 |
||||||||||||||||||
|
|
|
|
 
АПРЕЛИАДА Венок сонетов
1 Ну ладно, дождь. А то вселенский холод, и крона нервов так обнажена, что не спасает ни посланье на... ни блеск идей, ни вопль трубы походной.
Ржавеет вечер... Ржавая струна
Казалось, что весна необратима и в позапрошлом косность и рутина
2 И ладно бы по чувствам – по цветам
нелепому, иному поколенью,
А очередь в бессмертье и в ОВИР
...Ты помнишь? Разбегались по местам
3 Апрель шкатулку приоткрыл – а там сама неисчислимость всяких всячин, и даже выход из судьбы собачьей,
Но прежде надо сгрызть замок висячий...
И где теперь то вешнее меню? Наива с легковерьем не виню – от глупости никто не застрахован.
Полуапрель Апрелем стать не смог.
4 Души остуда и борея хохот Навязывают игры в «депрессанс», в «облом», в «лазейку», в «предпоследний шанс» под телесериал «Совет Верховный»...
И без толку звенит небес фаянс, сливая муть. Внизу с ума не сходят, когда на «ретро» курс ретиво холят... ...А медиум все длит и длит сеанс –
экстрему лечит, очереди, стрессы, болезни века, истерию прессы и прочий зуд старушек, жен, путан...
Смотрю, как обнял сына флаг трехцветный, – но сколько можно с лирой против ветра?! Да, пессимизм присущ голодным ртам.
5 Да, пессимизм присущ голодным ртам, – речь не о колбасе – о хлебе слова,
допущен всяк, от робкого до злого,
Каких еще свобод вам – полный шик! Торопится, однако, временщик поэзию приткнуть к разделу «хобби»...
Не потому ль при виде сытых лиц
6 Слоновье нечто тянет к сердцу хобот – бесплотное, большое, но не страх, – то плавает в кладбищенских крестах,
И можно не спешить на всех парах, когда в окно стучится прут ольховый... В каком апреле призрак бездуховья
Чем подбирать случайную поживу аплодисментов жиденьких и лживых, писать бы снова в стол – да нет стола.
Клешнями впившись в дерево сухое,
7 И полночь на рассвете не уходит, шкатулки... И такое же лихое
бурлило действо... Даже не одно... почти случалось что-то с кем-то, но...
Скопцы, намеки, склоки, ливни, дали разбрасывали, били, охлаждали – доныне врозь, судьбы не скоротав...
Похоже, что Амур бессилен в зоне, где чавкают бровастые газоны и крик ворон как никогда картав.
8 И крик ворон как никогда картав – и как нигде. Наследственность эпохи?
шестую часть весны почти угрохал! по полочкам, по клеткам, по смертям стремится рассовать. О, жизнь-Солоха!
очередных – на то она и Русь... От нищеты на злате изнываем,
и превращаем в идола свинец, и миру объявляем наконец: «Весны измятый лик неузнаваем!»
9 Весны измятый лик неузнаваем, но снова недовольны те, кто мял: им этот полигон ничтожно мал,
На что намеки – на лесоповал?
В краю, где ложь и лозунги на ужин, – хоть голяком! – но пояса потуже...
отчаянье все чаще завывает... Не будет мира до тех пор, пока в живое забивает ветер сваи.
10 В живое забивает ветер сваи, напрасно ищет светлую струю, когда здесь только темные сливают.
...А помнишь? Нам внушали, что в раю
не ведают, не чувствуют, не знают... Ну разве это жизнь, когда иная? То ли у нас – героики обоз!
Воюй и пой! А тех, кто не согласен,
11 На выбор: небыль, шок, анабиоз нелюбящих пасьянс для нелюбимой,
как мне сказал один идейный лбина.
Но бдит лакей. Он прав наверняка, коль тянется бездарная рука извлечь досье, изъеденное молью...
