Последнее время медиапредприятия все чаще воспринимаются как товар и становятся объектом купли-продажи. Меняются владельцы, вслед за тем происходит смена редактора, затем смена коллектива. Иногда новые владельцы обещают не менять прежней редакционной политики, что звучит совершенно неправдоподобно. Чаще они декларируют новую программу, обращаясь к аудитории, сформировавшейся вокруг прежнего издания. Даже посулы перемен к лучшему редко помогают удержать сложившийся читательский или зрительский костяк, ведь если они были верны данному СМИ, то их устраивала его программа. Аудиторию нельзя уподобить крепостному крестьянину, и она не продается вместе с газетой или телеканалом в качестве постоянного депозита. Вот почему любые попытки навязать ей новые программы вместо старых ведут к утрате доверия. Конечно, это не единственный фактор, но эмоционально очень сильный: не любит человек, особенно мыслящий, когда его делают заложником чужих политических, финансовых или любых других амбиций. Такое положение не есть примета современного просвещенного читателя, которому пока есть из чего выбрать: разные газеты или журналы, Интернет или спутниковые антенны. Точно так же он себя вел и в прошлом, чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к истории некогда очень популярного журнала «Библиотека для чтения», чей рекорд по подписке удалось побить только спустя тридцать с лишним лет, в 1870-е годы.

О.И. Сенковский – основатель и бессменный, на протяжении двадцати лет, редактор журнала в период «мрачного семилетия» (1848-1855 гг.) понимал, что у него нет возможности осуществлять прежнюю программу под усиливавшимся цензурным прессом, поэтому он сохранил, мере возможности, традиционные содержательные и оформительские приоритеты, а во всем остальном руководствовался требованиями цензуры, стараясь сохранить журнал. Его покинула часть аудитории, недовольная таким усекновением содержательного разнообразия, но часть аудитории осталась; причины их верности были разнообразными: от пассивной привычки до надежды на лучшие времена. Однако сменившийся владелец издания, до того не работавший в сфере медиабизнеса, хотел увеличения прибыли и посчитал, что лучший путь к тому – смена редактора.

В журнале уже три года работал молодой сотрудник, приглашенный Сенковским, – А.В. Дружинин, чья известность не только как беллетриста, но и литературного критика постепенно росла. У него сложилось свое видение концепции развития русской литературы, которое ему хотелось бы осуществить в печати. Вот почему он принял предложение нового издателя В.П. Печаткина и стал редактором «Библиотеки для чтения», а Сенковскому пришлось покинуть издание. Молодой редактор наконец получил собственную трибуну и с головой ушел в подготовку материалов для обновленного журнала. Хотя Дружинин был свободен от черновой типографской работы, от поиска денег на издание журнала – все это обеспечивал до поры до времени Печаткин, задача, стоящая перед начинающим редактором «Библиотеки», была очень сложной. Во-первых, круг авторов, которых можно было бы привлечь к работе в его журнале, чрезвычайно сузился. Их в русской литературе не хватало всегда. В свое время Белинский отмечал как парадокс русской действительности зияющую пропасть между первостепенными талантами и ужасающей посредственностью. Надежных и профессиональных литературных работников – настоящей опоры журналистики – не хватало по-прежнему. Редакторы выпрашивали новые произведения, поторапливали авторов, всячески их улещивая, а авторы разрывались между несколькими изданиями, не имея времени, чтобы тщательно обработать свое литературное творение. Наперечет были писатели, чьи имена способны были привлечь подписчиков к журналу. В начале 1856 года положение, всегда нелегкое, усугубилось слухами о «литературной лиге “Современника”», то есть договоре об исключительном сотрудничестве, который придумал изобретательный Некрасов. Примечательно, что в апреле 1856 года еще не было полной ясности, кто же войдет в число «обязательных» авторов «Современника», об этом свидетельствует письмо Григоровича Дружинину: «Что, как, скажите, наше общее литературное дело в “Современнике”! Все ли оно держится на прежнем основании?» [1]. Далее Григорович сожалеет, что придется отказывать Краевскому, которого он ценил как человека. Находясь в это время в Москве, Григорович предполагал, что его корреспондент войдет в круг исключительных авторов «Современника». Но положение Дружинина как начинающего редактора было вдвойне нелегким: ему было тяжело и обидно сознавать себя уже не нужным журналу, где он начинал свою литературную деятельность, которому он отдал почти десять лет и где все заметнее вырисовывался как лидер Чернышевский. Нелегко было признать также и то, что договор об обязательном сотрудничестве с «Современником» заключили его близкие друзья и приятели, имевшие громкие имена в литературе, на сотрудничество которых он был вправе рассчитывать. Дружинин отчетливо сознавал, с какими трудностями ему придется столкнуться: «Если бы не лига беллетристов в “Современнике”, – пишет он Боткину 5 апреля 1856 года, – я бы и не задумался , но теперь I отдел будет по необходимости беден. Нечего и говорить о том, что между редакциями “Современника” и “Библиотеки для чтения” будет тесная дружба, за это я ручаюсь. Людей в “Библиотеке” нет, но едва дело начало завязываться, около меня стала уже формироваться фаланга лиц, желающих горячего и хорошего труда. Братья Майковы вызвались помогать усердно. Тургенев прислал ко мне Колбасина, который будет полезен для старой русской словесности. Гончаров взирает на все дело благосклонным оком. Михайлов, Сологуб, Потехин, Авдеев, Лажечников станут продовольствовать I отдел» [2].

