ЛИБЕРАЛ. Молодые люди, поднимающие руки в нацистском приветствии, выкрикивающие нацистский по сути лозунг «Россия – для русских!»… Это Манежная площадь, Москва, Россия, декабрь 1010 года. Вы, Патриот Патриотыч, конечно, сейчас начнете доказывать, что тут фашизмом и не пахнет – всего лишь милые мальчишеские проказы. 

ПАТРИОТ. А вы, Либерал Либералыч, как только услышите слово «русский», сразу начинаете вопить: «Караул! Фашизм на пороге!» Двадцать лет истерики – а фашизмом в России и не пахнет. Как не надоест размахивать этим жупелом?! 

ЛИБЕРАЛ. Кто вам не дает с утра до вечера твердить: «Я р-русский, я очень р-русский и горжусь этим!»? Но совсем иное дело заявлять: «Я русский и горжусь тем, что мы лучшие, главные, государствообразующие, и я уверен, что только мы должны хозяйничать в России, а все иные-прочие - знать свое скромное место…»

ПАТРИОТ. Да бросьте вы! Во-первых, доказано, что юнцов, изображавших из себя нацистов на Манежке, привезли и увезли на милицейских машинах. Налицо провокация спецслужб, направленная на дискредитацию русского патриотического движения. Во-вторых, протест молодежи был окрашен не столько в национальные, сколько в социально-политические тона. Да, выразился этот естественный протест в резких формах, но чего ж вы хотите? Юности положено проявлять максимализм, можно не одобрять крайних проявлений, но нельзя отрицать, что в самом порыве ребят, в их стремлении к справедливости есть что-то горячее, искреннее, симпатичное. И не надо притягивать сюда за уши мифическую «фашистскую угрозу». 

ЛИБЕРАЛ. Мифическую?.. Юлиан Тувим в свое время писал: «Польских фашистов ненавижу больше, чем всяких других. Вот самое серьезное доказательство того, что я настоящий поляк». Вы же «своих» фашистов в упор не видите, а о том, чтобы ненавидеть их больше, чем «чужих», и речи нет.

ПАТРИОТ. Как можно ненавидеть то, чего нет? Нет, не было и не будет русского фашизма, ибо его быть не может.

ЛИБЕРАЛ. Очень мило! В газетах так называемого патриотического лагеря постоянно пишут: «либеральный фашизм», «сионистский фашизм», «политкорректный фашизм». Почему же фашизма русского «быть не может»? В двадцатые годы в среде белой эмиграции существовала партия, именовавшая себя «русские фашисты». Прослеживается связь между русскими почвенниками, русскими черносотенцами – и теорией и практикой национал-социализма, но это отдельная тема, так же как тонкие различия между немецким нацизмом и итальянским фашизмом.

ПАТРИОТ. «Русские фашисты» - это была ничтожная группка, не имевшая влияния и не оставившая после себя никакого следа. Не надо спекулировать этим случайным фактом! Кощунственна сама по себе мысль, будто русский народ, внесший решающий вклад в разгром фашистской Германии, принесший неисчислимые жертвы на алтарь Великой Победы, способен… 

ЛИБЕРАЛ. Не надо спекулировать на святом! Два новых поколения выросло со времени окончания войны, и воспитывались они в ненависти и отвращении не к тоталитарной идеологии, а, скорее, к атрибутам гитлеризма. Да и то, эффектный нацистский антураж – все эти черные мундиры, плащи, повязки со свастикой – с какого-то времени перестал внушать ужас и даже стал чуть-чуть импонировать, пусть подсознательно. Это обнаружилось уже к 1973 г. - к первому показу «Семнадцати мгновений весны». А сегодня уже стало возможным публично заявлять такое: «Германия после поражения сразу утратила национальную идею, которая... сделала ее владычицей Европы и чуть ли не мира... Но идею фашизма немцы сменили на идею потребительства»… Значит, «высокодуховный» фашизм в качестве национальной идеи несколько предпочтительнее бездуховного потребительства и либеральной демократии?! И кто же это говорит – бывший официальный советский литературовед №1, бывший пламенный пролетарский интернационалист, а ныне истинно русский националист Феликс Кузнецов!

