«Здесь стоит такая жара, что опять выбежал за кефиром, смотрю – поезд опять ушёл. Читаю: «ст. Кущёвка» – так начинает свой «Тихорецкий концерт» Аркадий Северный – непревзойдённый исполнитель «городских романсов» и «блатного фольклора» 60–70-х годов. Нынче подобной продукции, получившей вполне культурное название «русский шансон», хоть отбавляй, она достанет где угодно – и прежде всего в рейсовых автобусах. Водители балдеют... А я вот совсем не балдею: натужная хриплость голосов, раскованные интонации «братков», убогие тексты – и при полном отсутствии своеобразия! Одним словом – конвейер... Не то было в советское время, когда этот «шансон» существовал подпольно, в противовес эстрадной официальщине. И в «магнитофонном бизнесе» выживали лишь оригинальные, искренние певцы.
Аркадий Северный был среди них первым. И пусть тот пласт музыкальной культуры, который он представляет, может показаться кое-кому сомнительным, – не признать самобытный талант Северного, его мягкий бархатный голос, цыгански взрывную, по-утёсовски задушевную и сентиментальную манеру исполнения – невозможно.
Я слышал такую историю. Однажды в ленинградский ресторанчик «Парус», где пел Северный, зашёл Леонид Утёсов – и пригласил певца за столик. Выпили, и ветеран эстрады, потеплев глазами, вздохнул с сожалением: «Вы очень талантливы. Но в силу специфики вашего таланта вы никогда не получите официального признания».
А вот что мне рассказал недавно ушедший из жизни известный филофонист Валерий Сафошкин: ему довелось присутствовать на концерте Аркадия Северного в одном из московских ДК, где приблизительно в то же время выступал и Высоцкий (оба певца в то время были ещё мало кому известны). Успеха не снискал ни один, ни другой.
...На репертуаре Северного крепко держались
наши «шансонье», «звёзды» русского зарубежья – Шуфутинский, Могилевский, Гулько... А как без него, без этого репертуара; песни-то какие! – «Сиреневый туман», «Поручик Голицын», «Господа офицеры», «Голубое такси», «Берёзы», «Не печалься любимая», «Таганка», «Чёрная моль»... Некоторые из них – а именно «белоэмигрантские», уже разрешённые – на полном серьёзе, назойливо переигрывая, спели Малинин и Бичевская. Но, увы, профессионалы не учли, что имеют дело не с документами человеческой трагедии, а с ироническими стилизациями. И вышла пошлость...
Кстати, о серьёзности. Когда я слушаю замечательного певца Олега Погудина, меня, тем не менее, не покидает ощущение дискомфорта от его нарочитой академичности, сдержанности; в этом видится мне какой-то назойливый противовес «бездуховной» современной эстраде. Не хватает ему, что ли, раскованной задушевности, непосредственности; в его исполнении видится мне скорее культурный показ, ориентация на «высокий строй» советского эстрадного искусства. Не живую песню поёт Погудин – он бережно преподносит нам песенную классику. Так я чувствую себя в музеях деревянного зодчества.
Песни Аркадия Северного рисуют нам образ «блатного гастролёра» по всему СССР. Но это всё липа. Никуда он не выезжал из Ленинграда – кроме как в Киев, Одессу и ещё однажды – на Кубань, в Тихорецк (конечно, по приглашению). Не для того же, чтобы записать там два концерта? Исследователи его жизни и творчества установили, что случилось это летом 1979 года. На обратном пути Северный задерживался в станице Кущёвской и в Ростове, где выступал в ресторане «Казачий курень», что на левом берегу Дона, в пивбаре «Театральный», когда-то очень популярном, а ныне не существующем, и вроде бы в ресторане «Тополя».
Надо было такому случиться, что лет пятнадцать назад я побывал в Тихорецке и зашёл в закусочную у вокзала. Что-то взял себе и подсел к пожилому мужичку с лениво-добрыми от осушённого стакана глазами и с бородкой (остальные столики были заняты). Магнитофон ревел рок-музыкой, мужичок брезгливо морщился.
– Случай один – никогда не забуду! – доверительно наклонился он ко мне. – Ждал электричку на Кущёвку, вижу – на платформе группа молодых и шумных, бутылку распивают. Весело ведут себя, мирно так. Ну и мент вскоре подошёл: документы! А я думаю: чего ребята – места другого найти не могли? Они быстро что-то объясняют, улыбаются, мент пялит глаза, молчит, уже ничего не требует. Чего они там ему сказали, не знаю, но один, маленький, щупленький, самый тихий из них, берёт гитару – и как запел, как запел... Это было что-то... Страсть, напор!... А голос – нет, не голос пел – сама душа пела!.. Собрались люди, смотрю – ещё два мента идут. А тот мент делает вот так глаза, и палец к губам: Аркаша Северный поёт! Те и замерли. Я дурак, только потом узнал, что это за знаменитость...
Жив ли тот мужичок? Разыскать бы его сейчас, порасспросить в деталях... Я ведь тогда не додумался, что здесь важна каждая мелочь...
Впрочем, о Северном уже многое известно. Окончил Лесотехническую академию, работал в «Экспортлесе», потом снабженцем гарантийной радиомастерской. Далее – беспутная жизнь... Жена из квартиры выписала, паспорт потерял. Скитался по знакомым, и – записывался, записывался: на квартирах, на дачах... Был культурным, порядочным, бесконфликтным, добрым, ладил с детьми. Эх, если б не пьянка...
Северный умер весной 1980-го. О нём стали забывать. И надолго забыли. К третьему тысячелетию – вспомнили, оценили, понаиздавали компакт-дисков...
Очень молодым манера исполнения Северного может показаться излишне старомодно-сентиментальной. Ему нет места в хоре штампованных «блатных шансонье» последних лет. Но если когда-то, среди этих похожих голосов, вдруг, как бы случайно, зазвучит голос тёплый, хрипловатый, по-армстронговски вибрирующий, утрированно-задушевный, – обязательно кто-то скажет уважительно: «О-о-о, это Аркадий Северный»...
