Здравствуй, школа!

Через два дня — первое сентября.

Счастливый день с точки зрения Сергея Михалкова (светлая ему память), Самуила Маршака, Агнии Барто и тысяч цветочниц, сбывающих свою продукцию ошалелым мамам и папам, бабушкам и дедушкам.

Скорбный день для миллионов девчонок и мальчишек, обнаруживающих в одночасье, что беззаботная и свободная жизнь навсегда осталась в прошлом.

Ах, школа!

Кто тебя только выдумал!

Знать, у бедного фантазией народа могла ты родиться в таком малосимпатичном виде, в каком существуешь ныне.

Нищая.

Обижаемая всеми.

Презираемая властью.

Не любимая ни учениками, ни родителями, ни учителями.

Да ведь и есть за что не любить тебя, школа.

Унылая, похожая на казарму.

Построенная по шаблону, напрочь лишенному фантазии.

Все едино — учебные планы, программы, списки литературы.

Теперь вот наводит ужас Единый государственный экзамен.

Шаг влево, шаг вправо считается за побег из стройной системы отечественного среднего образования.

Бежать, впрочем, особо некуда: техникумы, переименованные в колледжи, едва дотягивают до церковно-приходских школ проклятого царского самодержавия.

А чтобы добежать до ближайшего вуза, нужна куча денег на питательные нужды, облегчившие дистанцию забега...

Три догмата веры исповедует отечественная школа.

Первый: учитель всегда прав.

Второй: каждый сверчок должен знать свой шесток.

Третий: сопротивление бесполезно.

Главное упражнение — диктант.

Под диктовку меньше думается, но легче живется.

Не надо никакой самодеятельности.

И, между прочим, правильно делают: выйдет человек в долгую жизнь и нечаянно ляпнет что-нибудь такое, что давно надо было выбросить из головы.

Впрочем, такое случается редко: школа удивительным образом напоминает жизнь взрослых.

Списывание.

Зубрежка.

Заучивание азбучных истин.

Рутина. Показуха. Неуважение личности.

Индивидуальность подозрительна.

Как за школьной партой, так и за столом учителя.

А зачем нашей школе индивидуальность?

Ей нужен ранжир и правильное построение умов...

Где же ты, школа радости, придуманная однажды Сухомлинским?

Школа совместного творчества свободно собравшихся людей?

Школа семилетних поэтов и семнадцатилетних мыслителей?..

Ах, школа, школа!

Что было в наши годы?

Первая клякса, сползшая со знаменитого пера № 86 на белоснежную страницу прописей.

Первая двойка.

Первый вызов родителей к классному руководителю.

Первая сигарета.

Первый поцелуй.

(За давностью лет запамятовал, что было раньше — поцелуй или сигарета.)

Первые прогулы.

Первый крик родителей:

— Мы в твои годы!..

Интересно, а какой была школа в их годы?

И как они вообще тогда обходились без ЕГЭ?

 

Неправильные

цифры

Жители воронежского лево_

бережья получили тепловой

удар.

В виде жировок.

В которые теплолюбивая

управляющая компания внесла

умопомрачительные цифры.

Когда граждане пришли в

себя, их послали.

Естественно — на три буквы.

В «ТГК_4».

В «ТГК_4» ходоков снова по_

слали.

И тоже на три буквы. Но рас_

положенные в других местах

алфавита.

Потерявшие ориентацию

теплоборцы пошли искать уп_

раву.

И, представьте себе, — на_

шли.

Районную.

В которой человек, похожий

на чиновника, лаконично

объяснил пришельцам из дру_

гого мира, что сходить с ума от

невероятных цифр — это без_

умие.

Поскольку цифры эти — не_

правильные.

Мол, случилась математи_

ческая ошибочка.

Так что наслаждайтесь,

граждане, жизнью в отведен_

ное для вас время.

С пяти до двенадцати и с

семнадцати до двадцати трех.

И левобережные тепло_

страдальцы поняли: дальше

идти некуда.

За порогом управы лежала

Россия.

Территория неправильных

цифр.

Это у древних римлян и

древних арабов цифры были

правильными.