Нет, Патриот Патриотыч, «красно-коричневые» и «русский фашизм» - отнюдь не бессмысленные словосочетания. Если у какого-то народа и есть стойкий нравственно-политический иммунитет к фашизму, то у немецкого, а не русского. 

ПАТРИОТ. Россия – это вам не Германия! «Россия – всё, остальное – ничто!» совсем не то, что «Дойчланд юбер аллес», несмотря на некоторое внешнее сходство, Потому что Россия никогда не строила свое благополучие на угнетении других, никогда не стремилась к захватам чужих территорий. Уникальная русская духовность и наша неповторимая терпимость, глубокое и органическое неприятие любой формы национальной исключительности делают абсолютно невозможным приход к власти расистов и ксенофобов.

ЛИБЕРАЛ. Фашизм не сводится к расизму и ксенофобии, так же как не всякая ксенофобия есть фашизм. Неприязнь к чужакам и вера в превосходство «своих» есть черта универсальная, коренящаяся в самой природе человека. Ксенофобия господствовала на протяжении почти всей истории, большинству народов она в той или иной степени не чужда. А если чужда, то не глубоко и не органично. А если совсем чужда, это народ совершенно исключительный, особенный, достигший небывалого нравственного совершенства, стоящий неизмеримо выше других. Вы считаете русский народ именно таким – значит, вы сами отнюдь не чужды шовинизма.

ПАТРИОТ. Ну, началось типично либеральное словоблудие… Не станете же вы отрицать, что обстановка в нынешней России коренным образом отличается от той, что обусловила победу Гитлера в Германии, Муссолини в Италии, Франко в Испании, Пиночета в Чили, Стресснера в Парагвае, «черных полковников» в Греции и так далее.

ЛИБЕРАЛ. Вот видите, этой беды не избежали такие непохожие и отнюдь не самые плохие (впрочем, разве есть «самые плохие»?) народы! Сентиментальные и законопослушные немцы, артистичные и сострадательные итальянцы, гордые и свободолюбивые испанцы, а также греки, парагвайцы, чилийцы и целый ряд других. Если можно говорить о сионистском, либеральном, исламском, американском и т.д. фашизме, почему же нельзя – о русском? Неужели вы считаете, что Россия застрахована от чего-то подобного? 

ПАТРИОТ. «Чего-то подобного» - это несерьезный разговор. Кто-то может дойти до того, чтобы уподобить Советский Союз гитлеровской Германии! Но «фашизм» - это не просто бранная кличка, а термин с определенным историко-политическим содержанием. Давайте оперировать не расхожими клише, а конкретными социально-психологическими, политическими, экономическими, историческими категориями. 

ЛИБЕРАЛ. Да, «фашизм» - не обозначение всего самого скверного, совокупности всех пороков, а конкретно-историческое понятие. Здесь я с вами соглашусь. Расизм, государственный террор, «единственно правильная идеология» и нетерпимость к отступникам – это составные части фашизма, но ведь никому не придет в голову ставить знак равенства между гитлеровцами - и древними спартанцами, средневековыми инквизиторами или плантаторами Юга США времен Гражданской войны. В быту и публицистическом обиходе так называют режим, отмеченный несколькими признаками из примерно такого набора:

- государственный террор, массовые репрессии, всевластие тайной полиции и карательного аппарата;

- попрание гражданских прав, свирепое подавление инакомыслия;

- агрессивная, захватническая внешняя политика, геноцид;

- политический аморализм, цинизм, беспринципность;

- социальная демагогия и популизм;

- расизм, шовинизм и ксенофобия в самых грубых формах;

- государственный контроль над поведением и образом мыслей гражданина, насильственное утверждение государственной идеологии, монополия и всесилие лживой пропаганды;

- неподконтрольность, незаменимость и предполагаемая непогрешимость верховного правителя и верхушки партийно-государственного аппарата.

