Окончание. Начало см. в №№ 267 от 15 августа 2013 г. и 268 от 5 сентября 2013 г.

                                       ПЕРЕСТРОЙКА

                                 Кто не жил в 1856 году, тот не знает, что такое жизнь.

                                                                                        Л.Н. Толстой

  В майские дни 1985 года я получил письмо из «Рабоче-крестьянского корреспондента», куда Коля Дубинкин по своей инициативе отправил мои миниатюры. У меня просили согласия (!) их напечатать. В № 6 журнала появилось несколько миниатюр в сопровождении хвалебной статьи Влодовой.

    Апрель 1986 года. В своей квартире Миша Утевский торжественно разворачивает передо мной журнал «Огонек» с большим портретом Николая Гумилева и подборкой стихов. Потом я иду по Большой Семеновской и во всех киосках спрашиваю 17 номер журнала. Летит последний снег. (Один из самых мракобесных секретарей Союза писателей за несколько недель  до этого смещен со своего поста редактора, в мае назначат новым редактором журнала тогда мало кому известного поэта Виталия Коротича, который круто развернет политику полуторамиллионного «Огонька». Но еще до его прихода редакция самостоятельно решает отметить столетие запрещенного поэта).

     В мае происходит знаменитый бунт на 5-м съезде кинематографистов, полностью переизбирается руководство, с полок снимаются запрещенные фильмы. Редактором журнала «Знамя» ставят Григория Бакланова. В «Литературке» одна за одной печатаются смелые статьи Ю. Щекочихина и других авторов. Появляются кусочки правды об аварии на Чернобыльской АС. В июне состоялся телемост Ленинград – Бостон с ведущими Владимиром Познером и Филом Донахью, на котором прозвучала знаменитая фраза: «В СССР секса нет!»

     13 августа я написал заявление в Прокуратуру РСФСР на пересмотр моего дела. Прочитал Дубинкину. «Слушай, да тебя за такое заявление опять посадят!»

     Летом с Ирой Валитовой едем в Тарусу на могилу Сережи Шибаева. Обсуждаем с ней проблему: начнут в ближайшее время выпускать политических или нет. А в конце сентября ей сообщают, что Орлов (отсидевший в жестоких условиях почти весь свой срок) переведен в Лефортово, его обменяют, и для нее готова виза на выезд из СССР.

     3 октября состоялись проводы. В однокомнатную квартиру на Профсоюзной набилось больше 50 человек. Иру поздравляют, но она подавлена и стряхивает слезы – уезжать из России ей не хочется, она себя на Западе не представляет, но долг обязывает ехать за мужем. (Через несколько месяцев, бросив Юру и все предоставленные блага, он вернулась в Москву). Значительную группу провожающих и выпивающих составляют почвенники. Их легко отличить по сапогам, по могучим бородам и чуть ли не поддевкам.

     Вся «диссидентская Москва» знает, что с октября Анатолий Марченко держит в Чистопольской тюрьме смертельную голодовку с требованием освободить всех политзаключенных. 8 декабря, получив, видимо, некие серьезные заверения и уже прекратив голодовку, Толя умирает. Лариса, Паша и несколько близких друзей уехали в Чистополь на похороны, не зная никаких подробностей.

     15 декабря в квартире Сахарова в Горьком ставят телефон. На следующий день ему звонит Горбачев и сообщает о решении властей разрешить ему вернуться в Москву.

     С января 87-го «Новый мир» печатает «Зубра» Д.Гранина,  c апреля «Наш современник» - «Детей Арбата»,  прибалтийские журналы – Набокова, Довлатова. А в мартовском номере «Московских новостей», где с августа 86-го редактором Егор Яковлев, печатается (перепечатывается из «Фигаро» ) сенсационное Письмо десяти (Аксенов, Неизвестный, Буковский, Зиновьев, Кузнецов и др.) «Пусть Горбачев предоставит доказательства» – с резкой критикой коммунизма и сомнениями, что «горбачевская весна» перейдет в лето.

      Газету не только в провинции, но и в Москве достать невозможно. Люди из области, из Тулы и Калуги едут в Москву, на Пушкинскую площадь, где на стенде «МН» висит крамольный номер. Статью переснимают, переписывают от руки. Вся стена от дверей редакции по Страстному бульвару  - метров двести - завешана листовками, неформальными газетами, плакатами, объявлениями. Вдоль нее бурлит толпа людей с пасхальными лицами. Все доброжелательны и подсказывают друг другу, что и где  еще можно достать прочитать, обмениваются адресами.

     В №4 «Енисея» с подачи Капранова печатается большая подборка моих миниатюр. Михаил или точнее, отец Михаил после Тогура в 84-м переведен в Красноярск, где к неудовольствию церковных и светских властей он дружит с Виктором Астафьевым. Закончив Загорскую (Троице-Сергиеву) семинарию, он там же поступает в духовную академию, где преподает Владимир Юдин, в свое время исключенный из Горьковского университета за религиозные взгляды. Два раза в год о. Михаил приезжает на экзаменационную сессию. Я шучу: поп-заочник. Как-то мы с ним и Володей Юдиным заезжаем к моей т. Шуре в Пушкино, и там разгорается целый диспут о вере и неверии. В Красноярске в краевой газете выходит статья, где рассказывается его биография, в том числе и лагерная.

     В мае 87-го на Красной площади приземлился легкомоторный самолет «Чесна», управляемый бесшабашным немецким парнем Рустом. В министерстве обороны полетели крупные звезды, министром обороны становится Дмитрий Язов. В мае же прекращается глушение «Голоса Америки».

     Но главное – начинают пачками выпускать политзаключенных из Пермского лагеря. Кто-то подписал формальную бумагу, кто-то не согласился, но все равно отпущен. В Московских квартирах моих друзей тесно от приехавших. Многие сразу оформляют визу на выезд. Уезжает после 12 лет сидения в отказе Марк Ковнер. Я встречаюсь с ним в Москве на «проходной» квартире Игоря и Веры Когановых у Курского вокзала. С женой Люсей они идут пешком попрощаться с Сахаровыми, которым оказали немало услуг в Горьком.

     И – разрешают приезд в гости – сначала только в Москву – эмигрантам! Люди, которым казалось, что их отъезд это как уход в загробное царство, откуда нет возврата, могут навестить своих близких. В ноябре приезжает Светлана Павленкова, Владлену разрешения не дали. В Шереметьево ее приехали встречать москвичи и горьковчане: Коля Федоров с женой и дочерью, Марк Тарасов, вдова Игоря Павленкова Ира с дочерью, сын Игоря Костик с женой и годовалой дочкой, мой брат Игорь…

     Светлана остановилась у Федоровых. Бесконечные рассказы, расспросы, раздача подарков, слезы радости и печали: смерть Игоря Павленкова – незаживающая рана всей семьи и близких. В «Березке» всем щедрые подарки. Мне однотомник Булгакова и четырехтомник Трифонова. Три дня для всех пролетают стремительно, и вот уже снова надо прощаться.

     С Сашей Триденцовым идем по Чернышевской и обсуждаем услышанную новость –  «Новый мир» собирается печатать «Доктора Живаго». «Неужели напечатают?! Нет, не осмелятся!»

     Но – более того. Приехал в очередной раз в Тарусу к Осиповым с ночевкой. Уже лежа в кроватях, слышим по «Свободе»: Горбачев, якобы, обещает разрешить печатание «Архипелага ГУЛАГ». Мы с Владимиром Николаевичем аж подскакиваем на кроватях: «Ого! Ну, дает!» ( «Архипелаг» будет напечатан только в 90-м).

     Мой друг Саша Ильин подписывается в новом году на десятки изданий во всех концах Союза: от Прибалтики до Урала – на 650 рублей (четыре зарплаты). Дома у него уже завал из «Даугавы», «Немана», «Сибирских огней», «Уральского следопыта»… На новый, 1988 год устраиваем вечеринку в мастерской Альберта Ивановича («норе»), где довольно долгое время жил. Лариса Осьмина укрепляет на стене лист ватмана с нарисованной новогодней елкой. На ее ветках – ожидаемые в новом году подарки-книги: «Доктор Живаго», Набоков, Солженицын, Довлатов… А на «Стене плача», где год за годом все приходящие в мастерскую пишут любые изречения, типа «Перестройка – ор в законе!», появляется новая надпись:

В дни перестройки «органы»

Мучительно издерганы.

     88-й год начинается с печальных событий - войны в Карабахе. В Прибалтике организуются в противовес КПСС народные фронты, оттуда идет поток новых газет и журналов. В мае начинается вывод войск из Афганистана. Одна за одной возникают неформальные организации и клубы.

     25 июня  в Москве на Водном стадионе проходит один из первых митингов «Мемориала». Я приезжаю туда вместе с Эми Ботвинник. Рядом с нами стоят муж и жена Никитины, а выступает Сергей Ковалев, который только год назад получил официальное разрешение вернуться в Москву.