Дружинин получал очень настойчивые советы от своих старших литературных товарищей усиленно заняться формированием нового литературного кружка, «без которого невозможно существовать порядочному журналу» [3]. Анненков в ответ на просьбу молодого редактора «Библиотеки» написать воспоминания о замечательном десятилетии горячо возражал ему: «Воспоминания, толкования, изложение бывшей жизни и обсуждение бывших теорий – все это попахивает землей и после этого окна открывать следует!» Опытные литературно-журнальные бойцы сильнее, чем молодой коллега чувствовали ветер перемен и советовали ему поскорее сориентироваться на настоящее. Анненков давал Дружинину дельный совет: «Изобретите Вы, во что бы то ни стало, пару молодых, независимых, капризных, дерзких и несносных талантов. Сколько свежего добра нанесут они Вам! Уже не говоря о пользе журналу, какую пользу для литературы вообще Вы можете сделать. Почти наверняка можно сказать, что таких талантов Вы не найдете, но хоть немножко увлечения, страсти, самонадеянности. Вот уже с Гоголя никто не ходил у нас с головой и носом, поднятым кверху, а ведь это в соединении с молодостью и свежестью картина наиприятнейшая» [4]. Дружинин и сам знал, как важно собрать коллектив единомышленников. Ведь он сам еще несколько лет назад писал Е.Н. Ахматовой о Сенковском, что время персональной журналистики прошло и даже самый талантливый человек не может в одиночку определять лицо журнала. Теперь новому редактору «Библиотеки» предстояло воплотить свои идеи на практике. Невозможно собрать литературный кружок собратьев по перу просто вокруг журнала как печатного издания, просто около порядочного человека. Сильнейшим магнитом, притягивающим под знамена, может быть только идея, которая созвучна времени и потому найдет отклик в сердцах современников: и литераторов, и читателей. Важнейшим вопросом обновленного журнала был вопрос об его позиции. Литературно-критические взгляды, эстетические воззрения Дружинина не только сформировались, но и были обнародованы ранее в целом ряде программных статей, где содержалось неприятие «дидактического», или гоголевского, направления и декларировалось противодействие публицистическому началу в критике, провозглашалась защита «чистого искусства». Нельзя забывать, что позиция Дружинина во многом формировалась «от противного», ради отрицания и противодействия Чернышевскому и другим защитникам гоголевского направления. Показательно, что большие, развернутые статьи, обосновывающие свое «кредо», Дружинин написал именно в период противостояния идейным направлениям «Современника»; к ним относятся статьи о сочинениях А.С. Пушкина, «Критика гоголевского периода и наше к ней отношение», статьи о пьесах Островского и повестях Писемского. Всему творчеству Дружинина-критика импульс был дан литературно-критическими выступлениями «Современника», то есть оно рождалось скорее из полемического неприятия чуждой позиции, а не из собственного эстетического переживания литературного творчества писателей.

Спор Чернышевского и Дружинина о судьбах русской литературы достаточно освещен в нашем литературоведении. Примечателен один оставшийся незамеченным нюанс: в ноябрьском номере «Современника» были опубликованы «Заметки о журналах» за октябрь 1856 года, где Чернышевский дал высокую оценку десятилетней деятельности А.В. Дружинина как литератора, а в ноябрьском номере «Библиотеки для чтения» начала печататься программная статья Дружинина «Критика гоголевского периода и наше к ней отношение». Оба журнала закончили 1856 год статьями, знаменующими один из самых напряженных и драматичных эпизодов литературно-общественной борьбы. Итак, примирение не состоялось, и позиции спорящих остались неизменными.

