Пример Горького-мемуариста доказывает: КТО пишет важнее, чем О КОМ пишет.
Воспоминания о Шолохове писали почему-то малоинтересные (как правило) люди. И в их воспоминаниях предстает он человеком малоинтересным.
А как же Эккерман - литературный нуль, ценный лишь подробнейшими записями разговоров с Гете?
Я думаю, однако, что это был совсем не нуль, а достаточно одаренный литератор, сознательно принесший свое творчество и самого в жертву своему божеству.

В знаменитом рассказе Кобо Абэ упоминаются заросли криптомерий. Это слово сразу отдаляет, отчуждает нас от героев со всеми их переживаниями. Криптомерия – нечто для русского уха изысканное, экзотическое. Действие переносится как бы на курорт или в ботанический сад.
Но для самих-то японцев это вполне тривиальное растение. Как для нас с вами какой-нибудь боярышник, лопух, можжевельник, осокорь.
Черт с ней, с точностью! Мне кажется, переводчику следовало, вместо этой самой криптомерии, написать что-нибудь простое и близкое. Да хоть бы терновник.

Василий Розанов: «Либерал способен отлично издать «Войну и мир», но написать «Войну и мир» либерал не способен».
Замечание вроде бы убийственное. Ну, действительно, не способен либерал написать «Преступление и наказание», не способен демократ написать «Гамлет», не способен прогрессист написать «Оратор римский говорил…».
Но на месте либерала я бы поинтересовался, мог ли славянофил-почвенник написать «Евгений Онегин» или «Герой нашего времени»? Мог ли государственник-консерватор написать «Воскресение»?
Ясно, что такие вопросы «совсем не оттуда» и что Розанов с обычной для него ловкостью передергивает – подменяет понятия и категории.
Кстати, роман «Отцы и дети» написан как раз либералом, а вещь-то совсем не слабая!

В книге Юрия Олеши «Ни дня без строчки» целый раздел состоит из пересказов. Автор излагает сюжеты Эдгара По, Александра Грина, Уэллса… Пересказывать - занятие неблагодарное. Но как вкусно делает это Олеша!
Прочитав книгу Олеши подростком, я стал искать произведения, о которых он упоминает. А прочитав, был несколько разочарован: у Юрия Карловича все это было ярче, заманчивее, аппетитнее!

В «Психологии искусства» Л.Выготский показывает, что даже в таком простейшем, казалось бы, произведении искусства, как басня, есть конфликт, «двойное дно», некая загадка, иррациональный остаток.
Какая жалость, что великий психолог не разобрал басню Крылова «Сочинитель и разбойник». Действительно загадочное произведение!
По вине Сочинителя, распространявшего безверие, «целая страна полна убийствами и грабежами и до погибели доведена». Короче, такой гадкий сочинитель хуже убийцы и грабителя.
Странно то, что Крылов нарушает негласные правила литературного цеха, корпоративную этику. Ну, не положено было в литературной среде (во всяком случае, до известных времен) так грубо, даже на донос попахивает, увязывать сочинительство (в конце концов, всего лишь слова, слова, слова!) с действительными и могущими наступить событиями общественной жизни. Книги, как искры от костра, почти все гаснут на ветру истории, а если иной и суждено произвести взрыв, то лишь если попала в пороховой погреб.
Не хочется думать, что Крылов призывал ужесточить цензуру. Может быть, тайный смысл басни - гимн Слову и его могуществу? Уважайте Слово, черт возьми, чтоб не пришлось потом горько раскаяться!

Телесериалы. Как уверенно-безошибочно эксплуатируют сценаристы старые добрые, еще к комедиям Плавта восходящие сюжетные ходы: украденные и подмененные дети, разлученные близнецы, фальшивые улики, которые настоящий преступник подбрасывает, чтобы обвинить невиновного...
Если ЭТО пользуется успехом, значит, человечество очень мало изменилось за последние два тысячелетия.
Я хочу сказать, не изменилось к худшему. И на том спасибо!

Американские боевики. Да, они примитивны, рассчитаны на подростковую ментальность. Но не аморальны! В американских боевиках есть что-то от богатырских былин, от рыцарских ли романов: не столько демонстрация и пропаганда насилия, сколько назойливое, лобовое морализирование. Добро и зло четко разграничены, причем добро всегда с кулаками и неизбежно торжествует. На всякого крутого найдется кто-то покруче, но - добрый.
«Не признаешь над собой закона - не рассчитывай на его защиту. Никого не жалеешь - не рассчитывай на сострадание».
В общем, голливудская продукция вряд ли способна развратить чистое, невинное российское юношество. Скорее, можно посетовать на то, что импортное киноискусство, хоть и проникнуто лучшими намерениями, не способно исправить нравы.
В одном американском фильме знаменитый бандит Аль Капоне рыдает на оперном представлении, от лирической арии. Это очень естественно и правдоподобно и свидетельствует не о слабости, а о силе искусства: эстетическое начало живет в человеке, тогда как этическое уже умерло.
Да, искусство далеко не всегда способно смягчить жестокие сердца. Но прямая проповедь с этой задачей справляется нисколько не лучше!