     После получения отказа на мое первое заявление на реабилитацию (В Горьком оно пришло в руки моему старому знакомому - прокурору Колесникову, и он уж постарался на 12 листах расписать мои преступления так, что Верховный суд всё оставил без изменения), я 29 августа отправляю второе, еще более резкое.

     В «Теплосети» ко мне один за одним стали подходить сотрудники и рассказывать, что их в свое время вызывали в горотдел КГБ, беседовали, рассказывали, какой я матерый враг, показывали разные документы. Все уверяли меня, что говорили обо мне только положительное. Склонен верить, что это почти правда.

     25 октября в Москву приезжает Владлен Павленков. Мы с ним встречаемся на конференции «Демократической России», он отдает мне несколько своих  статей об обустройстве России. В Горький, куда он рвется,  его не пускают. (Только в следующем году он попадет туда, побывает на могиле брата, напишет несколько безответных заявлений председателю Горьковского УКГБ Карпычеву, академику Гапонову-Грехову с просьбой возбудить  дело по расследованию обстоятельств смерти Игоря Павленкова. В сумеречном состоянии депрессии в январе 1990 года он покончил жизнь самоубийством).

     В октябре журнал «Огонек» печатает мою заметку о Викторе Некрасове, в защиту его от недобросовестных комментаторов.

     11 декабря Солженицыну исполнилось 70 лет. По этому случаю из Москвы с Центрального телеграфа 7 декабря я отправляю поздравительную телеграмму (латинским алфавитом) в Каведиш, штат Вермонт:  «Дорогой Александр Исаевич = Сердечно поздравляем семидесятилетием = Желаем здоровья долгих лет творчества встречи с Россией = Серпуховичи Виталий Помазов, Александр Ильин, Альберт Щенников, Николай Дубинкин, Михаил Глолобов, Иван Брянцев, Борис Чекунин»

     11 декабря с Утевским приходим на торжественное собрание  в честь юбилея писателя. Оно происходит в клубе где-то в районе Бауманской. Большинство собравшихся – почвенники и главный выступающий Владимир Бондаренко, автор антиперестроечной статьи в журнале «Москва». Насколько я знаю, еще одно юбилейное собрание прошло в ЦДХ.

                                          ВЫБОРЫ – 89

                                                                            Но пораженье от победы

                                                                           Ты сам не должен отличать

     25 декабря 1988 года в столовой исполкома ко мне подошел Николай Дубинкин, на адрес которого приходила в то время моя почта, и протянул конверт из горьковской прокуратуры. Криво надорвав его, я прочитал письмо ст. помощника областного прокурора В.А. Колчина. Он сообщал, что направил протест на приговор моего суда за отсутствием состава преступления. К официальной бумаге была приложена рецензия на «Государство и социализм» доктора исторических наук З.М. Саралиевой: « …Общий уровень работы говорит об эрудиции и способностях автора». Дубинкин хлопнул меня по плечу: «Ну, что, начинаем избирательную кампанию?! И будем вести ее параллельно с созданием «Мемориала»!

     Идею создать в Серпухове такую организацию я привез после одного из первых митингов «Мемориала»  в июне на Водном стадионе и уже «заразил» ею нескольких друзей. (Первоначально это были  Елена Леонова, Николай Дубинкин, Александр Ильин, Наталья Панкратова, Иван Брянцев, Владимир Шилкин, Альберт Щенников, Ирина Чернова.  Через полгода в организации официально состояли 19 человек). А выдвинуть мало кому известного в городе диспетчера «Теплосети» кандидатом в депутаты на Съезд народных депутатов СССР предложил в нашем кругу Дубинкин. Но до получения нынешней прокурорской бумаги я считал этот план бесперспективным даже в чисто пропагандистских целях. А теперь настал «момент истины». События закрутились стремительно. Мы решили начать со сбора  подписных листов в мою поддержку, никак не предполагая, что в будущем именно таким образом и будут происходить все выдвижения. А на выборах 89-го кандидатов выдвигали трудовые коллективы. Распечатав первые подписные листы, я уже 31 декабря собрал  подписи. Первая подпись – от корректора «Коммуниста» Раисы Ивановны Ремизовой. А в новогоднюю ночь подписи поставили Альберт Щенников, его мать Полина Михайловна и Миша Гололобов. Всего же инициативная группа, в основном состоявшая из мемориальцев, за четыре недели собрала 609 подписей. Многие из них пришли на самодельных подписных листах, расчерченных от руки. Уже 15 января мы триумфально провели в городском театре  при полном зале вечер памяти жертв сталинских репрессий. Он шел три часа, люди жаждали  выговориться, не хотели расходиться. Мы приобрели много сторонников, многие стали потом друзьями. А на 19 января инициативной группой было назначено собрание по выдвижению кандидатов в «Теплосети». Объявление о таком собрании вызвало переполох городских властей. Были пущены в ход все средства. Совет трудового коллектива отказался  организовывать собрание. Директор «Теплосети» В.К.Шавырин (в народе – Наджибулла) запретил мастерам отпускать рабочих на него, объявление о созыве собрания по его приказу было сорвано. Из 150 подписей, собранных в подразделениях  «Теплосети», украли список на 25 человек. Парторг А.С.Черкасова – типичный образец фанатичного  ортодокса сталинских времен –  даже без накрутки горкома готова была лечь костьми, чтобы выдвижение не состоялось. Корреспондента «Коммуниста» Александра Гришина не пускали в здание администрации (хотя все равно его материал газета не напечатала бы). Другим сотрудникам газеты не разрешили покидать редакцию.

     Тем не менее собрание состоялось. Актовый зал «Теплосети» был полон.  Выступления и обсуждения были бурными. Особенно эмоционально говорили женщины Нина Ирхина, Раиса Харитонова, Валентина Биякина. Кроме Шавырина и Черкасовой все проголосовали  за выдвижение. Когда протокол собрания был принесен делегацией «Теплосети» в ОИК, председатель избирательной комиссии Гудкова категорически отказалась его принять и в перепалке с делегацией просто перешла на визг. Делегаты ушли потрясенные таким приемом. Дима Леоненко – единственный из членов окружной комиссии попытался опротестовать отказ Гудковой принять протокол собрания «Теплосети». За это было предложено отозвать его из ОИК «поскольку своими действиями он мешает ее слаженной работе». Отказы принять протокол «Теплосети» и провести собрание по месту жительства, после моих заявлений в ЦИК, оформили официально. Для этого меня пригласили в зал заседаний исполкома, торжественный с государственными гербами. Помимо председателя исполкома И.Б. Хазинова, секретаря горисполкома Л.В.Масленковой, председателя ОИК С.Гудковой, директора ПТО ГХ В. М.Кольцова в зале собралось еще много чиновников. Я пришел с Николаем Дубинкиным,  мы сидели отдельно, и наши неформальные свитера резко контрастировали со всем окружающим. Коля шептал мне на ухо:  «Виталий! Смотри, сколько важных людей собралось в этом зале только ради того, чтобы отказать тебе!» Немного юмора: два моих приятеля художник Евгений Пятин из Горького  и литератор и уфолог Алексей Прийма из Москвы (на бланке «Юности») прислали письма  по такому адресу г. Серпухов, кандидату в депутаты Виталию Помазову, и оба письма дошли до меня. А Коля Дубинкин со своего адреса на Красном Текстильщике направил письмо матери на улицу Сталинского прихвостня (имея в виду ул. Ворошилова), 151 кв. 95. И это письмо дошло до адресата!

     В конце января в Москве, в МАИ, состоялась учредительная конференция Всесоюзного историко-просветительского общества «Мемориал». Я был на ней делегатом. В резолюции конференции, в частности, говорилось о поддержке «Мемориалом» своих кандидатов: А.М. Адамовича, Ю.Н. Афанасьева, В.В. Винниченко, Е.А. Евтушенко, Б.Н. Ельцина, В.Б. Исакова, С.А. Ковалева, В.А.Коротича, В.Н. Кузнецова, Р.А. Медведева, Р.И. Пименова, В.В. Помазова, Е.М. Прошиной, М.Е. Салье, А.Д. Сахарова. О том, что происходило в Серпухове, подробно рассказано в  «Московских новостях» в материале «По 132 статье: предвыборная история в документах и мнениях»:

     Инициативная группа предложила выдвинуть кандидатом в народные депутаты СССР по Серпуховскому территориальному избирательному округу   № 41 Виталия Помазова. Это известие вызвало в городе самые противоречивые толки…

     Из характеристики, представленной в окружную избирательную комиссию: «Помазов Виталий Васильевич работает в Серпуховской «Теплосети» мастером аварийно-технической службы. За время работы проявил себя исполнительным работником, в общении с людьми тактичен, вежлив, умеет располагать к себе людей, начитан… умело использует негативную информацию прессы, разжигая в людях недовольство уровнем жизни, событиями в Афганистане, на словах соглашается с политикой перестройки, проводимой в нашей стране. В работе инициативы не проявлял, за все время работы не участвовал ни в одном субботнике, не оказывал помощи подшефному совхозу, снисходительно относился к пьющим на работе. Помазов ранее был осужден по статье 190 «прим» к 1,5 годам лишения свободы за распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй. Разведен. Имеет троих детей…»

