Можно ли испытывать жалость к человеку, хладнокровно убившему топором двух старых женщин с целью ограбления? Конечно, нет!
- Конечно, нет! Это же изверг, нелюдь! Жалеть такого – значит глумиться над памятью жертв!
Но оказывается, мы жалеем, не можем не жалеть этого гнусного убийцу. Если его зовут Родион Раскольников.

Неутомимый писатель и мыслитель Михаил Веллер приводит 40 аргументов в пользу сохранения смертной казни. Почти все доводы были рассмотрены и опровергнуты еще в позапрошлом веке (например, Виктором Гюго, Диккенсом, Львом Толстым), о чем Веллер, возможно, не знает. Чтобы дотянуть до круглой цифры, ему приходится повторяться и пускаться во все тяжкие.
«Преимущество убийцы перед жертвой очевидно: я тебя убиваю, а они меня – не моги».
Ну да, таково преимущество каждого негодяя перед законопослушным гражданином: вор у тебя крадет, а ты у него не моги, извращенец мучит твоего ребенка, а ты не смеешь мучить его ребенка…
Вообще Зло, если кто не знает, имеет огромные преимущества перед Добром. Преимущества такие явные и значительные, что даже странно, почему Добро до сих пор существует.
«…то есть каждый человек имеет право на убийство без риска быть за это убитым самому». Ну, зачем же так передергивать, г. Веллер? «Без риска быть за это убитым самому рукой палача, т.е. государства», - так следовало сказать.
«Он режет ребенка или калеку, а Государство при этом охраняет его жизнь».
Опять подтасовка: государство охраняет жизнь гражданина, гарантируя суровое наказание за посягательство на нее. Жизнь убийцы государство не «охраняет», а «сохраняет», т.е. не отнимает.
«Если бы Господь Бог не хотел казни убийц, он бы не вложил в нас ничем не утишаемые жжение и боль живущих в нас душ, взывающих о каре убийц». Как можно такое писать всерьез?! По той же логике, если бы Господь не хотел супружеских измен, Он не вложил бы в нас свойства пресыщаться постоянной половой партнершей и тяготеть к новым интересным знакомствам.
«Когда миллионы честных людей нищенствуют на грани голода – нам предписывают заботиться о сытости и тепле для убийцы». Стыдно, батенька! Ведь Достоевский давно ответил, что даже если преступника на каторге кормят лучше, чем дома, лишение свободы – само по себе тяжелое наказание. Если бы в тюрьме было лучше, не намного хуже, чем на воле, люди, которые нищенствуют на грани голода, стремились бы попасть в тюрьму. Но нищий бомж Соппи, герой рассказа О.Генри «Фараон и хорал», в каталажку хочет только на три зимних месяца, когда совсем уж невмоготу.

Лишение свободы – само по себе пытка, и тут можно говорить скорее о жестокости государства, растягивающего мучения на годы и десятилетия. (Кстати, некоторые доказывают преимущество смертной казни именно исходя из соображений гуманизма: слишком жестоко, мол, обрекать человека на пожизненное заключение).
Смертную казнь отменяют в так называемых цивилизованных странах, где проблема голодающих детишек и стариков давно забыта. Страна, в которой есть голодающие, не может входить в клуб цивилизованных. Но ведь Россию никто и не звал в этот клуб, в Совет Европы она сама рвалась. Сказали бы честно: наша Россия не доросла, страна наша – дикая, отсталая по сравнению с такими центрами культуры, как Мальта и Кипр, даже по сравнению с самой же Россией времен императрицы Елизаветы Петровны и императора Николая Павловича. Так нет же, пытаются доказать, что без смертной казни в принципе обойтись нельзя.
«Опросы показывают: подавляющее большинство считает, что убийца заслуживает казни. А законодатели…которым народ доверил свои интересы – вопреки этим самым интересам считают, что наоборот. Этот обман называется демократией?»
Опросы показывают также: подавляющее большинство граждан считает, что налоги надо понизить, количество чиновников – сократить, больше тратить на школы и больницы и меньше – на помощь «этим дикарям» из Третьего мира. А парламентарии почему-то не торопятся выполнить эти наказы. Ибо: законодатели отстаивают (должны отстаивать) долговременные интересы народа, а не его настроения и пожелания в данный момент. Предполагается, что потому граждане и доверяют законодателям, что надеются - те лучше разбираются, в чем состоят их, граждан, истинные интересы. Бывают ситуации, когда мудрый и честный законодатель ОБЯЗАН идти против желаний избирателей ради их интересов.

Я сейчас не вдаюсь в существо вопроса. Просто хотел обратил внимание на качество аргументации. И напомнить, как убедительно доказывалась необходимость мучительной казни («Преступника может удержать только страх перед сильнейшими физическими страданиями, если чик и готово, это никого по-настоящему не испугает»). И казни публичной («только такая может оказать подлинное воспитательное воздействие»).
“Человечество никогда не сможет обойтись без публичных казней”,- такой авторитетный прогноз содержится в романе «Граф Монте-Кристо». Но спустя каких-то пятьдесят-шестьдесят лет в большинстве стран Европы казни перестали быть публичными.
Как бы и известному мыслителю Михаилу Веллеру не попасть впросак со своими 40 аргументами, один другого сильнее!