Чернышевский в «Заметках о журналах» очень искусно сочетает похвалы обновленной «Библиотеке» с предупреждением ей же. Если похвалы были во многом тактической уступкой, о чем свидетельствуют письма Некрасова – Дружинину и Чернышевского – Некрасову, то искусно замаскированное предупреждение разило сразу две цели: «Отечественные записки» и «Библиотеку для чтения», то есть двух журнальных конкурентов. В первой части «Заметок о журналах» на октябрь 1856 год подробно цитируется объявление о редакционных изменениях «Библиотеки», а затем оно сдержанно и лаконично комментируется. При этом подчеркивается, прежде всего, независимость мнений и нежелание вступать в литературные споры редактора обновленного журнала. Далее Чернышевский задает невинный, на первый взгляд, вопрос: «Но какими же силами владеет в своих сотрудниках новая редакция “Библиотеки для чтения” для доставления своему журналу живости и разнообразия, для обеспечения его литературных и ученых достоинств? Список новых участников, приобретенных журналу новой редакцией, дает на это ответ совершенно удовлетворительный. Тут мы видим имена, принадлежащие людям самых различных литературных партий, – ручательство за то, журнал будет занимать среди них независимое положение, – почти все имена пользуются более или менее выгодной известностью – ручательство за то, что в хороших статьях журнал не будет иметь недостатка» [5]. Ирония Чернышевского проявляется в том, что как опытный журналист он знает, насколько важно соблюдение тона, стиля, духа журнала во всех материалах, составляющих его содержание, что соединение разнонаправленных статей под одной обложкой допустимо разве что для ученого сборника, но никак не для общественно значимого журнала. Но, кроме того, этот пассаж имеет еще один иронический подтекст. Среди будущих авторов «Библиотеки» не было, во-первых, имен тех лучших писателей, которые заключили договор с «Современником», а во-вторых, назван Н.А. Некрасов, на чье долгое сотрудничество наивно было рассчитывать – все содействие поэта обошлось разовой публикацией нескольких стихотворений в первом, вышедшем под редакцией Дружинина октябрьском номере за 1856 год. Почти вся вторая часть «Заметок» посвящена «Отечественным запискам», резко выступившим в десятом номере за 1856 год против писателей, заключивших с «Современником» договор об обязательном сотрудничестве. Используя метод исторических параллелей, Чернышевский сравнивает «бесстыдные и безуспешные» попытки журнала Краевского опорочить своего удачливого литературного соперника с подобными усилиями «Северной пчелы», нападавшей на «Отечественные записки» в пору, когда там писал Белинский. Чернышевский дразнит литературного конкурента, высказывая ироническое предположение, что все выпады на «Современник» в сентябре-октябре (в пору подписной кампании) можно рассматривать как стимуляцию интереса к критикуемому журналу, как содействие его популярности. Во всех его остроумных и даже дерзких выпадах читается уверенность в литературной устойчивости «Современника», в непоколебимости его курса и скрытое, но от того не менее грозное предупреждение всем, кто захочет последовать примеру «Отечественных записок» и примет участие в литературно-журнальной войне с «Современником» [6].

Дружинин не замкнулся на литературной полемике и занялся созидательной работой, стараясь привлечь к «Библиотеке» всех писателей, свободных от «обязательных соглашений». Он ведет переписку с М. Авдеевым, А. Фетом, Д. Григоровичем, А. Потехиным, И. Тургеневым, Л. Толстым. Последние, так же как и Островский, предоставят Дружинину для журнала свои литературные произведения, но только после разрыва с «Современником». О том, насколько энергично работал новый редактор для блага своего журнала, говорит и существенное изменение содержания его дневниковых записей. Литературные интересы совершенно вытесняют прежние упоминания о кутежах, гастрономических изысках, о дамах полусвета, даже мечты о любви. Записи теряют исповедальность, лирическую окраску и становятся документальной фиксацией текущих событий: с кем виделся, о чем читал или с кем говорил по журнальным делам, о чем хотел бы написать.

1857 год принес журналу значительное увеличение числа подписчиков – почти на 600, но все равно «Современник» на тот же период имел значительно больше – 3992, что говорит о более быстром росте успеха этого журнала. Дружинин старался компенсировать невысокое качество отдела отечественной словесности лучшими переводами иностранной и, прежде всего, англо-американской литературы, в области которой он был признанным авторитетом. Но Россия жила в этот момент более насущными вопросами, и никакие зарубежные литературные новинки не могли отвлечь читателей от страстного желания говорить, обсуждать новости внутренней жизни страны, проблемы сегодняшнего дня. Культ «прекрасного и вечного», которому собирался служить Дружинин в качестве редактора, не выдерживал «давления злободневности». Спустя два с лишним года после начала своей редакторской деятельности Дружинин меняет структуру журнала, вводя в нее с марта 1859 года отделы «Современной летописи» и «Политики», без которых в то время журнал был уже невозможен.