И снова самозванейшая знать сей факт никак не хочет признавать:
12 Иссякло время лиры подневольной,
О, дефицит! Чахоточный поэт
Бледнеют Геркуланум и Помпеи, коварно поглощает самиздат...
Не светит и не греет срез продольный
13 Найти б еще пространство, где не больно
О, лидерство по производству драм! Трещат по швам семейные альбомы, и просьбы расставаться полюбовно куда скромней воззваний к топорам...
...Ты помнишь пионерскую закваску? – На отдых – по кровям Новочеркасска,
Мы, видимо, иного не достойны, чем участь на пристрелянных просторах влачить существованье на авось.
14 Влачить существованье на авось однажды надоест. Давно пора бы! Навряд ли возродится облик рабий, и форма бытия с душою врозь.
Придумает потомок свой кораблик...
В него я верю: пращур стал не тот, вкусив полусвобод дегтярный мед и наших кислых строк вино сухое...
С похолоданьем каждым все ясней: вся жуть в разгадке, для чего весне ну ладно, дождь, – а то вселенский холод...
15 Ну ладно, дождь. А то вселенский холод... И ладно бы по чувствам – по цветам... Апрель шкатулку приоткрыл, а там – души остуда и борея хохот.
Да, пессимизм присущ голодным ртам.
Весны измятый лик неузнаваем:
Иссякло время лиры подневольной?
1990
ИЮНЬ
Венок сонетов
1 Грядет Июнь, жестокий, словно ринг, металла хохот и созвездий крик...
Примкнуть бы с горя к алчущей ораве,
Прости, Июнь, ты вроде ни при чем: комар все тот же реет над плечом,
кто с банком в сумке, кто с пустой сумой,
2 Предчувствую судьбинушки нокаут, среди рогов с копытами и рож
Судьбе не важно, плох ты иль хорош, она всегда чего-нибудь втыкает
Кому по нраву прущий поперек
3 Друзья в широты отпускные канут – пожизненно, на месяц ли, на год – вкушать полунесбыточность свобод
А мне не отскоблиться от забот, от образа, что сплел какой-то каин не слишком-то отмытыми руками, от вечного звучания вразброд
ума и сердца. Даже чай мой горек при том, что я отпетый трудоголик...
и не дай Бог идея цвета мяса
4 И недруги схлестнутся на пари,
И кто кого намедни клюнет в темя;
во благо областных номенклатур...
Единый СПИД? Совместная парша? Нет, мне не жаль рискнувшего решать, куда, когда и сколько раз мне падать...
5 Куда, когда и сколько раз мне падать – решит Господь. Любители не в счет. Когда река меня перетечет, останутся стихи, мой сад и память,
вместившая не годовой отчет, а лирику с характером торнадо. Поэта вглубь укладывать не надо, а ввысь дорогу он и сам найдет.
Уж если падать – то в объятья милых,
Чреват Июнь паденьями другими, и даже видно меж аккордов гимна, в какие дебри и в какую грязь!
6 В какие дебри и в какую грязь Эротика – она уже не похоть,
На небо, запотевшее от вздохов,
Топтанье по граблям уже не фарс, иссякла сила непечатных фраз, не хочется быть больше чем Поэтом...
Электорат на глупости горазд.
7 Покажется ромашкин желтый глаз, налево – живодерня без прикрас,
помойка позади и та с размахом,
А впереди – почти что Голливуд:
Что танка рев, что наглый хор цикад – не выглядит пока отснятый кадр
8 Последней вспышкой гаснущей лампады мелькнет надежда – ко двору мираж! Среди моих, твоих и общих лаж нельзя без оной. Танец до упаду
втроем с инфарктом – если не кураж, то смена звукопада телопадом? – Тогда станцуем! Время не эспандер,
руки, июня, сердца, что не слева...
По осени стрельнет ружьишко в драме,
9 Пойду на блеф: ни стона, ни мольбы
ни в жены и ни в кассы за билетом, – милей общаться с деревом любым, чем видеть, как очередные лбы трещат по швам в борьбе за эполеты.
