В детстве я с упоением читал «Слово о словах» Льва Успенского. Эта книга оказала на меня большее влияние, чем весь Жюль Верн с «Тремя мушкетерами» в придачу. Большее, может быть, чем даже чем рассказы о Шерлоке Холмсе. В двенадцать лет я твердо решил стать лингвистом, изучить тридцать-сорок языков и удивить мир расшифровкой очень-очень древнего текста на неизвестном  наречии.

Увы, жизнь не удалась: все время приходилось заниматься не лингвистикой, а черт знает чем…

…На столе в одной из аудиторий Ростовского университета было нацарапано: «Женщина-филолог — не филолог, мужчина-филолог — не мужчина». Это наглая ложь: все великие лингвисты и литературоведы именно мужчины. Но филология с некоторых пор действительно стала  женской профессией. Причина вполне прозаическая: где работали выпускники филфака? В лучшем случае, редакторами в издательстввах, журналистами. В большинстве же случаев – учителями средней школы. А какая зарплата у школьного учителя с маленьким стажем, помните? Уж конечно, не для мужчины, кормильца семьи! Эх, если бы не это обстоятельство, каким бы выдающимся, скромно говоря, филологом я мог бы стать! (Вы ведь не станете отнимать у меня эту сладостную иллюзию, не правда ли?) Признаюсь, всё, что связано с языкознанием до сих пор вызывает у меня живое любопытство. Мне доставляет удовольствие разбирать и пытаться понять тексты на языке в принципе незнакомом, но как бы и немножко знакомом (например, чешском или итальянском).

Вольтер за три месяца выучил английский язык.

Михаил Илларионович Кутузов, назначенный послом России в Оттоманской империи, выучимл турецкий язык, чтобы без переводчика беседовал с тамошними жителями и читать доменты (надо учесть, что турки писали не на латинице, а арабской вязью, в которой одна и та же буква в начале, середине и конце слова пишется по-разному).

Лаврентий Берия, уже будучи наркомом,  выучил английский.

Самуил Маршак, путешествуя на одном пароходе с группой узбеков,  стал прислушиваться к их беседам между собой и уже несколько дней свободно заговорил по-узбекски.

Допустим, все эти люди обладали незаурядными способностями. И все же не преувеличиваем ли мы трудности овладения иностранными языками?

Достаточно освоить СОРОК распространенных слов, чтобы  покрыть ПОЛОВИНУ  словоупотреблений повседневной бытовой речи на любом языке. Зная всего СОТНЮ слов, вы поймете - естественно,  с пятого на десятое, то есть также наполовину – текст, описывающие простые бытовые ситуации.

Сложно ли осваивать каждый день 5-7 новых слов? Кажется, совсем не сложно, особенно для молодой свежей памяти. Но если делать это регулярно, уже через три месяца вы сможете понимать 70-80 процентов не слишком трудных иноязычных текстов и 90 процентов устного повседневного общения.

Допустим, 5-7 новых слов регулярно – непосильная нагрузка, но выучивать регулярно  хотя бы два-три – это ведь может каждый? Значит, каждый может уже через два года таких занятий человек будет обладать достаточным словарным запасом, чтобы без особых затруднений понимать обычную беллетристику.

Итак, все дело в правильном подборе для заучивания наиболее употребительным слов. А не тех, которые составители учебника считают наиболее подходящими или удобными

  Когда во французских газетах слово «автомобиль» вытеснило по частоте употребления слово «женщина», это дало основание крупному тамошнему философу горестно воскликнуть: «Французы стали совсем другими! Что стало с нашим национальным характером?!»

 Я полагаю, можно составить некоторое представление о немецком национальном характере по самым используемым в немецком языке существительными:

Год

День

Люди

Отец

Время

Дом

Мужчина

Лес (Wald)

Дитя

Война

Крестьянин

Занятие, сделка, бизнес, коммерческое предприятие (гешефт)

Вещь, дело (Sache)

Мать

Дерево, древесина (Holz)

Вещи, предметы (Dingе)

Зима

Машина

Рука

Неделя.

Как видим, «война» в современном немецком употребляется лишь немногим реже, чем «дитя», «папаша» значительно популярнее «мамаши», а «женщина», в отличие от «мужчины», в первую двадцатку не входит.

