T a b u l a r a s a
стихи


* * *

Вечер. Околица. Дом у дороги.
Веер лучей над полынью потух.
Где-то вверху утомлённые боги
туч расправляют свалявшийся пух.

Через просёлок скользнула лисица,
пёс в конуру потрусил до утра...
Окна задернулись розовым ситцем,
пеплом подернулись угли костра.

Стелется вó поле сонная дрёма,
тих и покоен вечерний уют.
Камни нагретого августом дома
медленно телу тепло отдают.


Литография

Как голодного окуня манит блесна,
голодранца – бобровая шуба,
так и мне, обалделому, снится весна
и твои приоткрытые губы.

И приходит в полуночном сне благодать,
обнаженная напропалую,
и краюху насущного можно отдать
за глоток твоего поцелуя.

…Оседает туман, пробивается стих,
поднимается месяц поспелый…
Вот и ветер утих, и цветов – никаких,
только чёрный и матово-белый.

Кружевные черешни полны молоком,
осеняют уснувшую землю,
на чернёном стволе меловым лепестком
утомлённая бабочка дремлет,
и тела приминают собою траву,
стосковавшись по тёплому маю,
и сегодня во сне, как вчера наяву,
обнимаю тебя, обнимаю…

Для того и поют по садам соловьи
в белопенном черешен засилье,
чтобы женщина белые бёдра свои
распахнула, как бабочка крылья.


О мере прощения

Как часто наотмашь бьёт
неистовый и нелепый
твой брат во грехе. Как слепо
несчастье своё куёт…

Но редко когда полезно
ударом встречать удар,
и мести резон железный –
не только его беда.

Не строй же себе тюрьму,
в обидах себя запутав.
Ведь должен и ты кому-то.
Прости же долги ему.

Судьба, если мыслить здраво, –
единственный твой палач.
Приняв пощечину справа,
ты левой щеки не прячь
и заповеди бесценной
ни в малом не преступай!..

Но ты не Пьеро на сцене
за скудный сиротский пай.
Ты – в битве с собою воин,
и в жёсткий мир поселён.
Чем более ты спокоен –
тем более ты силён.

И если твой ближний хочет
твоею заботой стать
и только о том хлопочет,
как лучше тебя достать,
насыпать на рану перца,
напачкать в твоей груди –
уйди со спокойным сердцем
и больше не приходи.
Уйди навсегда оттуда,
уйди, если есть – куда.
Уйди без битья посуды,
без горечи и суда.
Какие мы, право, судьи…

И даже когда злодей
захочет разрушить судьбы
тебе дорогих людей –
пусть это ему – проказа,
пусть он и скот, и плебей –
прости, если можешь, сразу.
И только потом – убей.



Рану заговаривать

Не теки, не лей,
не сочись, Руда.
Запекись и склей,
не оставь следа.

Затянись, остынь,
побелей, как пух.
Как в мои персты –
да целебный дух.

Чтобы в холст помог
превратить кудель
за минутный срок,
как за семь недель.

Как и не был тут
чужанин чужой,
не кроил лоскут,
не пахал межой.

Нарасти же, плоть,
как сыра трава.
Снизойди, Господь,
на мои слова.
(три раза читать тихо и быстро)


* * *

Эта смуглая женщина – только с курорта –
ничего не сказав, рассказала собой
про подсоленный галечник, шорты и корты,
и шипящий под солнцем прибой.

Эта женщина возраста раннего лета
чем-то легким и светлым была облита
и оставила запах степного букета
и прохладу лесного листа.

Эта гибкая женщина цвета ореха
разбудила забытую мной благодать
за пределами будничной грусти и смеха…
Как ни странно, но это – большая помеха,
чтобы снова ее повидать.


Лето

Оставив Город-за-Рекой,
шагни с перрона
в беспечный ласковый покой,
где тень и кроны…
Где, смяв шагреневый клочок –
листок билета,
ты попадаешься в сачок
донского лета!

Оно стрекозами звенит,
легко и пряно
распространяется в зенит
в потоках праны,
и, жаркой свежести полно,
встречает гостя,
и зреет новое вино
в прозрачных гроздьях…

А перед тем, как никогда:
одни осадки!
Пока не кончилась вода
в небесной кадке,
то всякий день, уж раз пошло
такое дело,
везде сверкало и лило,
текло, гремело…
Но как ни буйствуй, как ни лей –
просохли тропки.
Еще достаточно углей
у солнца в топке!
И снова в чистый окоём
роскошной кучей,
сырым серебряным руном
воздвиглись тучи,
из лучезарной высоты
блистая пышно…
И славят птицы и цветы
Христа и Кришну!..