Броня крепка? Так не моя ж броня! Я б рада в торт лицом, но для меня предписано другое благолепье...
Эмоциям потом найдется сбыт.
10 Мой долг непрошибаемою быть – для дурня, параноика и хама, чтоб не нашли и не перепахали мозги, стихи, деревья, душу, быт...
А впрочем, быт не в счет. С его-то харей
Всё остальное как бы не отдать, когда взбодрится обезьянья рать и в услуженье ей полезут суки...
Насколь они не вечны под луной?.. О Господи, роди меня иной, пусть лопнет эта публика от скуки!
11 Пусть лопнет эта публика от скуки,
Вам диктатуру? Вот она, с плющом и ни один пока не отомщен.
И будут жрать: фактически, формально,
Увы, с экономическим мотивом та песенка. И где альтернатива? Не первый, не последний мордобой...
12 Не первый, не последний мордобой, и не кулак, так порча – не иначе... Мы друг для друга ничего не значим, в итоге – нос по ветру, хвост трубой
и по теченьям – водочно-коньячным,
Не просто жить и не мешать другим.
...Зачем-то петухом кричит гобой,
13 Опять ничейной и почти собой скажу Вселенной что-нибудь такое, и «вечный бой» познает вечный сбой.
Изобрету период ледниковый
Мечтать не вредно. Но пока Июнь кровавит нос, и все дела – хоть плюнь, и вот он, кнут, и пряника не купишь...
Всевышний, сохрани от тупика! шагну в июль, слагая пальцы в кукиш.
14 Шагну в июль, слагая пальцы в кукиш, – не сглазить бы какую из свобод!
не двинешься с метлою вдоль суббот,
Мой атеист, помолимся совместно за души тех, кто зачат был от Мести, за ржавь теорий и за тлен вериг...
И наливай, пока не выбрал пепси! – Зато потом какая будет песня!
15 Грядет Июнь, жестокий, словно ринг...
куда, когда и сколько раз мне падать,
Пойду на блеф: ни стона, ни мольбы, мой долг непрошибаемою быть – пусть лопнет эта публика от скуки!
Не первый, не последний мордобой... Опять ничейной и почти собой шагну в июль, слагая пальцы в кукиш.
3–10 июня 1996
ПОСТСКРИПТУМ Венок сонетов
1 Не умещаясь ни в каком строю,
Что бытие? Мишень для нелюбовей и миссию исполню не свою
Незримый друг, прости, хандрит поэт:
взлететь кургана выше не дано... ищу себе балкон поаварийней.
2 Ищу себе балкон поаварийней – душа сама находит прошлый век... возвысившись над сущностью звериной
своих трущоб, своих базарных мекк! Не подстилай ни сена, ни перины (жаль, Дон во льду, а я не Катерина), не ройся в закромах своих аптек...
Решать ему, фатальному балкону,
Душа – она не может как на ринге... Ей проще прикоснуться к высоте, инстинкты с предрассудками отринув.
3 Инстинкты с предрассудками отринув,
На крыше развлекаются коты, на сцене сквера не хватает грима,
всеобщей, грязной, – их свеченье мило... Часть панорамы копотью размыло,
А я никак... И потому над чернью
4 Судьбу пытаю, стоя на краю, – но этот край прочнее всех подмостков – щелястых, обесславленных, промозглых,
и думаю: «А чем я лучше Моськи?» Однако что-то держит плоть мою... Сатин пространства вряд ли раскрою: сих стен ваятель явно был заморским!
Мне надо было выбрать новострой, где созидает соцтруда герой свои потенциальные руины...
От обезьяны – рушащая рать. Творцы – от Бога. Им ли не страдать?
5 Как беззащитны мы, собрат старинный! чтоб сорок дней струиться стеарину.