Красноречив и список наиболее употребительных глаголов. Понятно, что первые места занимают «быть» «иметь», а также «давать», «хотеть», «быть должным». Но любопытно, что в двадцатку входят сразу три глагола «творения»: machen, schaffen и tun, которые можно перевести как «делать», «создавать», «действовать».

В венгерском лексиконе слов с исконными угро-финскими корнями – 21 процентов, а с корнями славянскими – 20 процентов (далее идут слова германского и тюркского происхождения, соответственно 11 и 9 процентов). 

Почему же мы не слышим знакомых слов в речи венгров? Дело в том, что словарь – сам по себе, а частота употребления – совсем другое. В устной и письменной речи венгров «родные» угро-финские составляют 80-90 процентов.

Примерно та же картина и в современном английском: в словаре преобладают французские корни, в речи – германские.

Возьмем простое предложение: «Я тебя люблю». По логике, на всех языках его структура должна быть одинаковой или сходной: субъект-подлежащее, объект – прямое дополнение и глагол-сказуемое. Если в данном языке глаголы спрягаются и их форма выражает категории лица, числа и времени, можно обойтись без местоимения-подлежащего: просто «Люблю тебя».  

Так вот, это предложение будет написано:

по-английски — I love you;

по-немецки — Ich liebe dich; 

по-норвежски — Ed elskar deg (читается «яй эльске дай»);

по-шведски — Laj aesjar dej;

по латыни и по-итальянски — Te amo;

на эсперанто — Mi amas vin;

по-китайски — Wo ie ni.

На иврите грамматическая категория рода выражается и у глаголов в настоящем времени, и у местоимений второго лица. Мужчина говорит женщине: «Ani ohev otax», а женщина говорит мужчине «Ani ohevet otxa».

Три слова: субъект, объект, отношения между ними.

Пока все логично.

Но в некоторых языках для выражения наших чувств  требуется четыре слова. Например, по-голландски «Ik houd van jou», по-вьетнамски «Anh ye u em».

Можно предположить, что в данном случае четвертое слово – предлог винительного падежа.

Но для перевода нашей простой фразы на корейский потребуется целых пять лексем: «Vangsi nul sarang ha yo»!

Лично я не могу вообразить, для чего нужно это пятое слово.

(Кстати, если кто-то считает, что все азиатские языки почти не отличаются друг от друга. Как видите, между китайским, корейским и вьетнамским – ничего общего. При том, что во вьетнамском языке 60 процентов слов заимствованы из китайского, да и корейский очень много почерпнул из этого богатейшего источника. Вьетнамский – это один из вьетских, китайский – из сино-тибетских, а корейский относится к алтайским языкам).

Трудно понять, как перевести «я тебя люблю» на японский язык, в котором нет личных местоимений, а слова,  используемые в этом качестве, имеют и другие значения. В русском, например, местоимение первого лица единственного числа «я» значит только «я», а в японском иероглиф «ваташи» означает ещё и «частный, личный,  «приватный». Другой иероглиф переводится и как уважительное «вы», и как «мой господин»; пользоваться этим словом уместно только при первом знакомстве, а в дальнейшем собеседника называют по имени или   почетному титулу. 

Если даже такую элементарную языковую конструкцию не удается «один к одному» передать на таком-то языке, значит, мы лишь приблизительно можем перевести более сложные высказывания. 

  При большом желании китайцы могли бы отказаться от своих иероглифов и перейти на «нормальную», т.е. европейскую  письменность, как вьетнамцы. Для тех еще в XVIII веке один француз, католический миссионер и, очевидно, выдающийся лингвист, разработал систему письменности, официально введенную в 1910 г. Но латиница не приспособлена к для вьетнамского языка и, чтобы передать все его хитрости и особенности, миссионеру пришлось использовать различные значки под буквами и над ними. Во вьетнамском буквы «А» и «О» имеют по 17 разновидностей, буква «Е» –  11вариантов.

