Около трех лет назад я написал и опубликовал в нескольких сетевых изданиях статью «Психологический тест для российского кино». В этой публикации был дан психоаналитический обзор некоторых отечественных фильмов, вышедших на экраны страны в последние годы. Этот комментарий, по моему мнению, позволил читателям другими глазами взглянуть на те непростые процессы, которые тогда происходили в глубинах нашей коллективной души.

Интерес к кино - зеркало бессознательных процессов?

К каким же тогда выводам пришел автор? Он обнаружил в представленных образцах склонность к бегству в прошлое от накопившихся проблем (фильмы «Турецкий гамбит», «Статский советник», «Космос как предчувствие»), психологический вампиризм (названный в духе Фрейда оральностью), обусловленный общей душевной (и не только) инфантильностью («Ночной дозор»), комплекс неполноценности и манию величия («Богиня: Как я полюбила»), излишнюю подозрительность и шпиономанию («Мой сводный брат Франкенштейн»).
И, вывалив весь этот ворох грязного белья перед читателем, сделал вывод о том, что за такими скрытыми переживаниями скрывается «неотъемлемая часть нашего наследия, определяющего настоящее».
Однако время идет, а массовое сознание россиян под влиянием текущих социально-политических и экономических факторов весьма динамично меняется. И потому, видимо, пришло время вернуться к этой теме еще раз. Оговорюсь сразу: на фоне всеобщего кинематографического декаданса я увидел симптомы, которые свидетельствуют об относительном «выздоровлении» массового человека, возможно временном.

Почему я пришел к таким выводам? Дело в том, что анализ современных российских фильмов показал, что в них присутствуют коды, которые укладываются в формулу личностной динамики, названной известным глубинным психологом К.Юнгом «индивидуацией», понимаемой как ««процесс психологического развития, осуществляющего заложенные индивидуальные предрасположенности, иными словами, делающего человека тем определенным существом, каким он и является» (см. книгу К.Юнга «Психология бессознательного»).

Небольшое отступление. Исследователь сделал открытие, относящееся к средневековым алхимическим текстам. Он пришел к выводу, что используемые в них понятия совпадают с символическими образами, возникающими у человека на том или ином этапе индивидуационной динамики.
Какие знаки указывают на прохождение человеком пограничных пунктов своего личностного развития? В их роли выступают символы, указывающие на то, что процесс находится на одной из трех стадий алхимического «великого делания» - nigredo, albedo, rubedo. А определиться с точным местонахождением в пространстве скрытого поможет цветовая символика, которая широко использовалась в архаичных ритуалах. Известно три таких цвета - черный, белый, красный. И каждый из них, соотносясь с определенной стадией алхимических превращений, одновременно с этим символизирует соответствующий этап индивидуационных изменений.

Ключом к этой схеме является то, что такие «окрашенные» настроения ассоциируются с основными физиологическими проявлениями человека. Например, с черным связаны представления о продуктах распада (фекалии, прах). Белому сопоставлены «возрождающие» человеческие потенции (материнское молоко и сперма). Смысловая ниша красного - напоминать о жидкости, поддерживающей жизнь (крови).
Возвращаясь к кинематографу, замечу: среди современных российских фильмов мною были обнаружены киноленты, которые вполне укладываются в приведенную классификацию. Выясняется, что среди них представлены все три стадии алхимических превращений.
Напрашивается вывод о том, что общество в целом по крайней мере не застряло в самом начале процесса. Подобная «находка» означает то, что тренды общероссийского менталитета движутся в нужном направлении. И это несмотря на то, что страна находится в зените реформирования, и чуть более года назад пережила выборный период.

Стадия nigredo: душевный распад в фильме «Жестокость»

В юнгианской схеме переход человека на стадию nigredo (символы - черный цвет, свинец, ночь) означает, что пришло время расстаться с утратившими свою ценность мировоззренческими стереотипами и способами достижения жизненных целей. Однако распад устаревших форм бытия – процесс весьма болезненный. По определению Википедии, «психологическое состояние человека на этом этапе характеризуется утратой внутренних ориентиров и негативным видением себя и окружающего мира. В сновидениях и фантазиях присутствуют образы смерти, разрушения, упадка, тьмы, всего подземного и отвратительного».
Вспоминая российские фильмы последних лет, я почему-то прихожу к выводу о том, что перечисленным критериям больше всего соответствует фильм «Жестокость» (с участием Ренаты Литвиновой). Хотя, вероятно, лент, претендующих на звание лучшего «чернушного» кинопродукта, будет достаточно много.
Заявить, что наше время жестоко, даже слишком, значит не сказать ничего. Это слово в определенных кругах ассоциируется с сильным типом личности и потому может считаться своеобразным индикатором, подтверждающим качественность личного бренда. Именно поэтому фильм «Жестокость» является знаковым для нашей версии постмодернистского существования.