Из заявления Виталия Помазова в прокуратуру Московской области: «…прошу привлечь к уголовной ответственности лиц, воспрепятствовавших осуществлению моего неотъемлемого права на выдвижение кандидатом в народные депутаты СССР… Директор «Теплосети Шавырин В.К…. принял участие в составлении лживой характеристики на меня… По указанию Масленковой (секретарь Серпуховского горисполкома – А.Р. )… истребована производственная характеристика (никакой статьей Закона о выборах не предусмотренная)… Эта характеристика содержит ложные и взаимоисключающие утверждения …» Формально Виталий Помазов прав, что Закон о выборах народных депутатов СССР никаких характеристик не требует. Впрочем и не запрещает их запрашивать. Однако характеристики вовсе не серпуховская самодеятельность, а явление, насколько я знаю, повсеместное. Но насколько отвечает духу демократизации такой негласно введенный порядок, тема отдельного разговора. Из биографической справки, подготовленной инициативной группой по выдвижению Помазова: «Родился 19 января 1946 года в семье военнослужащего… 23 мая 1968 года Виталий Помазов, при отличных оценках по всем предметам исключен из университета (города Горького. – А.Р. )… Недостойное поведение выразилось в открытом выступлении в университетском дискуссионном клубе против попыток реабилитации сталинизма, за демократизацию советского общества, в распространении антисталинской и антибрежневской литературы («Письмо Раскольникова Сталину», стенограмма судебного процесса над поэтом И.Бродским, протесты советских граждан против начавшихся политических процессов), в распространении своей книги «Государство и социализм». Приговорен Горьковским областным судом к 4 годам по ст. 70 УК РСФСР. Виновным себя не признал. Определением судебной коллегии Верховного суда срок снижен до 1,5 лет, статья переквалифицирована на 190 «прим»…

     Виталий Помазов обладает литературным талантом. Его стихи публиковались в советских и зарубежных журналах… В 1988 году участвовал в собраниях историко-просветительского общества «Мемориал» в Москве и Горьком… Мы считаем, что он – историк, публицист, поэт, человек с обостренным чувством социальной справедливости и организаторскими способностями, доказавший искренность и твердость своих демократических убеждений на деле – способен грамотно , честно, взвешенно и принципиально защищать идеи начавшегося нравственного политического и экономического возрождения нашей страны…» Из письма старшего помощника прокурора Горьковской области В. Колчина Виталию Помазову от 16 декабря прошлого года: «Уважаемый Виталий Васильевич! Ваше заявление рассмотрено… Мною подготовлен протест на приговор… В протесте поставлен вопрос о прекращении в отношении вас уголовного дела за отсутствием в ваших действиях состава преступления». Если, как утверждает Помазов, некоторые официальные лица действительно пытались утверждать, будто он, ранее судимый, не имеет права выдвигаться кандидатом в депутаты, то эти утверждения и впрямь  - дезинформация. Обсуждение на том или ином собрании, имеющем право вдвигать кандидатом – вот минимум прав, который должен быть обеспечен каждому. Но это в теории. А как на практике, в конкретном случае с Помазовым?

     В результате совместного заседания Серпуховского горисполкома и райисполкома появился на свет следующий документ: «… учитывая решение собрания представителей общественности от 19.01 микрорайона им. Ногина, где т. Помазов В. В. проживает, о нецелесообразности проведения собрания (избирателей по месту жительства для выдвижения кандидатов в депутаты. – А.Р. ), исполкомы горрайсоветов решили: поддержать мнение общественности микрорайона им. Ногина о нецелесообразности проведения собрания…»

     Из заявления Помазова в областную прокуратуру: председатель окружной избирательной комиссии Светлана Гудкова  «выступила инициатором созыва никакой статьей Закона о выборах не предусмотренного, совершенно противозаконного собрания представителей общественности (29 человек, в большинстве своем пенсионеры) микрорайона им. Ногина с целью блокировать собрание по месту жительства». Причем сам Помазов на этом действительно законом не предусмотренном «собрании общественности» присутствовать не мог – именно на то же время было назначено другое собрание – трудового коллектива «Теплосети» по выдвижению кандидатов в депутаты. Из заявления члена инициативной группы и.о. старшего диспетчера «Теплосети»  Бориса Чекунина в прокуратуру Серпухова: «Директор «Теплосети» Шавырин В.К. совместно с председателем парткома ПТО ГХ (Производственно-техническое объединение городского хозяйства. – А.Р. ) Черкасовой А. С. запрещает проведение общего собрания «Теплосети» по выдвижению кандидатов в народные депутаты СССР. Запрещение выражается в приказе со стороны администрации в лице Шавырина В.К. не отпускать рабочих на это собрание, которое должно состояться в 19.01.89 в 17 часов. Объявление о созыве общего собрания… было сорвано». Собрание прошло. 73 человека проголосовали за выдвижение Помазова, 2 – против. Однако окружная избирательная комиссия не признала собрание правомочным, так как из 333 работников «Теплосети» на нем присутствовало лишь 75. Конференцией же это собрание считаться не может, поскольку не проводились выборы делегатов. Что ж, решение совершенно обоснованное. Но не о нем речь.

     Больше всего в этой истории меня удивляет одно обстоятельство. Из долгого разговора с секретарем Серпуховского горисполкома Любовью Масленковой я понял, что руководители города убеждены: избиратели все равно не поддержали бы предложение о выдвижении Виталия Помазова кандидатом в депутаты. Но стоило ли тогда, как говорится, огород городить: пусть Помазова отвергли бы те, кто имеет на это полное право по закону – избиратели, в ходе обсуждения, предусмотренного законом. Глядишь, у городских властей не было бы с Помазовым столько забот, а у него не появилось бы повода писать теперь в прокуратуру: «Я полагаю, что указанные действия … являются нарушением ст. 13 Закона о выборах («Лица, препятствующие путем насилия, обмана, угроз или иным путем свободному осуществлению гражданином СССР права избирать или быть избранным народным депутатом СССР … несут установленную законом  ответственность») и подпадают под действие ст. 132 УК РСФСР – «Воспрепятствование осуществлению избирательного права».

Хочется верить, что настанут времена, когда соблюдать законы становится менее хлопотным, нежели пытаться их обойти. Правда, не все еще пока не поняли.

                     Андрей Романов. «Московские новости», № 9, 26 февраля 1989 г.

     Итак, до окружного собрания я не дошел. Но наша инициативная группа решила действовать дальше, чтобы подержать одного из демократических кандидатов, которому удастся пройти сквозь сито окружного собрания. Я познакомился с протвинцем Владимиром Пантелеевым, обошедшем на выборах в институте  (ИФВЭ) академика Логунова. Предложил ему  поддержку. Окружное собрание состоялось 14 февраля в актовом зале горсовета Серпухова. Пущино и Протвино были представлены тремя кандидатами, Серпухов и Чехов – двумя. На собрание допустили только представителей кандидатов, членов горкома, редактора «Коммуниста» Корнеева, никого из посторонних. Даже Дубинкину, сотруднику газеты, пропуска не дали. Зато в вестибюле исполкома мы познакомились с пущинцами : кандидатом Львом Козловичем (Наташа Панкратова попросила у него автограф, он был польщен) и доверенным лицом Е.Л. Головлева Василием Вельковым – красавцем и острословом гренадерского роста. «Мы, если надо, в поддержку своего кандидата можем привезти в Серпухов 600 человек!».