Дружинин все больше осознает, что обстоятельства заставляют его заниматься тем, к чему у него душа не лежит и на что у него не хватает знаний. Продолжая мечтать о чисто литературном издании, он понимает его несвоевременность и невозможность. «Я – чужестранец», – сказал о себе однажды в молодости Дружинин, еще острее это чувство стало у него к концу 1850-х годов. Все более обозначившиеся власть политики и власть денег, от которых зависит и приток литературных сил, и приток читателей, наполняют в этот момент душу Дружинина несвойственными ему прежде нотами разочарования в людях, а в письмах все чаще звучат рассуждения о деньгах, столь ему несвойственные раньше: «Очень рад за добрую славу “Библиотеки”. В этот год у меня прибыло столько же подписчиков, как и в первый год редакторства. Стало быть, журнал поднялся, особенно в прошлый год (т.е. 1858 – Г.Щ.) – при болезни, торжестве дидактической литературы и полном одиночестве. Кто подал мне руку в тяжелый час, кто решился посидеть хоть один вечер над статьей, назначенной в мою поддержку? Все это пережито. Приятно подумать, что один человек был мне главным сотрудником, и этот человек – я сам, как выражался Гейне» [7]. Не только отсутствие кружка единомышленников тяготило Дружинина, но и неизбежная зависимость от интересов публики. Он, мечтавший о свободе, сознает иллюзорность своих надежд, даже при том, что теперь в руках у него был свой журнал.

Диктат вкусов и пристрастий аудитории вторгался в храм искусства, который хотел редактор построить для той же публики. Он, столкнувшись с железной необходимостью учета интересов толпы, с некоторым раздражением пишет Л. Толстому в 1859 году, собиравшемуся вместе с А. Фетом издавать журнал «чистого искусства», что это предприятие кажется ему удобоисполнимым при двух условиях: «огромном капитале и неутомимой ярости сотрудников по части работы. К сожалению, вы знаете, что круг наш нетрудолюбив, а денег приходится ему занять у французского короля».

Несмотря на разрыв с Сенковским, Дружинин сохранил теплые чувства к своему старшему другу, и чем больше времени миновало с момента их драматического объяснения, тем теплее становился тон высказываний Дружинина, как будто его собственные обстоятельства жизни и редакторские занятия делали Сенковского более понятным и близким. Его собственная судьба также была не идиллична, а его надежды снова не осуществились. Он дважды приходил в «Современник» и дважды был вынужден уйти из него. Дружинин дважды приходил в «Библиотеку» – второй раз в качестве редактора – роли, о которой он мечтал раньше. Но поднять журнал, вернуть ему популярность – окажется Дружинину не по силам. Литературное одиночество, отсутствие соратников – удел Сенковского – окажутся уделом и его преемника. Направление, которое новый редактор будет стараться придать «Библиотеке» не совпадет с той дорогой, по которой устремится русская журналистика. П.В. Анненков, имевший исключительное чутье на «запах времени», выскажет предположение, что, возможно, именно брезгливость обоих к мелочам жизни, «отсутствие страсти в пропаганде к защите своих воззрений» – обусловили сходство их судеб в русской журналистике.

Если при Дружинине «Библиотека» хоть отчасти поднялась, то при следующем редакторе – А.Ф. Писемском – она опустилась на самое дно литературного мира и стала подобна тем серым привидениям, про которые с такой издевкой писал раньше Сенковский. «Библиотека для чтения» как живой организм была создана для определенной цели, и все в ней – структура, редакторская политика, стиль, состав авторов, круг обсуждаемых тем и идей было органичным. Любые попытки переориентации журналов и газет весьма спорны и редко бывают удачными. Каждый из редакторов, занимавших место Сенковского, считал делом несложным и свои редакторские обязанности, и изменение концепции издания и уж тем более простое изменение его идейно-эстетической ориентации. Если Сенковский последние годы своей редакторской деятельности не занимался журналом, потому что устал, потому что цензура чрезмерно сдавила круг тем и право свободного суждения, то часть его подписчиков все равно осталась ему верна. Мы отмечали, что круг подписчиков уменьшился, но уменьшился пропорционально общему уменьшению тиражей и у других изданий. Это означало, что журнал покинула только часть аудитории, но основная масса осталась. Причины, по которым в моменты падения популярности определенная аудиторная группа сохраняется, мало изучены, гораздо меньше, чем изучены причины, по которым происходит рост тиражей и популярности. Определенную роль играет сила привычки, кроме того, в небольшой группе вырабатывается под влиянием данного издания образ мыслей, близкий коллективному менталитету редакции или образу мыслей редактора, вероятно, есть некий процент случайных подписчиков. Все это приводит нас к заключению, что гораздо мудрее была политика Сенковского как редактора в период «мрачного семилетия», он не торопился что-либо менять в журнале, а просто ждал, когда наступят другие времена и можно будет, опираясь на группу постоянных подписчиков, идти на привлечение новой аудитории. О том, что Сенковскому было что сказать, и в публике были люди, которые готовы были его с интересом и удовольствием слушать, говорит его последующее участие в еженедельнике «Сын Отечества» (1857-1858 гг.) с тематическим подвалом «Листки Барона Брамбеуса».