   Китайцы за свои иероглифы держатся не из глупого консерватизма. В отличие от вьетнамцев, они говорят на диалектах, сильно  отличающихся один от другого, и иероглифы – символ единства и языка, и нации. Ведь один и тот же знак житель северной провинции произнесет совсем не так, как житель южной. Переход на фонетическую систему с  европейским алфавитом означал бы фактически раскол  страны по языковому признаку. 

В немецком языке прилагательные и наречия не имеют уменьшительно-ласкательных суффиксов. По-немецки никак нельзя сказать «коротенький» или «легонечко», но лишь «очень короткий» и «совсем легко». И переводчик должен смириться с этим, принять как данность. 

По-немецки не скажешь  «легонечко», но это не значит, что немецкий хуже, беднее русского. В одном отношении – беднее, в другом – богаче. Русское сослагательное наклонение куда проще соответствующего немецкого: добавил частицу «бы» — и готово. В немецком же есть два типа сослагательного, причем в первом типе различаются еще свои подвиды. Немец может  выразить, что говорит не от своего имени, а передает чьи-то слова, не употребляя «мол», «якобы» и «дескать» — об этом скажет сама по себе форма глагола в одном из сослагательных наклонений.

В немецком, как и в русском, есть форма второго лица единственного числа: Du willst (ты хочешь). Как и в русском, есть форма второго лица множественного числа: Sie wollen (вы хотите).

Кроме того, есть еще одна глагольная форма второго лица, которой нет в русском: Ihr wollet. Так обращаются к детям, близким приятелям, товарищам по партии, соученикам – к тем, кому по отдельности говорят «ты».

- Хотите ли вы тотальной и радикальной войны? – спрашивал Геббельс ревущую толпу.

В оригинале здесь было использовано не вежливое «вы», а то самое «Ihr» — стилистика  для родственников, друзей, заговорщиков, сообщников. Но как это передать на русском? Не знаю. 

    По-русски можно сказать: «Завтра я иду в кино», а можно – «Завтра я пойду в кино», разница ничтожна, хотя в одном случае использована форма настоящего времени, а в другом — будущего.

  В немецком настоящее время сплошь и рядом используется в значении будущего, а форма будущего времени выражает некоторую неуверенность говорящего. Ich werde spielen — наверное (возможно, должно быть, скорее всего, по всей вероятности), я буду играть. Как передать этот оттенок? Не знаю. Знаю только, что с помощью слов «возможно», «наверное», «скорее всего» и т.п. — слишком грубо, в лоб.

 «Прочитал в одной статье…»,  Какую функцию выполняет слово «одна»? Разумеется, это не числительное. А нечто вроде неопределенного артикля. Хотя такой части речи, как известно, в русском языке нет. Ее нет, но ее отсутствие иногда чувствуется:

— Встретил я одного знакомого, и этот знакомый мне сказал… — Это же пример из учебника, для пояснения различий в употреблении неопределенного и определенного артиклей!

  Возьмем известный рекламный слоган: «Фольксваген. Дас ауто». Дословный перевод («Фольксваген – это автомобиль») выглядит полной глупостью, если не учесть артикль. «Das Auto», в отличие от «ein Auto», это вам не какой-нибудь обычный автомобиль, не одна из множества марок, а «тот самый автомобиль», «автомобиль, о котором шла речь» или даже «настоящий автомобиль». 

 Роман Мопассана называется «Жизнь», с неопределенным артиклем, это прекрасно переводится на западноевропейские языки, имеющие артикли с тем же значением: «какая-то жизнь, некая жизнь, одна из многих жизней». А русские переводчики вынуждены либо пожертвовать этой тонкостью, либо прибегать к прямолинейному «Одна жизнь». 

 Читаю перевод рецензии. Говорится об одном молодом кинорежиссере, его называют  «противной уточкой» и советуют не впадать депрессию, встретившись с непониманием аудитории.

Что за «противная уточка»?

Ах, это же гадкий утенок!

Действительно, немецкое «дас хэсслиге энтляйн» можно перевести и так, и этак. Переводчик, видимо, спешил, работал автоматически, ему просто не пришло в голову, что немцы тоже знают сказку  Андерсена и что у них тоже есть выражение «гадкий утенок».