     Наше серпуховское окружное собрание  «прославилось» на всю страну тем, то представитель Головлева ветеран войны Ростислав Борисович Лепорский был «захлопан» во время выступления и умер по дороге в больницу. Инициаторами захлопывания были тогдашний первый секретарь ГК партии Волков и прокурор Писарев. (Ровно через десять лет, день в день и час в час пьяный Писарев на лестничной площадке из табельного пистолета выбил глаз парню-афганцу. Из прокуроров пришлось уйти, но и доныне он процветает в адвокатах). Сквозь сито окружного собрания прошли только трое: ставленник горкома А.И.Лысиков, исполнительный директор пущинского научного центра Е.Л.Головлев и С.Г.Попов политработник, кандидат одной из воинских частей из Чехова, который сумел развеселить публику анекдотами и комплиментами в адрес женской части собрания. «Мемориал» вел кампанию в поддержку Головлева. Альберт Щенников  сделал несколько десятков плакатов, я печатал на машинке сотни листовок. Вместе с Дубинкиным мы сочиняли выборные частушки типа  «Если жизнь твоя хренова, Голосуй  за Головлева – Может в этом случае Будет что-то лучшее! // Полюбила я Попова, Парень , видно, он толковый. Не попасть бы только сдуру Под военну диктатуру!» и т.п.,  другие расклеивали их. Мемориальцы ходили на встречи с Головлевым и выступали в его поддержку. Евгений Леонидович Головлев,  тогда молодой, 49-летний, красивый, модно одетый, умеющий говорить, привлекал как жителей наукоградов, так и женскую аудиторию в целом. Накануне голосования, собравшись в мастерской Альберта, в «норе», мы, несколько человек, составляли прогнозы. Ближе всех к результату (58% голосов у Головлева) оказался оптимист Миша Гололобов. Лысиков набрал всего 12 процентов голосов. Евгений Леонидович  устроил в Пущине небольшой банкет для своих доверенных лиц и инициативной группы. Из Протвино приехали экс-кандидаты Юрий Ильин и Владимир Пантелеев, Дима Леоненко, из Серпухова – Александр Ильин , Наталья Панкратова и я, из Пущино были Лев Козлович и Василий Вельков. По разным причинам не все приглашенные смогли приехать. После банкета нас, серпуховичей, пригласил к себе Козлович, и в течение часа мы слушали, под угощения его жены Луизы Ивановны, его горячую, сбивчивую и не всегда понятную речь. А потом мы были в гостях у Велькова, и он «проэкзаменовал» меня, зачитывая тот или иной фрагмент из самиздатских произведений и неизданных в СССР авторов. К удовольствию серпуховичей, экзамен я выдержал на отлично, получив от Василия Васильевича респект и уважение. Накануне первого съезда народных депутатов СССР Евгению Леонидовичу «Мемориал» составили перечень наказов. Но на съезде он как-то затерялся и ничем не блеснул, как мы надеялись. Человек симпатичный и интеллигентный он был очень нервной натурой. Партийный билет мешал ему. Он не вошел в межрегиональную группу Сахарова, Собчака и Ельцина. Но о поддержке «Мемориала» он помнил. Приезжал 22 мая на наш митинг в парке им. О.Степанова. Собралось полторы сотни  серпуховичей. Митинг «охраняли» милиционеры с овчарками. Было солнечно, но очень холодно. После митинга я пригласил всех активистов в «нору», попить чаю. Головлев от более узкого общения отказался, уехал на служебной машине.  В мастерской трудно было повернуться. Дубинкин искал спиртное,  его не было. Но и без спиртного всем было хорошо и весело.

     (Е.Л.Головлев умер 12 ноября 2012 года после долгого периода депрессии, не вписавшись в новую действительность.)

    А публикация в «Московских новостях», самой популярной в эти годы газете, имела последствия. В.В Пугачев прислал мне из Саратова поздравления. Радио «Свобода» в марте передало изложение статьи. Мои друзья-нижегородцы звонили: «Слушали, как ты воюешь в Серпухове». Кроме того, публикация стала поводом для знакомства с замечательным человеком – женой Володи Пантелеева Наташей. Она преподавала английский  язык аспирантам-физикам. Дала им переводить статью из «Моscow News». Они захотели встретиться со мной. У нас был с ними долгий, серьезный  разговор о дальнейшем развитии политических событий в стране. После встречи Пантелеевы пригласили меня в гости. С Володей мы дружим до сих пор, умница Наташа умерла в июне  1995 года в Зеленограде, куда они переехали. Тяжело больная, она  почти никогда не говорила о своей болезни, а очень искренне интересовалась своими друзьями в Серпухове и Протвино.  Кстати, она в 89-м предсказала, что я буду редактором газеты, а Миша Горловой – председателем Протвинского горсовета.

                              УНИВЕРСИТЕТ 21 ГОД СПУСТЯ

Летом, как обычно, я приехал в отпуск в Горький. Зашел в областной суд поблагодарить незнакомого мне Колчина и, главное, походатайствовать за своих друзей. Оказалось, что  тома «сверхсекретного» дела Павленкова и его подельников довольно беспорядочно валяются на сейфе Колчина, который получил их для рассмотрения. Колчин с любопытством смотрел на меня и мою семилетнюю дочь Аню – наверно ему было интересно видеть в быту живого диссидента, одного из тех, чьи дела он рассматривает.  Он сказал, что готовит протест по «делу четверых». (Как-то так получилось, что ребят с их 70 и 72 статьями реабилитировали в апреле 1990–го, а  меня с моей 190-1 только в мае 1992-го).

Через день я зашел в главное здание университета на кафедру научного коммунизма, руководимую д.и.н.  Саралиевой. Зара Михайловна оказалась моложавой,  красивой, восточного вида женщиной с умными глазами.

- Не стоит благодарить. Наша обязанность исправлять допущенные в прежние годы ошибки.

- К сожалению, не все так думают.

- Чем Вы сейчас занимаетесь? Мы тут читали в «Московских новостях» о ваших избирательных делах. А в университете Вы не хотите восстановиться?

- Как-то не думал об этом.

- Смотрите. Я могла бы за Вас походатайствовать.

- Спасибо, не надо.

Мы расстались, но высказанная ею мысль запала в голову. Практического смысла восстанавливаться в университете я не видел. Кормил меня технический диплом. Начинать преподавание в школе в 40 с лишним лет? Смешно. Заниматься исторической наукой? Поздно. И все же, после двухдневных размышлений, я решил: «А – восстановлюсь! Просто так. Ради куража. Чтобы знали наших!»

Через три дня с заявлением о восстановлении я сидел в приемной проректора по науке Лебедева. Секретарша неодобрительно косилась на назойливого посетителя с Les nouvelles de Moscou в руках (достать «МН» на русском в Горьком было невозможно).

Лебедев растерянно вертел в руках мое заявление:

- Но Вы же знаете: по закону восстановиться можно только в течение трех лет.

- В свое время со мной поступили разве по закону?

- Я понимаю. Но прошло  столько лет, Вы уже всё забыли, надо начинать снова.

- Наоборот, за прошедшие 20 лет я серьезно занимался историей и литературой, и знаю сегодня гораздо больше, чем студент третьекурсник.

- Даже не знаю, как с Вами поступить, - мнется Лебедев.

- Наконец, я на сегодня – председатель Серпуховского историко-просветительского общества «Мемориал».

- А, вот это хорошо. Обязательно допишите это в заявлении!

Он облегченно вздохнул и направил меня к декану истфака Колобову.

В коридоре я столкнулся с Ларисой Королихиной, своей бывшей ученицей. Она давно закончила вечернее отделение истфака и преподавала в университете. После моего отъезда из в Подмосковье мы как-то потеряли друг друга из виду. Увидев меня, она обрадованно бросилась ко мне.

- Ты что тут делаешь?!

- Да вот собираюсь поучить вас.

- Здорово!

- Шучу. Хочу восстановиться в университете. Был сейчас у проректора. Он направил меня к Колобову

- Колобова сейчас в городе нет. Есть зам. декана Фещенко. Я поговорю с ним.

На другой день в коридоре истфака мы беседовали с Николаем Ильичем Фещенко.

- Вас исключили с третьего курса дневного отделения, это соответствует четвертому курсу заочного. Но Вы же не хотите восстанавливаться на четвертом? А что бы начать учебу на пятом, Вам надо до сдать 17 дисциплин: экзамены, зачеты и курсовые.

(Я вспомнил историю с  чемпионом мира по шахматам Петросяном. Когда он уже стал чемпионом мира, чиновники усмотрели, что у него нет высшего образования и стали настаивать, чтобы он его получил. Петросян приехал в Ереван, пришел к ректору Ереванского университета. – Что надо, дорогой? –Да вот эти дундуки  в Москве хотят, чтобы у меня был диплом о высшем образовании. - Хорошо, дорогой!

Ректор взял бланк чистого диплома, прошелся по всем профессорам, и каждый с почтением поставил в нем свою подпись. Ректор вручил диплом Петросяну и обнял его на прощание.

Когда я рассказал эту историю своему другу Саше Ильину, он рассмеялся: «Да они тебе в университете должны были дать диплом уже хотя бы потому, что ты за 20 лет по лагерям и котельным не забыл русский язык!»)

- Когда надо приезжать сдавать?

- Через месяц, в конце августа. Когда преподаватели вернутся из отпусков.

- Хорошо.

Лариса помогла мне набрать в библиотеке нужные книги. Вернувшись в Серпухов, я вышел на работу, а все свободное время сидел над учебниками. В конце августа приехал снова в Горький. Труднее всего оказалось отыскать преподавателей. Спасибо Ларисе и Заре Михайловне, которые помогли мне в этом.

Секретарь заочного отделения истфака Ирина Новомировна Волкова подозрительно смотрела на «блатного» студента, который сдает по 2-3 экзамена в день. Но после сдачи экзамена по краеведению неумолимому Филатову, ее подозрения, кажется, отпали.

Самым трудным предметом для меня оказалась логика.

К щепетильному преподавателю логики В.Н. Перепелицыну, своему коллеге, Зара Михайловна съездила домой, объяснила ситуацию, напомнила, что надо исправлять ошибки прошлого.

- Хорошо, пусть этот студент приезжает завтра на кафедру к 12 часам.

На следующий день он экзаменовал меня по всему курсу, без билетов, по темам от начала до конца. На последней части я запнулся и честно признался, что ее проштудировать не успел.

- Ну что ж. Знаете, больше четверки я Вам поставить не могу.

- Больше и не надо!