Многие из этих прелестей сполна испытала и Россия, но весь комплект был представлен только в национал-социалистической Германии. Даже режим Муссолини отличался: был помягче, и контроль над идеологической сферой не был абсолютным: допускалась даже легкая респектабельная оппозиция (либералу Б.Кроче разрешалось выпускать свой журнал). Испанский каудильо Франко не был человеком аморальным и внешнюю политику вел аккуратно (отправку добровольческой «Голубой дивизии» нельзя считать попыткой поучаствовать в разделе СССР). 

Полуфашистские латиноамериканские и азиатские диктатуры имели свои особенности. У фашизма в России лицо, конечно, «истинно русское».

ПАТРИОТ. Вы-то сами неужели считаете реальной опасностью превращение России в страну, осененную свастикой и покрытую колючей проволокой, с казнями недовольных, с запуганным и обманутым народом, обожествляющим вождя?

ЛИБЕРАЛ. У сегодняшнего фашизма на лбу не написано: «Фашизм». Если допустить, чисто теоретически-фантастически, что тоталитарный режим установится в России, он не будет называть себя национал-социализмом или, упаси бог, корпоративным государством. И его приверженцы не будут поднимать правую руку в приветствии, ходить под красно-бело-черными знаменами со свастикой, кричать «Хайль!». И уж конечно, никто не станет отменять праздник День Победы!

Скорее всего, этот гипотетический строй будет иметь вполне привычную и совсем не страшную символику. И, конечно, он провозгласит, что опирается на исконно русские традиции и ценности, уникальную православную духовность, на историческую память и высочайшую культуру.

Вообще говоря, как отдельный человек не гарантирован от сумы и тюрьмы, так и ни один народ, наверное, не застрахован от прихода к власти гитлероподобного вождя – харизматического Национального Лидера, удивительно любящего свой народ, желающего только счастья простым людям и обещающего дать это счастье всем-всем-всем соотечественникам, кроме подлых врагов – их, напротив, предстоит извести под корень, 

 «У нас это невозможно»,- так называется роман Синклера Льюиса, вышедший в свет в тридцатые годы. Автор доказывал, вопреки заглавию, что и в Америке вполне возможно установление диктатуры фашистского типа. Да-да, в той самой Америке, со всеми ее хвалеными демократическими традициями, такое нельзя было исключить.

ПАТРИОТ. Ну, если вам угодно строить умозрительные гипотезы… «Возможен ли фашизм в России?» - вопрос из того же разряда, что и «реально ли в России попасть под машину, свалиться в пропасть, угодить под упавшую сосульку?» Теоретически существует возможность чего угодно.

ЛИБЕРАЛ. Вот именно! Всё возможно, если не соблюдать мер предосторожности. Риск несчастного случая многократно возрастает, если недооценивать опасность, проявлять беспечную самоуверенность: У нас, мол, такое невозможно!

(Эта статья была вчерне написана в 1997 году, уже не помню, что послужило событийным поводом тогда, в «ужасные и лихие девяностые». С неприятным чувством я увидел, как легко «обновить и придать материалу актуальность». Это несмотря на «стабилизацию», провозглашение «диктатуры закона», «поднимание с колен», усиление властной вертикали, неукротимую суверенность демократии и непомерную отеческую заботу обоих президентов об институтах гражданского общества. Интересно, сохранит ли статья актуальность еще через пятнадцать лет?) 

Николай Бухарин на XII съезде РКПб (1923 г.): «Характерным для методов фашистской борьбы является то, что они больше, чем какая бы то ни было другая партия, усвоили себе и применяют на практике опыт русской революции (...) С формальной точки зрения, т.е. с точки зрения их политических приемов, то это полное применение большевистской тактики».