В редакции работали две наборщицы, одна более грамотная и опытная, другая - менее. Обе в обязательном порядке прогоняли компьютерный набор через особую программу, вылавливающую орфографические ошибки. Но и после этого у менее грамотной работницы ошибки оставались.
Дело в том, что программа выделяет все слова, ей не знакомые, то есть не содержащиеся в словаре. В том числе слова, встречающиеся относительно редко, пусть даже набранные правильно.
Так вот, менее грамотная наборщица, когда машина ей показывала слово с ошибкой, считала, что оно «правильное», но просто не распознано.
Итак, программа хорошо помогает только грамотным людям, которые ошибаются случайно, а не от нетвердого знания правил.
Нравственные поучения, как и вообще воспитательные усилия, воздействует тоже только на того, кто и до этого (и без того) был «нравственно грамотен». Недостаточно устойчивые в этом плане личности не могут отличить, где настоящий грех, а где «ругается» слишком строгая, негибкая программа».

У Чехова не так уж редко встречаются чисто публицистические пассажи, мысли излагаются «в лоб», персонажи много философствуют.
В рассказе «Ариадна» первые две страницы - это почти газетная статья.
В «Чайке», «Дяде Ване». «Трех сестрах» в ущерб развитию действия, не очень мотивированно с бытовой точки зрения вводятся рассуждения и размышления о лесах, о писательском труде, о русской интеллигенции и т.д...
Как же свойствен русской литературе проповеднический, учительный, назидательный тон, если Чехов считался писателем «безыдейным», с нечеткими принципами, без общественного лица!

Каждый раз, когда слышу «Аппассионату», в голову лезут ленинские (в передаче Горького) восторженные восклицания: «Изумительная, нечеловеческая музыка!..»
Эта оценка вовсе не говорит о высокой музыкальной культуре слушателя. Скорее о том, что вождю мирового пролетариата редко приходилось слушать хорошую музыку. Можно сходу назвать произведения того же Бетховена, которые производят не менее сильное впечатление. Когда человек говорит: «Не знаю ничего лучше...», это значит, что он мало знает.
Но разве соната стала хуже оттого, что нравилась Ленину? И разве Ленин выглядит лучше, человечнее оттого, что ему нравилась «Аппассионата»? Гитлер тоже любил Бетховена, а также Вагнера и Легара.
Природу, искусство, животных и детишек может любить любой мерзавец, это слишком легко и почти ничего не говорит о человеке.
Кстати, по моим наблюдениям, ксенофобы и женоненавистники часто бывают покровителями животных.

Достоевский сделал Смердякова поклонником Запада и ненавистником собственного Отечества. Мне всегда казалось, что это не очень согласуется с правдой характера.
Мне кажется, из такого человеческого материала гораздо чаще формируются ура-патриоты.

Большой талант не только расширяет горизонты, открывает новые приемы, которыми вправе пользоваться все прочие, но и отменяет некоторые прежние приемы, как бы накладывает на них запрет.
Возьмем драму Тренева «Любовь Яровая», написанную к десятилетию Октября. Пьеса с живыми характерами, с настоящим конфликтом, есть просто блестящие реплики и диалоги. Классика драматургии соцреализма!
Но вот сцена, где красноармеец Швандя за две минуты «распропагандировал» белогвардейского солдата… Разве можно так примитивно, искусственно, в плохом смысле театрально – после Островского, Чехова, Горького?!
Значит, можно: соцреализм разрешил.
Любопытна одна деталь: у Тренева красные тратят массу усилий, чтобы перехватить пакет с приказом о расстреле пленных товарищей. Ведь всем известно: белые не имеют права казнить - без приказа.
Как элементарно просто решился бы расстрельный вопрос в ЧК!

Новелла Томаса Манна «Марио и волшебник». Гипнотизер подчиняет себе простого славного парня, глумится над ним, заставляет на публике открыть сердечные тайны. Но когда тот очнулся от наваждения - убил обидчика.
Общепризнанно, что здесь писатель символически (и пророчески, поскольку рассказ написан до Второй мировой войны, кажется, в 1937 г.) изобразил отношения народа и фашистских вождей: им удается на короткое время обольстить, обмануть народ, но он непременно придет в себя и проклянет тех, кто одурманил, одурачил и т.д.
Рассказ основан на подлинном случае. Но в действительности официант из ресторана, прототип Марио, не застрелил гипнотизера, а напротив, наутро восхищался его даром. Он даже не понял своего позора.
И это его поведение, по-моему, и символичнее, и типичнее, и художественно острее, и содержит больше пророческого смысла, чем развязка, придуманная великим писателем.

Свойство хорошей пародии - со временем, когда забыто или стало непонятным, ЧТО именно пародируется, она теряет свой «прикладной» характер и само качество пародийности, т.е. высмеивания через подражание конкретного объекта. Пародии начинают восприниматься на полном серьезе, как «первичное» произведение. Приведу очень разные примеры: «Дон-Кихот», танго из комедии «Брильянтовая рука» («Помоги мне»), фильма «Лимонадный Джо».
Рекламируется эстрадное шоу: «Король пародистов Аллы Пугачевой». Пародировать Пугачеву - значит, надев похожий парик и платье, под фонограмму Пугачевой ходить по сцене, подражая ее движениям. Мне трудно понять, в чем тут драйв и кайф и почему люди готовы за это платить.
Но я о другом: значит, появился в эстрадном искусстве новый жанр – пародия на Пугачеву. И жанр стал массовым - если уже возникли свои короли!

В Ростове был один журналист, из бывших партийных работников, которому в новые времена выпала редкая удача - прочитать Иеремию Бентама. Это его так впечатлило, что во всех своих статьях он Бентама поминал и цитировал. И все восхищались: надо же, какая ученость! Иеремию Бентама знает!
Не уверен, правда, что тот журналист читал что-нибудь, кроме Иеремии Бентама.