А у нас совсем другая ариф_

метика.

У нас неправильные цифры

лезут из всех щелей.

По самым скромным под_

счетам полтора миллиона чи_

новников — это нормально?

Восемнадцать литров алко_

голя на каждого живущего в

стране — это правильная циф_

ра?

Неправильные цифры воль_

готно чувствуют себя на ценни_

ках на все, что продается.

А продается в нашей стра_

не все — от теплого местечка

до места в детском саду.

И это — правильно!

Потому что место под луче_

зарным солнышком Родины

дорогого стоит.

Неправильные цифры засе_

ли в пенсионных ведомостях и

в ведомостях на зарплату бюд_

жетников.

Но самое главное — никто

не знает, откуда эти неправиль_

ные пронырливые цифры бе_

рутся.

С какого потолка?

В чьей лихорадочной голо_

ве родились эти удивительные

цифры?

Не в родимом ЖЭКе же?

Впрочем, возможно, и там.

В жировке, которую я полу_

чаю, стоит загадочная строка:

«Техническое обслуживание и

ремонт квартиры».

Строка эта оплачивается

трехзначной цифрой.

Разумеется, не мне платят,

а я расплачиваюсь за чью_то

фантазию.

Скрывается, видимо, за

этой фантастической цифрой

сантехник Вася, олицетворяю_

щий технический прогресс в

пространстве коммунальных

услуг. Вася явился однажды по

вызову, взгромоздился с нога_

ми на вялотекущий унитаз, рас_

курочил его и навсегда, к счас_

тью, исчез из моей жизни, про_

клиная при этом шершавым

языком плаката качество оте_

чественных глиноземов.

Вася исчез, а строка в жи_

ровке осталась.

На всю оставшуюся жизнь.

Потому что любой эконо_

мист (даже самый главный),

выслушав наши стенания, ска_

жет сочувственно:

— Других цифр, дорогие мои

земляки, у меня для вас нету.

И — не соврет.

 

Чего боимся, господа?

К цифре я отношусь с уважением.

Даже если этой цифрой балуется власть.

Не так давно Министерство внутренних дел известило с прискорбием:

— Среднестатистическая сумма взятки в России равняется двадцати семи тысячам рублей.

Признаюсь — цифра показалась мне тоскливой.

Неужели мы так преступно бедны?

Или — жадны?

Или — на самый худой конец — честны?

Дать боимся?

Взять стесняемся?

Оскудела рука дающего?

Утратила свою неутомимость рука берущего?

Двадцать семь тысяч — это... это... это...

Для подобной цифры слов я не найду.

На такие деньги не то что в Анталью слетать — даже в «Московский проспект» стыдно зайти.

Пяти квадратных миллиметров в Репном не укупишь.

Такую сумму приличному человеку и брать, и давать неудобно.

Посчитают крохобором.

Правда, славные наши органы, как всегда, недоговаривают.

Эта среднестатистическая сумма передается из рук в руки из года в год?

Или — за одну секунду?

Если ежесекундно — то жить модно.

Можно себе позволить денек-другой жить честно.

А если — за год?

При такой вялости рук и ноги протянуть можно.

А в стране и без того с демографией дела складываются неважно.

Уж чего только власть в супружеское ложе не подкладывает — и материнский капитал, и ипотеку.

Нет взрыва!

С такой статистикой скучно жить на этом свете, господа!

При советской власти народ, избалованный состоянием дел в 1913 году, четко знал, сколько ежеминутно в стране выпускается тракторов, чугуна и эстонской колбасы.

Теперь — несмотря на гласность — живем в полной неизвестности.

А эстонская колбаса и вовсе куда-то исчезла.

Наверное, независимые эстонцы назло нам ее сами едят.

А мы — в отличие от эстонцев — едим неизвестно что.

Но меня не волнует колбаса.

Меня беспокоит другое — чего боимся?

И, конечно, — кому недодаем?

Бедолагам самого бесплатного в мире здравоохранения?

Мученикам самой бескорыстной в мире милиции?

Страдальцам самого угнетенного в мире чиновничества?