Как не согласиться с Лениным в том, что взгляды Бухарина никогда не были вполне марксистскими. Настоящий марксист поостерегся бы так откровенно говорить о сходстве политических приемов и тактики, ибо диалектический и исторический материализм учат, что приемы, методы и тактика не безразличны, не нейтральны по отношению к стратегии и целям политической борьбы. Цель пронизывает и определяет средства. Там где используются похожие приемы, ищи сходства в стратегии, в выборе цели. 

Если не либеральные демократы, а фашисты заимствовали большевистские методы – о чем это говорит?

Вячеслав Михайлович Молотов говорил в дни советско-германской близости: «Идеологию гитлеризма, как и всякую другую идеологическую систему, можно признавать или отрицать, это дело политических взглядов. Но идеологию нельзя уничтожить силой. Поэтому не только бессмысленно, но и преступно вести войну на уничтожение гитлеризма».

Вот ведь каким либералом был Вячеслав Михайлович! По части либерализма заткнул за пояс отъявленных либералов либерального Запада! «Идеологию нельзя уничтожить силой» - попробуй возрази!

И это говорит один из лидеров того самого режима, который очень даже активно уничтожал враждебную идеологию насильственными методами 

 Что касается гитлеризма, Сталин вел войну с его военно-политической системой, а не с идеологией и даже заимствовал у нацистов некоторые идеологические элементы.

Лешек Колаковски: «Родословную тоталитаризма можно проследить как угодно далеко: Платон, Августин Блаженный, Гоббс, Гегель, Фихте, Гельвеций… Коммунизм был выродившимся отростком Просвещения, нацизм же был уродливым ублюдком романтизма».

При всем внешнем сходстве тоталитарных режимов разница очевидна. Сравним ту же Польшу при гитлеровской оккупации - и при «народной демократии» под контролем Москвы: разве это одно и тоже? Разве можно сравнивать уровень принуждения, насилия?

Фашизм обещал дать счастье одному народу (или группе народов), всем прочим была уготована печальная участь. Коммунизм же обещал счастье всему человечеству, в том числе потомкам эксплуататорских классов. 

Профессор О.А. Платонов, капитальный труд «Почему погибнет Америка»: «Есть два пути лишить человека всяческой свободы, сделать его винтиком в тоталитарной системе.

Первый - построить в шеренгу, заставить маршировать и скандировать нужные слова. Этот путь выбрал Гитлер. Второй - с детства превратить человека в одномерное существо, послушный автомат. С младенчества лишить его воли к выбору, заложив в сознание общие стереотипные представления на все стороны жизни и ее цель. В этом случае его даже не надо ставить в шеренгу, он и сам пойдет, куда ему скажут внедренные в сознание кумиры. Второй путь избрала Америка».

В случае с гитлеровской Германией всё понятно: лишенные сознания роботы пойдут давить-душить-убивать врагов внутренних и внешних. 

Но ради какой цели Америка превращает своих граждан в одномерных существ и послушных автоматов? Во имя растущего потребления чипсов, кока-колы и «мыльных опер»? Это далеко не самые страшные преступления, и сравнивать американского обывателя с гитлеровскими штурмовиками и солдатами вермахта, по меньшей мере, странно.

Быть может, быстрый разумом Платонов имел в виду, что прославленная русским сатириком тупость американцев воплощается в политическом единомыслии? Но такого единомыслия в Америке нет, а есть могущественное нефтяное лобби, противостоящее могущественному лобби домовладельцев и транспортных компаний, могущественное сионистское лобби противостоящее могущественному арабскому, глобалистское – изоляционистскому и т.д.

