 |
||||||||||||||||||
|
|
|
|
 
Недавно Александру Збруеву исполнилось 75 лет. К солидной дате, в которую многие не могли поверить, он подошел в отличной творческой и физической форме. На сцене родного «Ленкома» играет в четырех спектаклях, в кино не снимается, но это скорее связано с качеством предложений, а про форму физическую и так понятно - достаточно взглянуть на юбиляра. В связи с юбилейными делами наше интервью постоянно откладывалось – то съемки, то репетиции. И, наконец, на исходе театрального сезона, актер согласился ответить на наши вопросы – об арбатской юности, легендах «Ленкома» и о судьбе…
- Александр Викторович, давайте начистоту. Полвека вы служите в одном театре. Ощущаете себя корифеем сцены? – Боже упаси! Когда говорят «корифей», «старейшина сцены», мне хочется провалиться сквозь землю, потому что никаким корифеем я себя не ощущаю. Годы промчались как одна секунда. А казалось, я только вчера после Щукинского училища пришел в этот театр. Пришел молодым, но уже известным, поскольку незадолго до этого снялся у Александра Зархи в фильме «Мой младший брат» по повести Аксенова. У меня была главная роль… На улице узнавали, появились поклонники, и моя мама с гордостью эти письма собирала. Собственно, благодаря ей и моему старшему брату – актеру Театра Вахтангова Евгению Федорову, я и решил не бросать эту профессию. - А разве были сомнения? - Как вам сказать… Я и сам толком не знал, чего хочу. Делал то, что нравится. Пригласили в кино – снялся. Позвали в Театр Ленинского комсомола – пошел. Но делал это непринужденно, как бы по течению плыл. Потом прошли годы, и я стал слышать про себя: мол, Збруев – баловень судьбы, все ему в жизни дается легко. Насчет легкости я бы поспорил, поскольку никогда мои роли легко не рождались, а свою первую кинопробу я и вовсе провалил. - Как же так?
Вечером раздался телефонный звонок. Меня звали на кинопробы. «Только вы не возражаете, если ваш сын несколько раз пропустит уроки?» - поинтересовалась помреж у мамы. На что мама ответила: «А он и так в школу не ходит!» Я был потрясен. Получается, что она знает обо всех моих проделках. Но как бы то ни было, долгожданный день кинопроб настал, и мы поехали на машине в какую-то глухомань. На проселочной дороге машина буксовала, шел дождь, поэтому то и дело приходилось ее толкать. Мне это быстро надоело, я охладел к кинематографу и мечтал лишь о том, чтобы поскорее домой вернуться. В итоге, на пробах я скис и вместо меня взяли другого мальчика. - Расстроились тогда? - И в мыслях не было! Какие уж там киносъемки, когда кругом столько всего интересного. Я прекрасно плавал, занимался боксом, играл в футбол и даже как-то само собой получил второй разряд по спортивной гимнастике. - При таком раскладе вам нужно было идти в большой спорт… - А я и думал об этом, но все же у меня мама актриса и брат. Я пошел по их стопам, поскольку Театр Вахтангова посещал с малолетства. Да к тому же, многие вахтанговские артисты приходили к нам в дом – к моему брату, устраивали застолья. У нас была одна комната, и в ней все собирались. Дом был буквально через 50 метров от Театра Вахтангова, и там я впервые повстречал Ульянова, Кацынского, Дадыко – не буду всех перечислять… Мы все живем в прошлом, потому что о будущем никто не знает, а о настоящем иногда лучше не говорить. И вот я вспоминаю, как семилетним мальчишкой впервые попал на спектакли Театра Вахтангова (здание на Арбате в войну было разрушено бомбой и артисты работали в помещении нынешнего ТЮЗа). И я смотрел «Много шуму из ничего», где играли Рубен Николаевич Симонов и Цецилия Львовна Мансурова. Это было что-то необыкновенное. На меня спектакль произвел настолько сильное впечатление, что не хотелось больше ничего. Видимо, я впитал эту атмосферу и, когда пришло время, выбрал театр. - А как мама к вашему выбору отнеслась? - Положительно. Она была счастлива прежде всего оттого, что мне 20 лет и я, наконец, окончил школу (несколько раз был второгодником). Правда, она больше хотела, чтобы я попробовал свои силы в Музыкальном училище Гнесиных. Я попробовал и поступил. Но там оказалось, что ученик из меня некудышний, потому что я по-прежнему пропадал на футболе, где однажды потерял свою папку с нотами. Но за голову я все же взялся и поступил