«Впечатление унылой пустынности и ненужности»… Тоска при виде домиков «с подслеповатыми окнами и неизменными ставнями»… «Кажется, что бродишь по тихому кладбищу»… Безличный город, где «уныло… живут хмурые люди, где жизнь похожа на грустные сумерки»…

      И это – о Таганроге? Невольно думается: тогда, в начале века, всем писавшим о родине Чехова казалось признаком хорошего тона закреплять за городом незавидную репутацию: захолустье, беспросветная провинция, – ибо  Чехов «не был бы Чеховым, если бы не родился в Таганроге»… А рассказывать о манящем своеобразии этого колоритного города – едва ли «по-чеховски»: как же без серой жизни, ионычей и «футлярных людей»…

    Однако – если Чехова прочитать внимательнее? «Город чистенький и красивый, как игрушка, стоял на высоком берегу и уж подергивался вечерним туманом. Золотые главы его церквей, окна и зелень, отражали в себе заходившее солнце». – «Огни», один из лучших его рассказов, по всем приметам таганрогский…

      Стоит сегодня приехать в Таганрог, и думаешь: как же справедливы эти слова! Всё так: город чистенький и красивый.  Хоть и не сверкают уж золотом церковные главы, но так же радуют на тенистых нешироких улицах, располагающих к неторопливым прогулкам, разностильные особняки XIX века; так же вызывают любопытство внутренние дворики за устарело важными пилонами ворот, будто подслушаешь там, как некогда, диковинную греческую речь… Этих двориков, этих особняков – видимо-невидимо; открываются они порою совсем неожиданно, во весь рост, целиком, а порою равнодушно прячутся в листве белых акаций, каштанов, клёнов и ясеней, которыми засажен весь Таганрог: хватит, сколько уж разного люда пересмотрело нас… И чем глубже заходишь в старый город, тем больше видишь, что, по сути, мало он изменился со времён Чехова, и новые многоэтажки, встающие время от времени на пути, лишь необходимая уступка времени…

      В Таганроге не хочется спешить, особенно – если любишь Чехова. Многое здесь о нем рассказывает: торговые ряды, дом купца Моисеева с «лавкой Чеховых», домик, где родился Антон Павлович, дома его знакомых, гимназия, городской сад, театр… И приятно, что пусть и медленно, с трудом, но возвращаются исконные названия улиц.

Если и сегодня принято говорить, что старый Таганрог – это медвежий угол, – ладно. Но вряд ли следует напирать на то, что Чехов не любил своего города. Не всё так просто…

К празднованию 25-летия литературной деятельности Антона Павловича, которое должно было состояться 17 января 1904 года (по старому стилю), в день его ангела, Таганрог был готов: городская управа по поручению Думы выработала подробную программу торжества. Ждали юбиляра: премного растрогается, узнав, что библиотеке присвоено имя «Чеховской», а ему самому – звание почётного гражданина города! Пора, пора уж воздать ему по справедливости: книг и журналов сколько в библиотеку переправил, сколько хлопотал по строительству для неё нового здания, сколько – по созданию коллекций для будущего музея, по изготовлению памятника Петру I, по благоустройству города, – всего не перечислить…

Но юбиляр в письме к члену городской управы П.Ф. Иорданову отклонил приглашение: «Мне нездоровится. Настроение у меня совсем не юбилейное. Я прошу оттянуть празднование моего юбилея до более благоприятного будущего»…

А он любил бывать в Таганроге… Собирался сюда каждый год, но – то работа, то болезнь нарушали планы… Семь раз приезжал на родину после отъезда на учёбу в Москву; а если верить его современникам-таганрожцам, был и восьмой раз, за два-три года до смерти. Навещал родных, друзей, знакомых, гулял по городу… Свидетельства об этом рассыпаны по газетам и журналам начала века.

    «Я нередко видел его блуждающим по безлюдным улицам. Ласковыми, грустными глазами смотрел он по сторонам, словно хотел сказать: милое знакомое и какое печальное, безнадёжное… Приезжая в Таганрог, А.П. не оставался и здесь бездеятельным созерцателем: он бывал всюду, где только было заметно хоть какое-нибудь движение жизни: в порту, на рейде, в ночлежках, в рыбачьих посёлках, на базарах, в турецких кофейнях, – всюду изучая быт, зорко ко всему присматриваясь и прислушиваясь, наблюдая и делая в записной книжке бесчисленные заметки…

        В последний раз я видел А.П., если не ошибаюсь, в 1900 г. … А.П. выглядел тогда уже плохо, болезнь уже наложила свою печать на его лицо. Болезненная бледность, впавшие щёки и усталое, грустное выражение глаз – говорили о тяжёлом недуге, подтачивавшем его организм. В тот же вечер он говорил мало, начавшийся несколько раз вопрос о литературе заминал, нетерпеливо пожимая плечами, как будто хотел сказать: «Бросьте, не стоит, надоело»… Посидел с полчаса и ушел»

(Вл. Ленский. «А.П. Чехов в Таганроге»)

  «Последний раз Чехов был в Таганроге в 1898 или 1899 году. Он пробыл в Таганроге, кажется, несколько дней. Был в клубах, в знаменитом, действительно прекрасном, городском саду, и уехал, сказав на прощание одному местному журналисту:

– Тяжело у вас. Как вы живете?» 