Попытки же тех, кто стремился вытеснить Сенковского из редакторского кресла и изменить направление издания, приводили только к оттоку аудитории, но не привлекали новых читателей. У журнала был определенный тип, который обусловил инерцию восприятия. В нем искали того, от чего новый редактор уводил в другую сторону свое издание. Старчевский вел его к учено-литературному сборнику. Просветительская задача всегда была присуща «Библиотеке», но Старчевский не умел и не хотел просвещать, что предполагает учет возможностей аудитории воспринимать предлагаемую информацию. Старчевский просто не оставлял аудитории выбора, давая то, что считал нужным, и не прикладывал никаких усилий, чтобы публике было интересно. Перефразируя одно ироническое замечание Сенковского, выскажем предположение, что Старчевский возомнил себя жрецом, которому обязаны внимать. В результате аудитория сократилась. Затем пришел Дружинин, который при всем своем десятилетнем журналистском опыте не понял, что публику можно вести только туда, куда она сама хочет идти. Проповедь «чистого искусства», возможно, нашла бы своих почитателей в этот момент, несмотря на всю его политизированность и социальную напряженность, но нашлась бы такая публика не среди подписчиков «Библиотеки», привыкших к утилитарному подходу к искусству, который проповедовал Сенковский целых двадцать лет. Следовательно, то, с чем пришел Дружинин как редактор, не соответствовало потребностям и интересам аудиторной группы данного издания. Потому так медленно и происходил рост тиража, что наряду с привлечением новых подписчиков журнал постоянно терял старых. Еще одной причиной, по которой «Библиотека» умирала, была смена типов журналов в связи с изменившейся общественно-социальной ситуацией. На смену энциклопедическому журналу пришел журнал «с направлением». На первый взгляд, между ними не было большой разницы: примерно такой же объем, сходный набор рубрик – литература, критика, внешнее и внутреннее обозрение, научный отдел. Но концепция таких изданий предполагала как бы суженное поле зрения, явную тенденциозность по насущным социальным, экономическим и литературным вопросам, большую нетерпимость к другим участникам литературно-журнального процесса, большую нацеленность на решение пропагандистских задач, независимо от их идеологической окраски. Именно такой подход и принято считать особой русской моделью журналистики, или ее особым направлением. Сама жизнь России во второй половине XIX века, где с немыслимой быстротой происходила поляризация общества, недоверие к власти, взаимная неприязнь разных социальных слоев, радикализация сознания – все это уводило русскую журналистику с того пути, который обрела «Библиотека» и ее редактор. Неслучайно, что при периодическом возобновлении старых изданий («Современник», «Сын Отечества», «Вестник Европы») и использовании их брендов, «Библиотеке для чтения» не суждено было возродиться, как был утрачен путь в русском обществе XIX века к социальной толерантности и гармонии.

О.И. Сенковский и А.В. Дружинин были редакторами журнала «Библиотека для чтения», один был творцом и создателем его, другой – длительное время сотрудником, а затем стал редактором. Когда иссякли сила, энергия и запас идей у первого, Дружинин попытался поднять упавшую репутацию некогда популярного издания, но, осознав тщетность своих попыток, отказался от редакторства, и через четыре года журнал «Библиотека для чтения» перестал существовать. Почти одновременно с ним ушел из жизни и Дружинин. Журнал, как живой организм, находил питательную среду в той эпохе, ради которой был создан, а пережив ее, не смог далее существовать.


Литература

1. Письма А.В. Дружинину. – М., 1948. – С. 92.
2. Там же. – С. 47.
3. Там же. – С. 46.
4. Там же. – С. 26.
5. Чернышевский Н.Г. ППС: В 16 т. – М., 1949. – Т. 3. – С. 710.
6. Там же. – С. 711.
7. Письма А.В. Дружинину. – М., 1948. – С. 57.

____________________________
© Щербакова Галина Ивановна