в Щукинское театральное училище. - С первого раза? - Да и только потом, спустя годы, понял, что совершил подвиг, поскольку в Щукинское училище в те времена конкурс был очень высок. Но сработало, видимо, мое юношеское обаяние. Когда я читал сон Пети из «Войны и мира», то непрестанно улыбался (я вообще с детства человек улыбчивый). И вдруг заметил, что улыбаются все члены приемной комиссии. Я произвел хорошее впечатление, хотя выглядел более чем несуразно. На мне был костюм из Польши (подарок брата), белый шарфик и – держитесь! – высокие сапоги «прохаря», в которые я заправил брюки. Выглядел я смешно, поскольку никакого отношения к выбранному «репертуару» не имел. Но все же меня приняли, и я воспринимал это как должное: ну а как иначе? - Странно, что после училища вы не попали в Театр Вахтангова. Не хотели работать с братом под одной крышей? - Такое опасение действительно было (нельзя с близкими людьми встречаться в работе), но истинная причина все же в другом: я просто не очень вписывался в Вахтанговский коллектив. И меня пригласили в «Ленком», куда требовались молодые люди. - Нет ли у вас тоски по тем временам? - Есть и тоска, и сожаление. Дело в том, что старый «Ленком» (еще до прихода туда Марка Захарова) мало кто помнит сегодня. А ведь там работали замечательные артисты, чьи имена теперь попросту забыты. Это и Владимир Романович Соловьев, и Александр Александрович Пелевин, и Аркадий Григорьевич Вовси… Я раньше думал: «Господи, какие они старые и прекрасные». А сегодня я старше их. И думаю: «Как быстро проходит жизнь». Это не пессимизм, это действительно жизнь. И проходит она как один день. Все слилось. И в этом дне так много разного, так много необычайного. Так много мест, где тебе разбивали лицо или где ты радовался… Но происходит слишком быстро, к сожалению. Такие мои размышления. И к ним приходишь, когда проработал в театре 50 с копейками лет. Артистов не помнят – и это жутко. Начинаешь понимать, что вот одно поколение закончилось, его отставили в сторону. Закончилось другое поколение, его тоже отставили. Вот вам третье поколение – отставят и его. И даже молодежь, которая пришла и которая добьется чего-то, и ее тоже отставят в сторону. Мир изменился с двухтысячного года, он стал таким рациональным. Чувства людей тоже притупились. - Вы говорите это как актер? - Я говорю, как человек, проживший долгую жизнь. Когда-то мы с Олегом Янковским и Сашей Абдуловым ездили по стране с выступлениями. Зарабатывали копейки, но чувствовали себя при этом счастливо, поскольку видели, что нужны своим зрителям. Какие замечательные встречи были! И какие умные вопросы звучали из зала! Сейчас все по-другому, и я нахожусь в некоторой растерянности. Посмотрите, что творится в телевизоре: кругом ложь, выдумки и лицемерие. Возле газетного киоска остановиться страшно: всюду желтая пресса. И читатель, даже мельком увидев это в витрине киоска, начинает сомневаться, думает: а может, это правда? И, в конце концов, покупает журнал, чтобы узнать подробности. Покупает! Значит, такова сегодня массовая культура. Вернее, бескультурье, но оно как раз и востребовано. Я думаю, то, что сейчас происходит с нашей культурой, это большая беда. Ушла духовность, и вернуть невозможно. - Зато есть театр, который априори выше этого… - Да, вы правы: наш «Ленком» всегда поднимался над повседневной действительностью. И в этом прежде всего заслуга Марка Захарова. Хотя наши с ним творческие отношения сложились не сразу. Мне было трудно (а ему – со мной) на репетициях первых спектаклей. И перестроиться я долго не мог. Но когда нашел в Захарове свое «я», когда смог играть то, что он предлагает, я стал получать удовольствие. Сейчас я занят в четырех спектаклях нашего театра: «Женитьба», «TOUT PAYE, или Все оплачено», «Вишневый сад» и «Ва-банк», но ничего нового пока не репетирую, потому что нет подходящего материала. А хотелось бы сделать что-то еще… Зато к моему юбилею Марк Захаров и директор нашего театра предложили мне придумать концепцию юбилейного вече, но я отказался, потому что у каждой медали есть другая сторона. И сколько бы тебя ни хвалили, эти слова не будут соответствовать правде… ______________________ © Борзенко Виктор Витальевич Ранее опубликовано в журнале "Театрал"
|
       
|