Фразеологических оборотов – сотни и тысячи, все не упомнишь. Конечно, есть соответствующие словари, но переводчик в них заглядывает, только когда есть сомнения, а в данном случае их, наверное, не было. Есть «газетная утка», есть «хромая утка», так что «противная утка» не показалась чем-то странным.

Я пытался перевести на немецкий свой же опус. Застрял на выражении «Смотри у меня!». Что оно, собственно, обозначает? Понятно, что не «гляди в оба» или «будь внимательнее». Скорее, обещание глядеть в оба за собеседником, жестко контролировать его поведение. Предостережение, угроза. Демонстрация своего превосходства, своей власти. Что-то вроде «берегись меня, подчиняйся мне, иначе будешь наказан!». 

…Нашел в словаре немецких фразеологизмов оборот, означающий примерно следующее: «Если подобное повторится, пеняй на себя!»

 А как перевести на немецкий  пословицу «Человек предполагает, а Бог располагает»? Есть хорошее немецкое слово «юберлеген», в котором прячется то же пространственное представление — некий предмет помещен перед собой, чтобы лучше рассмотреть. Но «юберлеген», к сожалению,  означает скорее «обдумывать, раздумывать», чем «планировать, рассчитывать».

 «Располагает» в данном случае можно передать как «осуществляет Промысел», «устраивает», «расставляет всё по своим местам», «определяет и направляет ход событий»… Не составляет большого труда найти немецкие глаголы-эквиваленты, но теряется игра с приставками вокруг того же корня: пред-полагает, рас-полагает… 

Остро чувствую, как беден мой немецкий. 

      Давайте попробуем перевести с немецкого афоризм Альберта Эйнштейна. 

Буквальный перевод: «Вначале все мысли отданы любви, потом вся любовь отдается мыслям». «Мысли отданы любви» — как-то коряво, как бы нам выразиться элегантнее? «Принадлежат любви? Поглощены любовью?» Лучше бы, наверное, «Сначала все мысли посвящены любви, потом вся любовь посвящена  мышлению». И хорошо бы уточнить «НАШИ мысли, НАША любовь». Но имеем ли мы с вами право так далеко уходить от оригинала?

   И вот так каждый раз: одну-единственную фразу мусолишь, мусолишь, крутишь ее так и эдак и не знаешь, на каком варианте остановиться. А всё потому, что мы с вами не профессиональные переводчики, у нас не выработана привычка пренебрегать идеальным-лучшим ради реального-приемлемого. Нам с вами платят не за переводы. Впрочем, все  перфекционисты, чем бы они ни занимались, зарабатывают меньше, чем могли бы. Нет, все-таки самому сочинять легче, чем художественно переводить: те же муки слова, так же мусолишь слова и фразы, но по крайней мере нет страха слишком далеко уйти от оригинала!

…И все-таки любопытно, как перевел (бы?) этот афоризм профессионал.

В университете нам задали перевести (адаптированный) рассказ О.Генри. Я наткнулся на сочетание «аристократ-клубмен» — и задумался. Оставить как есть «аристократ-клубмен»? Вроде неуклюже… Член аристократического клуба? Аристократ и завсегдатай клуба?

Застрял надолго. В конце концов, разрешил себе заглянуть в двухтомник О.Генри (помните, в синем переплете с золотистым листом?), в котором были собраны лучшие переводы. Там стояло: «аристократ и клубмен». Вот так просто! Один знакомый писатель никак не мог найти эквивалента немецкому «партайгеноссе». Как должны обращаться друг к другу нацисты? Не «товарищ» же, тем более не «партийный товарищ».

- Проще будь, не мудри! – посоветовали ему. – Так и оставь: «партайгеноссе».

     Марк Твен издевался над любовью немцев составлять из нескольких корней одно длиннющее слово. Действительно, англоязычным, у которых уже  трехсложное слово считается «слишком длинным», забавно видеть словечко, занимающее целую строчку, какую-нибудь «Паровая мельница гениальничанья» без пробелов. Недавно в журнале мне попалась такое составное словечко, которое можно перевести как «чудовищное чрево воздушной гавани». По-немецки всего шесть слогов и звучит не так уж неуклюже. Скорее даже энергично и выразительно. 