Писатель Василий Киляков: «Богатство дается мертвым духовно и слабым людям, как поддержка их слабости. Из жалости. Вот почему в Библии: «И если богат - от Бога».
Но вот ведь какая штука, многим людям материальное богатство дается не в виде компенсации за духовную бедность, а как награда за реализацию богатства духовного!
Бедны ли духом были отнюдь не бедствовавшие материально Гюго, Диккенс, Лев Толстой, Репин, Чайковский?
Мы имеем дело с типично интеллигентским силлогизмом: «Я духовно богат, но материально беден, следовательно, богатые материально - бедны духовно».
Напоминает известные утешительные рассуждения Лисы: я не могу дотянуться до винограда, следовательно, он зелен и я им пренебрегаю.

Художник мыслит образами. Среди публики встречаются своеобразные люди, путающие художественные образы с живой действительностью.
- Земля – наша мать-кормилица! – провозглашает видный политик-аграрий. И продолжает…
Как же он продолжает? Может быть, примерно в том ключе, что мы должны заботиться о земле, обихаживать ее, защищать от порчи?
Нет, вывод делается несколько иной:
- Разве можно торговать своей матерью? Разве можно принимать закон, дозволяющий куплю-продажу земли?!
Вот так, с трогательным простодушием и серьезностью, материализуются метафоры, сравнения и прочие фигуры речи.
«Слезинка ребенка»… Сам Достоевский превосходно знал, что дети плачут по поводу и без повода. Он знал, что под лозунгом «нет цели, которая искупила бы детскую слезинку» невозможно ни биться с врагом, ни проводить реформы. Он знал, что война с Турцией заставит пролиться не одну детскую слезинку, а целое море, и, тем не менее, считал, что Россия обязана помочь Болгарии (а ведь защита православных братушек цель менее величественная, чем счастье всего человечества).
Итак, «слезинка ребенка», как ни кощунственно это может прозвучать, - всего лишь удачное выражение, фигура речи.
Но с каким надрывным буквализмом используется этот символ страдания для обличения жестокостей «так называемого прогресса так называемой цивилизации»!
Ради грядущего рая земного проливать слезинку нельзя. А ради сохранения существующего порядка вещей - можно?

Писатель М. В. честно признается, что считает большинство читателей и критиков, как и большинство людей вообще, - идиотами.
Как же он не боится оттолкнуть от себя людей и в частности читателей?
О, тут трезвый психологический расчет. Читатель согласен с тем, что почти все кругом - идиоты, но себя относит к другой, немногочисленной, части человечества. Ему приятно совпадение собственного мнения о роде людском с мнением авторитета. Читатель уверен почему-то, что его самого писатель идиотом не считает.
Но почему большинство людей - идиоты? Потому что не умеют самостоятельно думать? Не умеют хорошо писать? Не читали Канта? Любят передачи «Аншлаг»? Голосуют за Жириновского и Рогозина?
Но в главном-то они не идиоты - в своем деле. Попасть иголкой в вену, отремонтировать телевизор, сшить пиджак…
«Шлецер сказал: род человеческий еще вообще очень глуп. То есть, ему хотелось сказать: "как я умен" или "я один умен". Это тайный смысл каждого слова, произносимого человеком». (Александр Одоевский).


На пари или в корыстных целях мужчина решает поволочиться за женщиной (иногда женщина обязуется влюбить в себя мужчину). Цель достигнута, но оказывается, что актер заигрался и влюбился на самом деле. Притворство разоблачено, обманутая сторона оскорблена, а по-настоящему влюбившийся (успевший забыть о первоначальной цели) долго оправдывается.
Это сюжет фильма «Большие маневры». Наверное, он восходит к древним источникам.
Этот ход используется в повести «Девчата» Бориса Бедного, оперетте «Звезда экрана» Рацера и Константинова, в «Сослуживцах» («Служебный роман») Брагинского и Рязанова.
Именно потому, что это топос, общее место, ничья собственность (как, допустим, фабула «Золушки»), никому не приходит в голову упрекнуть авторов в плагиате.
И все-таки прибегать к таким штампам – не царское дело. Уж Брагинский с Рязановым могли бы придумать что-нибудь пооригинальнее.

Как же я раньше не обращал внимания на очевидную крамолу, содержащуюся в знаменитых стихах Маяковского «Я земной шар чуть не весь обошел…»
Автор утверждает, что жизнь хороша ПОВСЮДУ, в том числе и в странах капитала? А в СССР всего лишь несколько лучше?
Стоило ли совершать Великую социалистическую революцию, проливать реки крови, идти на немыслимые жертвы, и все ради того, чтобы сделать жизнь «и того лучше»?!

Фантастический роман, изданный в хрущевскую эпоху и повествующий о межпланетных путешествиях.
Герои пользуются, естественно, невероятно умными электронными машинами, но работают эти машины – с помощью перфокарт. Что и без перфокарт можно обойтись – до этого фантаст не мог додуматься.
В «Эдеме» Станислава Лема путешественники по Галактикам жизнь на чужой планете снимают с помощью киноаппарата, потом проявляют пленку. Да, конечно, это незначительная подробность, фантастика Лема философская, а не научно-техническая. И все же странно. Неужели аппарат для производства антиматерии придумать легче, чем замену киноаппарату?!
Действие романа братьев Стругацких «Отягощенные злом» (опубликован в годы перестройки) происходит в 2030 г. Афганская война – далекое прошлое. В этом будущем, наряду с нерешаемыми в принципе социальными и психологическими проблемами, сохраняются горкомы (правда, не сказано, какой партии) и горисполкомы.
Опять-таки – совершенно несущественная деталь, вполне возможно, здесь некая уступка цензуре. И все равно примечательно: авторы, умнейшие и проницательные люди своего времени, предполагали (допускали, не исключали), что существующий режим в основных чертах удержится еще на протяжении нескольких десятилетий!
Сейчас я выскажу очень смелую, парадоксальную мысль: порой жизнь опережает самую дерзкую фантазию!

