«Театр болен!», «Театр умер!» - как часто в последнее время приходится слышать подобные восклицания. Очевидно, трагедия театра существует, но это – трагедия нашего общества, превратившегося в общество потребления, для успешного существования в котором нет необходимости в высоком духовном начале. Да и граждане тем послушнее, чем примитивнее их потребности. Об этом недавно говорил академик Арнольд, имея в виду США. Но у нас дело обстоит примерно так же.

Понижение культурного уровня среднестатистического человека побуждает театры соответственно понижать уровень постановок или идти на всевозможные ухищрения, чтобы привлечь внимание публики. Переносят действие из одной эпохи в другую, якобы «приближая к жизни» (хотя искусство и жизнь существуют по разным законам и пытаться их сближать – пустое занятие), одевают библейских героев в современные костюмы, подправляют классиков. Но есть и другие пути привлечения публики. Например, известный московский театр «Сфера» задолго до поднятия занавеса готовит зрителя к восприятию спектакля: уже походя к театру, можно слышать соответствующую музыку, а в фойе увидеть удивительные экспозиции.

Ростовскому молодёжному театру, давно прославившемуся многими постановками и в России и за рубежом, как мне кажется, не нужны никакие ухищрения. Великолепная архитектура театрального здания, величавые интерьеры фойе с анфиладами, зеркала, перед которыми хочется принять горделивую осанку Ермоловой с известного портрета, круглые коридоры, старинный камерный зал и люстры, позолота на ярусах лож и, наконец, волшебная музыка боя часов (вместо обычно дребезжащего звонка), возвещающая о начале спектакля, – всё готовит зрителя к ожиданию чуда на сцене.

Пьеса молодого драматурга и сценариста Марии Ладо «Очень простая история» в постановке Ростовского молодёжного театра не обманывает этих ожиданий. Она уже была поставлена с успехом на сценах 36-ти театров России. И, я думаю, успех этот связан с тем, что в пьесе ставятся вечные вопросы: о служении Богу или Маммоне, о соотношении добра и зла, любви и ненависти, жизни и смерти - вопросы, на которые надо отвечать каждый день, которые каждое Время и каждый человек решает по-своему.

Действие разворачивается вокруг судьбы деревенских «Ромео и Джульетты», их роли исполняют Юлия Кобец (Даша) и Дмитрий Бондарчук (Алексей), и на протяжении всего спектакля происходит в сарае – хлеву, где живут корова Зорька (Елена Волобуева), лошадь Сестричка (Маргарита Лобанова), свинья Дуня (Ольга Калашникова), петух Петя (Сергей Беланов) и собака Крепыш (Сергей Волобуев). Животные разговаривают между собой о том, что их занимает, о хорошем хозяине, потому что он их кормит, о том, что доступно их пониманию в жизни людей. Они не знают, что такое деньги, что такое аборт, им неведома зависть. Они существуют вне человеческой нравственности, по законам природы и порою оказываются добрее и человечнее людей. Неудивительно, что их язык понимает только вечно пьяный с горя по умершей жене отец Алексея – Сосед (Анатолий Матешов). Ворующий водку у Хозяина (отца Даши) (Виталий Филипповых), Сосед оказывается нравственно выше, чем работящий, зажиточный Хозяин, для которого деньги, накопление составляют смысл всей его жизни. Пьяница становится единственным, кто способен принести свою жизнь в жертву во имя любви детей и их будущего ребёнка.

Сценография «Очень простой истории», как и должно быть, очень проста. В декорациях (почти плоских) преобладают два цвета: серо-охристый сарая и животных и синий – неба. На этом фоне возникают два белых пятна - ангелы и красное – символ радости в кульминации. Костюмы предельно просты. Только у петуха в силу необходимости присутствует красное и одежда Хозяина выделяется некоей значительностью на общем сером фоне. Главное в постановке – удачная режиссура Игоря Черкашина и слаженная игра актёров, которые погружены в свои роли, живут в них, создают характерные образы, совершенно не думают о производимом ими впечатлении на публику. Они просто работают на сцене, и все работают хорошо, хотя мне показалось, что игра А.Матешова была более богата интонационно, чем игра других актёров..

Пьеса М. Ладо полифонична и в смысловом отношении многопланова..Я думаю, что по замыслу автора животные – обобщённые образы различных типов деревенских жителей, волею провидения живущие в замкнутом пространстве своего бытия, из которого почти невозможно вырваться, как не может вырваться и наш «Ромео» - Алексей. В ответ на упрёк в нищете, который бросает ему отец любимой, он, обращаясь к залу, произносит монолог о замкнутом круге: чтобы поехать в город, нужны деньги, устроиться на работу – тоже деньги. Свинья, не видевшая никогда ничего, кроме 4-х досок своей загородки, слушая разговоры других обитателей хлева, мечтает летать. Но в жизни свиньи полёты могут быть только мечтами, и автор превращает невинную свинью после её смерти в летающего ангела – дух свиньи. Очень удачна режиссёрская находка – вальс свиньи с Хозяином, ведущим свинью на заклание. Она счастлива, её выводят в мир, где её мечта может осуществиться.