Средь инея качаемся слегка, но полнимся достоинством орлиным... свой бледный лик... Зажмурились века...
О, сколько вас, заждавшихся финала! свивает фигой то, на чем стою...
Пар изо рта и дым застыли нимбом, и созерцает ангел им хранимых, облокотясь на вешнюю струю.
6 Облокотясь на вешнюю струю, о том о сем... о баюшки-баю...
Куда настырней жалоба забора в надежде, что однажды воспою его и неподсудную скамью,
Не мой сюжет. Пусть лучше за перо очередную куклу не дотискав...
Прикосновенью тела к острию предпочитаю эту степень риска:
7 и слышу то, что не угодно раю,
В какой-то миг себя переиграю и ощущенье воли затаю битком и впрок... О город! Хлябь твою не вычистить, пока все хаты с краю,
а центр как Янус – до того двулик:
Абсурда кладезь! Трусости желе!
8 А в небе тучка с профилем Марины – пресветлый лик неведомой Руси – советует: «Прощенья не проси!
Спущусь, кровососущих не взбесив. соседствует с плеядой комариной:
Не показались небеса с овчину. Зато из пальца высосать причину горазд и волен каждый идиот –
провинции не занимать оскомин! И мне ль гадать, по поводу какому
9 В окне напротив жаркий спор идет:
Хрустит стекло. Штанишки мочат дети. когда такой изысканный свидетель!
Прощай, балкон. Спасибо за тепло.
бесформенная баба и урод, куда и как все это упадет...
10. еще не всех любовей яд и мед
до дна испиты, и не все каскады
Каким он был, с Голгофы местной спуск? Лист памяти моей остался пуст, и сочинять не стоит небылицы.
Неужто это лишь позавчера? – в предел и беспределицу игра и предвкушенье зрелища на лицах...
11 И предвкушенье зрелища на лицах
как павший бархат... Жути час второй...
Тем более весна – пора коррозий...
последних слез и предпоследних сплетен. Необратимо сказано столетью: «Увы, мы не расшиблись в прах и пух...»
12 Увы, мы не расшиблись в прах и пух – исполнил Рок Всевышнего постскриптум.
Улыбку примостив к зубовным скрипам, и выбирать девятое из двух...
И вновь не отряхнуться от ночей прокуренных. И к музыке ничьей
венок надежд от холода пожух, скрежещет явь безжалостно, как жернов, – но с той поры перехватило дух...
13 Но с той поры перехватило дух
Себе казался мавром трижды диким,
И тех, кто гонит в кухню, не люблю. ты, мой плебей, и ты, чужой патриций!
Хоть всяк из вас отчаяньем клеймен, не вспомнить ваших тел, страстей, имен,
Как будто бы полет все длится, длится...
Кумиров тьма, но что-то не молюсь.
Не Бог подставил ей чужие сани! Ваять свои в альянсе с небесами не зря на долю выпало мою.
Хватило бы постскриптума судьбины – и мне, и всем, кто вверил крыльям спины,
15 Не умещаясь ни в каком строю,
Как беззащитны мы, собрат старинный!
В окне напротив жаркий спор идет, куда и как все это упадет... И предвкушенье зрелища на лицах...
Увы, мы не расшиблись в прах и пух. Но с той поры перехватило дух, как будто бы полет все длится, длится...
1988–1991
ПОДСВЕЧНИК Венок сонетов
15. Не та свеча, чтоб ей такой подсвечник в ночи единой предложил союз... И ночь не та. И вместо танго – блюз о том, что март с бессонницей повенчан... Но ты – не Рим у ног, а я – не Русь, твердящая канон «еще не вечер»: во времени, где ты увековечен, по бронзовому склону не прольюсь!.. Распахивает полы ностальгия: не та весна, подсвечники другие пророчит мне – четырежды не те... К чему бы сны? – В них бронза то и дело, а в ней трепещет восковое тело во всей своей плакучей наготе.