«Нравственно все то, что служит делу победы пролетариата, поскольку это - высшая нравственная цель».
Звучит очень прагматично. Но при ближайшем рассмотрении оказывается, что сведение нравственного к целесообразному порождает больше проблем, чем решает.
- Что полезнее для дела пролетариата – неумолимая твердость в наказаниях либо снисходительность и готовность проявить милосердие?
- Полезным может быть и то, и другое. Все зависит от конкретной обстановки.
- А кто и как оценит эту конкретную обстановку? Согласитесь, по поводу наиболее эффективных и целесообразных действий в каждой ситуации возникнут споры куда жарче, чем по поводу моральной стороны дела.
Хорошо ЭТО или плохо, нормальному человеку гораздо яснее, чем то, приведет ли ЭТО к успеху или неудаче. «Полезность» , «целесообразность» - категории более расплывчатые, неопределенные, чем предполагают иные вожди масс. Тут всегда есть элемент риска, случайности, везения. Полезность устанавливается задним числом, исходя из результата («Думали как лучше, а получилось…»). Нравственное чувство судит о деяниях гораздо точнее, надежнее.

Рудольф Гесс, чтобы совершить полет в Англию, выучился пилотировать «Мессершмит».
Это может вызвать некое подобие уважения. Недаром в Священном Писании говорится, что человек, искусный в своем ремесле, будет стоять пред царями.
Берия владел немецким так, что самостоятельно читал перехваченные фашистские материалы. Когда понадобилось, выучился английскому так, что опять-таки читал документы в подлиннике.
Холсты Черчилля специалисты принимали за работы профессионального художника.
Хрущев, будучи пенсионером, сам соорудил на даче оранжерею.
Брежнев, в конце концов, отлично водил автомобиль…
А есть руководители, которые ничего не умеют, кроме как руководить. «Профессиональный революционер», «профессиональный политик» - что за странная профессия! Что умели делать Ленин, Сталин, Молотов, Андропов?

Платон Кречет, хирург, играет на скрипке для придания гибкости пальцам.
Оперировал он, очевидно, правой рукой, пальцам которой при игре на скрипке отводится пассивная роль. Не очень-то разработаешь пальцы, держа смычок.
Конечно, это мелочь, недостойная упоминания. У любого драматурга-классика таких небрежностей – вагон и маленькая тележка.
Да, но драматурги-классики не клялись в неуклонной верности жизненной правде, не учили этому начинающих писателей…

Безухов, впервые в жизни взяв в руки дуэльный пистолет, стреляет не целясь, но ранит Долохова, а тот, офицер и и бретер, промахивается.
Базаров, впервые в жизни взяв в руки дуэльный пистолет, стреляет не целясь, но ранит Павла Кирсанова. А тот промахивается, хоть и гораздо более опытен в обращении с оружием.
Так имел ли право Тургенев упрекать Толстого в широком использовании «обратных общих мест»?

В последних главах «Анны Карениной» о русско-турецкой войне говорится с осуждением, мол, бесполезная это затея.
Уважительно споря с Толстым, Достоевский попенял ему: как же писатель, учитель общества, властитель дум, не понимает того, что ясно любому простому русскому человеку? Мы освобождаем болгар, православных братушек. Великая, святая цель!
Есть, однако, свидетельство очевидца в пользу того, что Толстой знал настроения масс не хуже великого народолюбца-почвенника. Далеко не каждый христолюбивый воин русский понимал, за что придется сражаться. И даже на вопрос, кто враг, иные отвечали неуверенно:
«- Кажуть, пид турку.
- Хочется на войну?
- Чого я там не бачив?»
(Вс. Гаршин, «Записки рядового Иванова»).
Но и с такими настроениями отважно сражались и побеждали.

Прочитал рассказ о страданиях молодого человека, вернувшегося с одной из кавказских войн. Душа его обожжена, исковеркана, он никак не может «отойти» и в припадке агрессивности убивает милиционера, всего-навсего потребовавшего предъявить документы.
При естественной жалости к юноше, которому так трудно после всех пережитых ужасов освоиться в „нормальной“ жизни, что-то меня в этом рассказе раздражает. М.б., то, что уж очень модной стала эта тема в журналистике, прозе, кино. „Афганский синдром“, „чеченский синдром“… В мои детские и подростковые годы (пятидесятые-начало шестидесятых) ВСЕ взрослые, за небольшим исключением, прошли через войну с ее ужасами. Притом воевали не год-два, а почти четыре года. Видели и пережили уж наверняка не меньше „афганцев“ и чеченцев“, и души были уж никак не меньше опалены.
Однако все, в том числе инвалиды, – за небольшим исключением – были вполне нормальными людьми, не носили в себе, не лелеяли ощущение собственной неприкаянности, отторжения от тех, кто не воевал. Да, многие стали алкоголиками, но алкоголиками тихими, не обязательно агрессивными. Да, презирали тыловых крыс и по пьяному делу попрекали нас, молодых, что мы в окопах не сидели и на нас не лезли немецкие танки, а стало быть, мы недостойны их, воевавших.
«Не найдя себя в мирной жизни, бывшие фронтовики организовали банду»,- ходовой нынешний сюжет, повторяющий достаточно распространенную жизненную ситуацию. Распространенную и теперь, и после той войны. Но тогда правила поведения задавали фильмы и книги о том, как хорошо и органично бывший фронтовик вписывается в мирную жизнь: подвиги на войне плавно перетекают в подвиги трудовые.
Поколению не позволяли считать себя потерянным. Общество не ставило их в особое положение, не проявляло специальной жалости, не делало скидок и поблажек, потому что не чувствовало себя виноватым перед воевавшими: ВСЕ ВОЕВАЛИ, все работали на оборону, все терпели нужду и лишения.
Совсем иная ситуация возникла после Афгана и Чечни. Воевали НЕ ВСЕ, воевали непонятно за что, и невоевавшие испытывают по отношению к воевавшим комплекс вины и страха. Воевавшие же, зная, что воевали не все, испытывают комплексы – одновременно превосходства и ущербности. Общество им недодало, оно виновато перед ними, кругом несправедливость - следовательно, они имеют некие особые высшие права.
А нынешнее искусство закрепляет, подогревает, поэтизирует эти настроения. «Да, ты несчастен и неприкаян, пока ты кровь проливал и хоронил товарищей, ЭТИ веселились и набивали себе карманы. Да, ты никогда после пережитого не сможешь стать таким, как все, у тебя один путь – на дно, в бандиты, в наркоманы, и никто не вправе тебя морально осудить.»
И такого рода вещи охотно выпускают в свет потому, что невоевавшие издатели и продюсеры, как и все общество, чувствуют свою вину перед «этими мальчиками».