В сегодняшней Германии прощальное «чус!» произносится гораздо чаще, чем классическое «ауфвидерзейн». Это вроде наших «пока!», «всего!», «будь!» — весело, по-приятельски, с оттенком вульгарности. Кажется очевидным родство этого «чус» (или «чуус) с итальянским «чао». Но лингвисты утверждают, что всё далеко не так просто. «Чао» (ciao) произошло от «schiavo», которое в свою очередь восходит к латинскому «sclav», раб (вспомним русские формулы вежливости: «Ваш покорный слуга» и «К вашим услугам»). Немецкое же «Tschues» тоже имеет латинский источник, но другой. В древности на прощание говорили «Ad deum», то есть «с богом», это превратилось в испанское adios и нижненемецкое «adjus», от которого пошли «ade», а там и «tschoe», от которого уже совсем недалеко до «чус».

У-ф-ф…

Лингвистика – действительно наука, ее результаты, как и у физики, далеко не очевидны, часто парадоксальны.

   Один советский публицист, перечислив фамилии нацистских главарей — Гитлер, Геринг, Геббельс, Гиммлер, Гесс, Гейдрих, – с сарказмом уподобил их отвратительному, зловонному «г…». По сути нет возражений, но сарказм никому, кроме восточных славян, непонятен, так как на немецком Гитлер, Гиммлер, Гесс, Гейдрих пишутся не через «г», а через «h», «аш» (кстати, болгары пишут «Хитлер», «Химмлер»). На немецкий слух «g» и «h» -это такие же разные звуки, как для нас «К» и «Х». В украинском есть соответствующая фонема (украинское «Г» произносится мягко, как немецкое «h»), а русском — нету. Ничего не поделаешь. А как немцы выкручиваются, не имея в своем языке фонемы «Ж»? Когда возникает необходимость передать этот звук в иноязычных словах («джунгли», «Жуков», «журнал»), они выкрцчиваются по-разному: пишут «Dschungel», «Zhukow», «Journal».

 Есть русское слово «куча». Есть очень похожие слова в других языках: «куче» по-болгарски собака, а по-немецки – карета. Просто совпадение? Но при желании можно изобретательно доказать, что болгарское слово – первично, исходно, а русское и немецкое – производные от него. Допустим, собака наделала кучу, а в кареты запрягали стаю собак. Очень убедительно, не так ли?

 Испанский определенный артикль «эль» очень похож на арабский определенный артикль «аль». Пиренейский полуостров долгое время находился под властью арабов. Версия о заимствовании испанским языком слегка переиначенного артикля из арабского, дикая для лингвиста, несведущему человеку  покажется очень основательной.

  Литовский язык ближе других европейских к санскриту. Означает ли это, что санскрит произошел от литовского? Нетрудно заметить, что собаки разных пород чем-то схожи. Логично предположить, что у всех собак был общий предок.

     У Михаила Задорнова, эстрадного автора-исполнителя, есть своя, по-человечески очень симпатичная, логика: предком всех собак, а заодно и волка, является — Русская Борзая. Потому, собственно, что она русская, а зрители и слушатели Задорнова, чай, не австралийцы. Вообще концепции Задорнова чрезвычайно убедительны, если только оппонент попался не очень настырный и придирчивый. «Ра» – это значит солнечный свет. Блестяще подтверждается на таких примерах, как «ра-дость», «жа-ра», «ра-стение» (стремление к Ра), «Ра-ссия» (страна сияющего Ра), «хандра» («хана Ра), а также «но-ра», «ра-но», «ра-мпа», «у-ра!», «ра-кета», «ох-ра»… У вас еще остались сомнения? Вы просите объяснить, как связаны с сияющим «Ра» рама, ракита, Пахра, раса, рак, рагу, разорение, игра, икра, дура? 

Да вы просто скучный зануда!

    Психологи обнаружили, что результаты теста на смекалку лучше, когда испытуемый находится не в маленькой комнате, а в холле. Однако эта закономерность распространяется на англоязычных. У говорящий на других языках показатели не отличаются. В чем тут дело? Есть предположение: на творческий процесс оказывает влияние метафора thinking outside the box («мышление за пределами ящика»). Согласно тем же исследованиям, заметно влияет на способность решать сложные изложение условий  другими словами. Не теми, что лежат на поверхности, а более широкими по значению. Например, не «ехать», не «идти», а «перемещаться в пространстве». Если же употреблять «слишком конкретные» глаголы, это сдерживает полет мысли. 