1. Не та свеча, чтоб ей Такой Подсвечник. Попроще бы, поплоще, поскромней... Коварствует весна – и черт бы с ней, когда бы сердцу не нанес увечья Амур шкодливый (или Амадей?..) Но выдохнули губы шепот вешний – и жизни вдох почувствовали вещи, и лысины вспотели у камней! Очнись и ты, мой неприступный бонза, соприкоснись одеждой, кожей, бронзой и обалдей от щебетанья муз: «Взгляни, когда подобное бывало?– Фонарный фаллос лунному овалу в ночи единой предложил союз!»
2. В ночи единой предложил союз не мне отнюдь – породистой толстухе, у коей три карата в каждом ухе и царственная сыпь жемчужных бус... Не слишком-то купец, но все же ухарь, хоть не Брюс Ли и не Уиллис Брюс, я за тебя, возможно, поборюсь,– что, впрочем, как борьба с липучкой мухи. На те же грабли наступать на кой? Заманчиво махнуть на все рукой и створками открытья душу стиснуть: коль не любил – уже не разлюблюсь... Опять как на заезженной пластинке: и ночь не та, и вместо танго – блюз.
3. И ночь не та. И вместо танго блюз, которому надсадно вторят стены, коты, менты, сирены... И не с теми вселенской обнаженностью делюсь... Вот если бы осилить школу стервы, купюрами заткнув сердечный шлюз!– В любви к себе единственной продлюсь не только принадлежностью постельной. Всегда есть выбор: можно и овцой на жертвенный алтарь ли, в торт лицом... Не сбыться мне ни стервой, ни овечкой,– ты видишь, на свечу светлее ночь?.. Жаль, догадаться бронзовым невмочь о том, что март с бессонницей повенчан.
4. О том, что март с бессонницей повенчан, наслышан каждый психотерапевт. Но как необъяснимое воспеть на языке инстинктов человечьих? Как эту суть не обесценить впредь, дары предчувствий обменяв на вечность?.. Занудливая проза в теле ветхом советует в две дырочки сопеть, блюсти, поститься, соблюдать, беречься, желательно не путать части речи, в итоге не растаю, не сотрусь... Тогда все будет – в параллельном мире – и ты, и я, и в черепушках мирра.... Но ты не Рим у ног, а я – не Русь.
5. Но ты – не Рим у ног, а я не Русь, мы просто ограничены телами, углами и т.д. И в этой драме отстреливать виновных не берусь: бессмысленно! Я поклоняюсь Ламе, ты плавишься от пламенных марусь... На членство ли, на член не обопрусь, обласкан будешь ты или облаян. Ну – бронза. Ну, карьера из карьер. А дальше что? Воткнешься в интерьер себе подобных, к роскоши доверчив... Я не ребро, а ты не мой Адам. Авось, тебе обломится мадам, твердящая канон «еще не вечер».
6. Твердящая канон «еще не вечер» прозрела вдруг, а в небесах темно, у винной бочки обнажилось дно, у Купидона пообтерся венчик, насильники и жертвы заодно, вращаются в гробах Бизе и Верди, «иди ты на фуй» – как «ариведерчи», и в душах вечер беспросветный, но остались тараканы и поэты – поэтам бы ценителей при этом, чтоб не метали бисер в пятаки на фоне хлева или чебуречной... Остались пузыри и пузырьки во времени, где ты увековечен.
7. Во времени, где ты увековечен, пространство плотно плотью обросло: древнейшее на взлете ремесло, и пенисы указывают вектор, кому куда, во благо или зло... А Эрос перегрузкой искалечен – он действует, как мастер дел заплечных, оп-ля! – и сексом голову снесло!.. Ты популярен, ласковый мерзавец, любитель рандеву и пышных задниц, секс-символ девяностых, полный плюс... То время, унесенное в авоське, доныне здесь. Увы, безвольным воском по бронзовому склону не прольюсь.