- А знаком  ли Вам кто-нибудь из современных российских философов?

- К сожалению, я знаю только Зиновьева, автора «Зияющих высот».

Экзаменатор  улыбнулся:

- Это мой учитель.

Учиться на 5-м и 6-м курсах для меня было нетрудно. Большая часть начитываемого нам материала мне была хорошо знакома. Это видели и преподаватели, часть из которых была гораздо моложе меня. Случалось, что на практических занятиях преподаватель отлучался. «Я отойду, а Помазов вам объяснит тему». Морозов, читавший нам новейшую историю, на экзамене посадил меня за соседний стол, чтобы я принимал ответы своих сокурсников. Конечно, это было для меня неловко.

 Наблюдая «бархатные революции» в соцстранах, я пугал  наших лекторов прогнозом о распаде СЭВ и Варшавского договора и отделением от Союза большей части республик.  Часть прогнозов сбылась еще во время моей учебы, другая часть – через полгода после окончания истфака.

Проблемой оказались две зимние сессии. В январе 1990 года я был зарегистрированным кандидатом на выборах на Съезд народных депутатов РСФСР, в разгаре была избирательная гонка. Все четыре экзамена я сдал досрочно и на отлично, уложившись в две недели.

А в зимнюю сессию 1991 года я уже был редактором «Совета», вышел только первый номер, сотрудников было всего  пять человек, проблем куча. Опять пришлось договариваться о досрочной сдаче нескольких экзаменов.

На написание диплома времени совсем не было. Большую часть его я скроил за майские праздники. Тема - «Эволюция взглядов П. Я. Чаадаева на Россию». Стыдно было, что халтурю. Но научный руководитель Лиленкова, возвращая мне прочитанную работу,  благоговейно сказала, что  по глубине и литературному изложению она таких дипломных работ не встречала. Оказалось, что специалистов по Чаадаеву на факультете  нет. Научный оппонент Макарихин доверительно сказал мне только: «Согласись, Виталий, что все-таки Чаадаев больной был человек». Зато технарь Альберт Равдин, друг семейства Мокровых, и Феликс Красавин, зэк сталинских времен, оказались вполне в теме и набросали мне кучу вопросов.

Защита состоялась 11 июня, а вручение дипломов 28-го. Стояла жара. Мы все стояли, обливаясь потом. При вручении произошла небольшая заминка. «Сегодня у нас необычный случай. Один из двух красных дипломов получает человек, который впервые поступил на истфак в 1965 году». Я помахал красной корочкой: «Смотрите, друзья, это мой четвертной, 25-летний срок!»

В один из этих дней я столкнулся в коридоре с деканом Олегом Колобовым.

- Ну, что, Помазов, хочешь остаться на факультете? Возьму на любую кафедру!

- Нет, не могу бросить свою газету.

- Зря! Через год-два напишешь кандидатскую, а там, глядишь, со временем и докторскую.

- Поздно. Я уже впрягся в другую работу и, надеюсь, надолго.

                                          ВЫБОРЫ – 90

                                                                   «А вы ноктюрн сыграть могли бы

                                                                      На флейте водосточных труб?»

     В октябре я получил ведомственное жилье – однокомнатную квартиру. Первую в жизни -  свою, поскольку после развода несколько лет  мыкался без определенного пристанища. В «Теплосети» и ПТО ГХ проблем с жильем для сотрудников не было никогда. Получая свои 12 процентов от строящегося жилья, организация легко удовлетворяла все потребности в нем. Многие мои сослуживцы по нескольку раз улучшали свои жилищные условия, получая трехкомнатные квартиры и квартиры на двух уровнях. Мои же заявления возвращали:  «нет возможности».

Но после скандальной избирательной кампании весны 89-го ситуация переломилась. 19 апреля состоялась встреча горком – «Мемориал», вот так нас зауважали!  «Мемориал» получил официальную регистрацию, печать. К организации присоединились совершенно новые люди: Саша Половцев, Женя Суворова, Таня Волкова и другие.  Одно из  заседаний «Мемориала» засняла  телевизионная группа  Александры Ливанской, главного редактора очень  популярной тогда передачи «В городе N». А профком «Теплосети» и профком ПТО ГХ под председательством Александры Марченко, вопреки противодействию директоров Шавырина и Кольцова выбили мне жилье.

Кроме стола на кухне, раскладушки, и нескольких списанных стульев в квартире поначалу ничего не было. Начались новоселья. Приходили одни сотрудники «Теплосети», потом другие, мемориальцы,  оппозиционные корреспонденты «Коммуниста», из Протвино приезжали Миша Горловой и Володя Пантелеев с Наташей и дочерью Инной, из Пущина -  Лариса Осьмина и Лев Козлович… Сидели на досках, положенных на стулья. Дарили посуду и кухонную утварь. Я сосчитал – за три недели прошло 8 ½ приемов (1/2 – это когда гостей было только двое).

Вся эта веселая вакханалия длилась до середины ноября, когда началась избирательная кампании по выборам депутатов местных советов и депутата от Серпухова и Пущино на Съезд народных депутатов РСФСР.

7 декабря под давлением рядовых сотрудников состоялась конференция коллектива «Теплосети». 50 голосами за и при 7 против  меня выдвинули кандидатом, но Окружная избирательная комиссия опять не признала это решение, т.к.  «Теплосеть» де только часть ПТО ГХ. Выдвижение от «Мемориала» тоже не устраивало комиссию.

«Военные действия» были перенесены в Пущино. С февраля  89-го там начала выходить газета  «Биоцентр» под редакторством Ларисы Осьминой, члена «Мемориала» и инициативной группы. В ней я опубликовал свою программу «Путем свободы и национального возрождения – к достойной и нравственной жизни, к экономическому благосостоянию». Сторонники Е.Л.Головлева организовали Пущинский народный фронт. Лева Козлович, влюбленный в меня, как в свое собственное произведение, провел меня по пяти пущинским институтам ( все они были тогда в блестящем виде):  «Если верите мне, поддержите Помазова!» Популярность Козловича в Пущино была огромная, а разговаривать с пущинскими учеными было легко и интересно. Другой прошлогодний кандидат Ольга Белецкая устроила встречу с рабочими.

14 декабря неожиданно умер А.Д. Сахаров. Волна запоздалого признания и благодарности совпала с моим выдвижением в Пущино. Тем более, что я выступал как соратник Сахарова, получил  письмо поддержки от руководителя «Демократической партии» Травкина. (Последний раз я видел А.Д.Сахарова за несколько месяцев до его смерти. Вместе с Эми Ботвинник мы заходили по какому-то поручению, беседовали около получаса.). С 18 по 26 декабря все пять институтов выдвинули меня кандидатом. При этом на пяти конференциях только три человека проголосовали против. У меня были  опасения, что и эти протоколы по каким-нибудь формальным причинам комиссия завернет. «У меня не завернут!» - заявила Белецкая.

Участие в выборах было обеспечено. Но психологически важно было добиться победы в «родной» организации – ПТО ГХ, в которую помимо «Теплосети» входили еще три структуры, и голоса «Теплосети» составляли только третью часть. Под нажимом горкома администрация ПТО выдвинула в противовес мне своего человека – начальника производственной службы Н.Е. Крюкова, и не сомневалась в его  победе. Но выступившая в пику Кольцову «Электросеть», спутала эти планы. Результат голосования конференции  - 73 голоса за меня, 38 – за Крюкова. (Никита Крюков, типичный карьерист, не пропал: он попал и в областные депутаты, и стал зам председателя исполкома, и завершил депутатскую карьеру, получив квартиру в Красногорске, т. е. практически в Москве).

Но горком ждало другое потрясение. В редакцию «Коммуниста», где, к неудовольствию Корнеева, часто тусовались мемориальцы, пришла делегация из рабочих и ИТРовцев с военного завода «Металлист» и предложила мне 2 января принять участие в конференции своего предприятия.

И вот меня проводят через кордоны охраны в  «святая святых» серпуховских коммунистов – на «Металлист». Там, в старинном зале бывшей городской управы, собрались делегаты от 12 тысяч работников завода. Были выдвинуты кандидатуры партсекретаря завода С.И.Набоки, еще четырех работников завода, а так же  генерал-полковника С.Г.Кочемасова ( в это время он - начальник Главного штаба, первый заместитель главкома РВСН) и моя. Всех кандидатов заслушали, задали вопросы. Несмотря на подметные листовки и провокационные вопросы  Савельевой, правой руки Корнеева, при тайном голосовании я  получаю абсолютное большинство голосов!

По большевикам прошло рыданье! Горком охватила настоящая паника. Было решено: все средства хороши, лишь бы Помазов не прошел. Была дана команда поливать в газетах и на радио, печатать типографским способом обличительные листовки.  «Уголовник рвется к власти!» Когда я затребовал из КГБ справку о статье, по которой я сидел, мне ответили: «А у нас ничего на вас нет!» Зато начальник городского одела КГБ Сироткин удостоил двухчасовой беседы, придя ко мне в один из кабинетов газеты, пытаясь, видимо, понять, что можно ожидать от меня. 9 января Окружная комиссия регистрирует меня кандидатом по 95 округу. Доверенные лица Леонова, Шилкин, Чернова, Козлович.

