. В руке у мужика – цинковое старенькое ведерко, а из ведерка торчит кусок штакетины.
Подошел ближе горемыка, прислушался, о чем умные городские люди бают. Удивился про себя, как, мол, можно всего такого знать очень много? А уж на снасти наши и смотреть пристально не стал, чтобы умом не тронуться от зависти. Не помню уж, кто первый обратил на тихоню внимание:
- Да ты ближе подходи, не стесняйся. Может, выпить хочешь?
- Не отказался бы, дак времени мало…
- Далеко ли торопишься?
- Дак баба за шшукой послала, она уж и тесто поставила, и печку протопила, пока я скотину обряжал…
- Подходи, мил человек, намахни стакашок без суеты, не клюет нынче рыба. Придется вам с бабой нынче без рыбника обойтись. Вишь, сколько насверлили? И что только не пробовали – ни тычка.
Мужик подошел, не привык, видать, чтобы на стакан его дважды уговаривали. А после угощения маленько замялся:
- Дак и пешню нынче дома оставил, вижу вы тут сидите. А можно, я блесну вон в ту лунку опушшу?
- Опускай в любую, которая на тебя смотрит, не клюет нынче. А у тебя и блесна с собой имеется?
- Так-то да, как нет-то!
Мужик повеселел от угощения и всеобщей людской доброты. От тихого и спокойного мартовского утра, от легкого морозца. Казалось, его не сильно огорчал даже тот факт, что городские ничего не поймали, несмотря на диковинные снасти дорогущие…
Достал он из ведра кусок штакетины с просмоленной дратвой, намотанной на два ржавых гвоздя. Стал разматывать без суеты, и мы увидели, что на конце этого чудовищного «каната» висит нелепая самодельная блесна, то ли сделанная из старой столовой ложки, то ли отлитая в похожую форму. Потом он еще раз посмотрел в нашу сторону:
- А в эту можно?
- Валяй!

Мы затихли, не отрывая глаз от «подаренной» лунки, а мужик сунул в нее блесну, успел тряхнуть штакетиной пару раз, как рука его дрогнула и напряглась, медленно опускаясь ко льду. Потом решительно поползла вверх, заметно подрагивая, а толстая дратва только теперь и натянулась...
Поставил мужик ведерко на лед, выхватил из лунки щуку килограмма на три, стряхнул ее небрежно с тройника, уложил аккуратно кольцом в ведро, потом намотал на штакетину дратву и опустил в середину щучьего кольца свою немудреную «снасть». Только потом он виновато оглянулся на нашу одуревшую от увиденного компанию:
- Дык, теперь вот и баба не заругат…
Валенки его долго и вызывающе громко скрипели в полной тишине сначала по льду, а потом, значительно тише и скромнее, по тропинке, ведущей от озера к дому. Гулко стукнули по самолюбию каждого из нас скрипучие деревенские ворота. Будто особый сигнал прозвучал!
Еще часа полтора после этого мы бегали по всем лункам, как оглашенные. А потом без команды, почти одновременно, не сговариваясь и не споря, засобирались домой.
Ехали в полной тишине до самого города…
______________________
© Колосов Алексей Алексеевич