8. По бронзовому склону не прольюсь, – предпочитаю возлежать на склоне античном, розмарином окаймленном, и чтобы все чужие – мимо луз! Какой-нибудь разносчик «пепероне» раскроет створки рта – почти моллюск, – пусть думает, что облаку молюсь (к тому же, сэкономит на кондоме). Лист фиговый, повязка, шкура, пять, три, две, одна, как будто время вспять, и снова лист, и вот опять нагие, потом дубина. И умрет Парнас. В какие дали посылая нас, распахивает полы Ностальгия?
9. Распахивает полы Ностальгия – а там сукно, вельвет и секса нет. Там не казался фаллосом кларнет, и женской грудью не вздымались гири. Там бляди одевались в партбилет, а прочие вкушали аллергию, и за вагину диссиденты гибли (а вам слабо?). Зато какой балет! (сбегал по одному и всем составом) Зато какой портвейн владел устами! (Муж и жена? – Герасим и Муму!) Вы где, воспоминанья дорогие? Ни там, ни тут. Нет «как» и «почему». Не та весна. Подсвечники другие.
10. Не та весна подсвечники другие подсовывает снова и опять, и хочется порой не устоять под натиском. О, Гименея гимны! – доколь в ночи сонетами стенать, не покоряясь вешней литургии? Поверить бы в намеренья благие, чтоб в бога, душу и природу-мать, пардон, короче, попросту отдаться лицу с пропиской франко-шведско-датской и ощутить ладони на хребте с железными когтями хэппи-энда... А тут весна сплошные секонд хэнды пророчит мне – четырежды не те.
11. Пророчит мне четырежды не те фонтаны страсти некая колдунья... На подступах к себе, однако, дули; все больше «от винта», чем «на винте». Проигрывая даже вечной дуре, приобретаешь опыт каратэ: не утони по копчик в красоте, не жди, свеча, когда тебя задует банальнейшее откровенье губ... Кто он? – не пуп земли, а просто пуп, однажды перевязанный умело, а потому не стерся до сих пор. (А может, стерся, и сменился пол)... К чему бы сны? В них бронза то и дело
12. К чему бы сны? – В них бронза то и дело, а может, это просто сплава цвет, натянутый на кожаный корсет до стона, до оргазма, до предела? А может, это просто Марса свет, упавший на плечо осиротело, придав герою бронзовый оттенок, неопалимый суетой сует... А может, это цвет сухой листвы, которую спиной подмяли вы, чтоб тайну разглашать не улетела... Лукавствую, иллюзии верша: мерещится залетная душа, а в ней трепещет восковое тело.
13. «А в ней трепещет восковое тело», – сказал Амур и, как последний штрих к безумному роману для двоих, свечу доверил бронзе скороспелой... Не то Амур попался полный псих, не то двоим молва осточертела, но в тот момент, когда сгустились тени, из-под венца как ветром сдуло их. Вы видели когда-нибудь понурых, сопливых и зареванных амуров?– Мишени облажались тет-а-тет, прозрели, охладели, разбежались... А надо было надавить на жалость во всей своей плакучей наготе!
14. Во всей своей плакучей наготе на обозренье окон сквозняковых я предрассудков сбросила оковы и разлеглась – наброском на холсте. Но взмыленный эффектом парниковым не оживил одну из Галатей! От перспективы дальней оголтев, он впредь к холсту другому припаркован. Не важно, что не стоит свеч игра,– зато шедевры капают с пера, пока разлука двигателем вечным вращает миксер с дискотекой тел... Кому-то снова март прошелестел: «Не та свеча, чтоб ей такой подсвечник».