Сценарий прошлого года горкомом меняется: выдвигаются пять кандидатов-коммунистов, с целью собрать в первом туре весь спектр голосов избирателей. Это городской прокурор Л.П.Писарев, директор завода  «Х Октябрь» Б.В Касминин, генерал-полковник С.Г. Кочемасов, передовая ткачиха Т.Д. Чередилина и директор бумажной фабрики Ю.Г. Гехт. Козырная карта – Юрий Гехт: и фабрика-то процветает, и детский сад  при ней бесплатный, и по цветку каждому ветерану фабрики на 23 февраля подарил.

Выступления в ДК «Россия» и им. Ленина определили расстановку сил и тактику: на каждое собрание будет приходить группа истеричных баб и задавать мне вопросы про уголовное прошлое, брошенных детей и вопить «А что он сделал для города!» Нормальных людей оттирали засланные казачки с однотипными, и часто одним почерком написанными записками.

Записок и устных вопросов я не боялся. Наоборот, это всегда была лучшая часть выступлений. О, это замечательное чувство, когда тебя несет вдохновение! Тебе только еще начали задавать вопрос, а ты уже знаешь, как на него остроумно ответить.

На многие предприятия в Серпухове и в воинские части меня и моих доверенных лиц просто не пустили, а на других начальство «не могло собрать коллектив». Гехт типографским способом выпустил 60 тысяч листовок.  На радио-техническом заводе тиражом 600 экземпляров была отпечатана анонимная листовка(заказ подписан директором завода), которая заканчивалась предостережением: «Если вы, избиратели, хотите пролития крови, - выбирайте Помазова».Военное училище обязали голосовать за генерала. Две недели в январе я был на зимней сессии в Горьком.

Моя инициативная группа выросла до сорока человек. Пущинцы высаживали свои десанты в Серпухове. Лев Козлович бегал с мегафоном по городскому рынку, призывая серпуховичей голосовать за Помазова. На вокзальной площади стояли с плакатами Саша Ильин и Дима Леоненко. Коля Дубинкин, повесив плакаты на грудь и на спину, прошел по всему городу – от Красного текстильщика до здания исполкома. Альберт Щенников  написал сотни плакатов. Содержание их менялось, варьируясь по обстановке. От «Каждый голос за Помазова – шаг к возрождению России!» до «Голосуйте за блок беспартийных и коммунистов!»

Наши листовки по ночам срывают. Дубинкина при расклейке листовок задерживает милиция. Он пишет о незаконном задержании короткую заметку и, замещая ответственного секретаря, вставляет ее в номер. Его увольняют с работы.

4 февраля на стадионе «Труд» проходит трехтысячный митинг, организованный Серпуховским «Мемориалом» и Пущинским народным фронтом.

В принятой резолюции заявляется:

1. Требуем прекратить дискредитацию членов общества «Мемориал», обеспечить им законное право общественной деятельности и возможность выступать на страницах газеты «Коммунист»;

2. Требуем восстановить на работе в газете «Коммунист» журналиста Н.П.Дубинкина;

3. За факты зажима критики, одностороннюю подборку публикуемого материала, необъективность в описании событий требуем отставки  редактора газеты «Коммунист» В.В.Корнеева;

4. Призываем коммунистов Серпуховского района выразить недоверие первому секретарю ГК КПСС А.Волкову за административно-командный стиль работы;

5. Призываем коммунистов района добиться прямых альтернативных выборов членов ГК КПСС и его первого секретаря, а также обеспечить прямые альтернативные выборы делегатов 28 съезда КПСС;

6. Требуем демонтировать бюст Гришина перед зданием ГК КПСС;

7. Требуем исключить 6-ю статью из Конституции СССР

В эти же дни мы знакомимся с Владимиром Петровичем Лукиным (нынешним омбудсменом), который баллотируется по большому национально-территориальному округу, включающий и Серпухов.  У нас с ним  оказываются общие друзья, в том числе Юлий Ким  и общая любовь к стихам. Его помощник, сверхэнергичный  Олег Безниско – первый настоящий пиарщик, которого я вижу в жизни.

4 марта проходит первый тур выборов. Гехт набирает 22 тысячи голосов, у меня 21,5, у Касминина – 19, и совсем мало у Чередилиной, Кочемасова и Писарева.

Выбывшие кандидаты  призывают голосовать во втором туре за Гехта. Но, судя по опросам и настроению избирателей, Гехт во втором туре проигрывает. Поэтому начинается новый виток дискредитации неугодного властям кандидата. Страсти накаляются до того, что даже в автобусах происходят стычки сторонников двух кандидатов. В самый последний момент пущинцы привозят типографские листовки в мою поддержку. Параллельно набирают добровольцев, чтобы на каждом участке был хотя бы один наблюдатель. Наступает суббота 17 марта, последний день перед выборами. С утра у меня две встречи, после обеда встреча с афганцами. Я забегаю перекусить домой. После обеда за мной заезжает Леонова,  на ней лица нет. – Ты слышал передачу местного радио?! – У меня же нет радиоточки. - Тебя сейчас так полили грязью, что уже ничего невозможно исправить!

Оказывается в 15-30 Серпуховское радио передало в записи выступление ткачихи Чередилиной (Как позднее узналось, написано оно было журналистами «Коммуниста» Ниной Савельевой и Флорой Хабибулиной). Та клевета, что распускалась по всему городу устно, исподволь, тут выплеснулась в эфир. Радиоточек в городе свыше 30 тысяч, время самое подходящее ( у Серпуховского радио в эти часы в субботу вообще нет эфирного времени). Удар ниже пояса, и ответить уже нет возможности. «Это конец», - говорит Леонова.

                            Выступление Т.Д. Чередилиной

           по Серпуховскому радио 17 марта 1990 г., в 15-30,

запись радиослушателей (продолжительность выступления 15 мин.)

Я сразу же хочу сообщить радиослушателям, что выступаю по собственной инициативе. Я пришла на радио сама, никто меня об этом не просил. Мне было нелегко добиться этого выступления. Придя, я прежде всего спросила: почему вы не даете на радио слово Помазову? Там сделали круглые глаза. Как? Он выступил, транслировалась его речь.

Товарищи! Пройдите по грязным от листовок улицам нашего города. Это листовки группы поддержки Помазова. В них льют откровенную грязь на кандидатов, оскорбляют такого заслуженного человека, как Ю.Г.Гехт (…) А что может этот Помазов? Кто он, собственно есть? Он не занимается своими детьми, а уж о наших и вовсе заботится не будет. Это человек с неснятой судимостью. За что он сидел – неизвестно. Как мы вообще могли допустить, что в кандидаты баллотируется человек, имеющий судимость, человек, у которого нет лебиритации (реабилитации – В.П.)!

Помазов говорит как о преимуществе, что он лишь недавно получил квартиру. Как он ее вообще получил? Посмотрите в его трудовую книжку. Он сменил за последние 10 лет восемь мест работы, где это он успел заработать квартиру? Человек, который  бегал с места на место, он не заслужил квартиру. У нас есть много людей, работающих по 20 и более лет и не имеющих жилья.

Женщины! Матери! Человек, который бросил детей, не воспитывает своих детей, не может быть депутатом! Он издевается над своими детьми! Они не узнают его по фотографиям. Товарищи, верьте мне! Я готова подписаться под каждым своим словом! Во дворце культуры им. Ленина на встречу с избирателями он привел чужих детей и выдавал их за своих! Он аморальный тип, товарищи! С возмущением я прочитала обращение депутата Головлева в поддержку Помазова. Этими призывами заклеен весь город. Это что ж получается: Помазов помогал Головлеву в его предвыборной кампании, а теперь Головлев помогает Помазову! Это ж круговая порука! И что это за депутат СССР, которого не печатают в (местной) газете. Может быть, есть смысл отозвать такого депутата?

Мне рассказывала одна женщина, что однажды она ехала в машине, и шофер ее спросил: за кого она будет голосовать? Та откровенно ответила, что за Чередилину, и в ответ услышала: «Да что эта колхозница может, за Помазова надо голосовать». Это что получается, что колхозники ничего не могут? Это так оскорблять сельских тружеников! (…) Вы посмотрите, кто агитирует голосовать за Помазова… Расклеивают листовки по ночам, как воры. Я, со своей стороны, предлагаю, товарищи, голосовать только за Ю.Г. Гехта!

     Но надо ехать выступать перед афганцами. Телеоператор Гехта хочет снимать мое выступление. Опасаясь еще какой-нибудь подлянки, я требую не снимать. И произношу монолог, «облитый горечью и злостью». Леонова: «Виталий, это было самое лучшее твое выступление!» В день выборов наш штаб в тогда еще большой трехкомнатной квартире Леоновой. Вечером со всех сторон собираются сведения. Военное училище после провала генерала потеряло интерес к выборам, курсанты голосуют свободно. На РТЗ на большинстве участков победу одержал я, ко мне подбегает и обнимает радостный Вячеслав Александрович Шестун (отец). В Пущино у нашей команды 80 процентов голосов. Но на Красном текстильщике и в центре города  побеждает Гехт.