Любопытно и то, что главную героиню фильма играет многогранная Рената Литвинова, которая после длительного сотрудничества с артхаусным режиссером Кирой Муратовой приобрела весьма своеобразный, но вместе с тем и потусторонне-притягательный артистический имидж. Причем сомнения в душевной адекватности изображаемых ею женщин являются едва ли не основными при восприятии такого обобщенного образа (вспомните медсестру Офелию из «Трех историй»). Впрочем, психологическая акцентированность столь драматических персонажей вполне логично включает в себя их ранимость и стремление к красоте.
Сюжет фильма весьма прост. Некая девушка-тинейджер оказывается обладателем фотографий, свидетельствующих о связи женщины-юриста (Р.Литвинова) с весьма солидным женатым мужчиной. Примерно в это же время их отношения завершается разрывом. Затем - вмешательство юного создания, которой отведена роль теневой фигуры, поворот жизни бывшей любовницы на 180 градусов. И вот покинутая, но гордая блюстительница правопорядка предстает перед нами в облике орудия мести. Извилистый путь, бросающий главную героиню то вверх, то вниз. И, наконец, ловушка захлопнута. Амазонка, остро переживающая кризис среднего возраста, узнает об обмане со стороны своей несовершеннолетней подруги.

Что стоит за этим поступком? Непомерная жадность, озлобленность на весь мир и радикализм переходного возраста, или что-то другое? Думается все же, что ответ не лежит на поверхности. Этот сюжет весьма показательно иллюстрирует встречу сознательного с бессознательным. При просмотре фильма следует сделать одну мысленную, но очень важную поправку. Нужно помнить, что попутчицы составляют одно целое. На самом деле это встреча с самим собой. Не более того. Иначе не сошлись бы «здесь-и-сейчас» такие противоположные натуры.
Подобная ситуация возникает тогда, когда мы проецируем на других то, что есть в нас самих. В действиях собеседников видятся потаенные смыслы. И тотчас нами овладевают архетипические химеры – вневременные образы добра и зла. Нам почему-то хочется думать, что такие ситуации имеют happy end. А последствия уже известны и трагичны. Они во множестве запечатлены в произведениях искусства, литературы, кинематографа. В том числе в фильме «Жестокость».
Чему учит нас эта лента? Месть священна? Победа справедливости неизбежна? Вовсе нет. А тому, что при встрече со своим теневым «Я» нужно быть особо осторожным. Иначе ваша жизнь пойдет под откос.

Стадия albedo: сомнамбулические блуждания в фильме «Жара»

Около двух лет назад я посмотрел фильм "Жара". И тут же во мне проснулся психоаналитик, пристрастно оценивающий наиболее интересные события текущей культурной жизни. Если мы вновь примеримся к схеме индивидуации, которую Юнг описал при помощи средневековых алхимических терминов, то, вероятнее всего, к этому фильму подойдут критерии стадии albedo (отбеливания). Предыдущий этап трансформации – nigredo – был направлен на преодоление препятствий, мешающих жизненному движению. Albedo же призвано инициировать процессы поиска новых форм, которым подчинятся мысли и действия человека.
Роберт Боснак, автор книги «В мире сновидений», определил эту стадию как «царство поэтов, воров и безумцев, переход от кромешной ночи к яркому солнечному дню, мир поэтический и текучий, мир образного языка. Странное двусмысленное существование, в котором одно сомнение нанизывается на другое».
Символика такого состояния – Луна, серебро, рассвет. Атмосфера фильма «Жара» полностью соответствует такому определению. Броуновское движение персонажей не в состоянии скрыть тот факт, что во всю ширь экрана развернулся мир их фантазий, в котором воплотились тщательно скрываемые ими страхи и чаяния. К тому же, начинаешь относиться к ним с подозрением, не без оснований полагая, что они смотрят на мир сквозь некую гипнотическую дымку, меняющую перспективы и пропорции окружающего.