«ЧЕРНОКНИЖНИЦА» венок сонетов 1. Тащила тощий зад по жизни я, гордыней и строптивостью грешила, на трудовые будни и вершины, на правила и праздники плюя,
а также на «тузов», их жен в шиншилах, на гимн из репродуктора с ранья... «Антипатриотичная свинья» осиное гнездо разворошила –
и началось... В каких теперь краях ужаленная задница твоя, мон шер ами? И на каком из пляжей
вкушаешь неземную благодать?.. Не всем же средь полыни куковать, как правило, от лажи и до лажи...
2. Как правило, от лажи и до лажи бывает промежуток небольшой, где как-то беспричинно хорошо, и каждый острый угол как бы сглажен:
не важно, чем – на ухе ли лапшой, наличием самца и кобеляжа, отрезом на бикини или даже прохожим с бодуна и голышом...
О, дивный миг! – но это не надолго, с такой-то кармой ширпотреб не догма, – предпочитает сердце эксклюзив,
а разум не приемлет камуфляжа... Кого бы интеллектом поразить на фоне богомерзкого коллажа?..
3. ...На фоне богомерзкого коллажа топорщились хвосты очередей, на чемоданах ёрзал иудей, вопросом донимаемый «когда же?»
Пространство сутенеров и блядей, уродов и насильников со стажем стояло у грядущего на страже – покорно за халдеем шел халдей
на выборы, на выпивку и на фуй... А вы о чем? – анапест, амфибрахий, культура, всепрощение, семья...
О нежно обожаемое гетто! Ушли из бытия интеллигенты, блаженного не зная бытия...
4. Блаженного не зная бытия, романтику искала одержимо и выпускала из бутылок джиннов, своих анкетных данных не тая.
Рвала себе, певцам и скрипкам жилы, а слушали – алкая и жуя... Потом рыдала осень в три ручья, и стукачи под окнами кружили;
потом копала молча перегной... Так просто было стать невыездной – один звонок – и мир обеззаражен!..
Казалось бы, ни милого, ни сил, и остеохондроз перекосил... И вдруг – лечу! И джинс на фюзеляже...
5. И вдруг – лечу, и джинс на фюзеляже... Пою тебе осанну, сэконд-хэнд! Летим со мной, позавчерашний кент,– на облаке божественно возляжем...
Пардон, полковник, ты сегодня мент, насквозь и глубже вылизан-приглажен... А на душе становится все гаже от встречи к встрече...Вот где не джаз-бэнд,
а полковая медь и жажда строя! – на первое «ложись!» и на второе служебных шин в посадке колея...
Вперед и ввысь от близости неблизкой! Прости, что пацифистка-журналистка не скована законами жулья...
6. Не скована законами жулья отныне разве что шальная муза, хранящая на курточке кургузой соломинки июльского жнивья,
автографы испанца и француза, и лунную дорожку забытья... Она влетит, струясь или струя какой-то бред про лиру и санузел,
потом швырнет короткое «не спи!»– и прорастет в полыневой степи мой белый стих, на шампиньон похожий,
как беззащитный мальчик для битья... И грибника морально уничтожит магическая лексика моя...
7. Магическая лексика моя слагается из толкований Даля, чувствительных к ментальности миндалин и откровений битого бабья;
из эха по булыжнику сандалий и памятки «чужая и ничья», из нежеланья петь для дурачья и нехотенья славы запоздалой...
Писать иль не писать? – вот в чем вопрос. Когда скелет скитаньями оброс, нет надобы отхлебывать их фляжки,
чтоб выписать на сердце, на судьбе историю про «Каменную б...»! * Не потому ль не хлопают по ляжкам?.. *( см. поэму "Каменная баба")
8. Не потому ль не хлопают по ляжкам, что не находят места таковых? Ну, ладно, не укрыть собой двоих и не осилить формы неваляшки;
наличие оценит только псих и психотерапевта стул вальяжный у столика с ореховым грильяжем... Но то, что есть, – касалось рук твоих,
меня сменивший на другую особь (Доныне ты... как сквозь цветенье – осень, как часть татуировки на культе)...
А вот и кризис – яблочко раздора! Доходом озабоченные взоры не лепятся к губам и декольте...