(Любимов. «Город Чехова»)

   «За три года до смерти Чехов недолго гостил в Таганроге. Я с ним встречался ежедневно, обыкновенно в городском саду за кружкой пива»

(М. Рабинович. «Воспоминания о гимназических годах Антона Павловича Чехова»)

   «Приезжая в Таганрог, Чехов часами просиживал на берегу моря, в порту, Карантине и Дубках или уединённых аллеях городского сада.

«Ни одного знакомого. Всё новые люди, – говорил он, – а между тем, всё по-прежнему. И этот же круг, и также ходят вокруг музыкальной эстрады, и молчат и скучают. Всё до мелочей осталось, как было в моё время, когда я бегал сюда гимназистом. Как будто вчера это было… Что, теперь не дерутся гимназисты с уездниками? А мы дрались на Гимназической аллее и прекрасно бранились всякими словами, и даже не понимали их значения»

(Шиллер из Таганрога. «Из воспоминаний об А.П. Чехове)

    «Вуков (бывший классный наставник) не знал, кто это так любовно пожимает ему руку, ласково смотрит в глаза и не может вымолвить ни слова.

– Вероятно, в нашей гимназии учились…

– Да, ведь, это Чехов! Не узнали? – сказали окружающие.

– Чехов! Антон! Знаменитость!

У старика блеснули слёзы, а «знаменитость» улыбалась, мысли писателя были далеко в безвозвратно минувшем прошлом»

(«К кончине А.П. Чехова»)

   «…Каждое утро я обходил городские пределы, грязные базары, пустынные предместья, крутые берега и приморские пески, – все те места, где мы некогда бегали и дрались, купались и ловили рыбу. Павел Иванович Вуков, помощник классного наставника, который служит в гимназии больше сорока лет, мне рассказывал, что А.П. Чехов тоже любил делать такие обходы.

– Как только приедет, бывало, позовёт меня, и вместе ходим по старым местам. Он только смотрит, молчит и вздыхает…

   Другой старожил, помоложе, сверстник Чехова, рассказывал тоже: «Чехов любил во время прогулок вспоминать подвиги детства: «Вот здесь, – говорит, – мы когда-то выворотили полицейскую будку и поставили её полицмейстеру Кузовлеву в сени, а потом позвонили и убежали. Теперь, должно быть, таких штук никто не делает»

(Тан. «На родине Чехова»)

   «Таганрог становится красивым, жить в нём скоро будет удобно – и вероятно, в старости (если доживу) я буду завидовать вам»… – Это слова Чехова, признававшегося как-то, что после Москвы он более всего любит Таганрог. И – словно оправдывался за Мелихово, за Ялту: «Если бы не бациллы, то я поселился бы в Таганроге»… «Я охотно поселился бы в Таганроге, если бы там была зима помягче»… «Если бы в Таганроге был водопровод,  продал бы я свой дом в Ялте, и приобрёл бы какое-нибудь логовище в Таганроге на Петровской или на Греческой улице и зажил бы здесь навсегда. Но без водопровода я не могу. Я привык к нему»… И зная, что не жить ему в Таганроге – признавался: «…тянет сюда. Хоть на несколько дней я должен время от времени сюда приехать».

   …Известие о кончине пришло из Ялты, от Александра Павловича Чехова, 2 июля, в час дня. В телеграмме на имя Иорданова было всего три слова: «Антон Павлович скончался».

Верить Таганрог не хотел: откуда слухи? Неужели правда? Ему же недавно было лучше… Но траурная рамка в «Таганрогском вестнике» от 3 июля сомнения развеяла…

    4 июля в Чеховской библиотеке и во всех приходских церквях прошла панихида. А через несколько дней артистическое общество, членом которого состоял и Чехов, отправило в Москву венок, поручив редакции «Русских ведомостей» возложить его на могилу покойного. «Антону Павловичу Чехову, певцу тоски, страданий и печали», – была надпись на венке.

Не с той ли поры и стали окутывать «грустными сумерками» город, любимый Антоном Павловичем? Чем больше бываешь здесь, тем больше тянет сюда. И я не знаю человека, у которого прогулка по Таганрогу вызывала бы уныние. И при свете дня, и в сумерках…

_________________

© Сокольский Эмиль