Моряк, которого бросила любимая, встречает девушку ослепительной красоты; парень, стремящийся стать актером, получает заманчивое предложение сняться в фильме; темнокожий реппер встречается со скинхедами. Главные герои фильма блуждают по закоулкам собственного подсознания, хотя выглядит это скорее как вылазка из ресторана, где заточен друг с его неоплатными долгами за общепитовский обед. А цель сей акции – разменять сто баксов.
И всю эту кутерьму молнией пронзает блестящая сюрреалистическая фраза "Когда я не хотела играть, я кусала пианино". В итоге все попадают в отделение милиции. Здесь же сбываются их желания и наступает долгожданный happy end. И просматривается в этом эпизоде некая смутная цитата из далеких «идеологических» десятилетий, когда власти, «разобравшись», придавали нужное направление инициативным действиям киношных возмутителей спокойствия (что далеко не всегда случалось в «всамделишной» жизни).
Объяснить эту череду запутанных ситуаций с позиций логики не в состоянии психология и даже психоанализ. Это - чистейшей воды предмет разбирательства для клинической психиатрии. На самом же деле эта надрывно-психушечно-экстатическая действительность максимально соответствует нашему повседневному менталитету. И с этим ничего нельзя поделать. Одним словом, жара - помрачение рассудка.
Остается лишь согласиться с тем, что лучшей метафоры для идеи поиска найти нельзя.

Стадия rubedo: выход из круговорота сансары в фильме «Остров»

У любого процесса есть точка кульминации. А также имеется застывшая среда, которая при этом им взламывается. Именно поэтому я вынес в подзаголовок санскритское слово «сансара», означающее непрерывный круговорот повседневного бытия. И было это сделано применительно к фильму, рассказывающем о человеке, который нашел избавление от своего морального несовершенства в православном укладе жизни.
Я вовсе не ошибся, поскольку хорошо знаю как перевод этого термина, так и его философское значение. С его помощью мне нужно было подчеркнуть универсальность духовных целей человека.
Фильм Лунгина «Остров» вписывается в схему личностных превращений, разработанную в юнгианских теориях. Ему соответствует стадия rubedo. Это – расцвет индивидуальности и духа, реализация самого желаемого, прорыв к глубокой внутренней гармонии. Символизм такого переживания – Солнце, золото, полдень. Мир в красных тонах – вот что видят на этой стадии люди в своих снах и фантазиях. По словам Р.Боснака, «рубедо зовет к действию, решительному и упорному, требует концентрации и дисциплины, вдохновляет героический мир беспримерных ратных подвигов».
В наши редко кто отважится на работу с темой человеческой духовности. Ведь гораздо проще изобразить на экране душевную грязь и поступки, ею вызванные. Да и интереса у публики к такому упадничеству будет намного больше, чем к произведению, которое с натугами (очень многим не хватает искренности) пытается изобразить образ гармоничного человека.

Совсем недавно такие творения создавались по партийному заказу, что вовсе не добавляло им убедительности в художественном воплощении социального оптимизма. Фильм "Остров" - редкое исключение из общего правила, выведенного на массовом примере агитпроповских поделок и откровенных утопических снов наяву.
Главное, что делает фильм психологически убедительным, - это реалистическое отражение истории человека, который совершил предательство, а затем всю оставшуюся жизнь пытается искупить его. Невольно вспоминается методология христианства: большие шансы на спасение имеет не тот, кто изначально непорочен, а тот, кто был грешен и раскаялся.
Конечно, режиссер не смог обойтись без современных знамений для того, чтобы как-то обозначить святость своего героя. Такими знаками стали паранормальные способности, потерявшие свою свежесть, а вместе с ней и привлекательность для аудитории. Ну, кого сейчас убедишь в том, что человек, наделенный способностями исцелять и знать будущее, - святой, когда сотни шарлатанов на всех углах рассказывают о себе то же самое.
Есть, впрочем, в произведении Лунгина впечатляющая метафора, которая адресована к глубинным уровням нашего сознания. Это - образ острова, давший фильму название. По сути, некая твердь возвышается посреди волн житейских невзгод. В юнгианской психологии с таким символом сопоставлено представление о человеческой цельности, называемой Самостью. Последнюю иногда отождествляют с архетипическим образом Бога. Замечу, что речь здесь идет именно о представлении, а не о самом факте существования всевышнего. Благодаря такому уточнению психотерапевты-юнгианцы уходят от ответа на непростой вопрос – существует или нет в мире демиургическое начало.
Юнг отказывался говорить о метафизике, предпочитая иметь дело с понятиями и образами. Лунгин же, по-видимому, придерживается совершенно противоположной точки зрения. Кто из них прав – спор из разряда вечных.

* * *
Безусловно, в наши дни кинематографическая продукция отличается большим разнообразием и далеко не всегда укладывается в какие-то условные схемы. И, тем не менее, психологические интерпретации помогают увидеть подоплеку таких культурных явлений. Отрадно осознавать то, что процессы оздоровления активизировались именно в российском коллективном подсознании.
_______________________________
© Выгонский Сергей Иванович