Валентин Распутин говорит, что крестьянин – лучший патриот и лучший солдат.
По логике, нации с преобладанием сельского населения должны отличаться особо выдающимися воинскими достоинствами.
Ну да, ведь всем известно, что лучшая армия, отличавшаяся великолепной дисциплиной и необыкновенным мужеством, была, например, у отсталой аграрной Румынии – в противоположность самым скверным воякам - британцам и немцам, ведь в этих странах городских жителей на порядок больше, чем крестьян.

Представим себе, что ученые предсказали: после пятилетки высоких урожаев в СССР наступит пятилетка сплошных засух. Удалось бы создать запас хлеба на несколько лет вперед? Или половину сгноили бы? Короче, сложная задача для советского элеваторного хозяйства, для закромов Родины! Трудно создать такие резервы!
Так каким же образом Иосифу в Древнем Египте удалось запастись аж на семь лет вперед?

У Чехова: «Было темно, как в шляпе, надетой на голову».
Но это не «сам» Чехов: так он пародирует стиль Виктора Гюго.
У героя раннего чеховского рассказа от испуга и неожиданности сам собой развязался галстук.
Какие смелые образы! Насколько Чехов опередил свое время!
Да, но для Чехова такие яркие метафоры – исключение, случайность. «Пророческие», словно попавшие из будущего словечки, эпитеты, сравнения, рифмы, мысли особенно часто встречаются у поэтов.
Вот так и происходит движение литературы: исключения, случайности со временем становятся нормой, обычным приемом.

Не пишется… Техника-сноровка вся при тебе, но не к чему ее применять.
Это еще хорошо, что не пишется. Хуже, стыднее, если бы продолжало писаться, но притупилось самокритическое начало.
Принято смеяться над певцами, танцорами, которые не понимают, что давно настала пора уйти со сцены. Достойно уйти. Зачем они «цепляются», неужели не понимают, что это в конце концов смешно! Нет прежнего голоса, потерял былую прыгучесть – уходи!
…Но как я их понимаю, этих певцов и танцоров! Что остается от человека искусства, если ему уже не дано заниматься искусством?

Алексей Толстой писал, как парижские журналисты охотились на американского президента Вудро Вильсона, приехавшего на мирную конференцию. «Где же он прячет свою любовницу и кто она? Ведь ясно же, что у него в Париже есть любовница, и очень пылкая: вон, Вильсон с трудом ноги волочит…»
Никому из журналюг не пришло в голову, что президент США серьезно болен.

Оказывается, у всех убийц, насильников, бандитов есть общая черта: все они в детстве мучили животных.
Помилуйте, да кто же в детстве не мучил животных! По меньшей мере, не отрывал крылышек и лапок у мух, стрекоз, жуков! Пусть их страдания беззвучны и оттого несильно отягощают человеческие чувства, но ведь дети знают, знают, знают, что так нельзя, что и мухе - больно…
То, что выглядит садизмом, может оказаться благородной страстью естествоиспытательства.

Эдуард Сагалаев: «В жизни на всех хватит любви, славы и денег, только надо создать свою любовь, заслужить свою славу и заработать свои деньги».
Так говорить может только тот, кто уже своего добился, кому повезло. И кто теперь хотел бы обезопасить себя от зависти тех, кто своего не добился, кому не повезло. Направить их недовольство – на самих себя:
- Если ты никому не известен, то сам в этом виноват, не заслужил своей славы. Сам виноват, если твоя любовь не встретила взаимности и если ты мало зарабатываешь.
В самом деле, наш век предоставляет возможности гораздо большему количеству начинающих писателей, актеров, певцов, композиторов, музыкантов – состояться, пробиться, реализоваться, в большей или меньшей степени удовлетворить свои амбиции. Востребовано (по крайней мере, на Западе) так много людей творческих профессий, что, казалось бы, славы и денег и в самом деле должно хватить почти на всех. Однако количество желающих стать звездами эстрады, киноактерами, знаменитыми писателями и т.д. растет еще более быстрыми темпами.
Славы на всех не хватает, не может хватить. «Заслужил, не заслужил» - зависит не только от таланта и желания заслужить.
Умение нечто создать и умение нечто созданное продать, ловко им распорядиться – это разные умения, иногда совпадающие, иногда нет.

Александр Кабаков цитирует «какого-то умного человека»: те пороки, которые мы приписывали советской власти, есть следствие человеческой природы.
Но разве власть Гитлера не была следствием природы человека, разве нацистами был придуман хоть один порок, которого человечество ранее не знало?
О любой власти можно сказать, что ее пороки суть всего-навсего следствие человеческих пороков вообще. И каждая власть способствует развитию тех или иных порок и добродетелей. Вот и надо смотреть, какие именно качества – естественные для человека - властью поощряются, а какие подавляются: трудолюбие, отвага, жестокость, покорность, патриотизм, тщеславие, неприязнь к чужакам, свободолюбие, жажда власти и т.д.