9. Не лепятся к губам и декольте ни поцелуй, ни кодекс уголовный, но лепится заката взгляд воловий и ветра вздох, что сдох не долетев...
Но лепится (и тонус тут же сломлен!) пух тополей, и в этой лепоте припоминаю маму, всех чертей и город с аллергичной родословной...
Но тополю плевать на мой помин: попробуй доказать, что не пингвин впотьмах твой черно-белый стиль облапал...
Прибита смехом к липкой духоте? – не доросли до Понтия Пилата ни эти арлекины и ни те...
10. Ни эти арлекины и ни те не впечатляют замыслом и действом. (Зато, где пьют – любой из них брандмейстер с потертым шлангом при своем кусте...)
Контуженные пионерским детством, застенчивые грызуны ногтей не знают, что такое «на щите», но знают, как в раба переодеться.
Они спалить готовы шапито, до колики доказывая, что в их колике виновны иудеи...
Их дело – трёп, с едой ли, без еды, и на скамейках греют им зады обложечные глянцевые денди...
11. Обложечные глянцевые денди – не слишком-то убойный эталон. Восьмой десяток лет Ален Делон – вот это да! А вы куда, халдеи?
Кто вам сказал, что в предках Аполлон? Кто пенис силиконовый приделал? Обнажены отнюдь не за идею, и млеют между греческих колонн
не ваши ли заманчивые виллы... Разделись бы задаром – удивили. Я не ханжа, но кое-что скребет:
не для меня попахивает блядством нагая россыпь ваших инсталляций – не до меня в последствиях свобод...
12. Не до меня в последствиях свобод – купюры, туры, предки, безупречность, китайцы, части тела, части речи, ням-ням, пиф-паф, падение за борт,
буль-буль, питбуль, богема, не с кем, нечем, граница, пицца, Ницца, в бомбе болт, «субару», бары, сумерки суббот, алмазы, базы, стразы, плечи, свечи,
тоска, фиаско, маска, злоба, злость... А времечко по фэйсу растеклось бесформенно, грешно, одутловато –
уже не прототип, но антипод... И никого в шкафу и под кроватью – все заняты, разыскивая брод.
13. Все заняты, разыскивая брод, а я нашла – давно и безоглядно, ведомая не то звездой Полярной, не то юнцом, воды набравшим в рот...
В итоге все не так, и все не ладно, и две сплошных диктуют поворот... А Макаревич про «сначала» врет – по ртам размазан зайчик мармеладный...
Пришлось захлопнуть на замок и впрок свой недопонимаемый мирок, где только книг шипы да кот-бездельник...
Здесь я во всем. А в чем сегодня ты? – с моей неразличимо высоты, кто в паводке дерьма, кто в море денег...
14. Кто – в паводке дерьма, кто – в море денег, а ведь недавно были все равны, носили «Большевичкины» штаны, и лапали одних и тех же девок,
и видели тождественные сны, в которых не случался понедельник... И вот одни – на скорости предельной, когда другие – ой, наны-наны...
А я ни с кем, ни с чем и воздержалась от искушенья надавить на жалость – облом еще не тема для нытья...
Поснусь на Капри... Лобстеры, омары... Все было не со мной! В чужих кошмарах тащила тощий зад по жизни я...
15. Тащила тощий зад по жизни я – как правило, от лажи и до лажи, на фоне богомерзкого коллажа блаженного не зная бытия...
И вдруг – лечу! И джинс на фюзеляже. Не скована законами жулья магическая лексика моя – не потому ль не хлопают по ляжкам,
не лепятся к губам и декольте ни эти, арлекины, и ни те, обложечные глянцевые денди?
Не до меня в последствиях свобод, все заняты, разыскивая брод,– кто в паводке дерьма, кто в море денег.
5–8 ноября 2010г.
__________________________________ © Леончик Элеонора Раймондовна
|
       
|