Окончательный результат:  31 тысяча голосов за меня, 32,5 за Гехта.

     Я переживал поражение очень тяжело. От одного воспоминания у меня несколько месяцев кололо в груди. Ведь победы я хотел не для себя лично. В первую очередь я хотел таким путем добиться общественной реабилитации целого класса людей, которых долгие годы клеймили, шельмовали, преследовали, делали изгоями общества. Если этого не удалось добиться в Серпухове, то же самое происходит и по всей стране. И, предчувствие,  - будет происходить в будущем.

Мои сторонники не верили в честную победу Гехта. Отовсюду шли сообщения о нарушениях при голосовании. Ко мне подходили студентки педучилища, брать автограф (!): «Мы все голосовали за Вас». Мать Альберта Щенникова, Полина Михайловна возмущалась: «У нас вся улица, я спрашивала, голосовала за тебя, Виталий, а победил какой-то Хек!»

У меня набралась целая папка заявлений о нарушениях, протестов, коллективных и частных писем. Я тоже написал заявления во ВЦИК, в Прокуратуру РСФСР. Папку эту я передал в Москве Сергею Адамовичу Ковалеву для передачи в мандатную комиссию Съезда, во главе с некой дамой с необычной фамилией Журавель. Вместе с Ковалевым я попал в Белый дом, на какое-то предварительное заседание депутатов. Здесь я впервые увидел выступающего  Немцова, кудрявого, в коротковатых брюках. Моя папка, как и протесты других кандидатов, исчезла в недрах мандатной комиссии. Ковалев утешал меня: «Может, все к лучшему. Смотри, какой состав Съезда – партхозактив. Гораздо хуже Союзного. Посмотрим, какой они выберут Верховный Совет». На Чередилину я подал в суд за клевету и уехал в отпуск в Горький – уже Нижний Новгород. Там я получил бумагу из серпуховской прокуратуры. Состава преступления в выступлении Чередилиной  прокуратура не нашла, так как она просто «высказала свое личное мнение».

Года два спустя, в 92-м, бывший секретарь  горисполкома Любовь Васильевна Масленкова, командовавшая в это время приватизацией, пожаловалась одной исполкомовской даме: сукин сын Гехт, мы его сделали депутатом, добрали ему 5 тысяч голосов, а он… Но ничто не проходит напрасно. Не будь этих выборов, не было бы 20-летней истории «Совета», во всяком случае, именно такой истории, как она состоялась.

                                       НАЧАЛО  «СОВЕТА»

                                                                   «О если б знать, что так бывает,

                                                                         Когда пускался на дебют…»

     До 1990 года в Серпухове была одна городская газета (не считая заводских многотиражек). Называлась она, естественно, «Коммунист», стоила 2 копейки и распространялась огромным тиражом в 38 тысяч экземпляров. Дыхание перестройки никак не коснулось ее, горком партии определял всю политику газеты, а редактором ее был бывший инструктор горкома В. Корнеев. Во время избирательной кампании и после нее – как мы мечтали о своей газете! Пытались выпускать бюллетень на какой-то сейчас уже забытой технике. Специально на перекладных я и Виктор Сукач, участник инициативной группы, ездили в Ногинск, где закрыли демократическую газету: просить ее сотрудников поделиться опытом, как и с чего начинать. Леонова и Дубинкин и другие сотрудники «Коммуниста», конфликтовали со своим редактором и горкомом. Разбираться приезжал из Пущина  Е.Л.Головлев и из Москвы Павел Гутионтов (сейчас он крупный деятель в Союзе журналистов). Ребята мечтали уйти в независимую газету. Но куда?

И вот, после первых альтернативных выборов весной 90-го три совета депутатов – Серпухова, Пущино и Протвино решили издавать свою газету. Советы этого периода были многочисленными: один депутат от двух-трех домов. В совете Серпухова было около 200 депутатов, большинство – ортодоксальные коммунисты. В советах научных центров преобладали демократы, хотя многие из них были с партийными билетами. Мемориальцы и другие мои сторонники баллотировались в местные советы и многие прошли в них: Леонова, Чернова, Шилкин и другие. На должность редактора новой газеты, получившей название «Совет», был объявлен официальный конкурс. Кандидат должен был иметь  соответствующее образование, пройти три депутатские комиссии по гласности и СМИ – в них везде были наши сторонники – пройти конкурс и быть утверждены городскими советами. В конце августа Елена Леонова и Ирина  Чернова, каждая по отдельности, предложили мне баллотироваться на должность редактора. Мотивировалось это тем, что во время выборов за меня проголосовала половина жителей Серпухова и Пущино, есть имя, опыт руководства, готовая программа и группа поддержки. Деликатный момент заключался в том, что каждая из них категорически не стала бы работать под началом другой. А мое восстановление в университете вдруг приобретало практический смысл! Шестой курс истфака – образование достаточное для конкурса.

- Попробовать можно, но вряд ли серпуховский совет утвердит мою кандидатуру.

Но начали работать. Комиссии по гласности трех городов поддержали меня безоговорочно. В конкурсе, кроме меня, участвовали корреспондент «Коммуниста» Валентина Семьянцева и парень, приехавший из Средней Азии. Но ни программы, ни команды у них не было, они затруднялись сказать, с кем и какую газету они хотят делать.

Результаты конкурса утвердил Малый совет Серпухова и передал решение на усмотрение трех городских советов.

Утверждение в Протвино и Пущино прошло на ура. Председатель протвинского совета юра Ильин представлял меня как именинника,  в Пущино депутаты Лев Козлович и Владимир Дынник тоже говорили обо мне в восторженных тонах. Впереди было заседание Серпуховского совета, большинство депутатов в котором были моими противниками во время избирательной кампании. Но коммунисты перехитрили самих себя. В последний момент, прямо на заседании совета, они выдвинули свою кандидатуру – редактора радиовещания В. Приходько.

- Это нечестно! – вскричали демократы, – был общий конкурс для всех! Приходько мог участвовать на общих основаниях.

- Ничего, ничего – отвечали коммунисты, - пусть будет еще один альтернативный кандидат.

Это их и сгубило. Приходько, выйдя за трибуну не смог сказать ничего внятного. Он экал, мекал и совсем увял при ответах на вопросы. Я изложил свою программу, представил команду, легко ответил на вопросы. Разница в выступлениях была очевидной.

Поднялся один из депутатов и сказал: «Я не хотел голосовать за Помазова, но прослушав оба выступления, вижу, что это - небо и земля, а Приходько просто опозорился». Началось голосование. Я отвернулся, чтобы не волноваться. Раздались аплодисменты. С преимуществом всего в несколько голосов депутаты проголосовали за меня.

15 октября в Москве, в областном Управлении издательств и полиграфии, в его подразделении Издательство  «Районная газета» я получил приказ о назначении редактором газеты «Совет» с окладом в 400 рублей (т.е. примерно в два раза выше среднего).

Советы выделили  мизерный бюджет в 5 тысяч рублей для начала деятельности. Нам дали  большую комнату на втором этаже исполкома. Леонова и Дубинкин уволились в октябре из «Коммуниста, Чернова в ноябре оставила заводскую газету «Маяк». Сидели мы в холодном, неотапливаемом помещении, накинув пальто, и собирали материалы для пилотного номера. Из техники у нас была только пишущая машинка. Но работали с энтузиазмом и великими надеждами. В соседних комнатах распределяли бесплатную помощь из ФРГ. Полки в магазинах были пусты. Все, вплоть до водки выделялось по талонам. Но мы верили в перемены и надеялись, что наша газета тоже будет им способствовать.

В отличие от «Коммуниста» решили сделать шестиколонник на 6 страницах. Фотографии дали Валерий Карпов и несколько любителей. Макетировали этот номер на макетном столе в пущинском «Биоцентре» у Ларисы Осьминой.

Возникла  еще одна серьезная проблема. Подольская типография, где печатались все газеты региона, в том числе «Коммунист» и «Биоцентр», отказывалась принимать новую газету, ссылаясь на загруженность. Это позднее типографии стали наперебой предлагать свои услуги и переманивать газеты.

Надо было грубо дать взятку натурой, бартером, «сделать подарок коллективу», как намекал директор типографии Г.И. Саамов. От горсовета мы взяли бумагу на «Металлист», который наряду с оборонкой выпускал гражданскую продукцию, с просьбой выделить для нужд газеты 12 пылесосов. Они были получены и отвезены в Подольск, нас «взяли»,  и на 23 ноября был намечен выпуск пилотного номера.