Солженицын попрекает Александра Галича Почетной грамотой от КГБ. Вот так наш строгий моралист в обличительном раже доходит до бесчестности. Ведь наградили Галича за сценарий фильма "Государственный преступник", там КГБ ловит предателя, сотрудничавшего с фашистами. Об этой стороне деятельности чекистов можно было писать, вовсе не теряя лица, не поступаясь совестью.
Георгий Жженов, прошедший сталинские лагеря, в 60-е и 70-е годы играл генералов КГБ. Предавал ли он тем самым собственное прошлое и память о своих товарищах, погибших в лагерях?

- Из века в век предыдущее поколение более романтично, полно идеалов и иллюзий, а следующее поколение – прозаично, рассудочно, вплоть до цинизма. Типичный пример – рассказ Льва Толстого "Два гусара".
- А как же Фамусов и Чацкий?
- Но мы говорим о различиях между поколениями, а не возрастных различиях. Мы не знаем, каким был Фамусов в молодости, может быть, таким либералом и волтерьянцем – фору Чацкому дал бы!

Преимущество реального социализма доказываются, между прочим, небывалым расцветом искусств. «Какой был кинематограф! А музыка! А поэзия!.. А потом пришли дерьмократы, и все рухнуло».
По той же логике, если Золотой век русской поэзии пришелся на годы правления Николая, это доказывает преимущества абсолютной монархии.
Два с лишним века назад об этом писал Шамфор:
«…Находятся люди, которые защищают деспотизм только на том основании, что он якобы способствует развитию изящных искусств… Послушать их, так у человечества только и дела, что создавать прекрасные трагедии, комедии и т. д. Такие люди готовы простить священникам все чинимое ими зло за то лишь, что, не будь их, не было бы и «Тартюфа».

- Голова болит...
- С перепоя?
Даже не рассматривается вариант, что голова болит «сама по себе».

Практика показала, что политические революционеры и «передовые классы» проявляют крайнюю, оголтелую, нетерпимую косность в вопросах эстетики. Ценит, любит, покупает истинные произведения искусства прежде всего буржуазия (включая госчиновников) и так называемая буржуазная интеллигенция (инженеры, врачи, преподаватели).
Горький называл джаз музыкой толстых. Под «толстыми» имелись в виду, естественно, богатые. Сегодня избыточный вес – скорее признак бедности, так как люди среднего и вышесреднего достатка занимаются спортом и ходят в фитнесклубы. А «музыка толстых» (богатых, в понимании Горького) – это прежде всего симфоническая музыка, опера, но и тот же классический джаз.
Когда богатых людей становится много и они богаты в нескольких поколениях, резко возрастает вероятность того, что это люди хорошо образованные, прекрасно воспитанные, с изысканным вкусом.
Верна и обратная зависимость: в США наличие высшего образования почти гарантирует если не богатство, то весьма приличный уровень жизни.

«Скифы» Блока. Предположим, эта поэма - своеобразное послание Нового мира Старому… Почему Старый мир никак не отреагировал на призыв Нового слиться в любовном порыве? Может быть, послание не было воспринято всерьез? Может быть, оно не было правильно понято? Может быть, и не было расчета быть услышанным той, другой стороной.
Да, наверное, на Западе идея «Скифов» должна была вызвать недоумение и отторжение. Дикари похваляются своею первобытной мощью и брутальностью - и одновременно тем, что являются носителями какой-то высшей универсальной культуры, а заодно и высшей любви.
«Нам внятно всё…» - это вы сами так решили, господа? Судя по тому, что вы аттестовали германский гений как «сумрачный», не очень-то вы в этой тонкой материи разбираетесь. Это Кант, Лессинг, Гете, Шиллер, Моцарт, Гайдн, Бетховен, Шуберт, Шуман – сумрачные? Нет же, светел он, германский гений! Много ли вы назовете имен носителей мнимой «сумрачности»: Ницше, Вагнер… и кто еще?
Представьте себе, что немцы назвали ваш скифский гений «сумрачным», вы бы наверняка возмутились: «Наш гений – сплошь свет и ясность!»