Юриспрудентам с самыми завязанными в мире глазами?

Или...

Впрочем, достаточно.

Понятно и так: на всех не напасешься.

Значит, надо больше давать и чаще давать.

Пора дать волю своим рукам!

Мы же свободные граждане свободной страны.

И сажают у нас только каждого второго.

Значит, каждый первый может спать спокойно.

А чего и не спать-то?

Один воронежский следователь подсчитал, что за первое полугодие было поймано 67 взяточников, а дел заведено 35.

Почувствуйте, как говорится, разницу.

 

А на окнах — решетки

Школьные годы чудесные прошли у меня под шелест страниц учебника «История СССР».

Три фотографии в этом учебнике были аккуратно заклеены предыдущим поколением двоечников. Но стоило посмотреть на свет, как под белыми прямоугольниками можно было разглядеть лица трех красных маршалов Советского Союза — Тухачевского, Егорова и Блюхера.

Маршалы были объявлены врагами народа, и нам о них знать не полагалось.

Зато, прочитав разрешенные страницы «Истории», можно было узнать, что:

а) Россия — жандарм Европы;

б) Россия — тюрьма народов;

в) по России непременно один бродит с сошкой, а семеро — с ложками;

г) в России периодически появлялись царисты, то есть люди, веровавшие в хорошего царя. А цари в России, как назло, были плохие. Так что всенародного счастья не получалось.

Вплоть до октября семнадцатого.

Когда все получилось как нельзя лучше.

И мы стали жить неуклонно замечательно.

До августа девяносто первого.

А в августе девяносто первого проснулись в другой стране.

Глянул я, помнится, в окошко — и удивился.

Почему все не так?

Тот же лес, тот же воздух и та же вода.

Только флаг другой, герб другой, а если верить новым словам старого гимна, то обнаружилось, что все мы под Богом ходим.

Если верить Сергею Владимировичу Михалкову, царствие ему небесное.

А в остальном — все как тогда.

Как в бывшем учебнике «Истории СССР», вышедшем в свое время под редакцией профессора Шестакова.

Правда, с августа девяносто первого нашу жизнь редактируют другие люди.

Что не меняет существа дела.

Армия, как и прежде, защищает интересы наших границ.

В ближнем и дальнем зарубежье.

Вокруг кормильца с механической и электронной сошкой водят хороводы обладатели заветных ложек.

Имя им легион.

В любви к династии Романовых клянутся все.

И академик, и герой, и мореплаватель, и плотник.

И друг степей калмык.

Даже тот, кто испокон веков живет без царя в голове, тоже клянется, что любит царя-батюшку.

Но главное!

По всей стране на окнах первых этажей — решетки.

Не Россия, а сплошная тюрьма народа.

Который пожизненно упек себя за решетку.

А почему бы и нет?

В конце концов в тюрьме есть крыша над головой, трехразовая пайка и всегда есть с кем поговорить.

А на воле постоянно страдаешь от одиночества.

Так что разница между там и тут относительно небольшая.

За решеткой, я думаю, жизнь не мед, но сколь сладко наше существование по эту сторону затейливых железных оконных узоров?

Грабят все кому не лень.

Круглосуточно.

А кому лень — рассылают жировки.

А мы-то, наивные, свято верим, что решетки спасают нас от всех напастей.

Блажен, кто верует...

 

Колбаса из мяса 

У моего приятеля не так давно вышло из строя мировоззрение.

Оно накренилось, как башня в городе Пиза.

Кто не знает — есть такой город в Италии.

Но у нас не Италия.

Однако с мировоззрением тоже возможны аналогичные искривления.

Случилось все буквально на улице.

Приятель был эстет, воспитанный на «Книге о вкусной и здоровой пище».

Всю свою жизнь он свято верил, что колбасы из мяса не бывает.

С опилками — да!

С соей какой-нибудь — безусловно.

Но чтоб колбаса была из чистого мяса — это просто нонсенс какой-то.

И в принципе, и в магазине.

Такое у моего приятеля было кредо.

И в годы сталинских пятилеток.