А хуторок лежит большим
эдемским садом.
Здесь всё целебно для души
и всё, как надо:
сосед под пьяненький предлог
бранится с жинкой,
кузнечик скачет из-под ног
цветной пружинкой,
стрижи, пронзая синеву,
плетут виньетки,
жердёлы прыгают в траву
с высокой ветки,
и лезут стебли и грибы
под тёплым светом…
И хочется про всё забыть
и кануть в Лето.



Tabula rasa
(Снег, тринадцать лет спустя)

Убеленный пешеход, удивленные растенья…
Б. Пастернак

Похоже, затевается снежок.
Он зреет в сером облаке над нами
чудными слюдяными семенами.
Неплотно перехваченный мешок
битком набит шестиугольным пухом.
По срокам, по приметам и по слухам
зиме давно пора начать посев –
да все никак не соберется с духом,
не до конца, как видно, обрусев.

Похоже, начинается снежок!
Он реет в сером воздухе над нами,
над плавнями, составами, домами…
Ни грузный шаг, ни заячий прыжок
не смогут избежать запечатленья
в легчайшем из пуховых покрывал,
когда на листьев медленное тленье
он лег – и чистый лист образовал.
Теперь, когда он всё успел очистить
и сделал всё и строже, и светлей,
проведены на нем изящной кистью
сквозные иероглифы ветвей.

Как снег идет!.. Какое наслажденье –
предчувствовать, увидеть, осязать –
и в памяти на нитку нанизать
изнеженных снежинок нисхожденье.
С какой-то элегическою ленью
пушинки-альбиносики летят,
летят, по миллиарду на мгновенье,
по промыслу, по щучьему веленью,
и почему-то таять не хотят.
Уже белей мелованной бумаги
дворы и крыши, склоны и овраги,
заснеженными площади лежат.
Как снег идет… Шуршит на каждом шаге…
Прохожие, бродячие дворняги
и прочие – ему принадлежат.

Мы счастливы присутствовать – не так ли? –
на этом удивительном спектакле,
где занавес подобен кисее.
А в нём и заключается сие
негромкое, но праздничное действо.
Мы все одним томлением больны,
и в этот час ни гений, ни злодейство
в своих поползновеньях не вольны.
Мы чувствуем и, стало быть, живем.
А все, что утомилось бытиём
в событий торопливой круговерти,
затихло в летаргии, малой Смерти,
в неистощимой милости её.


Попытка взлома

Зачем тебе мои стихи?
Они, конечно, могут много…

И жар весёлой чепухи,
и дар лирического слога –
весь мой слесарный инструмент,
от заголовка до кавычки,
я применяю на момент
изготовления отмычки…

…Открыть мой яшмовый ларец,
мою узорчатую дверцу…
Хоть я порой и плут, и льстец –
мои стихи идут из сердца
и не лукавят ни на ноготь.
…Через черту переступить,
твоё тепло ласкать и пить,
твои глаза губами трогать…

И нам, пожалуй, по плечу
общаться без изящных правил.
Ведь женский шёпот «я хочу…»
я не колеблясь бы поставил
с любой поэмой наравне.

Сонет ли, пышная тирада
не стоят слов: – «Иди ко мне,
побудь со мной, моя отрада...»

Зачем тебе мои стихи?..


Ода «к радости»

Мартовский полдень. И свет, и движенье,
неугомонной планеты круженье…
Весело!
Шел бы и шел!
Так не положено, так не бывает…
Старую клетку душа разбивает.
Как хорошо!

Солнце на коже и свежая влага…
С этого мига и с этого шага –
зимней неволе конец!
Чувство огромной, упругой свободы!
Гонит по небу лохматую воду
ветер-юнец!

Небо просторное вымыто с мылом,
всё, что скучало, томилось и ныло –
снова живет по весне.
Лужи исполнены ряби и блеска,
сняты запреты, желания резки,
словно во сне…

Эта дорога – к себе, а не мимо!
Всё постигаемо, все поправимо –
даже ещё и теперь.
Всё – наяву. Но хотя и не внове
миф во спасенье о новой любови –
всё-таки верь!


PRESTO

Братьям и сёстрам по цеху

Не дождёшься за нас тоста
на банкетах в пивных     трестах,
но приличного мы      роста,
и на форуме нам      место!

Не хотелось бы нам     хвастать,
а таланта у нас –      вдосталь.
Мы могучая, блин,      каста!
и расти нам годов      дo ста.

Пусть в кармане у нас     пусто, –
да на курсе у нас      чисто.
Мы не ждём для себя     бюстов,
и не слушаем мы      свиста.

Из особого мы      теста,
но лисицам не съесть –     баста!
Мы – в основе, а не      «вместо»,
хоть повыше и дрянь     часто.

А шедевры лепить –     просто.
Надо лишь замесить     густо.
Ибо нет на стихи      ГОСТа,
как на авторов –      нет дуста!

_____________________
© Соболев Александр