Блоковские скифы – это нечто вроде сегодняшних исламистов: Европе предлагается всего-навсего отказаться от собственной идентичности и сдаться на милость победителя. Точнее, признать до схватки и без схватки врага победителем. Почему? Потому что он так грозится и такие страшные гримасы делает? Или потому, что он обещает все простить и полюбить, если Запад не будет рыпаться?
Европа, видите ли, должна «в последний раз опомниться» и броситься в скифские объятья. Причем заранее оговаривается, что если из этого выйдет что-то нехорошее, например, треснет чей-то хрупкий скелет, скифы за это ответственности не несут.
Перспектива безрадостная. Но полно, правда ли, что у Европы нет иного выхода, кроме как покориться азиатам? Не пустое ли бахвальство их заявления насчет собственной неизбывной силы и того, что с наукой-техникой они обращаются так же ловко, как с лошадьми и строптивыми рабынями?
И кто он, собственно говоря, этот ужасно грозный противник? Оказывается, идентичность его размыта. «Тьмы, тьмы и тьмы», а также «раскосые очи» - какие ж это скифы? Скифы считаются предками нынешних осетин, это был не такой уж многочисленный союз индоевропейских племен. Как раз о монголах идет речь в стихотворении Владимира Соловьева, из которого взят эпиграф, причем мазохистски предвосхищается гибель Третьего Рима, России от их монгольской руки.
Но лирический герой не может идентифицироваться с Панмонголом, поскольку не мог же он держать щит между самим собой и Европой.
«Да, скифы мы, да, азиаты мы» – это не спокойная констатация, а вызов, бравада. Т.е. мы не (вполне) скифы-азиаты, но, если вы нас такими считаете, мы этот презрительный титул готовы принять. Мы его не стыдимся.
«Мы, как послушные холопы…» Холопы – чьи, монголов или Европы? Холопы не держат щит. Щит держат воины. Щит – защищает от врагов того, кто его держит.
Щит - направлен. Чтобы предотвратить столкновение двух враждебных сил, требуется как минимум два щита. Или становятся между ними живой преградой.
Далее, если «скифы» кого и защищали, то Европу от монголов, но не наоборот. Далее, защищали не «веками»: реальную угрозу со стороны монголов Западная Европа ощущала сравнительно недолго. Во всяком случае, исламский мир (арабский халифат, турки-сельджуки) представлял собой куда более длительную опасность.

Если кто-то защитил Европу от татаро-монгольского нашествия, то не скифы. И даже если считать это заслугой Киевской Руси, не очень-то она защитила Европу: азиаты дошли до Триеста, а если не взяли Рим, то не потому, что боялись оставить в тылу опасную Русь, а из-за событий в столице Золотой Орды – возможной борьбы за престолонаследие. (Пушкин считал иначе, но большего доверия заслуживает популярная книга Яна «К последнему морю».)
Кстати, кто бы объяснил, зачем лирическим героям поэмы «ломать коням тяжелые крестцы»? Допустим, они питались кониной, но неужели для убийства лошади пользоваться таким медленным и садистским способом? Разве у скифов не было ножей?
В герасимовском фильме «У озера» героиня декламирует поэму полностью, и слушатели признаются: «непонятно, а – мороз по коже». Казалось бы «Соловьиный сад» больше подходит для публичной читки в рабочей среде: понятнее, лексика проще, не используются специальные этно-исторические термины. Но «Скифы», хоть и не вполне понятные, льстят национальному самолюбию.
Если бы это не было бы высокой, гениальной поэзией, было бы это невнятным набором слов, темным иносказанием, полной ахинеей с исторической, политической и этнографической точек зрения.
Но поскольку это поэзия, т.е. музыка, а не историко-политическое исследование, давайте наслаждаться ей, как музыкой, Не вдумываясь, не пытаясь разобрать по косточкам: такого буквалистского чтения этот текст не допускает.

Выступать на эстраде – писателю несвойственно. Жванецкий, Задорнов, Альтов и «авторы-исполнители» рангом пониже - явления почти противоестественные.
Психологи говорят о том, что нормальному человеку неприятно чувствовать на себе пристальный взгляд. Тем более множество пристальных взглядов. Когда ты
стоишь, а тебя разглядывают, - это ужасное ощущение. Надо обладать известной
извращенностью, чтобы любить это состояние. Надо быть очень самоуверенным и
самодовольным человеком, чтобы предлагать себя публике, испытывая при этом
подъем и самолюбование, а не страх с отвращением пополам.
Актеры суть существа особой породы. Им нравится то, что у других людей должно вызывать отторжение, они не могут без этого жить, публичность – элемент их профессии. Среди актеров нередко попадаются литературно одаренные люди, «переход в писатели» или совмещение профессий им даются легко.
Писатель же, даже если он не лишен актерских способностей, обычно не любит публичности и не может свободно чувствовать себя на публике.
И уж совсем противопоказано писателю вполне естественное и даже необходимое для актера свойство: испытывать (и показывать) самодовольство: «мне очень нравится быть в центре внимания и принимать аплодисменты».
Когда я вижу, что коллега-литератор чувствует себя на эстраде как рыба в воде, ощущаю удивление и обиду.
«Все недостатки человека прощаю я актеру, и ни один недостаток актера не прощаю я человеку». (Гёте).

Обыватель с радостью передоверяет начальству решение тяжелых проблем, ибо «наверху получают гораздо больше информации».
Но ведь информация, которую получают наверху, так же противоречива и, как правило, на ее основе нельзя сделать однозначный выбор, и решения примерно так же рискованны, зависят от интуиции, случайностей, личных пристрастий, как и выбор решений на бытовом уровне!