23 ноября я приехал забирать газету, а номер не отпечатан! Недалеко было  до сердечного приступа. «У вашей газеты нет своей бумаги», - говорит Саамов. Оказывается, газеты сами достают бумагу! На годы это стало проблемой. По телефону стал договариваться с Ларисой Осьминой, чтобы номер отпечатали на бумаге «Биоцентра». Наконец 25-го номер был отпечатан и десятитысячный тираж развезен по киоскам. Были расклеены афиши о подписке на новую газету. К концу декабря подписка составила 4 тысячи. Нам казалось, это немного, мы не знали, что через год тиражи всех газет начнут резко падать, и удержать даже 4 тысячи подписчиков будет непросто. Общий тираж - 6 тысяч. А как распространять? Наш конкурент Корнеев, в прошлом инструктор горкома, а потом руководитель «Союзпечати», настраивал ее руководителей и киоскеров не брать «дрянную газетенку». Сделали первый январский номер – а мне опять надо ехать в Горький, сдавать зимнюю сессию! А тут еще события в Вильнюсе!

По выходе нескольких номеров коммунисты собирают подписи под депутатским запросом за закрытие нашей газеты. Повод совершенно невинный: на рисунке Ю.В.Беспалова (талантливый историк, карикатурист и фотограф, он с первых дней сотрудничал с «Советом») обнаженный мужчина закрывается плакатом с президентским указом. Порнография! Потом пошли  бесчисленные «наезды» на газету из-за содержания статей. За публикацию армейского детектива чуть не уволили из военного училища нашего внештатного автора Николая Казакова. До августа 91-го наша газета по сути была оппозиционной как центральным, так и городским властям. В начале года нас переместили на первый этаж, выделив пять кабинетов  «Коммуниста». Появились машинистка, бухгалтер, корректоры Раиса Ремизова и Наташа Самутина (они работали в Подольске) и фотограф Матвей Федотов. Ирина Чернова специализировалась на больших материалах о работе совета, Елена Леонова бралась за все остальные  темы, ответственный секретарь Коля Дубинкин, помимо макетирования номера, придумывал рисунки, коллажи и подписи под них.

В марте прошел референдум о сохранении Союза. На площади Ленина выступали Гехт, приехавший их Москвы Лукин, мемориальцы. Было холодно, за время долгого митинга все намерзлись, и как-то так получилось, что без всякой договоренности все «наши» собрались в редакции. Организовалось застолье. Попутно обсуждали проблемы газеты, строили планы, как привлечь новых читателей и распространителей газеты. 18 мая вышел «сахаровский» номер. Вкладыш был посвящен Андрею Дмитриевичу, на полном развороте напечатаны материалы самиздатской «Проталины» и мои воспоминания о поездке в Горький на юбилей Сахарова в 1981 году. Я в эти дни отвозил дипломную работу в Нижний Новгород (город уже переименовали) и как раз попал на открытие квартиры-музея Сахарова. Первым директором музея стал Сергей Пономарев. Мы с Ларисой Богораз присели на какой-то оградке, она курила свой неизменный «Беломор», мы вспоминали Тарусу, Толю Марченко. «Виталий, ты надеялся, что мы доживем до такого времени?». А 21 мая юбилей Андрея Дмитриевича отмечался в Московской консерватории. Среди публики присутствовал Горбачев, и все тянули шеи, смотря в его сторону. Как и все приглашенные, я получил памятную сахаровскую медаль.

Июль был полон событиями, как общероссийскими, так и городскими. Ельцин издал указ о департизации учреждений. Коммунисты роптали. Республики требовали прав. В Ново-Огареве утрясали новый федеративный договор. Прибалты и грузины отказались принимать участие в этом процессе и заявляли о выходе из Союза. В августе текст нового Союзного соглашения был наконец  согласован, на 19 назначено его подписание. Горбачев (бездумно, как в свое время Никита Хрущев) уехал отдыхать в Форос.

А у меня  предстояло важное личное  событие – регистрация брака в Горьковской области с Ириной Чура, девушкой, с которой мы в 89-91 годах, после моего восстановления в университете, учились на одном курсе.  Регистрация была назначена на 21 августа, 18-го я уехал в Горький. Утром 19 августа позвонила теща моего брата Евгения Ольга Семеновна: - Виталий, ты включал телевизор? – Нет, а что? – Да там, говорят,  в Москве какой-то переворот.

Включаю телевизор. На экране военный с крупными звездами говорит о создании ГКЧП. (Возможность переворота постоянно обсуждалась в нашем кругу в 88 -90-е  годы. Но вот летом 91-го казалось, что все утряслось, подготовлен новый Союзный договор…). К перевороту я отнесся серьезно. На примере  Польши можно было представить, как это будет. Отключат связь. Несколько десятков тысяч интернируют в концлагеря. Несколько сотен могут расстрелять. Закроют все независимые газеты, Радио России и только что начавшее вещание российское телевидение. Конечно, через полгода-год все это закончится провалом, но залить кровь страну путчисты могут.

А на дворе – золотой день, Яблочный Спас, Преображение Господне. Сволочи, такой день испортили! Но, может, в Преображение у них ничего и не получится? Беру телефон, набираю номер редакции в Серпухове. Связь работает! Первая приятная новость. Диктую Леоновой, что надо сделать: убрать детектив-вкладыш и ставить на это место статью против ГКЧПистов. Что писать, сама знаешь. Редакцию могут уже сегодня закрыть. Поэтому -  забрать пишущие машинки домой, снять все деньги со счета в банке.

За спиной стоит вернувшаяся из магазина мать и плачет: - Виталий, что ты делаешь! Тебя опять посадят!

- Если они победят, меня и так посадят!

Разрываюсь – что делать? Поехал в редакции «Нижегородских новостей» и «Ленинской смены». У них самих нет информации. (На следующий день «Новости» напечатали воззвание Ельцина, «Смена» вышла с белой полосой.) На площади Минина присоединился к демонстрации в несколько сот человек. Во второй половине дня поехал в Кантаурово.  - Ира, смотри. События могут закончиться плохо. Меня могут посадить. Так что ты  еще есть время  передумать. – Я подумала. Твоя мама уже стара, чтобы носить передачи в тюрьму. Буду носить я.

На следующий день из Москвы пришли первые ободряющие вести. На горьковском телевидении Гера Молокин зачитал заявление против путчистов. Но поздно вечером появилась тревожная информация о первой пролитой у Белого дома крови, возможном штурме здания.

Когда на следующее утро мы с братом приехали на электричке в Кантаурово, нам с порога объявили: путч проваливается, путчисты летят в Форос на поклон Горбачеву. Я не верю - не может быть, чтобы так сказочно все закончилось. Пошли с Ирой в сельсовет. Поставили нужные печати. Возвращаемся – за столом царит ликование. Отец Иры,  Орест Иванович, бывший административно ссыльный, куря дешевые сигареты и прихлебывая кофе, слушает на полной мощности «Радио Свобода»: «Наши победили, путчисты арестованы!» Все говорят, перебивая друг друга. На нас не обращают внимание. Ира, с обидой: «Вы хоть бы нас  поздравили!»

На следующий день вечером я возвращался в Серпухов. Но до этого еще одна радость. В вечернем выпуске на РТР молоденький диктор Владислав Флерковский рассказывает, кто как встретил путч. Так, в Серпухове депутат Гехт написал  в газете «Коммунист» статью «Давно ждали». Типография отказалась ее набирать. В день провала путча сотрудники «Коммуниста» приехали в типографию, статью порвали и заменили другой. Но разорванный текст  нашли, склеили и отвезли в Останкино.

Я ликую. Конечно, кто это мог сделать кроме советовцев!

Серпуховские коммунисты приняли путч с воодушевлением. Два дня у них на этаже шло празднование с песнями и плясками. А на третий день жгли архивы, выбрасывали какие-то документы в окна. Горкомовский этаж вместе с помещением редакции «Коммуниста» опечатали. В эти дни ни одна организация в городе не выступила с осуждением путча, кроме «Совета». Правда, машинистка Лена, человек со стороны, в день начала путча бросила на стол заявление об уходе: «Я с вами героически гибнуть не собираюсь!»

Тогда же выяснилось, что в городе нет ни одного российского флага. В редакции «Совета» такой флаг, изготовленный Альбертом Щенниковым, стоял с весны в редакторской комнате. И вот 21 августа  наш фотограф Матвей Федотов и зам председателя городского совета Александр Кулаков полезли на крышу исполкома и водрузили наш флаг.

Через несколько недель после путча в редакции появился некий молодой человек из прокуратуры. «Мы проверяем все организации на предмет того, как они вели себя во время путча». «Милый, да это мы должны всех вас проверять, чем вы занимались! Городской прокурор Писарев, как сам он рассказывал друзьям, сидел на крыше собственной дачи и из-под руки наблюдал как по Симферопольке движется военная техника к Москве. Он не прибежал в прокуратуру и не объявил всем, что речь идет о государственном перевороте!»

Конечно, и коммунисты, и Гехт (он с нами еще судился, отрицая свое авторство) отделались легким испугом. «Коммунист» быстро возродили под новым именем – «Серпуховские вести», Корнеев обрел прежний апломб, но все же для нашей газеты, как и для всей страны начался новый период.

____________________________

© Помазов Виталий Васильевич