Предисловие к книге Леонида Григорьяна "Лягу в два, а встану в три...", вышедшей в свет в издательстве "Старые русские" под редакцией Н.В. Старцевой.

Говоря о поэте, как самому удержаться от лирики?! Для нас, студентов-филологов конца шестидесятых, Григорьян был живой легендой. Поэт, печатавшийся в «Новом мире (в том «Новом мире»!); переводчик Альбера Камю (как мелодично звучало тогда труднопроизносимое слово «экзистенциализм»!); преподаватель чеканной латыни (увы, в мединституте)… А главное (для нас в ту пору главное!) – хранитель и сеятель запретного плода, дарящего терпкий и пьянящий вкус подлинной литературы. Каждое прикосновение к этому плоду памятно. Слякотный март 68-го… Чья-то свадьба, веселый загул… А в нагрудном кармане изданный в Париже и переплетенный в Ростове томик с «Доктором Живаго», тайно ощупываемый в предвкушении куда более радостного праздника, ждущего впереди… Самиздатовские, забугорные Мандельштам и Ходасевич, Солженицын и Набоков, раритеты серебряного века – через вторые и третьи руки попадали к нам из неиссякаемого источника по имени Леонид Григорьян, и его заочное влияние, излучение культурной ауры действовало неизмеримо мощнее, чем стандартные безжизненные прописи филфаковских преподавателей.

Для большинства бойцов «донской литературной роты», взращенных на виршах типа «трактористы поют, комбайнёры поют, прославляют наш радостный труд», поэтическое лицо Григорьяна было чужим и чуждым. Не только уровень мастерства и общее направление творчества, ориентированного на лучшие образцы мировой поэзии, но прежде всего «тайная свобода», позволяющая «сказать то, что хочу, и так, как хочу», – вызывали в лучшем случае недоумение и неприятие, а в худшем – озлобление и зависть. Чем иным объяснить давний уже скандал вокруг книги «Дневник», тираж которой распоряжением обкома был пущен под нож, когда сборник, отмеченный дюжиной одобрительных рецензий в центральной периодике, так и не попал в руки рядового читателя?.. Чем иным объяснить, что областная писательская организация не единожды проваливал Григорьяна на приеме в Союз писателей – вопреки рекомендациям Арсения Тарковского и Фазиля Искандера, Давида Самойлова и Николая Скрёбова, не замечая благосклонных рецензий А. Урбана, Л. Озерова, С. Чупринина, А. Межирова, В. Леоновича, Т. Бек… всех не перечислить. Чем иным объяснить тот факт, что в хронологии ростовских изданий книг поэта зияет провал в двенадцать лет?..

Но, как гласит оптимистический трюизм, – время всё расставляет по своим местам. И хотя справедлив он далеко не всегда, в случае с Григорьяном произошло именно так. Накануне своего юбилея он предстает перед нами как автор более двух десятков поэтических книг, изданных в Москве, Ростове-на-Дону, Ереване, в том числе томика избранных стихотворений и переводов «Вниз по реке» (Москва, 1998), подводящего итог тридцатилетней творческой работы; переводчик прозы и драматургии Габриэля Шевалье, Альбера Камю, Жана Поля Сартра, стихотворений современных армянских и франкоязычных поэтов. Новые его стихи регулярно появляются на страницах отечественных и зарубежных журналов («Новый мир», «Знамя», «Звезда», «Грани», Германия, «Новый журнал», США, и другие). Официальное, так сказать, признание не обошло поэта и на родной донской земле: публикации в местной периодике, внимание со стороны областного телевидения и радио. Ну и, конечно, непререкаемый авторитет у талантливой литературной молодежи. Последний, впрочем, существовал всегда.

При этом сам Григорьян в предисловии к упомянутому сборнику «Вниз по реке» оценивает сделанное им в литературе более чем строго: «… может ли всерьез считать себя поэтом современник Тарковского, Самойлова, Кушнера, Чухонцева, Левитанского, Слуцкого, Липкина, Лиснянской (я мог бы назвать еще немало первоклассных поэтов)? А уж явление Иосифа Бродского – подлинная «школа смирения».

Ничуть не сомневаясь в искренности такой позиции, замечу, что читатель вовсе не обязан с нею соглашаться, и полагаю, что имя Леонида Григорьяна принадлежит к тому же не завершенному им ряду. Ибо к явлениям культуры неприменимы рейтинговые оценки и каждое из них самоценно и самодостаточно, чтобы войти «крупинкой в мирозданье и капелькой в круговорот».

Когда-то поэт, – вероятно, отвечая на чьи-то упреки в «незлободневности» и принципиальной удаленности от сиюминутных официальных поводов к вдохновению, – заявил: «С веком должно совпадать, не совпадая с каждым часом». Теперь стало очевидным: Леонид Григорьян с веком совпал.

___________________________________
© Лукьянченко Олег Алексеевич