«Когда дым рассеялся, Грушницкого на площадке не было».
По-моему, это неточность, вообще не редкая у Лермонтова. Дым от одного-единственного пистолетного выстрела, да не в помещении, а на открытом пространстве, должен был рассеяться очень быстро. Такой промежуток времени не заслуживает быть отмеченным.

Герберт Уэллс («Россия во мгле») описывает, как шла по кругу его беседа с Лениным:
- Скоро ли в странах Запада произойдет пролетарская революция? – интересуется Ленин.
- Чтобы она произошла, надо убедить западных рабочих, что при Советской власти им будет лучше,- втолковывает Уэллс.
- Но чтобы убедить их в этом, Советской власти нужна помощь извне, т.е. мировая революция.
Так оно, доказывание преимуществ социализма, с тех пор и шло по кругу: жили мы не очень удобно и богато, потому что надо было защищаться от врагов. Враги же хотели на нас напасть, потому что боялись, как бы их рабочий класс не захотел жить так же хорошо, как мы.

Сказка Салтыкова-Щедрина о двух генералах. Она ведь направлено не только против помещиков и царских бюрократов, но и против людей умственного труда вообще. Как бы вели себя на острове два интеллигента? Им точно также пришлось бы придумывать мужика (сантехника, автомеханика и т.д.)
А сам автор, штатский генерал, вице-губернатор, редактор влиятельного журнала, почтенный литератор – он-то что бы делал на необитаемом острове? Разве он умел ловить рыбу, строить плоты, добывать огонь?
Вот за что Лев Толстой и презирал интеллигенцию. Ничего-то она не умела, а собиралась учить людей, которые что-то умели.

«Человек не обладает истиной, но ищет ее».
Это не слишком оригинальное высказывание принадлежит Дмитрию Лихачеву («Записи разных лет»).
Увы, и ему, выдающемуся ученому, мыслителю было свойственно слишком дорожить своими мыслями и плохо различать, какая из них свежа, достойна быть изреченной, а какая нет.

Русская женщина в немецком учреждении. Громко и очень отчетливо говорит что-то на хорошем русском языке немецкому служащему. Очень громко, по складам объясняет, а тот все равно не понимает.
Его немецкая тупость очень возмущает русскую женщину.

«Бойтесь первых побуждений души, они самые благородные».
Авторство приписывается Талейрану. Однако еще раньше это сказал Лоренс Стерн.
Итак, прожженный циник цитирует писателя-моралиста?
Дело в том, что у Талейрана это – совет. У Стерна – шутливый совет.

Князь Святослав писал врагам: «Иду на вы» («Хощу на вы пойти»). Это в учебниках по истории трактуется как свидетельство высокого благородства. Надо же, предупреждает противника о предстоящем нападении! Высокие отношения!
Но мне кажется, что на самом деле это было чем-то вроде ультиматума: не откупитесь – начну войну.
Судя по тому, что мы знаем о нравах того времени, видеть в князе разбойника-шантажиста есть гораздо больше оснований, чем рыцаря без страха и упрека.

Сталин застал Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой. Черчилль ставит это ему в заслугу.
Но Мао Цзедун застал Китай в еще более разоренном, отсталом состоянии. А оставил с той же атомной бомбой.
А каких экономических и научно-технических успехов добилась Италия во времена Муссолини!? А Чили при Пиночете!
Все диктатуры могли, при большом желании, удивить мир небывалыми достижениями. Ну, и что это доказывает? Почему же, несмотря на небывалые достижения, диктатуры нового и новейшего времени не могли устоять хотя бы три поколения - либо рушился, либо диберализировались до полного размягчения?

Роман Жюля Верна «500 миллионов бегумы».
Прогрессивность взглядов автора общеизвестна. Тем поучительнее некоторые детали.
Идеальный город Франсевилль строят китайские кули. Но им жить в этом чудном городе запрещено: «Эта мера предосторожности была необходима, дабы предотвратить преобладание желтого населения, которое безусловно повлияло бы нежелательным образом на внешний и духовный облик нового города».
Тогда, в 1870-х годах, смертность в мире, составляла три процента. В образцовом же санитарно-гигиеническом городе этот показатель составлял лишь один с четвертью процента. В современной России смертность выше - 1,4 проц.
Кстати, одно из правил строительства домов в идеальном городе: «Все вредные элементы - и в первую очередь два главных очага инфекции и бактерий - ковры и обои – строго изгоняются из обихода».

Одно из крылатых выражений студенческой революции 1968 года: «Чем больше я занимаюсь революцией, тем больше мне хочется заниматься любовью».
Интересно, можно ли дать этому феномену чисто научное объяснение: революция – это стрессы, выброс мужских гормонов...