И невольные параллели возникали у меня с жизнью одной из красивейших донских станиц, где я была несколько лет тому назад. В богатом прежде колхозе вдвое сократились посевные площади и поголовье скота, рыбхозяйство стало убыточным, кирпичный завод и швейная мастерская давно закрыты, работать негде. Колхозники, трудясь от зари до зари без права болеть, получают в месяц 500 рублей. Соседка-станичница, однажды возникнув на пороге моей городской квартиры, вытолкнула вперёд 18-тилетнего сына: «Помогите. Пусть поживёт у Вас, я буду спокойна. Устроится на работу, найдёт квартиру, будет платить». Я согласилась. Помню, как этот Серёжка на углу Садовой неподвижно стоял на ступеньке, подперев подбородок рукой, и зачарованно смотрел на пролетающий мимо поток ночных огней. Он никогда этого раньше не видел. Он тоже хотел летать. Но, совершенно не представляя жизни города, как мотылёк, летел на обжигающее крылья пламя городских соблазнов. Сначала его обманули на стройке, заплатив за месяц 12-тичасовой работы в день всего 1000 руб., затем он пошёл работать в казино, где его чуть не подстрелили. Появились дружки, затем он исчез. Сколько таких, как он, в конце концов, осознают, что полёты наяву для них невозможны?

Так что спектакль М.Ладо – это спектакль о нашей жизни, но, с другой стороны, всё, что происходит в нём, имеет вневременную окраску, во-первых, в силу вечности проблем, во-вторых, потому, что ни время, ни место действия не обозначены. Оно могло быть где угодно и когда угодно. Об этом говорит и закрывающая пространство над крышей хлева средневековая орнаментальная вязь, сквозь которую просвечивает ультрамарин неба. Действие именно в хлеву наполнено глубочайшим смыслом, потому что здесь появляется новая жизнь, подобно рождению Христа в яслях среди животных, и об этом напоминают нам создатели спектакля, помещая на узенькой страничке Программы стихотворение Саши Чёрного (необычное для этого поэта) о явлении младенца Христа. И рождение ребёнка Даши воспринимается как рождение Новой Жизни вообще, требующее человеческой жертвы.

Однако в связи с темой жертвенности в спектакле звучит фраза: «…для того, чтобы новая жизнь смогла прийти в мир, из него должен кто-то уйти». Хоть спектакль и вневременной, но зритель – вполне конкретен, и как может воспринять эту фразу ,например, пенсионер или инвалид, которому в конкретности его неустроенного бытия довольно часто дают понять, что пора бы уступить место другим, так как места всем не хватает? И ещё один момент, который может шокировать зрителя – свинья, превратившаяся в ангела. Смысловой контекст, конечно, оправдывает подобную метаморфозу, но религиозный зритель воспримет это как кощунство. Мне кажется, что М.Ладо должна подумать об этом – ведь её пьеса не ориентирована на какие-то определённые социальные слои, а явно адресована широкой публике.

А что публика? Она очень разнообразна. Зал был полон, большинство – молодёжь, подростки, невоспитанные, с дикими громкими репликами невпопад, ждущие клоунады на сцене и готовые «заржать» в любой момент, но в то же время замирающие, когда речь идёт о самом главном, и за этот замирание прощаешь им их невоспитанность, в которой они в определённой мере и не виноваты.

Как вам понравился спектакль? Что для Вас в нём – самое главное? – спрашивала я зрителей. Понравилось всем, но отвечали по-разному.
- Спектакль, как спектакль, - сказал мой сосед, - разнообразие в жизни.
- Заставляет задуматься о смысле существования, - серьёзно ответила девчушка лет 16-ти.
- А я вспомнила всех своих неродившихся детей и как бы услышала: «Да здравствует жизнь!», - сказала красивая женщина лет 45-ти.

Таким образом, и автору, и актёрам удалось найти такую тональность спектакля, на которую резонируют души самых разных и всех без исключения зрителей. Это очень редко и очень важно. Потому что явно говорит о том, что, как бы мы ни поносили нашу некультурную публику, она устала от дешёвых представлений на экране телевизора и жаждет смыслового театра. И дело совсем не в споре: «Спрос–потребление или потребление–спрос», а в чувстве ответственности драматурга и актёров перед своим зрителем.
__________________________
© Боровская Наталья Ивановна