Единомыслия в США не было по отношению к войнам в Корее, Вьетнаме, к бомбардировкам Сербии, его нет по отношению к войне в Ираке. И даже по отношению ко Второй мировой войне не было монолитной сплоченности. Хотя, казалось бы, выбора не оставалось: Япония напала на США, а Германия первой объявила им войну. В самые мрачные времена «охоты на ведьм» многие политики и журналисты резко критиковали влиятельнейшего сенатора Маккарти – и их никто не бросал в темницы. 

Далее, что значит «послушный автомат» - послушный КОМУ? Что означает «пойдет, куда укажут внедренные в сознание кумиры» - кто сказал мудрейшему профессору, что эти кумиры будут все заодно?

Мы видим, что возможности одурачивания, оболванивания, зомбирования в США далеко не беспредельны. Успех манипулирования общественным мнением зависит от того, направляется ли эта деятельность из единого центра. Существует ли в Америке такой центр - некто незримый, но могущественный, который скажет американцам, куда им идти?

Ах, да, как же мы забыли: многовековой сиономасонский заговор, мировая закулиса, глобализм… На эту тему можно было бы порассуждать, если бы… Если бы сам же Платонов в другом месте не заявил, что никакой Америки как единого целого не существует. США, мол, не общественный организм, «а искусственный конгломерат чуждых друг другу лиц, объединенных только общей страстью к потреблению и наживе и инстинктивным страхом ответственности за общие преступления перед человечеством». Допустим, жители США в прошлом совершили массу преступлений перед человечеством, но сегодня - какую опасность для планеты представляет этот «искусственный конгломерат чуждых друг другу лиц»? «Искусственный конгломерат» - значит, страна может стать легкой добычей для врагов? Врагов у Америки немало, и, если поверить профессору О. Платонову, просто чудо, что этот колосс на глиняных ногах до сих пор не рухнул. 

На парламентских выборах за Гитлера голосовало менее 40 процентов избирателей, Нацисты имели как минимум 12 миллионов открытых врагов (если считать таковыми всех сторонников коммунистов и социал-демократов), 

К лету 1933 года в концлагеря было брошено около 30 тыс. антифашистов. Но к 1937 году это количество сократилось до 7-8 тысяч (вместо политзаключенных, лагеря стали заполняться «лицами, позорящими германскую нацию» - гомосексуалистами, бродягами, «тунеядцами» и т.п., а с конца 1938 г. - евреями).

Чрезвычайный трибунал Муссолини осудил 4,6 тыс. противников режима.

Сравните эти цифры с масштабами сталинских репрессий: кто же был более эффективным менеджером террора и насилия? Чей карательный аппарат добивался поставленной цели – держать население в страхе и повиновении – меньшими средствами?

«Геббельс - непревзойденный специалист в том, что касается обращения с ложью. Честные и порядочные люди бывают настолько поражены этим методом, что оказываются не в состоянии оказать внутреннее сопротивление. Именно этого и добивались немецкие нацисты. Они пользуются тем, что средний, порядочный гражданин не в состоянии поверить в то, что можно лгать с такой наглой и бесстыдной беспечностью, с которой лгут они».

Достаточно тривиальное обличение геббельсовской пропаганды, оно может принадлежать и коммунисту, и социал-демократу, и какому-нибудь англосаксонскому либералу.

Однако в оригинале вместо «Геббельс» и «нацисты» стоит «большевизм» и «евреи», автором же этого высказывания является не кто иной, как Геббельс.

Коммунистическая пропаганда и пропаганда нацистская объявляли друг друга (враг врага) бессовестными лжецами, а себя выставляли образцом правдивости («какой бы суровой ни была эта правда»). При этом взаимные разоблачения были во многом справедливыми. Но Геббельс в своей критике был, пожалуй, смелее, т.е. беззастенчивее. В одной из своих речей 1935 года он перечисляет, в чем коммунисты обвиняют Германию: подготовка к войне, намерения присоединить к Рейху территории Франции, Дании, Прибалтики, Украины и других стран, преследования инакомыслящих, культурный вандализм. Надо же, какая наглая и циничная в своей чудовищности ложь!