«Все счастливые семьи похожи друг на друга». Почему? Может, счастливые семьи кажутся похожими потому, что их мало, встречаются реже?
«…несчастлива по-своему», – говорит Толстой и приводит пошлейшую причину несчастья: муж изменил жене - подумаешь, своеобразная причина!
Как всякая глубокая истина (по Нильсу Бору) этот афоризм Толстого может быть переиначен на прямую противоположность, не утратив смысла: Все несчастные семьи несчастны по немногим сходным причинам. Каждая счастливая семья счастлива по-своему (слепой муж, терпеливая жена и т.д.).


Драматург Арбузов в одном интервью сказал, что игра в карты – глупейший способ времяпрепровождения. И в нескольких своих пьесах применяет одинаковый прием разоблачения: если кто-то играет в карты, он персонаж отрицательный. В лучшем случае, слабый, скатывающийся в болото обывательщины.
Правда, и у Льва Толстого разоблачительные приемы не отличаются разнообразием. Признак плохого (или портящегося) человека: он курит и не любит детей (не хочет их заводить). Так, Вронский смотрит на Сережу с гадливостью.

Тексты большинства песен и романсов - бессмысленны, банальны, незначительны . Это вытекает из природы жанра: мощная поэзия обычно отторгает музыку, музыка некоторым образом лишает текст самоценности, т.е. мешает. Если поэзия вообще должна быть глуповата, то песенная поэзия имеет право быть просто глупой.
Но тексты советских официальных песен, кроме этой «объективной» глупости, несут в себе еще особую, специфическую несуразицу.
Ключевые слова политической песни 50-69 годов - свобода и мир. Часто через запятую. Иногда к ним добавляется «счастье». Все эти слова суть лингвистические символы, абсолютно лишенные значения.
«Люди мира, на минуту встаньте!» Казалось бы, призыв должен звучать так: «Люди мира, боритесь с фашизмом!» Нет, оказывается главный вывод - надо беречь мир. А как же можно было без войны покончить с фашизмом и его концлагерями?
«Если бы парни всей земли». Парням предлагается принести присягу миру. Это значит, отказаться воевать. Нетрудно догадаться, что призыв обращен только к американским парням, ибо советские солдаты, по определению, уже принесли миру присягу… Именно тем способом, что пошли служить в армию, стоящую на страже мира.

Толкователи Торы считают, что интерес наш к слабостям библейских праведников-патриархов естествен и душеспасителен. Видя, что такие знаменитые и большие люди, как Авраам, Исаак, Иаков были не лишены общих с нами пороков и тем не менее положительно оценивались Господом, мы вправе рассчитывать на то, что и наши грехи будут стерты нашими добрыми делами.
Моэм тоже считал, что это любопытство к «низкому» в высоко вознесенных людях - по природе доброкачественно и вдохновляет нас на творческие подвиги: то, что не помешало одним стать великими, не помешает и нам.
Желание выискивать нечто, объединяющее нас с гениями (в бытовом поведении, характере и пр.), неискоренимо. Узнав, что великий человек, как и мы, любил работать по ночам и поглощал много кофе ( или был большим бабником, или был не прочь принять на грудь),- мы как бы приближаемся к ним, возвышаемся (и совсем не обязательно принижаем гения до своего уровня, здесь Пушкин, возможно, был не прав). Дело не в том, что Есенин пил, КАК Я, а в том, что его пьянством в некотором роде облагораживается мое.
Возможно, желание вывести закономерности, объединяющие всех великих людей, вызвано тем, что мы эти общие признаки примеряем к себе: я тоже чувствую себя ужасно одиноким, странным, тоскую в этом мире, никто меня не понимает - наверное, это свидетельствует о таланте и великом предназначении.

Между тем, здесь единственная закономерность - отсутствие всякой закономерности. О крупных поэтах (и вообще творческих людях) как об особой разновидности человечества можно утверждать прямо противоположные вещи - и все будет правдой, и все подкрепляется множеством примеров.
Они, гении - люди исключительной душевной чистоты и благородства - и обуреваемы разнообразными пороками. Они талантливы во всем, не только в избранной сфере, богатство их личности расплескивается в музыке, живописи и т.д. - и они целиком замкнуты на своей области и все богатство личности выражается в чем-то одном. Вот, скажем, Бах: хорошо сочинял музыку, больше ничем не занимался, не блистал одновременно в поэзии, физике, философии. Одной музыки с него было вполне достаточно.
(Грех сказать, но если бы Бородин ТОЛЬКО писал музыку, а не делал химических открытий, человечество, возможно, только выиграло бы).
Одни целиком поглощены творчеством, работают круглыми сутками - другие действительно «гуляки праздные», пишут наспех между кутежами. Одни абсолютно невежественны и глуповаты (вне творчества) - другие великолепно образованны в самых разных областях и стоят на вершинах интеллектуализма. Одни существа не от мира сего, непрактичны, со странностями, у них несчастная судьба, они склонны к пьянству и наркотикам, извращениям
Но другие гении же весьма практичны, крепко ходят по земле, обладают выдающимися деловыми способностями.
(О Гете как незаурядном администраторе все знают, Державин - крупный бюрократ. Мильтон – видный политик, секретарь Кромвеля. Тютчев - видный дипломат, Сент-Джон Перс - личный секретарь премьер-министра Бриана. Беранже и Николай Некрасов - весьма ловкие в финансовых делах люди).
Кстати, пытаясь найти общие черты у лиц с нетрадиционной сексуальной ориентацией, сталкиваешься с теми же трудностями: чрезвычайно велик разброс внутренних качеств: утонченные и грубые, благородные и негодяи, талантливые и тупые.
Очень разные, почти любые люди могут оказаться гомосексуалистами. Как и гениями.
Поневоле вспомнишь афоризм Фаины Раневской: талант, как прыщ, может вскочить на любой жопе.