Николая Первого и Карла Маркса роднила любовь к Поль де Коку.

Пушкин рифмует «благородный» – «безродный».
Лебедев-Кумач рифмует «благородная» – «народная».
Пушкину – можно, Лебедеву-Кумачу – нельзя, стыдно. Не потому, что один гений, а другой нет. А потому, что за истекшие сто с лишним лет усовершенствовалась техника версификации, изменились представления о допустимости той или иной рифмовки.
Кстати, насколько я знаю, считается доказанным, что текст с этой рифмой Лебедев-Кумач украл у одного дореволюционного педагога-литератора. Украл – это грех простительный, а вот то, что профессиональный поэт не исправил плохую рифму поэта «самодеятельного» - это грех смертный.

Немецкая школьница, несколько лет приехавшая из России, на уроке истории отвечает о Ялтинской конференции.
Учительница поправляет:
- Не «Сталин», а «Шталин», не «Ялта», а «Яльта».
Школьница рассказывает об этом родителям и друзьям семейства, и все смеются над глупой и самоуверенной учительницей и вообще над этими глупыми и самоуверенными немцами. Которые думают, что лучше нас знают, как правильно произносятся наши кровные имена собственные!
Но заслуживает ли та немка безоговорочного презрения? Представим себе, что в русской школе девочка, недавно приехавшая из Германии, отвечает по немецкой истории.
- Не «Ваймар», а «Веймар», не «Хайнрихь Хайне», а «Генрих Гейне»,- поправляет русская учительница.
Хотя, казалось бы, юной немке лучше знать.
Русская учительница выполняет свой профессиональный долг: ученик должен знать, как правильно произносятся эти имена собственные не «на самом деле», а - в русской школе.

Философская книга. Плохо переведенные, так что невозможно добраться до смысла, цитаты. Головоломные синтаксические конструкции. Особая терминология, чтобы профаны не вздумали лезть из праздного любопытства.
И до чего же мило и трогательно выглядят на этом фоне простые человеческие обороты: «нетрудно заметить», «бросается в глаза», «в этом нельзя не согласиться»…

Давно ли советский писатель, побывав в таких экзотических странах, как Швеция или Канада, считал приятным долгом опубликовать об этом книгу, хотя бы серию очерков? Увы, в наше время, т.е. после падения железного занавеса, жанр путевых заметок совсем зачах. Путешественник уже не собирает вокруг себя род веча. Любопытство к жизни чужих стран и народов, жажду новых впечатлений современный россиянин может удовлетворить сравнительно легко и просто. Были бы ваши денежки!
Но что странно: россиянин по-прежнему уверен, что знает о Западе почти все (т.е. все, что нужно), а вот ОНИ о нас не знают ничего.
Россиянин считает, что рядовой американец считает, будто по нашим городам бродят волки и медведи,- и обижается.
Американец считает, что рядовой россиянин считает, будто в Америке линчуют негров,- и тоже обижается.
Предполагается, что только недостаток знаний друг о друге мешает русским любить таких хороших людей, как американцы, а американцам – любить таких хороших людей, как русские.
Если бы...
История учит скорее тому, что по мере изучения друг друга народы взаимно разочаровываются и отчуждаются, чем проникаются взаимной любовью.
Андре Жид удивлялся тому, что девочка из образцовой советской школы спросила его не «есть ли во Франции такие же хорошие школы», а «знают ли во Франции, что у нас есть такие прекрасные школы?»
Девочка предполагала, что только незнание правды об СССР мешает трудящимся свергнуть капиталистов и установить Советскую власть.

Из «Анны Карениной»: «... в выражении лица читалось что-то особенно ласковое и нежное».
Принято считать, что Лев Толстой писал нарочито коряво, отвергал и презирал тургеневскую заботу об изяществе фразы.
Но ведь «ласковый» и «нежный» в данном случае почти полностью дублируют друг друга, ничего к смыслу не добавляя. Но без «нежного» фраза обрывалась бы слишком резко, это слово вставлено только для ритма, т.е. для изящества слога.