     Сергей Аверинцев: «Немецкий язык способен к экспериментам по части первозданности несравненно лучше, чем чересчур цивилизованный французский». Мысль парадоксальная! Казалось бы, естественнее  было бы считать, что более развитый, разработанный язык способен передать всё, в том числе и первозданность, лучше, чем «первозданный». Проблема «пишется не так, как слышится» в русском, пожалуй, острее, чем в немецком. Немцы пишут «ei» — читают «ай», пишут «st», «sp», «sch» — читают «шт», «шп», «ш», но таких случаев сравнительно немного, а главное, правила единообразны, их легко запомнить. Немцу, изучающему русский, надо постоянно иметь в виду, что «милого» произносится как «милава», «шина» — как «шына», «Колмогоров» — как «Калмагораф». Это для нас безударные «О» и «А» или «И», «Я» и «Е» почти одно и то же, для иностранца они такие же разные, как «О» и «У».  Диалекты немецкого отличаются друг от друга и от литературного языка гораздо больше, чем русские говоры. Местоимение первого лица единственного числа житель Ганновера произнесет как «ихь», гамбуржец – как «ик», саксонец – как «ищ», баварец – как «и». Поэтому немцы более терпимы к неправильностям произношения: берлинец и мюнхенец считают, что другой говорит с акцентом, хотя и более мягким, чем русский или француз.

Немецкое «Freischütz» Пушкин передает как «Фрейшиц» и рифмует с «учениц». Лев Толстой, говоривший по-немецки так, что немцы его принимали за своего, пишет не «Вюртемберг», а «ВИртемберг». Сербы называют Мюнхен попросту «Минхен». Действительно, немецкое «У умляут» звучит ближе к «И», а «Ю» в этих случаях мы ставим только по привычке. «Все знают», что немцы говорят не Лейпциг, а Ляйпциг, но тут уж очень давняя традиция. Но почему Коровьев у Булгакова говорит «ейн, цвей, дрей», вместо «айнс, цвей, драй», а Алексей Толстой немецкую здравицу «heil» передает как «гейль»? 

В Одессе было много уголовников и много евреев. Среди уголовников было немало евреев, а среди евреев встречались уголовники. Поэтому в воровское арго проникли слова ивритского происхождения. Считается, что «шмон» – обыск происходит от ивритского «шмоне», восемь: в восемь часов вечера, когда арестантов уводили на ужин, в камерах проводились обыски.

На иврите «хипус» означает поиск, обыск. Не отсюда ли «хипеш» и «хипесница» — воровка?

«Параша» на сленге – ложный слух, ерунда, на иврите это же слово значит и комментарий, и скандал.

«Халява» – нечто бесплатное, якобы восходит к «халав» (молоко): бедным евреям раздавали молоко и халу, чтобы они могли встретить субботу.

«Шара» означает также «бесплатно». «Шеарим» – края поля, виноградника, остатки, несжатая полоска, которую, согласно заповеди, следовало оставлять для голодных путников.

«Мастырить», казалось бы, связано с глаголом «мастерить». Но есть и другая версия: «стира» на иврите тайна, «мастир» — скрывать. Отсюда и «стырить», а может, чем черт не шутит, и «мистерия». Или, наоборот, «мастир» от мистерии?

«Ксива» — от «ктуба» — документ, нечто написанное; «башли» — навар, наваривать; «шалава» – от «шилев», сочетать (так называли женщину, у которой было одновременно несколько любовников).

Нам рассказывали, что выражение «ботать по фене» произошло от тайного языка офеней – разносчиков мелкого товара. Другое объяснение: «битуй беофен» на иврите значит выражаться особым образом. «Шахер-махер» (сахер мехер) — торговые комбинации.

«Хевра», воровское товарищество – от так же звучащего ивритского слова, означающего «фирма, компания».

Сравним: «малина» — место воровского сбора. «Малон»- на иврите «приют, место ночлега». «Хана» — на арго «конец», на иврите — «привал, остановка».