В газете были напечатаны материалы какого-то специально женского чата: невыдуманные смешные и грустные истории, случившиеся с авторами или их близкими.
Бросалось в глаза, как похожи стиль, интонации рассказчиц (просто интеллигентных дам, не литераторов) на Викторию Токареву. И Дину Рубину. И Людмилу Улицкую. И Майю Ганину. Затрудняюсь сказать, какие стилистические особенности либо содержательные моменты объединяют этих разных писательниц между собой и роднят с творчеством тех интернетчиц. Но что-то несомненно роднило и объединяло.
Может быть, все авторессы испытали влияние Токаревой, Рубиной, Улицкой, Ганиной и бессознательно пытались им подражать. Но скорее, между женской и мужской психологией, как ни парадоксально это прозвучит, существуют некие различия, которые и находят выражение в так наз. женской прозе.

Есть у Блока жутковатое стихотворение:

Грешить бесстыдно, беспробудно,
Счет потерять ночам и дням
И, с головой от хмеля трудной,
Пройти сторонкой в божий храм...

…Кладя в тарелку грошик медный,
Три, да еще семь раз подряд
Поцеловать столетний, бедный
И зацелованный оклад.

А воротясь домой, обмерить
На тот же грош кого-нибудь,
И пса голодного от двери,
Икнув, ногою отпихнуть.

И под лампадой у иконы
Пить чай, отщелкивая счет,
Потом переслюнить купоны,
Пузатый отворив комод,

И на перины пуховые
В тяжелом завалиться сне...

Кажется, сия картина может вызывать только омерзение. Но… поэт заключает неожиданно:

«…Да, и такой, моя Россия,
Ты всех краев дороже мне».

Вот такой патриотизм: Россию любят, какая есть. Любят и в худших ее проявлениях.
Предположим, какой-нибудь голландец стал бы говорить, что любит свою родину и в одурманенном наркотиками юнце, и в самодовольном лавочнике, и в скотоподобном матросе. Патриот блоковского образца не стал бы этого голландца стыдить и высмеивать.
Патриот другого типа охотно процитировал бы насчет юнцов-наркоманов, самодовольных мещан и зверообразных пролетариях: «Вот он, ваш хваленый Запад без прикрас! А ведь эти мерзости о своей стране пишет сам же голландец, ему-то можно верить. То ли дело наша святая Русь!»

Когда речь заходит о мерзостях доморощенных, можно возразить:
- Нет, Россия, которую мы любим, совсем не такая, какой ее пытается нарисовать клеветник-русофоб Блок (одна фамилия чего стоит, да вы на лицо его, на нос его посмотрите!). Да, есть отдельные отщепенцы-пьяницы, лицемеры, обманщики (хотя эти пороки более свойственны отнюдь не коренному населению, посмотрите, кто нас обмеривает и обвешивает на базарах!). Такая Россия, какой ее изображает Блок, не могла бы родить Пушкина, Достоевского, Толстого, Чехова! Если бы ненависть к России не затуманивала взгляд автора, он бы увидел в русском народе не только мерзавцев, но и мудрых пастырей, святых отшельников, кротких трудолюбивых землепашцев, отважных воинов.
Это вариант безотказный, но рассчитан на людей с большой долей совково-квасной примитивности. Вот потоньше:
- Русский человек грешит так же, как европеец - да не так. Ибо русский народ надо судить не по тем мерзостям, которые он творит, а по тому нравственному идеалу, который он свято хранит в глубине своего сердца. Европеец грешит и не сознает глубин своего падения, а наш человек – сознает, и кается, и мучается…
Эту точку зрения отстаивал великий Достоевский.
Но позвольте! Согласно учению Иисуса, более просвещенный и сознательный заслуживает более строгого суда. Грешил, каялся, но продолжал грешить – в чем же смысл такого покаяния? Прощения заслуживает тот, кто не ведает, что творит.
Вот как говорил о патриотическом грехе Владимир Соловьев: «…уверяют в высшем предназначении России, не акцентируя нравственные условия этого призвания. Возвеличивают свой народ, как-то забывая, что величие - обязывает.»
По Достоевскому, величие - дает привилегии.