Еще к вопросу о том, что экзальтированные любители детей, животных и природы часто бывают человеконенавистниками. Одним из первых актов молодого Третьего райха был закон о защите животных. Шопенгауэр, Гитлер, Брижит Бардо (да простят меня за включение ее в эту компанию, но она прославилась ксенофобскими и другими странными, не свидетельствующими о большой любви к человечеству, высказываниями). И вот не так давно известного голландского политика Фортейна убил (за радикально правые взгляды) некий мусульманин - член общества защиты животных.

В «Манифесте коммунистической партии» в перечне враждующих классов названы – мастера и подмастерья. Кажется, одного этого вполне достаточно, чтобы усомниться в непререкаемости авторитета авторов. Ведь мастер эксплуатирует учеников не потому, что у него юридическая власть, средства производства и он использует методы экономического принуждения, а потому что у него знания, опыт и репутация – то, что относится к информационной, а не имущественной сфере. Эксплуатировали ли своих учеников Тициан, Рубенс, Леонардо? Принадлежали ли они к антагонистическим классам? Достаточно поставить эти вопросы, чтобы уязвимость марксовой теории стала очевидной.

Получил письмо из немецкого пенсионного фонда. Требовали представить кучу справок, необходимых для установления мне пенсии.
Я ответил, что здесь какое-то недоразумение: права на пенсию в Германии я не заработал и на нее совсем не претендую.
В следующем письме мне терпеливо объяснили, что я в любом случае обязан представить полтора десятка анкет и копий документов.
История продолжалась несколько месяцев: то я плохую копию прислал, то вдруг понадобились дополнительные сведения.
Кончилось тем, что мне сообщили: «Пенсия Вам не положена, Вы не можете на нее претендовать».
Это особенности именно немецкого чиновничества либо чиновничества вообще?

«Вульгарный вкус толпы развращает исполнителя».
Так ли это? Правда ли, что самая невежественная и грубая часть аудитории навязывает свои представления всем остальным?
Отбросим 10-15 проц. самых тупых и вульгарных и столько же самых утонченных и взыскательных. Останется «болото» - самая многочисленная и амбивалентная группа. Имея возможность выбирать, «рядовой зритель» вовсе не обязательно выберет самое пошлое. Это самое малое, что можно о нем сказать.
К тому же среди основной массы зрителей есть свои лучшие и свои худшие представители.
«Юмористы», «пародисты» и прочие звезды шоу-бизнеса уговаривают сами себя, будто дают публике именно то, что она требует. Оправдание несостоятельное, на самом деле идет предательство лучшей части аудитории в пользу худшей ее части.

Строчки из очень популярных советских песен:
«…глянул в дЕвичье лицо».
«Ой, ты песня, песенка девИчья».
Допустим, это не первой руки поэты, Безыменский с Исаковским. Грубо говоря, совок.
Но вот классика: «…девИчий стан, шелками схваченный...» (Блок).
«…если б только не этот мой дЕвичий стыд...» (Алексей Толстой).

Виктор Шкловский ("Третья Элоиза") говорит, что скорость автомобиля (до 100 км в час) никому не нужна, если человек не спасается от преследования или сам не преследует. Это начало 20-х годов прошлого века.
Самое странное, что скорость автомобиля так и осталась 100 км в час (плюс-минус). Предельная скорость в городе - 60 км, на трассе обычно не свыше 120-140 км в час.
Сравним, со скоростью самолета: за последние 80 лет она увеличилась на порядок!
Может быть, это связано с психофизиологическими ограничениями при автовождении?

Некий автор доказывал, что Сталин еще очень гуманно поступил с Каплером. Тот волочился за Светланой-школьницей явно с корыстными целями: он - известный донжуан, она - малопривлекательная девочка. Вождь народов одним движением бровей мог уничтожить Каплера. Но он, великий гуманист, всего лишь сослал ничтожного сценариста как английского шпиона и даже дал возможность работать творчески.
Автору почему-то не пришло в голову, что Сталин вообще не имел права репрессировать литератора, даже если тот ухаживал за его дочерью. Не приходит в голову, что могло быть искреннее увлечение: молоденькой девушкой, а ощущение опасности только обостряло чувство. В любом случае вряд ли были у Каплера карьерные соображения, он не мог не понимать, что играет с огнем.
Самое удивительное, что так писал о Каплере выдающийся (без всяких кавычек) литературовед, тончайший знаток поэзии Вадим Кожинов.
Поистине, сложное и противоречивое существо - человек…

Интервью с Солженицыным, в конце 2003 г. Его спрашивают: кем вы себя ощущаете - писателем, философом, мудрецом, пророком, духовным лидером нации?
Он, естественно, отвечает «писателем». Но что характерно: не потрудился, хотя бы ради приличия отвергнуть свое причисление «к пророкам, мудрецам, духовным лидерам». Т.е. невольно выдал, что в глубине души считает себя вот именно пророком и мудрецом.

«Вчерашний раб, татарин, зять Малюты...»
«Татарин» в этом ряду звучит как самостоятельное исчерпывающее уничижительное определение Бориса Годунова. Не «поганый татарин», а просто «татарин».
А ведь Годунов - крещеный, и не «чистокровный» татарин.
Это к вопросу о органически присущей русскому человеку (как уверяют Достоевский и Солженицын) национальной терпимости и уважительности к другим народам.
Думаю, однако, что русский боярин в конце 16-го века не мог бросить такую реплику. При дворе татар полным-полно, знатнейшие роды имели татарские корни, что составляло предмет скорее гордости, чем стыда. Быть татарином - это никак не могло само по себе вызывать презрения. Опричник Кирибеевич у Лермонтова занимает высшие позиции в иерархии власти, и это гораздо ближе к исторической правде.
Кажется, Пушкин допустил анахронизм, сместил на два с лишним века назад тогдашнее отношение к татарам.
Что опять же характеризует извечную, исконно-неизбывную русскую уважительность к инородцам.