И в годы развитого социализма.

И в годы перестройки.

И в годы разгула демократии.

И сейчас — в годы вертикального существования власти.

Но вот недавно, идучи по улице Хользунова, мой приятель увидел в витрине торговой точки текст, потрясший весь его желудочно-кишечный тракт.

Нововоронежский торг, пробравшийся тихой сапой в наш город, извещал трудящихся, что торгует колбасой из мяса.

Возле объявления, понятное дело, колбасился народ, желающий вкусить прелести настоящей жизни.

Вот тут-то и произошла с моим приятелем мировоззренческая катастрофа.

Белки, жиры и углеводы, окопавшиеся в его внутренних органах, взбунтовались.

Потрясенный увиденным, мой приятель вернулся домой, лег на кушеточку и стал ждать конца света.

Но конец не состоялся.

Не было даже света в конце тоннеля.

Никакого светопреставления не произошло.

Город жил своей нормальной жизнью, даже не подозревая, что в мире может существовать колбаса из мяса.

В самом деле, зачем нам неизвестно какого качества колбаса из мяса, если есть заменители.

Пушки вместо масла.

Лозунги вместо дела.

Зрелища вместо хлеба.

Соя вместо мяса.

А также калий, кадмий, марганец, суперфосфат и углекислый газ.

В такой жизни есть своя привлекательность.

В ней желаемое легко можно выдать за действительное.

Наличие баллистической ракеты с ядерной боеголовкой считается вершиной государственного благополучия.

Баррелем нефти измеряется прочность нашей экономики.

Есть от чего задохнуться от счастья.

Так что возникновение колбасы из мяса — это повод для национальной гордости.

Это фантастика, ставшая явью.

В объявлении нововоронежцев есть что-то трогательное.

Настоящее.

Есть вкус нормальной жизни.

Съел — и получил истинное удовольствие.

А ведь это так замечательно — получать удовольствие от таких простых вещей, как, скажем, доброе слово; теплая вода в кране; ровный тротуар под ногами; приветливое «здравствуйте!» на улице; улыбка, а не косой взгляд.

Тогда, глядишь, и колбаса из мяса перестанет казаться чудом и войдет в привычку.

 

Чур, не я!

На прошлой неделе в нашем городе случилась беда.

Как элегантно выразился мэр, произошло «неконтролируемое выгорание фейерверков».

Погиб человек.

Ранены десятки людей.

Причинен значительный материальный ущерб жилым домам.

Здание, в котором произошло это неконтролируемое возгорание, перестало существовать.

Губернатор откликнулся мгновенно:

— Сыскать и наказать злодеев!

Отыскать злодея в России так же трудно, как найти иголку в стоге сена.

Чуть что, каждый норовит крикнуть во все горло:

— Чур, не я!

И это — очень благоразумно.

У нас ведь как: не сыскали злодея — обязательно кого-нибудь назначают в виноватые.

И можно опять радоваться жизни.

В общем, началась бурная деятельность.

Первым делом стали кормить пловом народ, вышвырнутый взрывом из своих жилищ.

Об этом благородстве властей газеты сообщили с восторженным придыханием.

А как же иначе — забота о людях у нас всегда на первом месте.

Потом чиновники бросились в архивы и со счастливыми лицами объявили:

— За городом погибшее здание не числится.

Что в переводе на общепонятный означало:

— Каша наша, а здание ваше. Город здесь ни при чем.

Идея непричастности очень понравилась и пожарным:

— Мы со своей каланчи не могли контролировать потенциально неконтролируемое возгорание, ибо нельзя контролировать то, что не входит ни в какие планы.

Так что извините, господа сыскари.

— Чур, не я!

Действительно — как знать, что где-то ждут своего часа шутихи и петарды, если никто не знает, где они сгорают от нетерпения?

Железное, как говорится, алиби.

Гори оно все синим пламенем!..

И в этот момент чей-то зоркий взгляд углядел погорельцев, жующих благотворительный плов.

Господи, да вот же они, виноватые! Им бы вовремя сообщить о складе во дворе — ничего бы не было.