Трансформация Маяковского из бунтаря, «горлана-главаря» - в певца и глашатая бюрократии: мечтает, чтобы о работе стиха делались доклады на политбюро.

«Художник первородный – всегда трибун. В нем дух переворота и вечный бунт». (Андрей Вознесенский).
Здесь что ни слово, то мимо. Почему «всегда трибун»? Вовсе не всегда! Кто-то из первородных художников трибун, а кто-то совсем наоборот. Разве Тютчев был трибуном и вечным бунтарем? А Фет, Анна Ахматова? Разве были хулиганами-борцами-революционерами в искусстве Шуберт, Чайковский, Валентин Серов?
Профессии художника (в смысле живописца, скульптора) свойственно не столько бунтовать против властей, сколько воспевать сущее.

Попробуйте-ка определить автора цитаты: "Движению нашему не смогли повредить никакие преследования его вождей, никакая клевета, никакая напраслина. Из всех преследований оно выходило все более и более сильным, потому что идеи наши верны, цели наши чисты и готовность наших сторонников к самопожертвованию - вне всякого сомнения".
Чрезвычайно похоже на Ленина, не правда ли? Но… это из "Майн кампф". Нормальным людям и партиям такое самовосхваление дико. Только коммунисты и фашисты не стыдились восхищаться собственной честностью, бескорыстием, готовностью к самопожертвованию собственными «умом, честью и совестью», не стеснялись называть себя людьми особого склада, и т.п.

Шокирующие данные социологического опроса в Германии: процент ксенофобов оказался значительно выше, чем предполагалось.
Но…. Респондентам предлагалось, в числе прочего, согласиться или отвергнуть утверждение: «Ислам создал заслуживающую восхищения культуру». Все, кто не соглашались или затруднялись ответить, автоматически причислялись к ксенофобам.
Я поймал себя на том, что ответить на этот вопрос тоже затруднился бы. Может, стоило бы для начала определить термин «культура»? Заслуживающие восхищения литература, философия, архитектура, орнаментальное искусство – достаточно ли этого, чтобы вызывала восхищение культура в целом? Культура, в которой нет живописи, театра? Не то, что выдающихся, произведений – вообще нет, не существует. Да и по части музыки, кинематографа мне не известны достижения исламской культуры. Сильно подозреваю, что арабский, иранский, пакистанский, индонезийский народы в этих отраслях культуры не блистает.
Считать ли культуру «неполную», остановившуюся (по меньшей мере притормозившую, сильно сдавшую) в своем развитии – ущербной либо способной вызвать восхищение?

«Русские очень наклонны ко злу… Они хитры, лукавы, упрямы, невоздержанны, бесстыдны, употребляют вместо рассуждения насилие, крайне ленивы и охотнее всего предаются разгулу до тех пор, пока нужда не заставит их взяться за дело».
Эти высказывания относится к XVI веку.
А вот как отзывались о русских граждане США в начале ХХ века: «Они очень отзывчивы, особенно женщины, а русский крестьянин вообще милейшее существо, лучший человеческий тип из всех, которые мне встречались.» «Я не знаю ни одного иностранца, который прожил бы в России сколько-нибудь продолжительное время и не полюбил бы русский народ и его качества».
Что, во времена Иоанна Грозного иностранцы были настроены особенно предвзято-русофобски? Или не с теми русскими встречались? Или народ неузнаваемо изменился?

Представьте себе общество, где царит гармония, гражданский мир, стабильность. Государственный аппарат работает как часы, коррупции практически нет. Преступность, пьянство, пьянство – все это сведено почти на нет. Нет кричащего разрыва в доходах высших и низших. Поощрение за хороший труд и проявленную инициативу. Хорошая организация свободного времени трудящихся. Внимание к письмам и предложениям граждан, оперативная проверка и ответ.
Одним словом, утопия!
Правда, все эти блага сопровождаются некоторыми строгостями и ограничениями. Политическая жизнь как таковая прекращена, важнейшие решения не обсуждаются, а спускаются, одобряются и принимаются к неуклонному исполнению. Гражданского общества нет. Конец экономической свободы, все состоят на службе у государства, оно контролирует все и вся. В том числе СМИ и литературу, преподавание, религиозную жизнь. Парламент и суды подчинены правительству, полностью зависят от него. Всячески поощряется доносительство, треть граждан шпионят за остальными.
Многие и многие с удовольствием согласились бы на осуществление вышеизложенной утопии, пренебрегая некоторыми негативными моментами.
Мы изложили схему государственного и общественного устройства согласно «Протоколам сионских мудрецов». То есть никакая это не утопия, а как бы антиутопия!
Выясняется, что многие не имеют ничего против собственно мироустройства по рецептам сионских мудрецов. Протест вызывает предполагаемое владычество чужих, тем более евреев. Если бы подробно описанный в «Протоколах» тоталитарный режим был создан кем-то «из коренного населения» - великим кормчим, вождем, отцом народов – совсем другое дело! Тогда мы всей душой «за»!
____________________________
© Хавчин Александр Викторович