«Сказка о попе и работнике его Балде». Да, поп плохой, жадный, гоняется за дешевизной. Но достаточно ли этого, чтобы «вышибить дух из старика»?
Столь суровое наказание в сказке воспринимается как вполне заслуженное.
Давно замечена чудовищная жестокость сказок Шарля Перро. Т.е. французского фольклора. Т.е. французского народа? А вот и нет: у сказки свои нравственные законы. Если не вызывает удивления страх зверей перед тараканом и женитьба комара на мухе, почему должно шокировать убийство Мальчиком-с-пальчик дочерей великана?

«Голливуд - фабрика грез». «Утешительство, уводящее от классовой борьбы».
Но советское киноискусство (до 70-х годов) по части утешительства, иллюзорности творимого мира давало сто очков форы любому Голливуду. «Мосфильм» - вот истинная фабрика грез.
С 70-80-х годов фильмы перестали быть такими уж фальшивыми, хотя, конечно, до конца не договаривали. По ним уже можно было делать далеко идущие выводы: не об отдельных недостатках, мешающих нашему ускоренному движению вперед, а о загнивании системном. При Хрущеве еще возможна была искренняя вера (такая вера не удивляла, не считалась глупостью или игрой), при Брежневе пафос мог быть только ложным, оптимизм - только казенным, вера в коммунистические идеалы – только деланной.
Правда, фильмы «с душком», с тоской, безысходностью, с принципиальной нерешимостью проблем (одинаковых, что при социализме, что при капитализме), хоть и вызывали у начальства раздражение, но, как правило, все же выходили на экран.
Сам факт «незапрещения» можно считать свидетельством того, как слабел инстинкт идеологического самосохранения режима, симптомом его упадка и гнилости, предвестником неизбежного крушения.
Фальшь, наивность, сентиментальность бьет в глаза, когда сегодня смотришь советские фильмы, даже лучшие из них. (Кстати, буржуазия совсем не боится повторять по телевидению эти картины, в том числе грубые коммунистические агитки, тогда как коммунисты буржуазного тлетворного влияния в искусстве страшно боялись; какая же идеология более уверена в себе?!).
Тем не менее осмеливаюсь утверждать, что фильмы 30-60 гг., чистые-светлые, с четким делением добра и зла, фильмы, изображавшие добрых и отзывчивых людей, фильмы, далекие от жизни, как декабристы от народа,- эти фильмы способствовали возвышению общественной морали.
Уместна аналогия с христианством: планка моральных требований невероятно завышена, но идеалы, пусть фальшивые и насильственно внедряемые, побуждают расти, тянуться, чтобы достигнуть предписанного уровня, который выдается за всеобщую норму. Искусство соцреализма выдвигает модель человеческого поведения, недостижимую, нереальную, но заставляющую ориентироваться вверх. «Я себя под Лениным чищу...»
Так наз. чернуха, «правдивое» изображение жизни ориентирует книзу, закрепляет худшую мораль как норму. Зачем себя чистить и куда-то тянуться, коли все кругом бандиты и проститутки. Не надо ничего стыдиться, ты не хуже других.
Уместно вспомнить, что старик Кант призывал воспитывать детишек для жизни в будущем, а не настоящем, готовить их к более честным и добрым обстоятельствам, чем наличествуют сегодня. Иначе жизнь в будущем не станет лучше, чем сегодня.
В самом деле, родители всегда предъявляют к ребенку также завышенные требования, а вырастают обычные, со средней нравственностью люди. Человек вырастает, допустим, на 50 процентов хуже в нравственном отношении, чем хотели видеть родители и учителя. Если же требовать не 100% добродетелей, а лишь 50%, «как в реальной жизни», получился бы ускоренный регресс.
Тут надо согласиться с тов. Зюгановым: боевики, все эти бандитские сериалы оказывают ужасное влияние на молодежь. Вызывать сочувствие к гангстерам, показывать их как «тоже людей», по-своему даже обаятельных, - царское ли это дело?

И еще. В классических советских фильмах (Райзман, Ромм, Герасимов, Хуциев) сравнительно хотя бы с Феллини и Антониони, Бергманом очень много споров. Разговаривают, дискутируют, произносят монологи о политике, морали, о смысле жизни.
Это можно рассматривать как художественную слабость: публицистичность - линия наименьшего сопротивления, выражение идеи напрямую, вербально, использование средств чуждого, почти враждебного кинематографу (как считают режиссеры) искусства.
Да, но в современных фильмах идет обмен коротенькими репликами. Сценарист не выписывает, а обозначает смысл ситуаций, диалогов. Смысл может быть выражен интонационно или пластически. Текст почти не важен. Главное «экшн». Драматург низведен до подсобного работника, поставщика коллизий и реплик.
У меня, человека Слова, это вызывает острое недовольство.