Отважился бы Сталин повторить обвинения геббельсовской пропаганды в свой адрес: массовые убийства священников, уничтожение миллионов крестьян, голод и обнищание народа?

Нацистская пропаганда пользовалась у немцев не меньшим доверием, чем сталинская – у советских людей. Говоря о еврейском засилье в СССР, Геббельс упомянул, что Сталин женат на дочери Кагановича. Через несколько лет оказавшийся в немецком плену Яков Джугашвили отвечал на допросе, что это всё слухи, на самом деле его отец живет вдовцом. А офицер Абвера считал, что Яков то ли лжет, то ли просто «не в курсе»:

- Не мог же Геббельс ошибиться, воспользоваться сомнительными слухами! 

Один историк утверждает, что немцы искренне раскаялись в прошлых преступлениях только в 1960-е годы, годы «экономического чуда», когда страна стала быстро богатеть и уровень благосостояния ощутимо повысился. До этого времени послевоенная разруха, нищета, униженное положение как бы искупали все грехи – мол, нам уже не надо каяться, мы и так достаточно наказаны.

Стали жить хорошо – отпало это самооправдание. Контраст между сегодняшним благополучием и вчерашними преступлениями стал слишком очевиден, и возникла потребность в покаянии, в искуплении. Канцлер Брандт попросил прощения у жертв.

Извинения Ельцина (перед теми же венграми, чехами и поляками) многими россиянами встречались, мягко говоря, с непониманием потому, что слишком плохо жили. Хуже, чем те, кому приносились извинения.

Борис Хазанов сказал о тоталитарных режимах в Германии и России так выразительно и точно, что позволю себе просто процитировать: «… сходство наркотически-чарующего почвенничества. Общая тяга назад, в лес и деревню, к Средним векам, эротическое влечение к народу, в женственно-темную глубь. Общая для обеих традиция открещивания от эгалитарного прогресса, от соблазнов технической цивилизации, от торгашеской демократии, отталкивание от французского рационализма и англосаксонского прагматизма. Тоска по утопии – и там, и здесь. И как общий итог: обрыв истории с ее естественным завершением: общий опыт каннибализма».

Адольф Эйхман, «бухгалтер смерти», один из главных организаторов геноцида евреев, представ перед судом в Тель-Авиве, сказал: «Я не чудовище, я жертва обмана и страдаю за дела других».

Действительно, Эйхман лично никого не убивал, не был патологическим садистом и слепым ненавистником евреев (есть данные, что он имел семитские корни). В других исторических обстоятельствах (например, родись он сорока годами раньше или тридцатью годами позже) из этого старательного, добросовестного, энергичного человека мог бы получиться прекрасный менеджер или видный инженер. К несчастью, он поверил «плохим парням» - Гитлеру и Гиммлеру.

Все они, большие и малые «фюреры» и «ляйтеры», за редкими исключениями, когда запахло жареным, лепетали: «Я не чудовище, я жертва».

У «маленьких людей» другая отговорка. Они ничего не знали о концлагерях и газовых камерах, о геноциде, об убийствах и насилиях на оккупированных территориях. А ни о чем не ведавший человек не должен нести прямой ответственности за преступления!

Действительно, о масштабах и способах «окончательного решения еврейского вопроса» в газетах Третьего Рейха не писали, по радио не объявляли, и даже не все министры и высшие партийные чины были об этом точно информированы.

Но вот эти публичные высказывания своих вождей немецкий народ уж точно слышал:

Гитлер: «Вы еще помните заседание Рейхстага, на котором я заявил, что если еврейство воображает, что сможет развязать международную мировую войну с целью истребления европейских рас, то результатом будет не истребление европейских рас, а истребление еврейства в Европе. (Аплодисменты.) За это меня высмеивали как пророка. Из тех, кто смеялся тогда, многие и многие уже не смеются. (Некоторые смеются, аплодисменты.) Те, кто еще смеется, через некоторое время уже не будут больше смеяться. (Хохот, бурные аплодисменты.)»