Кажется, все ясно: в Одессе было много уголовников и много евреев, Беня Крик, он же Мишка Япончик и так далее. 

Но почему же Мартин Лютер, отлично знавший древнееврейский, еще пять веков назад отмечал наличие ивритских слов в жаргоне немецких, австрийских, швейцарских воров? В этих же странах не было Одессы? 

В Финляндии шведы составляют около 6 процентов населения, но шведский язык является вторым государственным. Это знак уважения к лояльному меньшинству со стороны вежливого подавляющего большинства. Я подозреваю, если бы шведов было около половины и они активно выказывали свое нежелание учить главный государственный язык, финское большинство было бы куда менее предупредительным по отношению к такому  строптивому меньшинству.  

 В Ирландии два государственных языка – собственно ирландский и английский. Ирландский – древний язык исконных обитателей острова, очень красивый и богатый, его изучают в общеобразовательных школах, им владеют около двух пятых населения, на нем ведется вещание государственного радио и телевидения, он признан одним из рабочих языков Европейского Союза. У него только один недостаток: постоянно, как родным, им пользуются немногие (по некоторым данным, менее полутора процентов ирландцев). Правительство принимает энергичные меры по вытеснению английского «своим кровным» ирландским, но получится ли из этого что-нибудь – бог весть.

  Насколько мне известно,  есть только один пример настоящего возрождения мертвого языка – древнееврейского в Израиле. Если бы была поставлена задача  возродить латынь, этого добились бы, поселив в одном месте чехов, поляков, итальянцев, испанцев, австрийцев, баварцев, французов, португальцев – католиков разных национальностей. Чтобы общаться, им пришлось бы, хочешь не хочешь, вспомнить латынь, всем им хоть немного знакомую по богослужениям и молитвам.

На словенском языке говорят около двух миллионов человек. Не так уж много. Однако язык этот насчитывает 36 диалектов — больше, чем некоторые великие языки!

Латынь для русского уха звучит торжественно, итальянский – мелодично, французский – игриво, немецкий – грубо: 

- Лающий какой-то язык, некрасивый… 

При ближайшем рассмотрении выясняется, что представление о «лающей» немецкой речи основывается на… речах Гитлера, запись которых часто звучит в документальных фильмах.

Однако Альберт Шпеер, близко знавший Гитлера, также характеризует его манеру говорить как «лающую». Значит, отрывистое и резкое произношение самими немцами воспринимается как нечто некрасивое, необычное.

Хотите услышать настоящую русскую речь — слушайте не Брежнева, не Ельцина, а хороших актеров, читающих хороших поэтов. Хотите услышать настоящую немецкую речь – послушайте стихи Шиллера, Гейне или Брехта в хорошем исполнении. Уверяю вас, это приятное… (не могу придумать слухового аналога для понятия «зрелище»). Немцы считают самыми красивыми словами своего языка Liebe (любовь), Libelle (стрекоза), Augenblick (мгновенье), Rhebarbmarmelad (мармелад из ревеня). Эти слова содержат преимущественно сонорные и звонкие взрывные согласные. Такие слова считаются красивыми, благозвучными и в русском, да, кажется, и во всех других индоевропейских языках. Но самым милым и красивым немцы назвали почему-то слово Habseligkeit (пожитки), которое читается как «хапселихькайт» — сплошные глухие согласные! Что тут может быть приятного?

 Кто их поймет, этих немцев...

Немецкий язык для русского уха — яркий пример неблагозвучия.

А что является ярким примером неблагозвучия для самих немцев?

Слово «курцшрайбер» (стенографист) Гитлер в застольных разговорах называл «по-польски уродливым».

  Беседуя с ростовским раввином я упомянул, что ивритское слово «элои», обозначающее Высшее существо, восходит к тому же общесемитскому корню, что и арабское «алля» (Аллах). Этот лингвистический факт широко известен, однако для раввина он стал новостью, и новостью довольно неприятной. То есть он знал, разумеется, оба слова, но не обращал внимания на их очевидное сходство.  

Так политические и религиозные обстоятельства влияют на наше восприятие фактов языка.

________________________

© Хавчин Александр Викторович