На что они рассчитывают?

На бесплатный плов? На горячий чай из армейских полевых кухонь?

Дармоеды!

Кстати, об армии.

Огнедышащее строение стояло на территории, приписанной к военному ведомству, но люди в погонах, как и положено, хранят военную тайну: как случилось, что гражданская фирма на их заповедных землях делает все, что хочет?

Полковник наш рожден был хватом?

Или — как человек, начитавшийся «Горя от ума», — помнил замечательную реплику полковника Скалозуба по поводу пожара, случившегося в Москве 1812 году:

— Пожар способствовал ей много к украшенью.

Скорей всего и армия, выстроившись на плацу, хором грянет:

— Чур, не я! Чур, не я! Чур, не я!

О пламенных фирмачах и вовсе речи нет — эти благородные люди много лет зажигали наши сердца...

А человека нет.

 

«У нас любить умеют только мертвых»

Как-то вдруг осенило — в родном Отечестве стало жить небезопасно.

Исчезло ощущение прочности жизни.

Проснешься завтра или все закончится сегодня?

Главное — формальных поводов для беспокойства вроде бы нет: зарплату выдают регулярно, идеалы никуда не исчезли, мировоззрение функционирует позитивно.

Но постоянно ощущаю какую-то угнетенность души.

Терзают сомнения: а что там — за поворотом.

Опасно летать на самолетах: все время кажется, что пилот подниматься в воздух умеет, а садиться на землю — нет. Опасно плыть по реке на теплоходе: понастроили мостов — того и гляди врежешься в подвернувшийся устой.

А устои у нас, как известно, непоколебимые.

Прочные у нас устои.

Опасно по тротуарам ходить: карнизы — верные сыны закона всемирного тяготения, блюдя верность Исааку Ньютону, непрерывно норовят свалиться прямо на наши светлые головы.

Опасно заходить в ближайший универсам: а вдруг очередной взволнованный майор милиции начнет сводить счеты с колбасой, прикинувшейся сервелатом «Кремлевским».

Опасно терпеливо стоять у светофора: одичавшее стадо автомобилистов-дальтоников в любой момент может пресечь твою попытку подумать, что жизнь удалась.

Опасно находиться на службе: в брандспойте, висящем неподалеку, последние признаки жизни исчезли как раз незадолго до вселенского потопа.

В общем, прямо хоть не живи.

Потому что Россия — зона постоянного риска.

А зона живет по своим законам.

У нас их два.

Первый: Риск — благородное дело.

Второй: Кто не рискует — тот не пьет шампанское.

Но до шампанского ли, когда тебя из зоны риска вытаскивают в черном полиэтиленовом пакете?

Хотя, конечно, благородства при этом хватает.

Особенно благородно ведет себя Родина-мать.

Государство то есть.

Приспущенные флаги.

Прощальный салют.

Шопен.

Скупая государственная слеза.

Государство очень любит хоронить с помпой.

Помпа как некий элегантный занавес, отделяющий бытие от небытия.

Помпа — прощение собственных ошибок.

Такой заупокойный передел чужих и собственных грехов.

По одну сторону — нехороший «человеческий фактор», источник всех наших бед.

По другую — человек с большой буквы, источник всех наших побед.

Прощаются, естественно, с Человеком с большой буквы.

«Человеческий фактор» остается — энергичный, боеспособный.

Опасный.

Завтра продолжится то, что было вчера?

Пожары? Автокатастрофы? Крушение поездов? Столкновения автомобилей?

Ужели мы и впрямь живем от поминок до поминок?

Девять дней.

Сороковины.

Година.

Лапша с курицей.

Оладьи с медом.

Кутья.

Ужели торжество жизни измеряется только пафосом некрологов?

Прав был, видимо, Александр Сергеевич Пушкин, грустно однажды заметивший:

— У нас любить умеют только мертвых.

 

______________________

© Кройчик Лев Ефремович

 

Продолжение. Начало см. в журнале RELGA: № 10(190) 10.07.2009, №11(191) 1.08.2009 и №12(192) 20.08.2009; №8 (226) 01.05.2011