|
|
|
Пятый месяц подряд останки драматурга Александра Николаевича Островского и его семьи хранятся во временном сарайчике под открытым небом. По музейным документам, экстренная реконструкция фамильного склепа началась еще в мае, но фактически к восстановлению памятника ученые приступили только в сентябре. Корреспондент «Новых известий» и журнала «RELGA» Виктор Борзенко отправился в усадьбу Щелыково (Костромская область), чтобы выяснить, почему столь скромная реконструкция растянулась на долгое время. Оказалось, что это далеко не единственная беда литературного музея-заповедника.
От Москвы до Щелыкова машиной 400 км. В XIX веке Островский добирался сюда
«За неделю ни одного посетителя» «Я помню 1980-е годы, когда в выходные дни к нам приезжало по десять Икарусов, - говорит научный сотрудник музея-заповедника Валентин Вакулин. – В музее бурлила жизнь. А в обычные дни нас посещало по пять-семь групп. И мы выкладывались так, что после рабочего дня жизнь Островского знали лучше, чем свою собственную. Сейчас благодаря дороге часто бывает, что и целую неделю нет ни одного посетителя».
«Сколько мы ни пытались поднимать туризм, дорога портит все наши планы, - продолжает Валентин Вакулин. – В начале девяностых разработали проект: Дед Мороз – Великий Устюг, Снегурочка – Щелыково. По нашей идее, главный Дед Мороз страны приезжал бы к нам за Снегурочкой (ведь именно в Щелыково Островский написал пьесу «Снегурочка») – проводил бы конкурсы, концерты, а уже отсюда они вдвоем уезжали бы в Москву. Мы заявляли Щелыково как резиденцию Снегурочки, но Кострома утащила у нас этот проект – сами проводят что-то похожее, а мы так и остались ни с чем. При таких дорогах на что-то рассчитывать бесполезно».
Священники не пустили в храм Состояние фамильного склепа Островских примерно такое же, как и состояние Шесть склепных камер находятся под землей, в них стояли четыре гроба с останками самого драматурга, его отца, жены и дочери. Две камеры пустовали. Сверху камеры перекрывались широкой плитой, которая и стала проседать под тяжестью водруженных на нее мраморных и гранитных надгробий. «Не так давно часть сводов обвалилась, – говорит директор музея-заповедника Галина Орлова, – и, к счастью, произошло это над пустыми секциями, поэтому гробы с прахом драматурга и его семьи не пострадали. Однако сильно деформировались стенки: выгнулись внутрь и начали обрушаться. Археологическая экспертиза показала, что еще год и памятник классика мог бы провалиться на гробы под землю». Расстояние от гроба до стенки камеры – около двадцати сантиметров. Чтобы начать реставрацию, нужно много раз обследовать склеп: сначала осмотр проводят археологи, затем инженеры и, наконец, строители, которые составляют смету. В музее решили, что каждый раз извлекать останки и захоранивать вновь – это просто кощунство, и решили, что металлические гробы нужно перенести на время в каменный храм XVIII века. Благо, он находится всего в нескольких метрах, а поскольку летом один из его ярусов не эксплуатируется, то и гробы никому не помешают. Однако у священников своя наука - настоятель храма категорически запретил это делать, ссылаясь на строгие церковные каноны: дескать, прах отпетого покойника не может снова оказаться в храме. Пришлось строить специальный сарай. К счастью, в такое аномально жаркое лето к Щелыкову не подобрались пожары, которые бушевали в нескольких километрах отсюда. Страшно еще и потому, что вокруг Щелыково – мертвая зона.
«Мы живем в правовом государстве» Правда, и без пожаров для работников музея лето выдалось горячим. Как и предполагалось, в два счета провести простенькую реставрацию невозможно. «Сначала требовалось собрать многочисленные документы, чтобы объявить тендер, - рассказывает замдиректора музея Евгения Дьяченко. – Документы прошли множество согласований, нам выдавали разрешения. В итоге, тендер был объявлен уже 12 июля – мы очень торопились. Затем на протяжении тридцати дней к нам поступают заявки от будущих подрядчиков, и лишь по окончании этого срока мы имеем право начать их рассматривать. Конечно, мы старались сделать все максимально оперативно, но по закону договор с подрядчиком мы должны заключить не ранее чем через десять дней. Опять-таки почему? Потому что в эти десять дней, если кто-то не согласен, что мы признали победителем конкурса именно этого участника, он имеет право подать свои заявления в ФАС, чтобы опротестовать. Кроме того, по окончании конкурса, когда подрядчик найден, документы снова проходят миллион согласовательных комиссий, поэтому реконструкция и началась только в сентябре». На вопрос, не кажется ли вам, что в нынешнем законодательстве неоправданно много препон, мешающих экстренной реставрации, Евгения Дьяченко ответила: «Это не препоны! Вы поймите, что мы, слава Богу, живем в правовом государстве и давайте будем соблюдать все законы, которые установила наша страна. Сколько времени для тендера нужно, столько мы и использовали, стараясь провести все в максимально сжатые сроки. Мы сделали все законно, и я просто молюсь за то, чтобы законы соблюдались». О несоблюдении законов речи и не идет, но все же трудно представить, чтобы останки, например, Бомарше почти полгода покоились на поверхности кладбища Пер-Ляшез, даже если для них и построили бы временный склеп. В ближайших номерах «RELGA» вернется к этой теме.
__________________________________________________________________ © Борзенко Виктор Витальевич (текст и фотографии) - «Новые Известия» специально для журнала «RELGA» |
|