Геббельс: «Еврейство - это заразная инфекция. И пускай вражеские государства лицемерно протестуют против наших антиеврейских мер и льют по этому поводу крокодиловы слёзы - мы не перестанем делать то, что считаем необходимым. В любом случае, Германия не собирается вставать на колени перед этой опасностью; напротив, она готова пойти на самые радикальные меры, если в этом возникнет необходимость».

Он же: «Евреи — паразитическая раса, произрастающая, как гнилостная плесень, на культуре здоровых народов. Против неё существует только одно средство — отсечь её и выбросить. Уместна только не знающая жалости холодная жестокость!»

Вот так-то: «истребление еврейства в Европе», «самые радикальные меры», «отсечь и выбросить», - кажется, достаточно ясно? Или нужно еще детально разъяснить, сколько еврейских мужчин, женщин, детей убито, сколько планируется убить и в какие сроки?

Конечно, не весь немецкий народ смеялся и аплодировал «антиеврейским мерам», кто-то в глубине души не одобрял, выражая свое отрицательное отношение покачиванием головы и пожиманием плеч. Те и другие расплачивались одинаково: гибелью сыновей на фронте, разрушением немецких городов, разорением, позором и унижениями...

А советские граждане, одобрявшие расправы над священниками, троцкистско-бухаринской бандой, врачами-убийцами, диссидентами и т.д. - были они честными глупцами, искренне верившими лживой пропаганде, либо лицемерами и трусами, знавшими правду, но молчавшими? Кто как… Ну, конечно, большинство не знало правды потому, что не хотело знать: внутренние защитные механизмы работали на сохранение души и ума от мучительного разлада, от сшибки.

Борис Пастернак, далеко не самый наблюдательный и не самый осведомленный человек,- в 1932 г. писал о коллективизации: «Страшное бедствие, невыразимое горе, не укладывается в границы сознания. Я заболел, целый год не мог спать». Но то была трагедия, масштабы которой власти не могли скрыть, и то был Поэт, не умевший оберегать себя от неприятных впечатлений и переживаний. Поэт-«небожитель», которого упрекали в отрыве от жизни и народа!

Как же могли ничего не знать официальные писатели, якобы пребывавшие в гуще жизни, в гуще народа?!

Кто-то, как Шолохов, видел и знал, но куда больше тех, которые видеть и знать – не желали. закрывали глаза, затыкали уши…

По Марксу, человек ответствен не только перед своими убеждениями, но и за свои убеждения. Но меру этой ответственности лично я не берусь определять. 

У меня перед глазами пример моих родителей, которые не были ни глупцами, ни лицемерами, ни трусами. Да, верили потому, что так было проще. Да, не хотели выделяться, быть «не как все». 

На мои мальчишеские вопросы: «Как же вы могли не видеть, не догадываться?» - мой отец отвечал, что бывало очень тяжело на душе, были сомнения («неужели эти знакомые и сослуживцы  действительно шпионы и наймиты фашизма?»), но… Верил, заставлял себя верить, поражаясь только невероятной вражеской хитрости и умению маскироваться.

Я отказываюсь считать моих родителей людьми безнравственными. 

И я сам не был (вполне) безнравственным лжецом, когда писал в молодые годы статейки про советский образ жизни, а в годы зрелые – доклады про небывалый размах социалистического соревнования и новый подъем движения за коммунистическое отношение к труду. Был «всего лишь» конформистом, одним из сотен миллионов, хотя это слабое утешение или утешение для слабых. Теперь мне в высшей степени стыдно, а тогда ведь считал себя свободомыслящим… 

Пусть бросит в меня камень тот, кто не был конформистом.

__________________________

© Хавчин Александр Викторович