Пророк Мухаммад знал Псалтирь, и в суре 101 встречается сравнение, напоминающее поэтический стиль Псалмов: «Люди будут, как разогнанные мотыльки, и горы, как расщипанная шерсть».
Ср.: «...горы прыгают, как овцы, и холмы, как ягнята» (Пс.,114:4)
Вообще образность Псалмов удивляет мощью, особенно в передаче человеческих страданий, физической и духовной немощи:
«Исчезли, как дым, дни мои, и кости обожжены, как головня, сердце иссохло, как трава, от стонов кости прильпнули к плоти... Я стал, как филин на развалинах. Не сплю я и сижу, как одинокая птица на кровле. Я ем пепел, как хлеб, и питье мое растворяю слезами» ( 101: 4-12).
«Иссохло от печали око мое, обветшало от врагов» (6:6)
«Я исчезаю, как уклоняющаяся тень, гонят меня, как саранчу» (108:23)
«Я пролился, как вода, все кости мои рассыпались, сердце мое сделалось, как воск, растаяло посредине внутренности моей. Сила моя иссохла, как черепок, язык мой прильпнул к гортани моей» (21:15-18)
Сравнение земли и неба с ризами Господа, которые Он может заменить, когда те износятся (Пс.101:27) было повторено (может быть, бессознательно) Гоголем и вызвало восторг критиков (тоже, видимо, забывших, об источнике).

Мое поколение уже вошло в тот возраст, когда определяется, кому из ныне живущих или недавно умерших «наших» суждено стать классиком. Странно думать, что мой приятель-литератор - ровесник Иосифа Бродского, другой - на год старше Довлатова. Мой ровесник - Стивен Кинг.

Бедность как непременный спутник поэта, музыканта, художника… Это, конечно, очень трогательно и романтично, хорошо ложится в легенду, но и ужасно пошло. Масса примеров того, как выдающиеся таланты и гении человечества рождались во вполне обеспеченных и благополучных семьях и никаких внешних побудительных причин сочинять стихи или музыку у них не было. Наличие приличного капитала в банке, солидного пакета акций, наследственного или благоприобретенного поместьица еще никому не помешало стать истинным творцом.
Сенека, Цицерон, Монтень, Монтескье, Гете, Феликс Мендельсон-Бартольди, Лермонтов, Николай Римский-Корсаков, Тургенев и Лев Толстой, Марсель Пруст и т.д. изначально вовсе не были бедными людьми, творили не ради куска хлеба.
Вольтер объясняет, почему он стал богатым: «Мало кто из писателей пользуется свободой, так как большинство из них бедны, а бедность истощает мужество».
Вот так-то: бедность не источник, а злейший враг вдохновения.
В романе «Луна и грош» Моэма биржевой маклер бросает все, чтобы отдаться любимому делу. Обратный пример - Артюр Рембо: в молодом сравнительно возрасте бросил писать стихи «и всех этих глупостей» и стал купцом.
Мне бы хотелось когда-нибудь написать о руководителе огромной страховой фирмы Айвзе, который вдруг оказался замечательным композитором.
Да, в наше время роман, картина, музыкальное сочинение стали товаром по преимуществу. Но, с другой стороны, в США и Европе богатых людей (понятие, конечно, условное; я имею в виду людей, которым нет нужды сочинять на продажу) стало так много, что среди них попадается немало по-настоящему талантливых. Как в свое время среди римских нобилей, английских священников, русских помещиков.

В Мюнхене есть улица Канта, параллельная ей улица Шопенгауэра и идущая между ними наискосок улица Ницше – такая же ухоженная, чинная, так же утопающая в зелени.
Вот она судьба бунтаря, потрясателя основ – дать название улице.
В Мюнхене есть вегетарианский ресторан «Князь Мышкин» («Prinz Myshkin»).
О, пошлость человеческая! Устоит ли что-нибудь перед тобой?

Памятка, которую дают пациентам в немецкой больнице: непосредственно перед операцией не надо делать макияж, следует снять очки, украшения...
Из инструкции к микроволновой печи: «Запрещается помещать во внутреннюю камеру живые существа, например, мелких животных».
Внесено после того, как кто-то пытался высушить хомяка после купания и получил хорошо прожаренную тушку.

Странные попытки самоубийства. Вронский выстрелил себе в грудь. Если не пуля, то хотя бы поток раскаленных газов должен был произвести достаточно тяжелое ранение. Вронский должен был долго болеть. Странно, что он смог продолжать воинскую службу - после такого ранения.
Треплев из «Чайки». Стрелял себе в голову, но на поведении его это никак не отразилось. А ведь тогда нейрохирургии не существовало!
Возможно, Треплев инсценировал попытку самоубийства, сделал вид, что хочет застрелиться?

Рекламный ролик: скрипачка играет свои гаммы – выпендривается. Но вот у соседей ставят поп-музыку (условно, Киркорова), и она, бросив свою тягомотину, стремглав бежит туда.
Очевидно, слушанье симфонической музыки никому не может доставить удовольствия. Нормальный человек должен испытывать от этого отвращение.
И давайте честно признаемся: русская поэзия после Некрасова (исключая Есенина, Евтушенко и Асадова) – сплошная заумь. Стихов современных поэтов никто не понимает, только делают вид.
Далеко ли от этих представлений ушло нижеследующее высказывание:
«Пониманию наших потомков будет недоступно влияние Фрейда как ученого, слава композитора Шенберга, художника Пикассо, писателя Кафки или поэта Бродского...»
Кажется, одной этой цитаты достаточно, чтобы составить представление о самоуверенном, воинствующем невежестве автора в различных сферах духовности (психология, музыка, живопись, литература) и с иронией, по меньшей мере с долей недоверия отнестись ко всем его утверждениям, выходящим за его специальность. Речь идет об Игоре Шафаревиче.
Нельзя не заподозрить, что Фрейд, Шенберг, Кафка, Бродский вызывают у него неприязнь не как пользующиеся незаслуженной славой бездарности, а как… представители своей национальности.
Пониманию наших потомков будет недоступно, почему труд Шафаревича, полный явных натяжек и более или менее грубых подтасовок, оказал в свое время такое влияние на российскую общественность.

_______________________
©Хавчин Александр Викторович